Препарированный мотылек

Где стирается грань между обычным влечением и желанием вскрыть грудину, чтобы увидеть истекающие кровью внутренности? На каком моменте, обычный флирт превращается в смертельную пляску на острие ножа? Когда понравившийся парень обращается в желанный кусок мяса, а ты сам становишься диким зверем, который хочет разорвать его на куски? Билл не знал, где протекает эта грань, или когда наступает тот критичный момент, когда контроль ускользает, как вода сквозь пальцы. Да и не сильно стремился узнать, если говорить совсем уж откровенно. Насыщать свою жажду крови он научился не сразу, поначалу слишком увлекаясь и превращая своих жертв в беспорядочную труху из мяса и костей. Культ следил за ним задолго до вступления в основную организацию, выверял точную направленность его больной страсти к освежеванию и старался направить в нужное ему русло. Билл не сможет сказать, с какого момента начал думать о способах пыток или убийств, казалось, эти мысли были в нем всегда. Скрытые, спрятанные в дальнем участке сознания, они множились и дожидались нужного часа. Иногда редкие темные всполохи затмевали разум и Кербер срывался по полной программе, обращаясь потрошителем. В большинстве случаев запредельная жестокость заменяла ему секс, поскольку иногда он мог достичь оргазма, стоило только разделать тушу на куски и выпотрошить ей нутро. Но жертве еще приходилось постараться, чтобы довести его до такой степени возбуждения, чтобы можно было забить на остатки хоть каких-то норм. Хотя, какие нормы могут быть у жестокого зверя в людской оболочке?.. Для Билла любые правила закончились ровно в тот момент, когда он стал свидетелем добровольно-принудительной оргии между группой парней и вместо отвращения или страха почувствовал сильное возбуждение. Каждый удар вызывал в нем блаженный отклик, каждый крик сопровождался дрожью тела, а каждый приглушенный стон требовал занять место одного из насильников. Его завораживал вид избитого тела, покалеченной кожи, рваных разрывов и потока крови, то, как она бежит из ран вниз, очерчивая линии подтянутых мышц. Почему-то такая сильная увлеченность была только лишь тогда, когда жертвами становились парни, на девушек реакция была значительно слабее. Его самого никогда не трогали, хотя вполне могли воспользоваться правом сильнейших, доверяли место наблюдателя, а потом уже сами наблюдали, как он содрогается в оргазменных конвульсиях. Таким образом наслаждение и смерть слились для него в одно целое, поочередно толкая то в одно направление, то в другое, не желая разъединяться. Если он хотел утолить жажду тела, тогда шел на поиски приключений в бар и там выбирал себе подходящего партнера, если же его терзала потребность в крови, местом его охоты становилась улица, где не было заметно пропажи проститутки или случайного прохожего. Редко, но иногда случалось и так, что его жертвами становились его же постельные «гости», как он любил их называть. Часто один такой «гость» мог заменить ему три убийства за раз и остаться при этом живым, если, правда, выполнял все просьбы, читай приказы, Кербера. Но к его сожалению, в большинстве случаев все эти парни начинали меркнуть на второй пробе и уже не приносили того наслаждения, которое заменяло ему пытки. Наблюдая сейчас за тем, как недалеко от него сплетаются десятки тел в похотливом танце первобытных инстинктов, Билл ощущал привычную сытость, так как ему уже удалось утолить первый голод, но внутри все еще что-то свербело и царапало по живому. Что-то, что желало спустить кожу с молоденького паренька, который сейчас с упоением насаживался на член крупного мужчины, в то время как он сам вылизывал щель фигуристой девушки; что-то, что требовало разрубить половину здешних шлюх на две половины и потом с садистким удовольствием разобрать их на мелкие части, со скурпулезностью ювелира отделяя мышечные ткани и жилы от костей; что-то, что не имело названия, но всю жизнь