***
Кто же мог подумать, что державшаяся до этого девушка, после нескольких выстрелов рядом с её головой, упадёт в обморок, стоило ей только подняться? Ягер даже не представлял себе такого исхода. Он был уверен, что она потеряет сознание сразу после его действий, но нет. Она его удивила. Снова. Конечно она вначале была немного нервной, плакала и всё такое, но после она спокойно говорила, даже смогла поучаствовать в дискуссии. В беседе, словно между двумя совершенно свободными людьми, не ограниченных рамками правил и обязанностей. Свобода, что действительно мы знаем о ней? Это что-то такое знакомое и в тоже время неуловимое. И полностью быть свободным нельзя. Например, никогда нельзя избавиться от времени. Хоть время и лишь одна из единиц измерения, полотно, сплетенное из множество ниток событий, мы являемся его заложниками. У кого-то в хорошем смысле, как сложиться жизнь, или в плохом, как у Клюевой, ставшей заложницей прошлого. «Забавно, — усмехнулся своими философским размышлениям Ягер, делая очередную затяжку. Он слегка затерялся в ощущении времени, вспоминая эту беседу с русской девушкой. Не с советской, а русской. — Что же в будущем могла произойти, что твоя страна поменяла название? Какое оно в твоем времени? И что стало с моей страной? Но если так подумать… Переименованный Советский Союз может говорить о том, что страна продолжила свое существование. Даты указывают на это. А значит мы так и не смогли захватить их страну. Это также объясняется, почему она едва заметно улыбалась, когда слышала о наших отступлениях по радио. Тогда… Есть ли вообще смысл бороться дальше? Солдаты, кроме тех, что здесь, и так устали от долгой войны. — Дым стоящий в комнате, в скупе с алкоголем затуманивал приятно разум. Легкий ветерок вернул его на мгновение домой, где, если убежать дальше от домов, как в детстве, будет большое поле, где когда-то он собирал цветы для матери. Вот он мир, до его поступления в военную академию. Мысли путались, наслаивались одна на другую. — А сколько семей потеряли такой покой? Смогут ли они его когда нибудь восполнить, как это в стране Клюевой?» От мысли о девушке, ему показалось, что на него смотрят её перепуганные зелёные глаза. Он провел рукой по волосам, взъерошивая их, чтобы выбрось ненужное воспоминание. Это была естественная реакция на его действия. Из раздумий его вывели удары в дверь. — Войдите, — громко произнёс он, поворачивая голову в сторону двери. И снова затяжка, но теперь, чтобы избавиться от зелёных глаз. Стража, стоящая возле двери с обратной стороны, открыла дверь впуская двух людей в его кабинет. Первой вошла Ярцева, тихим шажками подходя до разрешённого места, а за ней, шумно ударяя своей клюкой шёл Ивушкин. — А? Коллега! — Беря со стола графин с коньяком и свой бокал, он подошёл к столу в середине комнаты. — Проходите. На услышанное двое прошли в глубь комнаты, а дверь за ними закрылась. — Как продвигается работа по восстановлению танка, — он внимательно посмотрел на танкиста, в то время как переводчица переводила для него предложение. Взглядом приказывая последней занять место за столом, Ягер прошёл к стеклянному шкафу возле стены, беря оттуда ещё один бокал. «Ну и зачем ты это спрашиваешь? Тебе же и так докладывают информацию о нашей работе», — непонимающе сказал сам себе Ивушкин, подходя ближе к столу. Но всё же спокойно произнёс: — Мы на этапе покраски. Осталось пару дней. Нужно ещё темно-зелёной краски, — он сделал небольшую паузу, давая Ане возможность перевести его слова. Оценивающе осмотрев помещение, где он был впервые, Коля заметил на столе то, что поможет им сбежать — карту. Замечая взгляд красноармейца, штандартенфюрер спешно убрал карту в кожаную сумку, а после в освободившийся шкаф в его столе. Отведенный взгляд стал для него наградой. Кто же не попробует стащить карту, когда она свободно лежала на столе? — Думаю это не будет проблемой. Танк должен быть хорош всегда. Как