«Mama, ooh, I don't want to die, I sometimes wish I'd never been born at all…» Queen — Bohemian Rhapsody «О, мама! Я не хочу умирать, но иногда я жалею, что рождён таким!»
***
Мидория с Бакуго и ребятами сидели в кафе, в котором они обычно встречались ещё с прошлого семестра. Ашидо заказала клубничный коктейль, как и её возлюбленный Киришима. В этом кафе не подавали алкоголь, поэтому Каминари довольствовался безалкогольным мохито. Сэро отдал предпочтение горячему шоколаду, как и Яойорозу, так как погода за окном оставляла желать лучшего. Дул холодный ветер, и моросил мелкий дождь. Атмосфера на улице царила мрачная. Джиро с Мидорией пили латте, тоже чтобы согреться. Бакуго просто потягивал минеральную воду без газа. Здесь не хватало одного человека — Урараки Очако. Но девушка редко теперь виделась с некогда друзьями. Бакуго её не обвинял, как и Мидория. Она вообще последний месяц была жутко занята в агентстве. Её захлестнула модельная жизнь. Хотя многие знали причину, по которой она игнорирует их общество. Конечно, Урарака всё ещё общалась с Ашидо, с Джиро и Яойорозу, но ограничивалась встречами в университете. Когда слышала, что Бакуго где-то поблизости, у неё сразу находились какие-то неотложные дела. Кажется, она даже на Мидорию так не реагировала и на удивление здоровалась, сталкиваясь с ним в коридоре. Изуку радовало, что она не ненавидит его. Он чувствовал себя так, словно увёл у неё парня. Технически так и было, но Мидория не хотел этого и уж точно не планировал вступать с Каччаном в какие-либо романтические отношения. Пока за окном бушевали ветер и слякоть, за их столиком было светло и ясно. Ребята оживлённо что-то обсуждали, улыбались, периодически раздавались незлобные усмешки со стороны Джиро и Каминари. Допив свой коктейль, Денки обратился к друзьям с вопросом, что волновал его уже на протяжении пары недель: — Какие планы на Рождество? — Мы с Джиро идём на концерт какой-то группы, она сказала, что мне должно понравиться, — хихикнула Яойорозу, подмигивая Кьёке. — Жду с нетерпением. — Блин, круто, — взвыл Каминари. Он увидел, что Киришима готовится ответить на заданный вопрос, поэтому перебил его, безразлично махнув рукой: — Можешь не говорить, Кири, вы явно планируете ванильно-приторное романтическое свидание. — А может, нам всем пойти на концерт с Джиро и ЯоМомо? — предложила Ашидо, отставляя опустошённый бокал в сторону. — Вы не против? — Это отличная идея! — воодушевилась Кьёка. — Я поеду домой на Рождество, — одновременно выпалили Бакуго с Мидорией, ловя на себе удивлённые взгляды друзей. Они с недоумением посмотрели друг на друга, так как вообще не знали, что планировал каждый из них. Несмотря на то, что они состояли в отношениях уже около месяца, разговаривать так и не научились. Хотя это мало было похоже на романтические отношения, например, как у Ашидо с Киришимой, которые только и делают, что милуются друг с другом, не отлипают друг от друга ни в университете, ни вне его. Мидория с Бакуго не ходят на свидания, не проводят целыми днями вместе. Наедине они бывают редко. Обычно в обеденный перерыв, где их окружают другие студенты университета, всё ещё поглядывающие на них с опаской. Правда, никто не решается и слова сказать. Бакуго побаиваются. После отчисления Оджиро Маширао пошли слухи, что этого добился сам Бакуго Кацуки, предварительно избив бедного юношу, как-то коснувшегося Мидории Изуку. Знающие смеялись над этими слухами, но не стремились их разрушать. А зачем, если это помогает Мидории спокойно ходить по универу? Они не держатся за руки, возвращаясь вдвоём домой. Мидория всё-таки сменил квартиру сразу после того, как мама вернулась в родной город. Перебрался поближе к универу, взяв однокомнатную квартиру недалеко от района, в котором жили Бакуго, Каминари и Киришима. Мидория не хотел использовать деньги, что остались от его работы на Даби, но Бакуго как-то сказал: «Деньги не пахнут, не заморачивайся по ерунде. Это компенсация за весь тот пиздец, что ты пережил из-за этого тупого ублюдка!» Они вообще редко говорили о том, что было когда-то. Изуку казалось, что Каччан избегает этой темы. Мидория пытался это обсудить, чтобы