ощущалось под кожей и прожигало вены. Билл знал, что многие из этих парней и девушек сегодня уже не откроют глаза. Кого-то задушат в порыве страсти, кто-то сам слишком разойдется и спровоцирует побои, другого могут зарезать, как овцу на закланье, а кто-то наглотается таблеток в ближайшем туалете, чтобы забыть все происходящее здесь, да вот только дозировку перепутает. Смерть на подобных «вечеринках» была привычным делом, ведь все, кто ступал на порог закрытого клуба «Paradise rot», прекрасно знали: жертвой и палачом может стать любой, так что разумней не сопротивляться, если попал в чьи-то сети. Для полицейских клуб был обычным, хоть и элитным, но все же борделем, для своих он становился вратами в мир запретного и порой смертельного наслаждения от бескрайней похоти с примесью боли. — О чем задумался, Кербер? — внезапно приятный баритон обжег ухо горячим дыханием, а в копну светлых волос зарылась притворно ласковая рука — уж Биллу приходилось видеть, как эта же рука может вспарывать животы и срезать кожу. — Не голоден? Билл закатил глаза и откинул голову назад, позволяя прытким пальцам немного поласкать мягкие пряди, после чего скосил серьезный взгляд на друга и одновременно с этим прямого конкурента за место в Совете. — Эреб, не говори мне, что не думал о том, что будет с нами через год? Эреб легко усмехнулся и склонил голову на бок, почти укладывая ее на спинку дивана, на котором расположился мужчина. — Что такое, Керби, боишься предстоящего отбора? — весело, но с серьезными глазами проговорил он и провел указательным пальцем по шее Билла. — На тебя это не похоже. — Нихера я не боюсь, — холодно рубанул Кербер и оттолкнул его руку, резко выпрямляясь, — просто меня выбешивает такой растянутый срок и такое лишь с виду простое задание. Сколько мы проходили эту цикличность? — Шесть раз, — глухо, но со слабой улыбкой проговорил Эреб и, не удержавшись, коснулся щетинистой скулы кончиками пальцев, — и в этот раз пройдем. Чего ты нервничаешь, Билл? Мужчина невольно передернул плечами, когда друг назвал его по имени. Не всем это было позволено, не все имели право на это. Только самые близкие, те, кто видел его еще задолго до того, как он получил звание Кербера и вступил в культ на полной основе. Имя… как многое оно говорит о человеке и какую власть обретает над ним, когда становится известным не тем людям. Альбедо… так звали Эреба в прошлом, когда он тоже был лишь последователем и не имел даже малейшего влияния в организации. Билл даже как-то пошутил, что друг всегда работает на контрастах, играя за обе стороны мироздания. Только вот этот факт не мешает ему с особой жестокостью кромсать тела на куски, а потом ваять сюрреалистичные скульптуры и удивлять общественность очередным шедевром. — Ты же знаешь правило, если один Кандидат занимает место в Совете, двоих остальных просто убирают, не взирая на их заслуги, — отчего-то осипшим голосом произнес он и облизнул губы, — троих никогда еще не допускали. — А вдруг Триумвират сделает исключение? — с показательной беспечностью спросил Эреб и уткнулся подбородком в макушку Билла. — Все-таки мы — ветераны, столько лет «трудиться» на благо культа. Билл раздраженно лязгнул зубами и мотнул головой, вновь уходя от прикосновения. — Эреб, блять, я серьезно! — Так и я вроде не шучу, Керби, — с внезапной серьезностью и холодом проговорил друг, и оперся локтями на спинку дивана, — мы слишком долго марали руки в чужой крови, чтобы в итоге закончить так же, как одна из наших жертв. И Главы знают об это лучше других. Если только ты резко не стал поклонником всего живого и херовым пацифистом. Кербер медленно повернул к нему голову и сузил глаза, пробегаясь по физиономии мужчины напряженным взглядом. Так хотелось раскрошить в кровь это смазливое лицо, да вот только его терпкая красота и останавливала от сильного удара в челюсть. Никогда себе не признается, но в глубине души он уже не раз мысленно