внутренне, так и внешне, — возвращаясь к столу, сказал Ягер. Он наполнил бокал, чуть ли не до краёв, протягивая его стоящему танкисту. Принюхиваясь тот неодобрительно посмотрел на янтарного цвета напиток и, под внимательным взглядом немца, выпил содержимое за один глоток. Мерзкая жидкость. К тому же после долгого перерыва. На увиденное немец усмехнулся. — Как давно ты не пил, солдат? — С сорок второго. Самогон был отменный. Сладкий. Мы его эсэсовцем продавали, — произнёс он после недолгой паузы. После долгого перерыва, в голове мысли быстро затуманились. Аня, которой было нужно переводить, решала как ей сказать, чтобы не навлечь беду. Да как тут только исправишь, когда некоторые слова просто никак нельзя перевести иначе? Прослушав перевод, штандартенфюрер продолжил, приложив правую руку к груди: — Я из Вермахта… «Что это в принципе меняет?» — подумали одновременно девушка и красноармеец. — Садись, — потребовал вермахтовец, раскладывая на столе листы бумаги. — Скоро в бой Ивушкин, я должен поставить вам боевую задачу. Ничего, что я обращаюсь по фамилии? — Меня зовут Николай. — О! Так мы тезки, — заинтересованно произнёс Ягер, хотя эта информация не особо важна по сравнению с делом, которое им предстоит сделать. — Меня зовут Клаус. Это как Николай, только по немецки. — Видя не заинтересованный взгляд Ивушкина, от вернулся к листу бумаги. — Хорошо. Тогда начнём. Дальнейшая работа не была такой длительной, как ожидал Ягер. Он что-то пытался объяснить о расположении сил, рассказывал стратегию их предстоящего учебного «сражения», а Николай скучающе его слушал, что-то мычал в ответ и ни разу не посмотрел на листок. Он внимательно следил, как серьёзно выполняет свою работу Ярцева. Красноармеец только сейчас заметил, что когда она переводит, стараясь сделать перевод как можно более точным, на её переносице появляются маленькие складочки от напряжения. — Вы внимательно меня слушаете, Николай? — прерывая зрительный контакт военнопленных, спустя недолгой паузы, в течении которой Ивушкин что-то утвердительно мычал, сказал Ягер. — Вероятно советский солдат настолько уверен в своих силах, что не хочет слушать наставления. Аня взглядом просила Николая ответить быстрее, несколько раз повторяя один и тот же перевод. — Я все понял. Маневрирую, выхожу на дистанцию, не даю курсантам задеть танк. Если что — принять смерть с высоко поднятой головой. Ягер взглядом скользил по двум «гостям». «Да уж, неудивительно, что после спасения этой переводчицы и принятия моих условий, Ивушкин начнёт к ней что-то испытывать…» — подметил герр штандартенфюрер, усмехаясь предсказуемости события. — Хорошо. Можете идти. Оба. Звук закрывшейся двери оповестил о том, что в кабинете остался лишь один человек со своими мыслями и размышлениями.***
Пистолет. Мишень. Голубые глаза. Выстрел. Алина резко открыла глаза, вскакивая на жесткой постели. Кругом белые стены, а в воздухе витает запах медикаментов, спирта и бинтов. «Так я в медблоке… — заключила девушка, замечая на длинных койках лежащих людей. Вспомним последние слова перед темнотой, исказившая немного свежие воспоминания, она лишь убедилась в правоте своих слов. По спине пробежались мурашки. — Зачем же меня он отправил сюда?» Из маленького окошка струился оранжевый свет от заходящего солнца. А значит она пролежала здесь почти весь день. — Очнулась, — заметила какая-то женщина, лежащая рядом с небрежно завязанной рукой, которая неестественно лежала поверх тряпицы, служившей одеялом. — Я долго спала? — тихо спросила девушка, отведя взгляд от руки. — Не бойся, смерть свою не проспишь, — усмехаясь сказала она. — Обнадёживающие… — Тебя принесли в где-то ближе к обеду, так что… Нет, не долго. — Спасибо, — только и сказала Клюева, возвращая взгляд дорожку света. Размяв шею и конечности, она расслабленно вздохнула. — Почему ты сюда попала? Ты по сравнению с другими выглядишь намного, намного лучше. — Без понятия, — честно