***
Ирма, вальяжно развалившись на диване, после завершения Найджелом очередной истории затряслась от смеха, в ту же секунду чуть ли не задохнувшись из-за набитого рта. И стоило ей только отдышаться, она взорвалась с пущей силой под моё тихое бурчание и зашипела, когда я слегка надавила ей на живот, как раз в то место, где яркими красками цвёл новый синяк. Мы обменялись несколькими безобидными шпильками, в ходе которых у меня самым наглым образом увели последний кусочек пиццы. Впрочем, попытаться её отвоевать обратно я решила чисто из вредности, а в итоге отхватила совсем немного. Найджел беззлобно над нами посмеивался и медленно потягивал пиво из своей банки. Сегодняшний день я вполне могла назвать самым лёгким и относительно спокойным за последнее время. Ночью мне удалось проспать шесть часов без каких-либо сновидений, школьные занятия не преподнесли никаких расстраивающих сюрпризов, даже моя бессонница окупилась в виде вполне хороших результатов за тесты, а сейчас день неторопливо шёл к своему завершению, а меня окружали друзья и атмосфера, позволяющая как следует расслабиться и повеселиться. Местом нашего пристанища как обычно стал практически всегда пустующий дом Данов. Впрочем, сам Урия хоть и участвовал в наших разговорах и поддерживал настрой, всё же периодически проявлял странное поведение. Иногда я ловила на себе его долгие и пронизывающие насквозь взгляды, частенько при обращении к нему в его ответах проскакивала резкость и раздражённость, к тому же ощущалось, как он отгораживался от меня с Ирмой, всё продолжал строить стену, которая через время точно станет непреодолимой. И потому у меня рождалось слишком много вопросов, хотя так не хотелось разрушать то умиротворяющее волшебство, прикосновения которого были до одури приятны. — Я курить, — Найджел, доставая пачку из карманов, поднялся на ноги. Губы Урии в очередной раз изогнулись в усмешке из-за того, что друг категорически отказывался дымить в доме, несмотря на полученное разрешение. — Я пас, — ответил Урия на выжидающий взгляд Найджела, после чего тот сразу же направился к заднему выходу. — Неужто бросил? — насмешливо поинтересовалась Ирма, но из-за пришедшего сообщения подскочила и сразу же скрылась на втором этаже, на ходу бросая: — Требуется срочный звонок, не скучайте. Мы остались вдвоём, и впервые молчание казалось душащим и терзающим. Уход наших друзей словно спровоцировал исчезновение ярких цветов и той дружеской и располагающей атмосферы. Казалось, передо мной сидел абсолютно чужой человек, которого мне довелось увидеть впервые всего каких-то пару минут назад. Я знала о нём только имя, а тех нескольких лет общения, той больницы и тех воспоминаний никогда не было. Они, наверное, принадлежали другой реальности. Я представила всего на миг, что Урии никогда не было в моей жизни, и если бы продолжила дальше развивать мысль, то, скорее всего, разрыдалась. Дан остановился взглядом на лежащей на столике пачке сигарет, было заметно, что ему ужасно хотелось курить, но, видимо, приходилось экономить. Ясно, с работой в последнее время приходилось туго, а у родителей он редко когда брал деньги. — В чём дело? — наконец-то решилась я задать этот вопрос, грозящий привести к ссоре, но он прозвучал до того жалко, что Урия поначалу посчитал ненужным развивать тему дальше. — Это ты мне скажи, — он даже не смотрел в мою сторону, всё продолжал гипнотизировать пачку. — Не понимаю, — фырканье заставило меня вздрогнуть, а адский холод во взгляде — сцепить руки перед собой в замок. — Давно в зеркало смотрелась? — вид моих нахмуренных бровей ему явно не понравился. — Выглядишь так, будто бы тебя каждую ночь имеют по несколько