вбил голову друга в асфальт, потому что его раздражало подобное наплевательское отношение к такой серьезной ситуации. Пальцы судорожно сжались, будто пытаясь стянуть эфемерную кожу с черепа и превратить ее в рванные лоскуты. Карие глаза все больше и больше темнели, приобретая звериное выражение, а само лицо мужчины превращалось в холодную маску. Внезапно Эреб приблизился к Биллу почти вплотную и легонько куснул его за губу, спустя миг срывая легкий поцелуй и тут же расплываясь в хищной улыбке, стоило только заметить вспыхнувшее пламя бешенства в диких глазах. — То-то и оно, Керби, что не ты, не я, не наша принцесса, благородством не отличается, и втайне каждый из нас мечтает спустить друг с друга шкуру, — горячий шепот опалил губы, но еще раз поцеловать их Эреб не посмел, — по глазам вижу, что ты уже снял с меня скальп, и в этом — твоя суть, так что не смей примерять на себя образ спасителя. То что умерло, уже нельзя спасти, Керби, помни это, как и то, что мы радикально отличаемся от того сброда, который гордо величает себя «нормальным человечеством». — Ты забываешься, — холодно ответил Билл, зализывая укус и перекатывая во рту привкус крови, пытаясь не поддаваться на провокацию друга, — и я помню это. Неужели ты думаешь, что если я начал волноваться за ваши шкуры, то обязательно стал мягкотелым выблядком, верящим во все прекрасное? Нихера. Просто знаешь, как-то неловко будет, если мне прикажут разделать тебя на части собственными руками? Какой ты способ предпочитаешь больше, куриный или рыбный? Эреб громко расхохотался, привлекая к себе множество внимания, но совершенно не реагируя на чужие взгляды — главный взор был напротив, который ни за что не хотелось упускать из виду. Правду же говорят, запретный и недосягаемый плод всегда сладок, а Билл был не просто сладок — он имел наркотический эффект, который моментально подсаживал на него, как на иглу, он становился ядом, добровольно проникающим под кожу и медленно, со вкусом, убивал, вызывая внутреннее разложение. И ты будешь превращаться в гнилое отребье, лишь бы еще раз вкусить свое «райское яблоко». — Рыбный мне больше по вкусу, — азартно ответил он и легко обнял мужчину за шею, а в следующую секунду уже жестко зажимал дыхательные пути, — только смотри внимательней, Керби, чтобы на месте рыбы не оказался ты. — Сучара, — хрипло рассмеялся Билл и ослабил захват своей рукой, положив ее поверх руки наглого засранца, — не смей мне угрожать. — Да какие угрозы, Керби, я же любя, — фыркнул Эреб и звучно поцеловал его в щеку, уже просто обнимая, — но для поддержания тонуса тебя иногда полезно спускать с небес. Билл закатил глаза и закинул голову назад, вдыхая полной грудью пропитанный потом, сексом и тяжелыми благовониями воздух, ловля странный кайф от подобной смеси. — Я тебя сам когда-нибудь придушу, чтобы не выделывался. Эреб насмешливо усмехнулся и похлопал его по плечу, слегка огладив мускулистую руку. — Буду ждать с нетерпением вашей воли, о, первичный. — Долбоеб, не разбрасывайся такими словами, — полушутя-полусерьезно проговорил Билл и расслабленно прикрыл глаза, — еще ничего не известно. Эреб на это ничего не ответил, лишь коснулся пальцами сильного подъема горла, зачарованно прочертив вдоль вен, и с едва заметным сожалением отнял руку. Но не успел он погрузиться в свои мысли, как их интимная атмосфера была нарушена. И кем? Лишь третьей составляющей их личного Триумвирата — Гекатой. Девушка, или, скорее, молодая женщина, с грацией кошки и хищностью кобры подошла к ним и с интересом окинула двоих мужчин внимательным взглядом. — Вы такие сладкие, меня сейчас стошнит от ваших нежностей, — скривив идеальные губы в насмешливой ухмылке, она присела рядом, — что на вас нашло? — Если надумала блевать, будь добра, делай это за пределами моего клуба, — с легким холодком проговорил Эреб, невольно выпрямляясь, и едко улыбнулся, — не хочется доставлять работникам лишних проблем. А