сказала девушка, не понимая зачем её сюда отправили, если обычный обморок можно «исправить» сразу на месте. Или Ягеру настолько нужна эта информация о будущем, что он готов перестраховаться? — А что у тебя? Вывих? — С таким сюда не попадают… Так-что лучше не интересуйся, если не хочешь, чтобы твой сон стал ещё страшнее, чем недавний. Алина посмотрела на женщину, ожидая продолжения её фразы. — Ты бормочешь во сне. Жутко. И что же тебе сделал штандартенфюрер Ягер? Чуть не присвоил себе? Или что-то ещё? — Ч-что?! — воскликнула переводчица, сразу же почувствовав руку на своих губах. Шикнув на девушку, женщина убрала свою руку. — Ничего такого, что вы произнесли не было. Он меня чуть не убил. Стрелял с хирургической точностью возле моей головы! — шепотом она быстро тараторила. — Поняла. Но всё же странно, что ты попала сюда. — Знаю. В помещение вошла медсестра, которую Алина уже видела раньше — Хельга. Увидев очнувшуюся девушку, явно имея какое-то распоряжение на этот счёт, она провела быстрый осмотр и сказав, что она немедленно должна покинуть палату, вышла. Пожав плечами, девушка обулась, руками разгладила волосы, собирая их в высокий хвост. Молча попрощавшись с новой знакомой, девушка вышла, ожидая встретить за дверью конвойных, ей же нельзя ходить самостоятельно по лагерю, чтобы они отвели её по приказу в назначенное место. Но за дверью никого не было. «И что мне делать теперь? Я даже не знаю сколько сейчас точно времени… Хотя я видела часы на стене в кабинете доктора Рюггера. Может если я незаметно проскочу и посмотрю время, ничего не случиться?» Решив для себя, что это единственный способ, а в случае если поймают, можно сказать, что потеряла ориентацию в пространстве. Она решительно направилась в сторону нужного кабинета, для большего схожестью с новой ролью, придерживаясь за стену. Дверь оказалась открыта, поэтому девушка свободно смогла пройти. С последнего появления здесь что-то изменилось. Что именно, девушка пока не могла сказать, но это была какая-то важная часть этого кабинета. Точнее важная часть прошлого доктора Рюггера. Но она не могла вспомнить, поэтому прошла вглубь, смотря на настенные часы. «Почти восемь… У меня есть ещё час до момента, когда я должна буду вернуться в блок. Что я могу сделать, пока меня не нашли и не отвели обратно?» — подумала девушка, подходя к столу. Ничего необычного. Стопка бумаг, исписанных непривычно аккуратным почерком. Баночки и пробирки, наполненные какими-то препаратами. И… Пустое место для фоторамки. Удивительно, как Клюева вообще запомнила этот предмет, который вообще не относится к врачебному делу! Три фигуры, улыбаясь смотрят в камеру. Потеря. Боль. Одиночество. Клетка. Встряхнув головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, вызывающие головную боль, девушка отошла от стола. — Давно же я вас не видел… — послышался голос позади. Алина спешно повернулась. — Простите, у вас было открыто и есть часы, — честно ответила она. Этот человек заслуживает знать правду. Она ему доверят и знает, что он её не прогонит. — Часы? — удивленно переспросил Рюггер, после вспоминая, что девушка проспала половину дня и теперь не знает времени, когда ей нужно вернуться в блок, посмотрел на стену, позади девушки. — Сейчас ровно восемь вечера. Конвойные стоят на выходе. — Спасибо, — хотелось много что спросить, что с ней стало, как сюда попало, но ограниченно время для разговора, подтолкнуло к совершенно другому вопросу. — А что стало с рамкой? Подойдя к столу и касаясь рукой того места, где стояла рамка, мужчина грустно вздохнул. — Она разбилась. Вот и всё. — Мне жаль, — ответила Алина. — Такое бывает, когда вещи теряют былую ценность. Видно так должно было случиться. Вам не стоит переживать. Никлос всегда говорил, что вещи — это просто вещи. За них не нужно цепляться. «Никлос? Это кто? Сын доктора Рюггера?» — поднимая бровь подумала Алина, произнося свои мысли уже в слух: — Никлос — это ваш сын, пропавший без вести? — Да. На той фотографии ему было может лет шесть. Уже не помню. Он уже тогда любил всякие книги. Правда исторические, но всё-таки… — Он грустно улыбнулся. Он был подавлен, в его глазах было видно страдание от потери близких ему людей. Но и внешний вид доктора обещал желать лучшего… Мешки под глазами, осунувшееся лицо, легкая тряска рук, которую он пытался скрыть. Он мог так стоять возможно вечность, погрузившись в омут памяти, но резко опомнившись, сел за стол и начал что-то писать, погружаясь в работу. Алине ничего не оставалось сделать, как помявшись некоторое время на месте уйти, оставляя доктора Рюггера за работой в кабинете с исчезнувшей навсегда фоторамкой. На выходе её грубо окликнули, сказав что-то про «нерасторопность» и «каракатицу», однако девушка только молча кивнула на их замечание. Не стоило обращать внимание на такую незначительную в данной ситуации деталь, когда твои мысли сосредоточены на том, чтобы нечаянно не упасть из-за начавшегося головокружения. Вспомнив, что с утра ничего не ела, кроме жидкой каши, едва размазанной по миске, что и так было мало для её обычного рациона, девушка сжимала рукой живот, чтобы подавить урчащий голос желудка. Чтобы отвлечься, она пыталась вспомнить, как она рисовала, разные фигуры, пейзажи. Она бы с радостью порисовала бы вновь… Если бы у неё был блокнот и хотя бы один карандаш. Она могла бы нарисовать то, что здесь происходит, чтобы потом, когда вернётся, рассказать и показать учителю по истории. Конечно же, опустив тот факт, что она попала в прошлое. Могла изобразить главных героев с натуры. В процессе работы, которую не всегда полностью показывали в фильме. В общем, много чего… Если бы только был карандаш и блокнот, которые, как и другие вещи, находятся у Ягера, знающий её секрет. «Лучшего и не придумаешь!» — воскликнула в своих мыслях девушка. — «Что он там сказал? Что ж, да начнётся второй тур, студентка Клюева, — она пыталась повторить его манеру речи в своей голове. Получилось довольно жутко. И что поделаешь, если он сам создает такое представление о себе. — Холодный, мрачный, жестокий, умный и расчётливый человек. Именно такие и становятся злодеями, создавая контраст между собой и героем. И наверное по этой причине все злодеи имеют печальный конец в своей истории. Чтобы добро победило зло. Но после того разговора о свободе, я сомневаюсь, что он первоклассный злодей. — Она вспомнила ответ на её вопрос. «Сбежать от душных стен». — Он такой же человек. Правда который может застрелить. Испытано на себе. — Она хмыкнула, сжимая руку в кулак. — Теперь же я кладезь важной информации…» Колокол оповестил, что до отбоя осталось полчаса. Пленный заканчивали свою работу и теперь группами отправлялись в блоки. Алина тоже должна была отправиться вместе с ним, но солдаты вели её дальше. И кажется девушка догадывалась куда. «Бинго! И почему я не удивлена? — поднимаясь по лестнице в «Доме господ» подумала путешественница. — Вопрос в том: он всё-таки хочет узнать исторические факты или что?» Постовые у двери после разрешения войти, впустили девушку внутрь. Терпкий запах алкоголя и табака вновь наполнял комнату. Казалось, это помещение имеет только два состояния — рабочий и «туманный». Она посмотрела на стол. Импровизированная карта, графин и два бокала. Кажется понятно, что здесь произошло незадолго до этого. Слегка раздосадованная, что не смогла лично услышать, как Ивушкин произносит тост, она лишь была уверена, что времени у неё осталось очень мало. Если, конечно что-то не изменится. — Рад видеть тебя готовой к работе, — послушался голос где-то в стороне. Повернув голову, девушка увидела стоящего возле книжного шкафа Ягера. Он стоял спиной, но его гордая осанка, уже заставляла девушку внутренне готовиться к новому мозговому штурму. — Не понимаю причину, по которой меня вы вызвали, штандартенфюрер, — начала она по немецки. — Скоро отбой