***
«Улочка мертвецов», как называли это место за глаза, была застроена небольшими домиками разных стилей и эпох, где хранили урны с прахом усопших. Это были семейные усыпальницы, повидавшие не одно поколение, слышавшие немало слёз и криков боли, а также тихих смиренных молитв. Позволить себе содержать подобный склеп могли не многие итальянцы, даже не каждый мафиози. Но боссы семьи Faciem, жившие на территории Италии уже не одно столетие, были теми, кто вообще предложил построить это кладбище. Поэтому их семейный склеп находился на самой вершине, поражая своей минималистичностью и возвышенной простотой. Тсуна не любил кладбища. Старый босс — отец Розамунд, который заменил ему и сумасшедшую от любви к Иемицу мать, и биологического отца, приходясь самому Тсунаёши дядей — всегда посещал фамильный склеп раз в год, в одно и тоже время, в один и тот же день. В день основания ордена «Грань». Все наследники, все боссы семьи, так или иначе умирали в этот день. Без исключения. Поэтому Тсунаёши ненавидел посещать кладбище, словно он приводит Розу посмотреть на место своего будущего погребения! От этого было тошно на душе, а на языке горчила безысходность. Он никак не мог отменить это проклятье, мог лишь помогать боссу и стараться уберечь её от любой опасности в этот день. Кто вообще придумал эту дурацкую традицию — посещать кладбище в день смерти всех боссов? Это же так глупо! Сколько всего может случиться с человеком, пока он сюда добирается, а сколько может случиться на самом кладбище, если какой-нибудь лихой киллер получит заказ на Розамунд и выяснит, что нигде так легко её не достать, как здесь? Но больше он ненавидел год за годом в страхе ожидать этой даты, боясь, что всё рассыпется, как карточный домик. И он останется один, без семьи, без заботы босса, без преданности к ней. И тем легче было ему просыпаться на следующий день, зная, что обошлось… Но надолго ли? Перед фамильным склепом глав Faciem, стояла небольшая каменная скамейка и фонтан из белого мрамора. Розамунд, сидя на скамейке, пустым взглядом смотрела на усыпальницу, почти не моргая. Тсунаёши, стоя рядом с ней, грустно вздохнул. Он знал, что и Розамунд подобная традиция не нравилась, как и собственный приговор, уготованный ей её кровью. Возможно, именно проблемы, которые повлекла за собой наследственность, древняя кровь не менее древних предков, сближали Тсуну и Розу, а не только родство и взгляды на жизнь. — Всё, я больше не могу! — прервала тишину Розамунд, схватившись за голову и взъерошив волосы, за секунду уничтожая укладку, над которой корпел почти тридцать минут Адриан. — Это сводит меня с ума, аргх!.. Дай мне что ли закурить, Тсуна! — Босс, если вы не забыли, то вы обещали мне бросить эту привычку. — Будет тебе, Тсунаёши, я же курю только когда нервничаю! — возмутилась Бланк, неловко рассмеявшись. Но холодный взгляд хранителя отрезвил её, поэтому она почесала затылок, вздохнула, но всё равно попыталась снова: — Буквально одну сигаретку, а? — Но только одну, — всё же согласился Тсуна, достав из кармана пиджака пачку «Treasurer» и зажигалку, и отдал их боссу. Та взяла ровно одну сигарету, зажгла огонёк, прикрыв его рукой по старой привычке и прикурила, удовлетворённо выдохнув серое облачко дыма. Кажется, она даже и забыла о том, что находится на кладбище в особый день для семьи и неё самой, а подобное поведение как минимум недостойно леди, стоящей во главе семьи Faciem. Вот только Розамунд давно было плевать на это всё с высокой колокольни. Тсуна поморщил нос, но промолчал. Он не любил запах сигарет — поэтому будучи в Намимори пытался отучить от подобной привычки Гокудеру, — а тем более не любил, когда этот неприятный запах обволакивал Розамунд. Правда, готов был молчать, ибо курила его босс не так уж часто, лишь когда сильно нервничала или страдала, ну и пару раз в день смерти. Так что просто