разобраться со всем раз и навсегда, но Бакуго каждый раз переводил разговор в другое русло. Последний раз, когда этот вопрос поднимался, и было обсуждение денег. Мидория не ждал от Каччана какой-то романтики и приторной ванили, как говорит Каминари, ему было достаточно того, что Бакуго рядом. Бывало, они сидели в библиотеке, куда Изуку заглядывал позаниматься, а Кацуки приходил, чтобы просто побыть рядом. Он брал какой-нибудь учебник, якобы ему тоже нужно готовиться к курсовым и прочим проектам, открывал его на первой странице и так и оставлял, ни разу её не перевернув. И Мидория понимал, что он здесь ради него. Это намного лучше всех приторно-ванильных свиданий вместе взятых. — Я подумал… — Мидория помялся, немного краснея. — Может, признаюсь маме в том, что я гей. Сейчас у неё стабильное состояние, даже хорошее. Доктор уменьшил дозу принимаемых препаратов, сказал, что можно проверяться раз в год, а не раз в полгода, как раньше. Она снова набирает вес, и цвет лица стал здоровее. Наверное, сейчас лучший момент. — Это же прекрасно, Мидория! — воскликнула Ашидо. — Ты молодец, что решился на это. Уверена, твоя мама тебя не осудит. — Я рада за тебя, Мидория, — поддержала его и Яойорозу. — Твоя мама чудесная женщина. Не бойся быть с ней честным. Мидория чувствовал поддержку. Теперь он ничего не скрывал от друзей, и стало намного легче жить. Конечно, он так и не рассказал Ашидо, что работал на Даби до последнего. Думал, что подруга в нём разочаруется, поэтому промолчал, оставив правду между ним, Каччаном и сидящим в тюрьме Тодороки. Суда над ним ещё не было. Тодороки Энджи тщательно пытается спасти сына. Правда, дело уже предалось такой огласке, что его попытки оказывались тщетными. Их дом осадили журналисты. По совету Мирио Мидория несколько раз встречался с Тодороки, скрыв это от Бакуго. Они о многом говорили и, кажется, во всём разобрались. Изуку полегчало, совет Мирио-сенпая оказался правильным. Вроде бы в жизни и не осталось сложностей. Отношения с Каччаном строились медленно, по одному кирпичику, постепенно, но Изуку не торопился. Он с самого начала был к этому готов. Немного не ладились дела с Киришимой. Пусть по Бакуго с Мидорией нельзя было сказать, что они встречаются, но друг первого всё же с неприязнью посматривал на них обоих. Ашидо сказала, что он просто ревнует. «Ничего, перебесится», — утвердила она. А Мидория не хотел, чтобы из-за него Каччан поругался со своим лучшим другом. Ребята обсуждали свой поход на концерт, Ашидо по-быстрому заказывала билеты онлайн, а Мидория полностью погрузился в свои мысли по поводу предстоящего разговора с матерью. Он толком не продумал, как это сделает, с чего начнёт, скажет всё сразу или будет постепенно подготавливать, ходить вокруг да около, прежде чем признаться в самой страшной тайне, которую он хранил с двенадцати лет. Все вокруг твердят, что мама не осудит его, и он, конечно, знает это, но сомнения всё равно берут верх. Бакуго заметил, каким задумчивым стал взгляд Деку. Снова накручивает себя, небось. Ну, в этом Кацуки не помощник. Он сейчас находился практически в таком же положении перед своими родителями. И если Деку уже давно осознал, кем является, то для Бакуго все эти ощущения в новинку. Он вообще не до конца понимает, правильный ли сделал выбор. — Может, мне прийти к вам в гости, когда надумаешь всё рассказать маме? — спросил Бакуго у Мидории, когда все остальные ребята разошлись по домам, а они ещё остались в кафе. — Инко-сан всегда хорошо ко мне относилась, думаю, моё присутствие смягчит удар. — Ты серьёзно? — удивился Изуку. Эти слова значили для него больше, чем всё сказанное когда-то Каччаном. — Эм, в смысле, ты уверен, что хочешь, чтобы мама узнала о нас? — Не страшно, о нас пол универа знает, — усмехнулся Кацуки. — Одним человеком меньше, одним больше — ничего не изменится. Мидория кивнул, соглашаясь на предложение Каччана. И он ощутил, как страх, сопровождавший его все эти дни принятия столь важного решения, медленно испаряется.***