и я должна находиться в блоке. Меня могут сурово наказать. Он слегка повернул корпус, ставя книгу на прежнее место. — Кто знает. — Оценивающе посмотрев на переводчицу, он кивнул в сторону окна, давая негласный приказ открыть его. Девушка молча выполнила его. Открыла окно, позволяя воздуху смениться. Её волосы, как и тогда качнулись под движением ветра. — И всё же вас не смогут наказать, пока вы находитесь здесь. Девушка сделала вид, что не услышала слов, потому что не знала, как на это стоит реагировать. Был ли в его словах какой-то скрытый смысл, или он говорил эти слова просто так? — Что я должна сделать завтра? — Не терпится приступить к работе всё-таки, Алина? А вы всё-таки сильная девушка, — подметил Ягер, опираясь на стул рукой. Девушка молчала, продолжая смотреть в сторону раскрытого окна. — Помимо того, что сегодня держались до последнего, чтобы не упасть в обморок, так ещё сейчас стоите возле окна, не обращая никакого внимания на человека, который является солдатом страны, пленником которой являешься. — Она вернулась к столу, не произнося ни слова. Ей нечего ему сказать. Только не сейчас. Да и о чём им говорить? — Вы не многословны сейчас, — словно прочитав её мысли сказал мужчина. — Наверное все хорошие фразы закончились после того допроса, — она решительно подняла глаза, но встретившись с глазами Ягера, потеряла былое желание продолжить восклицать. Да и просто уже устала. Он внимательно посмотрел на неё. А она на него. Зелёный и голубой. Длительный взгляд мог бы в другой ситуации смутить её, или заставил внутренне напрячься, но сейчас она не способна ни на что. Она отвела взгляд. Всё же долго смотреть на человека, чуть не застрелившего с утра, довольно странно. Ему же показалось это таким необычным. Какое-то спокойствие было в их недолгом взгляде. Да её глаза смотрели уставше, они не были полны страха и огня. Были спокойны. — Садись, ты еле на ногах стоишь. Не хотелось бы сюда снова звать кого-то из медиков. — За чем же вы тогда вызвали доктора Рюггера сегодня утром, если это был просто обморок? — всё же садясь за стол, спросила Клюева, замечая, что немец сел напротив. — Я не медик. Рану перевязать могу, а так нет. К тому же, как я уже говорил, у нас ещё второй тур намечается, — беззаботно ответил он. — Ясно, — коротко ответила она ему, взглядом вновь скользя по столу, где недавно сидели Ивушкин и Ярцева. — А вот ты похоже знаешь достаточно о медицине, иначе бы не вызвалась помочь тому танкисту, — начал он, следя за лицом девушки. Нужно было её разговорить. Быть может тогда он сможет больше узнать о будущем и о ней. Алина словно сомневаясь, что стоит ли её начинать разговор, недолго думала над ответом. — Так получилось, что это передалось мне от моего папы. Он врач. То есть хирург. — Видно много времени проводила рядом с ним, раз знаешь, — продолжил он, не давая время на переведения духа. Ухмыльнувшись, слегка пожимая плечами, девушка вспомнила свои визиты на работу к отцу. — Частенько, только я знаю основы медицины. Как перевязать рану, как вправить вывих. — Это хороший навык, — подметил он, на что девушка посмотрела на него широко раскрыв глаза. — Кто знает, Клюева из будущего, если бы ты родилась в этом времени, ты стала бы хорошим медиком. — Ни за что! — Резко отозвалась она. — То есть… Нет, я не хочу быть врачом. Быть учителем моя мечта. — Девушка сделала паузу, вспоминая участь врачей. — Я не смогла бы жить с мыслью, что кто-то умер от моей руки или от того, что я не помогла ему. Просто не смогла бы, — тихо закончила она, не замечая как начала тереть руки. Заметив этот жест, немец подумал, что девушка будто неосознанно смывала кровь с рук. — Видно у нас различные взгляды на такие вещи, — хмыкнув ответил наконец он. — Всё из-за того, что вас учили убивать людей за то, что они другой крови, — зная, что он не поймет по русски, сказала тихо она, не разрывая зрительного контакта. Ягер на сказанное поднял