отвернувшись, Тсунаёши уставился на голубое небо без единого облачка, пока Бланк, вальяжно развалившись на скамейке, прикрыв глаза, отдыхала. Потому что стоит им только покинуть кладбище, как она снова станет Розамунд Бланк, леди-босс, главой «Грани» и непоколебимой синьориной, управляющей десятками тысяч людей. А это слишком тяжкий груз для девятнадцатилетней девушки… — Пойдём, Тсунаёши, — слова Розамунд в тишине кладбища прозвучали резко и тяжело, но вместе с тем очень одиноко. Она потушила сигарету, выкинула окурок в урну и, прокашлявшись, вернула пачку и зажигалку Тсунаёши, чтобы меньше было соблазна. — Как скажете, босс, — легко согласился Савада, глянув на наручные часы — они пробыли здесь не больше часа, — позволил себе лёгкую усмешку: в прошлом двадцать шестой босс Faciem вряд ли позволил бы своей дочери так легко и скоро покинуть кладбище. Но его больше не было в этом мире. Тсунаёши его любил: статный, рослый мужчина, поседевший раньше времени, был совсем не похож на свою сестру — кроткую Натали Лукрецию-Викторию Бланк. Всё, что их объединяло это карие глаза. И пламя, и внешность, и рост, и манеры, всё было у них разное, даже отношение к семье. Натали, влюбившись на задании в протеже Девятого Дона Вонголы — Иемицу Саваду, весьма легко отреклась от семьи, оборвала все связи с Faciem и переехала в Японию, сменив имя и фамилию на Нану Саваду. И Faciem, не успевшие поставить на двадцать шестую хранительницу кольца дождя печать о неразглашении тайн семьи, стали следить за сестрой босса. Так они узнали, что у неё есть сын — Тсунаёши, которого иногда стал в тайне посещать дядя, сразу после его рождения. А когда узнал, что Натали, спихнув ребёнка на служанку, уехала жить к мужу в Италию, забрал племянника к себе. Правда воспитывал не долго, так как умер, когда Тсуне было семь и он официально поклялся в верности своей двоюродной сестре и законной наследнице дома Faciem — Розамунд Бланк. Поэтому Роза и Тсуна стали предоставлены сами себе, выживая в интригах семьи, убирая неугодных.Им пришлось слишком рано повзрослеть.
Вместе с горечью от потери любимого дяди, шесть лет до возвращения в Японию, были самыми счастливыми в жизни Тсунаёши. А дальше… Игра актёра погорелого театра, притворные отношения с матерью, которая вела себя так, будто всю жизнь воспитывала сына сама, а не оставила его в три года, после того, как Ноно запечатал на время в Тсуне пламя неба, передавшееся от отца. Было даже смешно, что во всё это поверил Реборн, соседи, одноклассники и хранители-предатели… И все, все, все, даже сами Нана (которой всё-таки стёрли память о существование Faciem) и Иемицу, для которых Тсуна был не более чем разменной монетой в играх Вонголы. Они-то наивно полагали, что нет древнее и могущественнее семьи, чем «ракушки», но Тсунаёши, наблюдая за этой игрой в песочнице, долго и надрывно смеялся, внешне оставаясь спокойным, продолжая умело играть роль «Никчёмного Тсуны», мальчика на побегушках и «самого преданного пса Вонголы». Но теперь он снова был с семьёй, с теми, кто его не предаст. И был спокоен, что этот цирк закончился. Теперь он свободен. Тсуна с грустью посмотрел в последний раз на усыпальницу и, помолившись про себя за упокой души дяди Сандро, хоть и знал, что после смерти нет ни Рая, ни Ада, взял под руку своего босса, сопроводив её вниз, к выходу, зря понадеявшись, что в этот раз интуиция ошиблась и трезвонила тихо зазря.***