Мицуки искренне негодовала, когда её сын в средней и старшей школе знакомился с девушками, общался с ними, заводил отношения, расставался и снова всё по кругу. Нет, она, конечно, как и все матери, считала своего сына самым лучшим (пусть и со скверным характером), самым красивым (хоть и хмурится постоянно), самым умным (а умничать он любит). Причиной её негодования было далеко не то, что её любимый сыночек, кровиночка её, единственный свет в окошке, не достоин любви противоположного пола, а то, что в детстве он проявлял интерес совсем не к девочкам. Сначала Мицуки подумала, что с ума сошла. Ну мало ли что бывает в детстве?! Она не была сильна в психологии, особенно в детской. И считала это становлением мужской сексуальности, что прошло в пубертатном возрасте. Что-то вроде «определиться с ориентацией». Но всякий раз, когда Бакуго убегал на очередное свидание, Мицуки вспоминала, как много лет назад он так же торопился на прогулку с мальчишками и говорил: «Уж сегодня я точно залезу на это чёртово дерево». На вопросы матери он гордо отвечал: «Если сделаю это, то тупой Деку скажет, что я крутой!» Казалось бы, нет ничего странного в том, что маленький Кацуки хочет показать себя перед другими ребятами в лучшем свете. Но это стало некой идеей фикс для него, словно только лишь мнение Деку, соседского мальчишки Мидории Изуку, действительно важно. И какой счастливый вернулся её ребёнок в тот день, когда ему всё же удалось взобраться на то злополучное дерево. Весь побитый, помятый, с палками и листьями в растрёпанных волосах, со ссадинами на коленках и локтях, чумазый, он широко улыбался, будто получил дорогой приз за свой подвиг. Как узнала Мицуки после душа и обработки ран сына, наградой стали заветные слова друга: «Каччан, ты очень крутой». Возможно, Мицуки и не обратила бы на это внимания. Нормальная реакция — скажут другие родители, да и психологи с ними дружно согласятся. Но поводом задуматься стал внезапный отъезд семьи Мидория. Мицуки хорошо общалась с соседкой, они даже дружили, часто заглядывая друг к другу в гости, пока дети резвились на улице. Но всё же Инко была скрытной женщиной. Не оставив ни нового адреса, ни номера телефона, она забрала сына и уехала. За несколько месяцев до этого она рассказывала Мицуки о том, что с мужем дела не ладятся. А за две недели до отъезда Инко подала на развод. Мицуки расстроило то, что подруга так резко уехала и даже не попрощалась, но она смирилась с этим. Всё-таки это её жизнь. Если захочет, объявится, напишет хоть пару слов, сообщив новый адрес. Городок у них небольшой. Встречаться можно. Но спокойствия матери Кацуки не разделил. Он был зол, обескуражен и чувствовал себя преданным. Отказался выходить на улицу с другими друзьями и целый день просидел в комнате. О чём он думал — Мицуки так и не узнала. Ещё неделю Кацуки походил с грозным видом, практически не притрагивался к еде, не ходил на прогулки, не играл со своими игрушками. Иногда Мицуки казалось, что перед ней совершенно взрослый человек — таким задумчивым выглядел Кацуки. Он больше времени проводил с отцом, наблюдал, как тот занимается работой, помогал ему с выкройками и деталями для одежды. А в один прекрасный день сказал: «У меня нет времени грустить». И всё вернулось на свои места. О Деку он больше не спрашивал, а вскоре и совсем забыл о старом друге. Но одно не выходило из головы Мицуки: в тот день она нашла в мусорном ведре снимок, сделанный родителем одного из соседских детей. На нём мальчишки во главе с Кацуки гурьбой собрались на детской площадке. Все они улыбались. Рядом с Кацуки стоял тот самый Изуку, он был тогда новичком и жутко стеснялся. Мицуки видела это фото, сама лично принесла его сыну. Но в ведре была другая его версия. Кацуки вырезал только их с Деку, остальных ребят там не было. Почему-то такой поступок напомнил ей расставание с любимым, когда те, кому разбили сердце, готовы избавиться от всего, что напоминает им о прошлом. Снимок она сохранила, надеясь, что однажды сын всё же захочет поговорить о случившемся, а может, и признается в том, что ему нравятся представители его же пола. Время шло. Кацуки рос агрессивным ребёнком, поэтому Мицуки растила его в строгости, но подавить эту безумную агрессию не могла. Сын часто возвращался домой с синяками на теле и разбитым лицом. Она