бровь, словно требуя перевода. — Я говорила, что это действительно так. Люди ведь меняются. Там, где были одни взгляды на мир, через несколько лет всё меняется. Приняв перевод он согласно кивнул, приводя пример: — Достаточно посмотреть на твои рисунки, которые явно нужны, чтобы просто отвлечься. Но они таки необычные, не сравняться с картинами наших художников. В них есть что-то, — он замолчал, подбирая нужное слово. Алина заинтересованно слушала. «Неужели ему понравились мои рисунки?» — внутренний художник, как ребенок был готов носиться по комнате от одного слова только «необычные», сказанные спокойной интонацией. — «В прошлый раз он был иного мнения… Что же могло измениться?» Но решив себя не мучать вопросом, она продолжила ждать окончания фразы. — Что цепляет за душу. Будь то природа, или люди, — закончил он свою мысль. Это впервые, когда ему нужно было дольше времени для ответа. А может он специально тянул? Ведь его пауза, вызвала интерес со стороны переводчицы. Она явно расслабилась от этой обычной беседы. «Как хорошо, что мне не нужно ничего говорить о себе» — подумал про себя мужчина. — За природой приятно наблюдать. Она по большей части времени спокойна. — Если конечно не тронута войной, — поджимая губы, он на мгновение вспомнил сожжённые леса и поля, которые они оставляли позади себя. Алина заметила эту перемену. — Но ведь на месте пепла, оставленного войной, позже возродится новая жизнь. Будут новые деревья, травы, лес, — на последнем слове, она попыталась найти хоть тень эмоций. Но видела лишь голубые глаза, смотрящие на неё. — Всё вернётся. — Оптимистично смотришь на такие вещи. — Вы сами сказали, у меня другое мировоззрение. — Едва заметная улыбка тронула её губы, поэтому она слегка наклонила свою голову. — Но это помогает скрасить мрачные мысли. «О чем она сейчас? Когда она не смотрит, сложно узнать её мысли. Поза закрытая, — он окинул её быстрым взглядом. — Взгляд отведён в сторону, одна рука закрывает другую. Скрасить мрачные мысли… Отчаяние. Да видимо это так. Она не знает как вернуться домой». «Почему он молчит? Было бы лучше, если бы вы что-то что-то говорили, Герр Ягер. Я же чувствую ваш взгляд. Что же вы пытаетесь узнать смотря на меня? Я не смотрю на вас, поэтому вы не понимаете моих мыслей… Хотя о чём я могу думать? Всё что со мной здесь произошло и происходит похоже на очень реальный сон. И если бы не ощущение предметов, которых касаются мои пальцы, не услышанные слова, сказанные так, как я никогда не смогла бы придумать, всё было бы просто сном. Но я в прошлом, передо мной сидит штандартенфюрер Ягер, анализирующий что-то просто смотря на меня. Мне страшно, тревожно и смущающе сидеть рядом. Кто знает, что он может увидеть, просто смотря на меня? Что использует против команды Ивушкина, на которых у меня большая надежда? Мои пальцы начали подрагивать. Я чувствую это. Но я не могу пошевелиться. Скажите уже что-нибудь, Клаус Ягер!» Словно услышав её немую просьбу, он, склонив голову на бок, придерживая её указательным пальцем левой руки, сказал: — Если ты будущий учитель, значит знаешь психологию. — Основы, — бодро произнесла Клюева, радуясь прекращению тишины. — Пока что. — Если ты действительно знаешь основы, то сможешь сказать, что представляют из себя танкисты, но сперва хочу проверить твои навыки в этом. — Он встал со своего, направляясь в конец комнаты к своему рабочему месту. Скрытно проводив его взглядом, переводчица только могла предполагать зачем немец пошёл к своему столу. Послышался щелчок от поворота ключа в замке. Скрип, а затем негромко захлопнута дверца шкафа. «Посмотрим что из этого выйдет» — подумал Ягер возвращаясь на место. — Эмоции сложная штука. Понять их можно, если будешь внимательный к каждому мускулу, к каждому сантиметру лица. Наверное поэтому художники могут передавать эмоции. Я предлагаю игру, — он положил знакомый блокнот на стол, приковывая к нему взгляд девушки. — Если… Если