— Донна Роза, приятно вас видеть! — прощебетал до боли знакомый голос за спиной только что отошедших от кладбищенских ворот Тсуны и Розы. — Донна Ария, какая встреча! — Розамунд, обернувшись на обращение к ней, поприветствовала старую знакомую — Арию Джиглио Неро, которая была в добром здравии, идя под руку со своей дочерью — Юни. И обе в траурных нарядах, не без сопровождения. С Джиглио Неро у семьи Faciem были странные отношения: Неро думали, что Faciem не являются мафиози, а Faciem притворялись, что так оно и есть. Поэтому друг перед другом они продолжали играть роль мирных граждан, имеющих легальные предприятия, находящиеся рядом и не испытывающих никаких проблем с законом. Но на деле вторые следили за первыми, а те об этом даже не догадывались. Именно из-за принадлежности Юни к Джиглио Неро, Тсуна, попав в будущее, согласился ей помочь. Просто потому что он из Faciem, а они обязаны защищать потомков шаманов. Впрочем, тогда он ещё сильно удивился тому факту, что был боссом Вонголы, хоть и не должен был им стать. От слова «совсем», планируя сбежать в восемнадцать лет. Поэтому сейчас, когда он вернулся в своё время, к своей настоящей семье, он был рад, что получилось изменить настоящее, даже если свою тощую руку к этом делу Тсуна не приложил. Особенно, что это освобождало его от лицезрения чересчур хитрой морды Бьякурана, который делал вполне не двусмысленные комплименты в сторону самого Десятого… У Тсуны на секунду сжалось сердце: от страха и радости встречи. Интуиция наконец-то замолчала, и только теперь Савада понял, к чему так настойчиво чуйка просила его не ехать сегодня на кладбище. Встреча со старыми друзьями всегда может привести к странным неожиданностям, которых, видимо, стоило бы избегать. Поэтому Тсуна обрадовался, что на нём была маска и шляпа, как это было принято у хранителей Faciem. Когда это был орден, они носили серые колпаки и маски в тон, сейчас — шляпы с масками. И всё ради того, чтобы хранители, которые являются тенью босса, оставались инкогнито. — Вы сегодня с сопровождающим? — улыбнулась Ария, бросив быстрый взгляд на Тсунаёши, оценивая его. Савада оставался неподвижен, стараясь ничем себя не выдать, даже ауру скрыл с помощью специального браслета, который когда-то ему подарил дядя, поэтому старшая Неро потеряла к нему интерес, видимо просто запомнив, что у милой донны Розы есть странный спутник. Юни же задумчиво на него смотрела, склонив как птичка голову набок, словно не могла отделаться от чувства, что знает этого человека. — Как видите, — ответила Розамунд. — Позвольте представить — мой давний друг Вичезима*. Он нем, так как пострадал в пожаре. А ещё большая часть его лица обгорела, поэтому он в маске, — Тсуна хотел на подобное возмутиться, но ничего не придумал лучше, чем ущипнуть босса за такую ложь. Та тихо пискнула и с самым невозмутимым видом отдавила Тсунаёши каблуком ногу, пока Ария и Юни этого не видели. Савада стоически вытерпел, но внутри орал. — Бедный мальчик, — покачала головой Ария, грустно посмотрев на Тсуну. Ему хотелось фыркнуть, потому что он терпеть не мог, когда его жалеют. — И не говорите! — притворно всплеснув руками, сказала Розамунд, а после, сделав лёгкий реверанс, сказала. — Но мы уже опаздываем, поэтому, пожалуй, пойдём. Разрешите покинуть вас. И только Роза с Тсуной хотели уйти, как Юни, молчавшая всё это время, вдруг, неожиданно для всех, воскликнула: — Простите, пожалуйста, донна, выслушайте меня!.. — и тут же, будто смутившись собственной просьбы, стыдливо покраснела, но, сжав покрепче руку матери, которая просто ободряюще улыбнулась ей, продолжила. — Пожалуйста, помогите нам найти человека. — Синьорина Юни, — ласково улыбнувшись, начала Розамунд, посчитав, что не выслушать просьбу маленькой девочки (хотя, действительно ли восьмилетние* дети из семьи Неро такие уж крохи?) будет крайне грубо и нетактично. Поэтому, подойдя к Юни ближе, присев на корточки, Розамунд взяла её за руку, накрыв сверху своей, и спросила: — кого вы хотите найти? — Саваду Тсунаёши, спасшего жизнь мне и маме, — выпалила Юни, серьёзно посмотрев Розамунд в глаза, надеясь прочесть её мысли. Но была огорчена: на наследницу Faciem фокусы потомков Сепиры не работали. Тсуна не шелохнулся, но сердце его пропустило удар: его искали. Его не забыли! Правда здравый смысл тут же дал радости