Ищущий пути да обрящет

— Я всё расскажу аббату. Хлесткие слова бьют наотмашь. — Я сам ему расскажу. У Мартина — румянец на щеках, обиженный взгляд. Он не понимает. Он никогда не поймет. — Так нельзя. Густаву хочется ударить его посильнее, чтобы только не смотрел. В глазах Мартина жалость, от которой тошнит. Два года назад их растащили в монастырском дворе и посадили молиться по кельям. Одиночество было не наказанием, но наградой. Густав заучивал отрывки из Комментариев и отдавал свою душу тьме. Два дня, три, неделя — на воде и хлебе, без единого разговора — казались счастьем. А когда Густав вернулся, он снова должен был спать с Мартином на кухне. Сердце болело так, что его хотелось вырвать. Тело человеческое не должно выносить столько злобы. — Гордыня — это грех, мой мальчик. Это не гордыня. Слова застревают в горле. Густав смотрит под ноги, пока аббат Томас говорит жестокие слова. — Почему ты решил, что можешь делать это с собой? Не может. Не может. Виски сдавливает раскаленным обручем. Тело Густава не принадлежит ему. Он не должен его портить. Боль так сильна, что он не может ее выдержать. Если он гордец, то аббат Томас слепой старик. Мартин плачет, словно ребенок. Невозможно. Густав чувствует воду, стекающую за шиворот. Для пущей уверенности келарь Григор шлепает его по щеке. Не больно, но Густав морщится. — Когда ты в последний раз ел? — Не помню. — Густав смотрит только на Мартина. Как он закрывает лицо руками, давит слезы, чтобы не издать ни единого звука. Келарь раздает им подзатыльники и отправляет варить кашу на обед. — Я тебя напугал? — шепчет Густав, пока они несут воду для котлов. Мартин отвечает, не поднимая кудрявой головы: — Ты упал в обморок у аббата. Тебе нужно прекратить заниматься чепухой. Никто никогда о нем не плакал. Ночью Мартин утыкается носом между лопаток. Густав боится дышать. Тепло человеческого тела проникает под кожу, копится внутри болезненной нежностью. В нем много злости и столько же любви, но ни тому, ни другому он не может позволить выйти на свет. — Густав, — шепчет Мартин так, чтобы келарь не услышал. — Ты помнишь сэра Родерика? — Да. Сэр Родерик погиб прошлой осенью. Он был одним из рыцарей, живущих при монастыре. Он был хорошим. — Весной… Он как-то выловил меня и сказал за тобой приглядеть. Сказал, что ты славный парень. Я тогда посмеялся. В смысле… Зачем за тобой приглядывать? Мартин почти плачет. Густав не хочет этого слышать. — А потом он не вернулся. — И что с того? — говорит Густав холодно, но голос срывается. — Он бы не хотел, чтобы ты себя мучил. — А мне какое до этого дело? Сэр Родерик был добрым. Обрабатывал его ожоги холодной мазью и никогда не смеялся. Густав не хочет о нем вспоминать. Это не гордыня. Густав пробирается в библиотеку по ночам. Ослепший библиотекарь впускает его в обмен на лишнюю плошку каши после заката. В хрониках и древних трактатах Густав пытается найти корни человеческой алчности. В начале всего была тьма. Во тьме был создан человек, слепой и беспомощный. Чтобы человеку не было страшно во тьме, Бог создал звезды. Дни проходили без боли и страха, ибо Господь охранял его покой. На тринадцатый день человек научился высекать искру во тьме. Господь разгневался на него, ибо искры эти были подобны звездам. Человек спрятал искры в ладонях и впервые почувствовал боль. Когда Бог увидел страдания человека, то сжалился над ним и позволил творить огонь везде, кроме неба. Так человек стал подобен Ему. Костры, созданные Андером и его племенем, осветили землю, леса и поля, но свет их не мог дотянуться до самых темных мест. Люди боялись их и обходили стороной. И тогда Господь подарил людям солнце, ибо каждая тропа на земле предназначалась им. Густав учится видеть пути. Призрак мертвого библиотекаря оставляет кашу нетронутой. Почему аббат Томас носит золото? Почему келарь водит к себе женщин из деревни? Почему брат Теодор бьет послушников до синяков? Что послушник Леонард делает в гарнизоне по ночам? Их дела праведные? Это Густав гордец? Господи, скажи, это он сбился с пути? Как ему найти дорогу, если те, кто должен его вести, ничем не лучше? Их молитвы лживы. Их помыслы отравлены грехом. Густав грешник, но он не лжет ни Господу, ни себе. Он принимает наказание без ропота и без сомнения. В очередную долгую ночь он смотрит на темную стену кухни. В воздухе еще чувствуется запах тушеного мяса, которое готовили в честь праздника Таяния. — Мартин. За спиной шорох одежды. Сонное «Да?» — Прости меня. За то, что побил тебя тогда. — Ты чего? Горло сдавливает. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. — Я уйду, Мартин. Как начнется лето. Ты должен подумать о себе. Здесь… В этом месте… Никто о тебе не подумает. Только не плачь. Не плачь. Никому не будет дела до слез. Григор проснется и накричит. Мартин вцепляется в его плечи и не отпускает до самого утра. Они больше не плачут.