то вдруг, еще отравятся чем-то, пока будут убирать твою блевотину. — Смотри, чтобы за тобой не пришлось убирать кишки, — сверкнула глазами и острой улыбкой Геката, желая пересчитать ему ребра, — хотя от такого гнилого трупа после смерти разве слизь останется, да и то, не факт. Билл раздраженно вздохнул, резко распахивая глаза и возвращая голову в нормальное положение. — Прекратите оба, — жестко отчеканил он, по очереди посмотрев сначала на одного, а потом и на другую, — заебали уже, как кошка с собакой, грызться. Не можете нормально говорить друг с другом, тогда заткнитесь нахуй и не мешайте другим отдыхать. — Ой, а что это наш Кербер сегодня так рычит? — притворно ласковым тоном проговорила Геката и неспешно потянулась к мужчине. — Проблемы с мужской силой? Я могу помочь, за определенную плату, естественно. Кербер мрачно усмехнулся и не особо нежно оттолкнул женщину в сторону диванных подушек, испытывая внезапный прилив злости и едкости. — Себе сначала помоги, дорогая, а уже потом предлагай помощь мне. А о плате забудь, я не дам сделать свой портрет, чтобы потом ты меня убила. — Гад ты, Кербер, не всех же своих натурщиков я убиваю, в самом-то деле, — уже без игры обижено протянула Геката и вольготно растянулась на пестрых подушках, нисколько не смущаясь своего обнаженного тела, — давай выкладывай, чего дым из ушей валит. — Угу, зато ты им головы просто так отрезаешь уже в процессе съемки, — сухо проговорил Билл и снова откинул голову назад, — и ничего у меня не валит из ушей. Я просто хочу нормально отдохнуть, а вы действуете на нервы. — Я вообще молчу, — вспыхнул Эреб и недовольно уставился на извивающуюся змеей Гекату, — это вот, некоторым, поиграть в соблазнение захотелось. — Ты громко думаешь, — мрачно усмехнулся Билл и бросил спокойный взгляд на распаленную женщину, — зря стараешься, милая, чтобы я отреагировал, тебе, меньшее, что надо сделать — это позволить изорвать твою кожу и превратить свое красивое личико в месиво. Не думаю, что ночь со мной стоит таких жертв. — Мудак, — хищно улыбнулась Геката и легла на бок, подпирая голову рукой, — сколько лет тебя знаю, а все не могу вычислить, чем тебя пронять можно. Не может быть, чтобы ты возбуждался только от вида нарывов и язв. — О, Боги, начинали за здравие, кончаем за упокой, — протянул Кербер и бросил насмешливый взгляд на Эреба, замечая, как он всеми силами пытается сдержаться и не разразиться едкой тирадой, — с каких пор тебе интересно, что меня возбуждает помимо следов насилия? — С тех самых, как ты стал меня отвергать, — слишком серьезно для забавы проговорила женщина, впиваясь в его лицо пристальным взглядом, — я хочу знать, почему ты это делаешь. Билл повернул голову в ее сторону и первое время просто смотрел на нее, скользил прохладным взглядом по соблазнительному телу и красивому лицу, отмечал, как оттенки света выгодно играют на темной коже, но хотя бы отголоска желания не смог ощутить. И если раньше, до истории с культом, он подолгу увлекался этой девушкой, то сейчас не было даже намека на увлеченность. И это не потому, что она утратила свою красоту, наоборот, с возрастом она только расцвела, а потому, что она была компонентом его личной триады, а это означало, пресечь любое влечение на корню. И если с Гекатой получилось провернуть подобное, то с Эребом все еще что-то тлело в душе, не дающее покоя ни ему самому, ни другу. — Ты — наша принцесса, — на удивление спокойно произнес он и едва слышно вздохнул, — ты — часть триады, не кровная, но сестра. Поэтому я больше не могу тебя хотеть. Не обижайся, Геката, но свое табу я не нарушу. — Я понимаю, — женщина с достоинством приняла отказ и даже слабо улыбнулась, меняясь в лице, — в конце-концов, все мы здесь для того, чтобы чем-то жертвовать. Ничто не должно держать на прежнем уровне, я помню. Билл молча кивнул, еще не зная, с какой горечью ему придется вспоминать эти последние слова некоторое время спустя.