пощёчину, напомнив, что ещё неизвестно зачем Джиглио Неро понадобился Тсунаёши. — Синьорина Юни, позвольте уточнить, почему вы решили, что в этом я смогу вам помочь? Я всего лишь скромная владелица магазинов техники! Не лучше ли обратиться в полицию или к частному детективу? — Нельзя! — воскликнула Юни, покраснев ещё больше. — У меня был… — малышка запнулась, на секунду задумавшись над тем, как правильно выразить свою мысль, но при этом не нарушить омерту, — был вещий сон. Этот юноша — Тсунаёши, помог мне и маме, мы ему благодарны. Но с ним случилось несчастье, а как помочь — не понимаем, потому что мы не знаем, где он! Мы его ищем, чтобы забрать к себе, отблагодарить за помощь. И в моём сне именно вы помогли его найти! Пожалуйста, найдите Тсунаёши! Юни так трогательно выглядела в этот момент, так красиво и очаровательно было её детское бледное личико, мокрое от слёз, что Розамунд размякла, дав слабину. Она не любила давать обещания, но если делала это, то всегда выполняла. И сейчас, не в силах отказать этой милой девочке, растаяв от её взгляда, нехотя ответила: — Я его поищу.***
— Босс, вы действительно собираетесь выполнить просьбу Юни? — спросил Тсуна, сидя в кабинете Розамунд, перепроверяя отчёты Шена, но понимал, что к казначею не подкопаться, а значит его отряд действительно очень сильно провинился. — Не знаю, Тсунаёши, я не знаю, — вздохнула Розамунд, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, крутясь на стуле то в одну сторону, то в другую, толкая себя небольшими каблучками туфель. — Она показалась мне очень искренней, поэтому я не знаю, что делать. Зря я, наверно, согласилась. — Зря, — поддакнул ей Тсунаёши, который не хотел, чтобы его выдавали кому бы то ни было. — Но вы всегда можете соврать, что просто не нашли меня. Или сказать, что меня убили и предоставить ложное заключение о смерти. — Типун тебе на язык, Тсунаёши! — осуждающее сказала Розамунд, пригрозив тому пальцем, серьёзно посмотрев на своего хранителя. — Я не собираюсь врать о твоей смерти — знаешь же, что я до жути суеверная! — Да-да, — закатил глаза Тсуна и поставил подпись под отчётом, а после записал в чековую книжку сумму, которую задолжал Шену. Своих он просто лишит премии за подобную выходку, будут знать, как позорить своего капитана! — Тогда вам остаётся только соврать. — Полагаю, что так, но мне так неохота этого делать! — У вас нет выбора, босс, — напомнил ей Тсуна, продолжив разбирать отчёты своего отряда, которые уже успели получить вчера нагоняй за свою работу и поведение в целом. — Потому что даже вам нельзя нарушать право на сохранение инкогнито хранителей. Я раскрывать себя не хочу. — Зануда ты, Тсунаёши. Мог бы сделать подарок маленькой девочке и порадовать её своим присутствием! — пробурчала Роза, надув губки. Савада только вздохнул на подобное заявление. — Положим, я так и сделаю, — отложив ручку, начал Тсуна, — приду с вами под ручку в особняк Джиглио Неро, притворюсь, что страдал всё это время от предательства «близких», скрывался как мог и тут случилось чудо, меня нашли вы и отдали Арии с Юни. Я погощу у них какое-то время и снова сбегу, но смысл от этого? Они явно хотят, чтобы я стал частью семьи Джиглио Неро — потому что это единственное, чем они могут мне отплатить за своё спасение. А явных причин отказать им у меня не будет. Ни одной. Так что не вижу смысла разыгрывать этот цирк. Предлагаю просто соврать и успокоиться на этом. — Бака-Тсуна, — произнесла обиженно Розамунд, питавшая слабость к хорошеньким девочкам и людям в слезах, не в силах отказать ни первым, ни вторым. А когда это смешивалось в одном флаконе, то она просто терялась и скидывала все обязанности на Тсунаёши. Вот и сейчас, поняв, что отчасти хранитель дождя прав, она смирилась, но мысленно пыталась найти хоть одну возможность, при которой могла бы и чувства Тсуны не задеть, и успокоить Юни.