боялась, что в итоге её ребёнок скатится по социальной лестнице на самое дно, но в старших классах Бакуго нашёл хороших друзей, с которыми проводил много времени, и к окончанию школы определился с тем, чем хочет заниматься. Он с лёгкостью поступил в университет и уехал из родного города, не появляясь там целых три года. Мицуки не знала, что с ним и как он поживает. Он изредка отвечал на сообщения и практически никогда не писал сам. Мицуки думала, что совсем не знает своего сына. Почему он так изменился после отъезда старого друга? Почему приводит в дом девушек, но без особого энтузиазма о них рассказывает? Почему он вообще закрывается от своих родителей, не пуская их к себе в душу? У неё был всего один ответ на это, но и тот Кацуки опроверг, встречаясь с девушками. Когда Бакуго уехал поступать в университет, Мицуки дала себе слово, что больше никогда не заикнётся об этом, что оставит сына в покое. Он уже взрослый и сам волен решать, с кем ему быть. А потом ей позвонила Мидория Инко. Они так разговорились, обсудили буквально всё, что только можно было обсудить. Поговорили о детях. Инко очень жалела, что не родила ещё одного ребёнка, чтобы не взваливать всё на плечи её единственного сына. Они стали часто общаться, встречаться, вернув былую дружбу. «Изуку такой скрытный, знаешь, Мицуки, — сказала как-то Инко, — он ведь никогда не делился со мной своими переживаниями. Я когда-то думала, что у него и друзей-то нет. Он не приводил домой одноклассников, не общался с соседскими детьми, даже девушки у него нет. Я так переживаю. Как хорошо было, когда мы жили в вашем районе. Изуку с радостью бежал на улицу, чтобы погулять с Кацуки, Цубасой и другими ребятами». Выслушав все рассказы Инко, Мицуки не выдержала и написала сыну. Он приехал, и она снова вспомнила о том далёком детстве, когда подозревала его в нетрадиционной ориентации. А потом Кацуки внезапно спросил её, как же она относится к таким людям. На какое-то мгновение Мицуки подумала, что сейчас он наконец признается ей, но он стал отнекиваться, переводя стрелки на какого-то там друга. Долго женщина складывала эти дважды два. Она точно знала, что раньше среди его друзей таких ребят не водилось, а значит, либо он врёт ей, либо в его окружении появился кто-то новый. Или вернулся кто-то старый. Увидев в съёмной квартире сына до безумия покрасневшего Изуку, всё встало на свои места. А потом Бакуго и сам сознался, стоило чуток на него надавить. «Ну да, про Деку я говорил, и чё?» — недовольно буркнул Кацуки. Она хотела как-то разговорить его, но видела, что он толком её не слушает, желая уйти от этой беседы скорее. Кацуки снова молчит, снова закрывается в себе, снова прячет правду от своей матери. «С такими людьми не просто», — вскользь бросила Мицуки. О ком она говорила в ту секунду, сама не знала. В тот момент ей было ужасно сложно именно с Кацуки. И обращалась она тоже к нему. И каково было удивление Мицуки, когда Кацуки лично соизволил приехать на Рождество домой. Он объяснил это тем, что у всех его друзей свои планы, а одному торчать в пустой квартире не очень хочется. Мать мало волновали детали, она нарадоваться не могла его присутствию. На двадцать пятое число Мицуки готовила праздничный торт, а Кацуки помогал ей. Он был очень молчалив, словно находился в глубоких раздумьях, и совсем не пререкался с матерью, что было на него не похоже. Днём отец уехал по делам, и они остались вдвоём, хлопоча на кухне. — Передай сахар, Кацуки, — попросила она, перемешивая жидкое тесто, которое показалось ей немного пресноватым. Бакуго выполнил просьбу и вернулся к нарезке ягод клубники, которые нужны были не только для украшения, но и для крема. Молчание напрягало Мицуки. Обычно шум и гам стоит, когда они с Кацуки в одном помещении. — Как сессия? — Эм, слушай… Они начали одновременно, и Мицуки уступила сыну, сказав, чтобы он говорил первым. Бакуго набрал в лёгкие воздуха, тяжело вздыхая. Атмосфера как-то поменялась, и женщина поняла, что разговор приобретает серьёзный оттенок. — Странный интерес к моей сессии, что-то раньше ты не спрашивала, — огрызнулся Кацуки. — Практически всё сдал автоматом, как и всегда. — Неженка