сможешь меня удивить, то можешь забрать его. Резко повернув голову на услышанное, морща лоб, Алина смотрела на Ягера, который довольно улыбался. — Скажем, что это разминка перед вторым туром, — ухмыльнулся он, отодвигая блокнот от себя. Потянувшись за своей книжки с рисунками, не заметив покоящейся на ней руки немца, нечаянно коснулась его ладони. «Горячая», — заметила девушка. Отгоняя мысли, они свободно забирала блокнот. «Холодная», — подумал Ягер, когда ладонь едва коснулась его. Замечая на столе карандаш, Алина взяла его в руки и открыв чистую страницу, подняла взгляд. Пытаясь уловить мельчайшие детали лица. Взгляд задержался на шраме. «Интересно, его до сих пор мучают боли?» — подумал она, потому что история в фильме рассказывала только о подвигах советских танкистов и переводчицы Ярцевой, а о других героях говорилось только вскользь. Хотя, чтобы понять героя, нужно давать понять даже таких людей как Ягер, являющиеся второстепенными героями истории, или антагониста. - «Хотя какой из него злодей, он антигерой. От этого дела зависит много в его жизни», — подумала девушка, касаясь листа графитом карандаша. — Что стало с вашей страной? — Приглушённый баритон, прервал царившую тишину. Следить за работой переводчицы было немного скучно. Поэтому он задал вопрос, ответ на который его интересовал сильнее. И вот он источник знаний. Сидит в стандартном для лагерных сарафане, с высоко собранными волосами, нахмурив брови, рисует его портрет. Вопрос вернул её внимание на него. Она подняла одну бровь, словно спрашивая — зачем. — Развалилась, — для большего эффекта она сделала движение свободной рукой, изображая развал на нескольких частей, и вернулась вновь к работе. Такая информация всё-равно не изменит её реальность. Она будет происходить намного позже событий, показанных в фильме. — Но она развалилась не от внешнего влияния. — Что стало с моей страной? — Продолжил расспрос он, довольный хотя бы такими краткими ответами. — Я не могу это сказать. — Тогда не отвечай, одно то, что тебе помогал поставить акцент друг, говорит, что нация не исчезла. Девушка удивленно посмотрела на «собеседника». «Он так хорошо помнит всё. Даже запомнил, как я говорила о том, что мне помогал Ник». От мысли об иностранном друге, девушка скованно улыбнулась. И словно вспышкой вспомнила их беседы, шутки и подколы. Забавный у неё немецкий друг историк. Наблюдая за улыбкой девушки, Ягер только усмехнулся, едва догадываясь о причине такой реакции Клюевой на его слова. Понимая, что она больше ничего не скажет ему, погрузившись с головой в работу, мужчина стал следить за движением рук непрофессионального художника. Она сделал новый штришок на портрете. Удивительно, то о чём она мечтала, пока шла сюда сбылось. Вот он блокнот, вот карандаш. За работой она перестала замечать усталость и даже чувство голода. Хотелось удивить этого внимательного к деталям человека, чтобы получить хоть часть своих вещей, без которых она не могла вернуться домой. Вновь подняв голову, чтобы посмотреть на модель, девушка отметила, что глаза, похожие при первой встрече на лёд с стальными прожилками, сейчас казались обычными голубыми глазами, которые можно было бы сравнить с небом. «Хороший актёр», — решила себя отвлечь Алина, наклоняясь к листу. Стараясь сидеть ровно, она то и дело ерзала на месте, чтобы найти удобную позу. Приглушённый свет, безмятежный взгляд, военная форма, и даже шрам на щеке давали её модели какой-то шарм. Она непременно должна это всё передать. «Она всегда хмурится, когда думает над чем-то очень важным. Это я понял, когда она сидела разбирала документы и переводила список нужных деталей, — подумал Ягер, вспоминая тот день. — Кажется это было на следующий день, когда она решила принять условия моей игры. Получив быстро список, она вернулась сюда протягивая его на русском. Если бы только я понимал его, то принял бы сразу. Но из-за этой оплошности, ей пришлось