Ищущий пути да обрящет

Густав закрывает голову руками. Густав прижимает ладони к ушам. Густав хнычет и не получает в ответ ничего, кроме крика. Он привыкает его не слышать. Мама обнимает его за плечи. Маме — почти двадцать, и дядя говорит, что она их всех опозорила. Густаву пять, и ему хочется прокусить дяде руку. Мама — три родинки в ряд на бледной шее, вялая улыбка и запах шиповника. Мама — ожидание в замке, где ее не любят. Мама — обещание, что скоро за ними придут. Когда приходят, для Густава ничего не меняется. Громкий мальчик, его ровесник, любит полупить и обозвать ублюдком. Густав закрывает голову руками. Густав хочет откусить Вильгельму уши. Он хнычет и прячется в маминых руках. В них — весь его маленький мир. Мама говорит ему тихим, мягким голосом: «Все будет хорошо, милый. Все будет хорошо». Мама глупая. Когда все становится хорошо для нее, жизнь Густава превращается в кошмар. Вильгельм, горюющий по своей матери-королеве, бьет больнее, со злостью, которой не должно быть в одиннадцатилетнем ребенке. Густаву тоже одиннадцать. Король Манфред согрешил в год, когда его жена родила наследника. Фридрих и Агнес слишком маленькие, чтобы посочувствовать. Густав смотрит на их милые барахтанья и не видит места для себя. Когда ему не спится по ночам, к нему приходит мальчик старше его на пару лет и понимающе молчит. Он худой и печальный. И мертвый. Бабушка, хитрая, улыбается по-настоящему и зовет Густава совенком. На ее лице — румяные щеки и совсем немного морщин. Густав приходит к ней, когда становится не к кому приходить. — Значит, ты их видишь, совенок. — Только в полудреме, бабушка. Густав смущен. Женщина перед ним — ведьма, это знают все. Но никто не говорит. — Если ты плохо спишь, я могу дать тебе парочку оберегов. — Разве это не противно Богу? Брунгильда улыбается: глубокие ямочки и сухие губы. В ее покоях — венки и куклы. — Епископ высказывал мне и не такое. Но кто он, а кто я? Я знаю поболее него об этой жизни. Епископ — духовник отца. Он древний старик, думающий, что Бог отвел ему все сто лет жизни на вино и падших женщин. Так говорит Брунгильда. — Мне не нужно оберегов, бабушка. Я бы хотел с ними поговорить. — Страшное дело, милый. Не советовала бы тебе этим увлекаться. — Почему? — Наши миры слишком разные. Утянет — не вернешься. — А что же вы, бабушка? Вернулись? — А я и не уходила. Чтобы покинуть этот мир, нужен тот, кто тебя научит. Живой или мертвый. Ко мне приходили многие, но я отвергла их дары. Бабушка — теплая, добрая, веселая. Она много чего знает и мало что рассказывает. В рукавах ее платья — долины и реки, ждущие своего часа, чтобы выйти из берегов и утопить Майнбург в непрошенной истине. Она еретичка. Так говорит мама. Густаву четырнадцать. В темноте он думает о Господе и кается за несовершенные грехи. Днем Вильгельм так сильно толкает его во дворе, что он разбивает локти о камни. Больше обидно, чем больно. Епископ Бернард видит это и больше часа разговаривает с ними о братской любви. На следующий день Вильгельм разбивает Густаву нос. Епископ все чаще зовет Густава к себе. Во тьме часовни он говорит о Солнце и Луне, об Андере и его страданиях, о любви Господа к своим детям. Сухая старческая ладонь на удивление тяжелая, когда по-отечески ложится на острое колено Густава. Он смотрит, но не может разглядеть ее в темноте. Он смотрит и смотрит, и смотрит. Он не рассказывает никому. Мать улыбается каждому гостю в королевском замке. Ее любят за доброту и кротость, но Густав знает: она лишь старается угодить. Мама боится одиночества. Призрак старой королевы стоит над ее ложем, но она никогда его не увидит. Бабушка качает головой: бедное, бедное дитя. — Я думал, вы не любите мою маму. — Любить — громкое слово, совенок. Я ее, скорее, терплю. Ведь, в конце концов, это я виновата, что родила сына-распутника. Брунгильда — можжевельник и крапива. Брунгильда — тайны и улыбка лисицы. Густав задыхается. Агнес скачет на его коленях, заливисто смеется. Фридрих тянет за штанину, просится на колени тоже. Агнес и Фридрих — проделки и беготня. Густав — слезы и страх. Мальчик, которого он видит по ночам, не взрослеет. Густав почти сравнивается с ним в возрасте, когда решает уйти в монастырь. Он перестает узнавать мир вокруг себя: ни объятие матери, ни слово бабушки больше не дарят ему покой. Он хочет видеть и знать больше. Он должен узнать, ради чего он перенес столько страданий. Мама смотрит растерянно, глупо. Отец неумело шутит, что Густав устал от тренировок с мечом. Бабушка повязывает на его запястье шерстяную нить. — Лети, совенок. Мне был сон вчерашней ночью: ты в нем был самой счастливой пташкой на свете. Густав плачет и целует ее хрупкие руки, задевает искусанными губами холодные кольца на тонких пальцах. Нить рвется незадолго до ее смерти. Засаленная до черноты, она больше не пахнет можжевельником и не может защитить его от зла. Густав больше не прячется, не закрывает уши. Он учится слышать крики.