раз. Ирма вообще ходячая груша. Ведёте себя странно, творите и несёте непонятную хуйню. Так, может, это ты мне ответишь, в чём дело? — Ни в чём, — бездумно выпалила я и в ту же секунду пожалела, ибо Урия, до этого полулежавший в кресле, выпрямился и слегка наклонился ко мне, не разрывая зрительного контакта. — Пиздишь. Я как-то разом стушевалась, совсем теряясь в поисках ответа или, лучше сказать, оправданий. Хотя сейчас мне ничто не поможет, особенно слова, те лишь утянут на ещё большее дно и накрепко прикуют к нему. Снова совру — Урия мигом раскусит и озлобится сильнее, это со стопроцентной вероятностью оттолкнёт его, и стена между нами станет в несколько раз прочнее и выше. Открытие правды при условии, что в неё поверят, приведёт к более серьёзным и нежелательным последствиям. Она слишком болезненная, слишком невыносимая. Я не хотела бы втягивать его во всё это безумие, терять свой островок безопасности и кусочек такой нормальной прежней жизни. Сокрытие правды нужно как мне, так и ради блага и защиты Урии. Это точно его спасёт, не изменит до неузнаваемости, позволит ему просто жить и не думать, что где-то там какой-то ублюдок уничтожил либо моё тело, либо остатки моей психической уравновешенности. — Теперь тебе нечего сказать? Ну что ж, это лучше, чем твоя бесконечная ложь, Вандом. Она успела настопиздеть. Я сильнее стиснула пальцы, когда Урия обратился ко мне по фамилии. Своеобразная граница его терпения, после которой всегда следовали правдивые, а от того и отравляющие быстродействующим ядом душу слова. После я могла сколько угодно обижаться, шипеть и выпускать колючки в ответ, избегать даже мимолётной встречи, но он никогда после этого не извинялся. Мне же приходилось постоянно, потому что меж клеток жидким металлом растекалось понимание: я нуждалась в нём больше, чем он — во мне. — Я не лез в твои отношения, пару раз попытался, так ты сразу же послала меня на хуй. При вопросах и пересечении, как ты считала, недопустимого снова посылала и врала. И всё же ты постоянно втягивала меня в них, сама о чём-то просила, ныла тут, а потом — угадай — снова посылала и снова лгала. Хотя ты же со всеми так, да? А потом, когда оказалось, что тебе и правда нужна была помощь, ты заставила других чувствовать себя виноватыми, в то время как в их глазах оставалась бедной и несчастной. Но ты же была виновата не меньше. Затем эти конченные обещания, разговоры, и — удивительно! — ты снова лжёшь. Я спрошу тебя в последний раз: что происходит? В то время как Урия говорил, я большими глотками опустошала свою банку и отчасти так старалась скрыть свои эмоции. Он имел право злиться, брать меня за шкирку и тыкать носом в неприятную правду, от которой приходилось постоянно отворачиваться, лишь бы не позволять росткам стыда и сожаления вырасти в что-то большее. Я и правда была в большей степени сукой, чем жертвой, и часть агрессии вымещала на людях, искренне желающих мне помочь, иначе она полностью бы досталась только Олсену, и кто знает, чем в конечном счёте закончился очередной наш конфликт. Хотелось рассмеяться: находить оправдания собственной глупости и наивности у меня получалось с рекордной скоростью. — Что происходит? — его радужка, казалось, потемнела от разливающегося по ней неверия. — Ты в очередной раз идёшь на хуй. Тихий смех Урии теперь, вероятно, присоединится к хору иных в моих кошмарах. Что ж, из предложенных выборов, где один хуже другого, я выбрала именно такой сценарий развития событий и сопутствующие с ним последствия. Пришлось поставить на кон наши отношения, прочность которых теперь снова подвергалась проверке. Сколько ещё нужно солгать, чтобы Урии окончательно надоело со мной