переписывать. Я только тогда вернулся с учения танковых экипажей, когда она словно вихрь вошла в кабинет. С того момента она изменилась. Слышно, как она мнётся за дверью, и только потом решается зайти. Видно только в этом время изменило её, — мысленно усмехнулся он. — Однако она очень ответственно относится к работе. Переводя текст, пусть и не очень большой, она старательно делала свою работу. И сейчас наносит смело штрих за штрихом, словно от этого зависит жизнь. Интересно, что же она скажет в конце?» — Герр Ягер, шрам, что у вас на щеке… Стоит ли мне его рисовать? — Спросила она, отвлекая штандартенфюрера от раздумий, решая два момента за раз. Одни из них связан с удовлетворением заказчика портрета, второй с личным интересом. Если он откажется, значит его гложет наличие этого шрама, оставшегося у него на всю жизнь, если он согласится — значит, он принимает события, случившиеся с ним. Но что это даст? «Да в принципе ничего особенного… Зачем вообще спросила?» — Подумала она, сжимая в руках карандаш. Это было так спонтанно, что девушка поняла смысл сказанных слов только тогда, когда они уже прозвучали. Смущенно опустив взгляд, она начала спешно проводить уже по прочерченным линиям. — Я говорил, что как видишь, так и рисуй, — пожимая плечами, он вновь принял расслабленную позу, замечая кивок со стороны Клюевой. Спустя ещё некоторое время, работа была готова. Ещё раз оценивающе сравнив рисунок и Ягера, она протянула его немцу. «Боже, как я переживаю. Вдруг ему не понравится…» — И что же вы можешь сказать, Клюева? — Смотря на портрет, спросил он. «Она явно старалась», — скользя взглядом по линиям, подумал он. — Вы целеустремлённый человек, лидер — это говорит ваша принятая поза. Расслабленная, но другой человек бы не смог так долго сидеть. Хотя возможно это и военная выдержка. Ваши глаза, — она ненадолго замолчала, отводя на мгновение свой взгляд, вспоминая, как много времени потратила на изображении глаз, — тоже излучают власть и острый ум. «Странно, я вижу совсем иное. Может взгляд и имеет что-то властное, но почему тогда зрачки слегка расширены? Что же ты такого увидела, или о чём думала в этот момент?» — Не обращая внимания на шрам, нарисованный легкими штрихами, он задержал взгляд на руках, которые были сцеплены в замок. — «Похоже над ними она тоже постаралась». — Неплохо подмечено. — И всё же моих знаний недостаточно. И каждый человек знает себя лучше. Уж тем более вы, — резко сказала она, гордо выпрямляя спину. Главное знать свои настоящие силы. — Что ж, тогда наверное этот блокнот продолжит находиться у меня, пока вы не начнете видеть людей лучше, — демонстративно захлопнув блокнот, он отложил его в сторону. — Возможно это из-за того, что вы переживаете о времени, — предположил он, зная что это не так, а её слова — это лишь отговорка. Посмотрев в сторону часов, он произнёс, — всё равно уже поздно, отбой давно был. Тогда иди. Мне не хотелось бы, чтобы некая переводчица, переместившаяся во времени, уснула здесь. Иди, — сказал он, видя как непонимающим и разочарованным взглядом, девушка встала с места и направилась в сторону двери, бросая последний взгляд на него, а затем исчезая за дверью. «Обманщик! Видно же было, что его удивила работа. И она понравилась», — думала Алина, спешно в сопровождении возвращаясь в блок. Одно девушка не могла понять. Почему на её рисунке Ягер показался, хоть и властным, всё же достаточно красивым и выглядел вполне обычным человеком. Стоило двери закрыться, как он вновь открыл блокнот, смотря на четкие линии. — Говорят художники вкладывают частицу своей души. Видно у тебя это душа слишком наивна, раз ты видишь меня таким. Лидер. Да, я люблю держать всё под контролем. Но это явно не про тебя. Ты точно создана не для этого времени. Он вспомнил открывшуюся тайну с утра, испуганную девушку, зелёные глаза и движения рук на листе бумаги, прежде чем уснуть, сидя за столом, с блокнотом на руках.