Just Can't Get Enough

- Хэй, Блейн, - слышен его голос, и Блейн не может определить по телефону, уставший он, сонный или никакой. - Что-то случилось? - А Блейн все еще не может заставить голосовые связки работать. - Блейн? Эй, хочешь, чтобы я приехал? - теперь голос очевидно беспокойный, и Блейну снова стыдно, что он так поступает с Куртом, с человеком, который добровольно общается с ним, что вешает на него свои проблемы, но он не сдерживает всхлипа: - Курт, нет. Ему не нужно, чтобы с Куртом встретились его родители, не нужно, чтобы он выслушивал их оскорбления и невежественные комментарии, только не это, только не отпугнуть его так рано. - Что случилось? - спрашивает тогда Курт, и Блейн так хочет рассказать ему все — что он не нужен никому на свете («Но я нужен тебе, Курт, хоть самую малость, пожалуйста, скажи да»); что его абсолютно не ценят родители, да и вряд ли кто-то в мире когда-либо оценит, потому что никто не смотрит на таких, как он, да и вообще, кто знает, может, он не доживет до «когда-либо»; что он не хочет доживать до «когда-либо». -Ничего, прости за беспокойство, - выдавливает он через плотно сжавшееся горло сахарную ложь. - Блейн. Не ври мне, - в голосе Курта — твердость и беспрекословность, и это приказ, и ему настолько не наплевать, и Блейн ломается, ломается окончательно и полностью, перестает сдерживать крики и слезы, которые теперь текут на подушки, и ему приходится на время отложить телефон, чтобы не оглушить Курта. Он не пытается быть тише, его родителям наплевать. Когда Блейн немного берет эмоции под контроль и снова подносит мобильный к уху, он слышит глубокие вдохи Курта. Тот на грани панической атаки, понимает он. - Я здесь, - почти шепотом говорит Блейн, - прости. - Я приеду, - тут же отвечает Курт таким же тоном, и Блейн не находит в себе сил на споры. - Я приеду, а ты все мне расскажешь, и если ты позволишь, я буду обнимать тебя. - И Курт спрашивает разрешения у него, это вообще реальность? - Диктуй адрес. Блейн проговаривает все настолько четко, насколько позволяют его стучащие из-за нервов, волнения зубы. В конце Курт говорит, что будет — большее — через сорок минут. Блейн сдерживает «я люблю тебя» на кончике языка, потому что это сумасшествие и бред, и просто непривычка к такому отношению, не надо лететь вперед головой в эту пропасть. Потом он встает и на подкашивающихся ногах идет в ванную, где сует два пальца в горло и выблевывает свою неудачную попытку самоубийства. Блейну не нужно, чтобы Курт наткнулся сначала на его родителей, а потом на его труп. Он умывается и смотрит на себя в зеркало, пытаясь найти что-то — хоть что-то — что могло бы привлечь в нем такого замечательного человека, как Курт. Он не находит ни малейшей черты во внешности. Перебирать характер, разбирать его на щепки он даже не собирается. До прихода Курта Блейну надо продержаться в адекватном состоянии. А потом слышно, как к дому подъезжает машина, как кто-то стучит в дверь, и Блейн летит вниз по лестнице, опережая родителей, распахивает ее, хватает Курта за руку и быстро тянет его к себе. Сзади отец кричит что-то про «Не вздумайте трахаться еще и у нас!», и Блейн спотыкается на ступеньках, но ему просто надо увести Курта от этих людей, называемых себя его семьей, и закрыться с ним в комнате. Чтобы спокойно поговорить. Чтобы их не успели заколебать подобными окликами. Как только он закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, он громко выдыхает, и в этом звуке уже заметны нотки новой волны истерики. По лестнице слышны тяжелые шаги, и потом отец стучится к ним и требует оставить дверь открытой. Блейн уверен, что теперь Курт не станет оставаться у них в доме, никто бы не хотел, и он начинает задыхаться, широко распахивая глаза и мотая головой. - Эй, эй, эй, - руки Курта тут же оказываются на его лице, держат крепко, не давая отвернуться, - оставайся со мной, слышишь? Концентрируйся на мне, на моем голосе, глазах, как хочешь, - он немного нагнулся, чтобы быть на одном уровне с Блейном, и тот чувствует себя так, словно он может сломаться еще и еще раз, он чувствует давление слез в глазах и непроглатываемый ком в горле, потому что он не может сделать это, не может так отдать себя кому-то, в полное доверие, и он еще знает, что отец все еще стоит за дверью, а потом Курт, этот замечательный, невероятный, волшебный Курт... - А вы идите к черту, - говорит Курт громко. - Ваш ребенок — ваша плоть и кровь, и вы оставляете его, сабмиссива, от природы не способного нести такой груз, наедине с самим собой. Вы сломали его первыми. Вы, а не те, кто его избил. Они лишь закончили вашу работу. Так что или поменяйте что-то в себе, или дайте мне разобраться с тем, что вы натворили. И Блейн не слышит ответа отца, только полминуты тишины и торопливые удаляющиеся шаги. Тогда он теряет это. Теряет ту линию, за которую почему-то держался. Теряет основу своего существования — не доверять никому и никогда, они, какими бы хорошими не были, обманут, подставят, предадут. Он теряет это, отпускает и ни капли не жалеет. Блейн не знает, какая полная реакция отца, решил ли он дождаться свободного выхода Курта отсюда, чтобы придушить его на кухне, или же он смутился. Понял, что это колкая правда. Конечно, это что-то из разряда невероятного, но в последнее время с Блейном только и случается, что всякое невероятное. И Блейн открывает глаза, которые в какой-то момент закрыл из-за того, что вся ситуация была просто чересчур, и встречается взглядом с участливо-голубыми, и тогда эта нить, довольно прочная, та, что связывала его с осознанием жестокости реальности, рвется. Он не до конца понимает, на что подписывается, когда отпускает все свои устои и веры, но ему все равно. Почему-то он уверен, что Курт будет рядом. И Курт подхватит его, если он вдруг упадет.