какой! — хмыкнула Мицуки. — Захотела и спросила! — Короче, я встречаюсь с тупицей Деку, и мне похер твоё мнение на этот счёт, так что любые комментарии оставляй при себе, — выпалил он, не обратив внимания на недовольную мать. Мицуки не сразу поняла сути сказанного сыном. Прокрутила фразу в голове, вычленила из неё важные слова: «встречаюсь», «Деку», «похер на мнение», и только потом ахнула от настигшего её внезапно осознания. — Я же сказал, без ко- Договорить Кацуки не смог, услышав какие-то странные всхлипывания. Мицуки утирала глаза от слёз, бормоча что-то насчёт лука, хотя готовили они сладкий торт. Неужели она настолько разочарована в нём? Бакуго поджал губы и опустил голову. Он посмотрел на руки, испачканные в клубнике, которую он слишком сильно сжал в ладони, рассказывая о своих отношениях с Деку. И где хвалебная поддержка меньшинств, а, чёртова старуха? Когда это не касается твоего сына, то можно и поддерживать? — П-прости, Кацуки, — она шмыгала носом, наконец, приходя в себя. — Это просто немного неожиданно. Как хорошо, что я была права. Я думала, ты умрёшь в одиночестве, ведь ты такой отвратительный грубиян. — Чё ляпнула, кошёлка старая? — рявкнул Кацуки и тут же получил подзатыльник от матери. — Больно же! — Узнаю, что ты Изуку обижаешь, прибью к чёрту! — пригрозила она кулаком. Кацуки недовольно цыкнул, проглатывая едва не сорвавшееся с губ: «Да когда я обижал его вообще?» Воспоминания из загородного дома Ашидо, из того дня, когда пришло видео на телефон, из квартиры Деку тем солнечным утром вихрем пронеслись перед глазами. Старуха права, пока он пытался разобраться в себе, он постоянно ранил его, раз за разом, упиваясь собственной болью, нарочно приносил её другому человеку. Но, как ни печально, это у них взаимно. — А с папой я сама поговорю, ты же не хотел поднимать эту тему при нём, верно? — улыбнулась Мицуки. — Не то чтобы меня волнует его мнение, — насупился Кацуки. — Да-да, конечно, — она покачала головой. — Не волнуйся, Кацуки, несмотря ни на что, ты всё ещё наш сын. Было бы странно злиться на тебя за то, какой ты есть. Всё же Бакуго рад, что родился в этой семье. Ему несказанно с ними повезло.***
Мидория сидел на крыльце, дожидаясь Каччана. Он сказал, что придёт к ужину, сразу после того, как разберётся со своими шумными родителями. Раз уж обещал посидеть с ними немного на Рождество — значит, нужно обещание выполнять. Погода к Рождеству совсем не располагала. Было прохладно, но небо обделило их город снегом. А счастливая Ашидо прислала ему фотографию из столицы — там неожиданно пошёл снег. Они так радовались с Киришимой, наделали кучу селфи и простых фотографий на фоне запорошенных снегом наряженных ёлок. В его районе люди совсем не украшали дома. Только Мидория повесил пару гирлянд на калитку и венок на дверь. Часы перевалили за восемь вечера. Пять минут назад выходила мама, сказала, что ужин готов, пора бы уже садиться за стол, но Изуку попросил ещё немного подождать. Долго ждать не пришлось. Каччан появился спустя минут десять. Он держал в руках небольшой подарочный пакетик. Мать нагрузила его гостинцами для Инко-сан — апельсиновые пирожные из кондитерской. В прошлую их встречу они очень понравились Мидории. — Ты долго, — вздохнул Мидория, поднявшись с крыльца и отряхнув брюки. — Мать не выпускала, пока не доем её дурацкий торт, — нахмурился Бакуго. У него резко выросло содержание сахара в крови из-за этой сумасшедшей, пересластившей рождественское угощение, правда, обещанной старухой радости это не прибавило. Они вошли в дом, и Бакуго передал гостинцы от матери, а Инко его поблагодарила, поздравив с Рождеством. — Вам бы пойти гулять, а не со мной сидеть, — хихикнула она, раскладывая рис по тарелкам. — В центре города празднество вовсю идёт. Кацуки, ты, наверное, не голоден? — спросила она, взяв в руки тарелку для него. — Не очень, но вашей еды хочу попробовать. Мидорию ещё в детстве удивляло, как Каччан общался с его мамой. Он мог быть грубым со своими родителями, даже с преподавателями в университете вёл себя ужасно невоспитанно, но к Инко он всегда относился с трепетом и заботой. Впрочем, женщина могла любого расположить к себе. То ли дело было в её доброй улыбке, то ли от неё веяло особым теплом. Мидория не может судить объективно — она же его мама. В его глазах, несмотря ни на что, Инко остаётся самым светлым человеком. И когда Каччан здесь, Изуку становится спокойнее. Возможно, он готов открыться перед мамой без страха быть непонятым. Даже если она не поймёт, у него всё ещё есть близкие друзья и Каччан, которым всё равно, кем он является. Но он не думает о таком варианте. Мама никогда от него не отвернётся. Инко о чём-то спрашивает у Бакуго, об учёбе, о жизни, о Мицуки тоже. Кацуки кривится, не привык говорить о своих родителях. Это только они умеют нахваливать своих детей в беседах с соседками. Когда он приехал со столицы в первый раз, каждая собака в их районе, встречавшаяся ему, обязательно отвешивала какой-то странный неуместный комплимент. И Бакуго понимал, что тут не обошлось без его тупой мамаши. Мама Мидории полностью переключилась на сына подруги, не замечая задумчивого Изуку. Но Кацуки видел, как тот ковыряется палочками в еде. Наверное, боится начать главную тему сегодняшнего вечера. Струсит? Бакуго хочется узнать. Пару часов пролетело незаметно за ужином. — Эм, мам… — с трудом выдавил Изуку из себя, отвлекая маму от увлекательного рассказа о соседском коте, которого она частенько подкармливает. — Я хотел тебе кое-что сказать. — Что такое, сынок? — удивилась Инко, переводя на него взгляд. — Я давно должен был тебе это сказать, но всё не решался, — Мидория сильнее уткнулся в тарелку. Он боялся увидеть реакцию матери. — Я… эм… я… мне… — Изуку, ты меня пугаешь, — напряглась она. — Я гей, — Изуку резко поднял голову, испытующе глядя на маму. Его руки дрожали, как и нижняя челюсть. Он пытался прикусить губу, чтобы остановить дрожь, но тщетно. Инко слабо улыбнулась. Выражение её лица ничуть не изменилось, словно это признание не произвело на неё никакого впечатления. Мидория отчасти почувствовал некое разочарование. Она же должна удивиться, разозлиться, заплакать в конце концов, что вырастила такого непутёвого сына. Но в чём она могла винить его? Он ведь отдавал себя полностью только ей. — Я знаю, Изуку, — сказала она, повергая в шок не только сына, но и их гостя. — Как? — Когда твои друзья к тебе приезжали, вы разговаривали слишком громко, — объяснила она, и Мидория вспомнил тот момент. Видимо, слишком громкое замечание Джиро достигло и матери. — Я рада, что у тебя такие замечательные друзья, вот Кацуки даже пришёл, чтобы тебе было легче признаться, — Инко посмотрела на обескураженного Бакуго и слегка поклонилась. — Спасибо, что остаёшься другом моего Изуку. — Я здесь не как друг, — сквозь зубы процедил Бакуго. Почему-то говорить об этом Инко-сан намного сложнее, чем матери, поэтому он осторожно накрыл своей ладонью дрожащую руку Деку, к глазам которого уже подступили слёзы. — Вот как, тогда я могу быть спокойна, раз такой человек, как ты, на стороне Изуку, — теперь она улыбнулась уже более открыто, и в комнату снова вернулась непринуждённая атмосфера. — Ты же не думал, что я буду злиться, а, Изуку? — обратилась она к сыну. Он замотал головой, сдержав слёзы. Инко встала из-за стола и направилась куда-то к шкафу, из которого достала бутылочку сливового вина. Она поставила её на стол. Кто-то из соседей заходил к ней в гости и принёс напиток в качестве гостинца, но женщина старалась не притрагиваться к алкоголю из-за состояния здоровья. Но сегодня можно позволить себе один бокальчик. — Думаю, нам стоит распить эту бутылочку на троих, — подмигнула она парням, доставая вслед за вином и небольшие бокалы. И Мидория подумал, что, наверное, ей всё-таки немного сложно принять, что сын не оправдал её материнских надежд и стал совсем не тем, кем бы ей хотелось. Она держится, улыбается, постоянно подливает вино Каччану и в шутку зовёт его зятем. Но всё это не важно, ведь теперь у него нет от неё секретов, и Изуку может смело заявлять о своих чувствах. Принятие не происходит сразу. Это нормально. Пусть сегодня ей понадобилось сливовое вино, завтра же они смогут спокойно сесть друг напротив друга и обсудить всё на свете. Изуку нужно многое ей рассказать.