возиться? Всё рухнет из-за этой тайны, или придётся дождаться следующей? И всё же пусть лучше ненавидит, чем думает об отмеренном мне времени. — Отлично, Вандом, вот только ты тоже пойдёшь на хуй, когда прибежишь ко мне в слезах. Ты отказалась от помощи, вот и всё. Я не нанимался быть тебе жилеткой, в которую пускают сопли, — Урия закурил, вновь принял полулежащую позу и прикрыл глаза, всё ещё чему-то усмехаясь. — Но если ты подсела на наркоту, я накачаю тебя так, что ты больше никогда к ней не притронешься. — Какого хера тут происходит? — Ирма преодолела лестницу в несколько шагов и с подозрительным прищуром стала смотреть то на меня, то на Урию. — Ну и? — Урия беспокоится, чего это ты ходишь раскрашенная с головы до пят, — её брови сместились к переносице, а взгляд стал ещё более требовательным. — И о том, что мы темним в последнее время. — Тебя это не касается, — с шумным выдохом Ирма опустилась рядом со мной, её дёрганые движения выдавали, что ей самой эта одна большая ложь не нравилась. — Да я уже понял, ваши тайны и прочая хуйня. Просто забавно, что те, кто больше всех кричат о доверии, оказываются главными лицемерами. Ирма дёрнулась, как от удара, судорожно вздохнула, а улыбка, хоть и слабая, так и не исчезла с её лица. Я сразу же закачала головой, стараясь не допустить, чтобы между ними разгорелся новый конфликт. Их отношения и без того можно было назвать вечно скачущей то вверх, то вниз кривой. И не угадаешь, какой настрой у них сегодня: то ли снова сцепиться, как кошка с собакой, то ли вместе придумать и сотворить какую-то херню. — Ошибочка вышла. Это не только наши тайны, и мы не можем ими разбрасываться. Где же тут лицемерие? — Вместо того, чтобы сказать напрямик, что есть такой моментик, вы предпочитаете считать нас либо тупыми, либо слепыми. — О чём это вы? — возвращение Найджела не позволило Ирме продолжить диалог с Урией, да и мне в ту же секунду стало в разы спокойнее. — Да так, — Дан махнул свободной рукой и сделал затяжку, — об их небольших тайнах. — А, об этом, — Найджел своё прежнее место, кресло напротив нас, улыбнулся и без намёка на какой-либо негатив поинтересовался: — Так это всё ещё тайна? И вот он сидел передо мной весь такой понимающий и доброжелательный, и мне в очередной раз хотелось вывернуть душу наизнанку. Ему обязательно удастся найти выход, увидеть проблеск надежды, которой никак не виден мне. Он пару раз слегка поворчит, в некоторых моментах найдёт повод для шутки, и в целом сможет меня успокоить и поддержать, но… Тут такая же ситуация, как и с Урией, так лучше для них обоих. — Повторюсь, это не только наша тайна, поэтому да, мы не можем ничего рассказать. Прости. Найджел сразу же установил зрительный контакт с Ирмой, полминуты точно между ними происходила безмолвная невидимая борьба, а затем он, усмехаясь, поднял руки, как если бы сдавался. — Но хотя бы намёк можно? Я сам спрошу, вам нужно лишь кивнуть, если это так, — мы обменялись с Ирмой взглядами, и лишь только после этого согласились. — Это связано с наркотиками? — Нет, и вы оба знаете, что я бы никогда к ним не притронулась. Урия напрочь проигнорировал шпильку в свою сторону и, кажется, вовсе утратил интерес к окружению и особенно к нам. Можно было подумать, что он даже успел задремать, но пальцы, тихо отбивающие ритм по подлокотнику кресла, свидетельствовали об обратном. — Окей, вас к чему-то принуждают? — Найджел сделал небольшую паузу, словно не желая дальше озвучивать собственные догадки. — Секс… и прочее? — Чего, блядь? — Ирма нахмурилась, изучающе пробежала взглядом по лицу Найджела, словно стараясь найти намёки на шутку. Он же как никогда серьёзен, лишь глаза блестят от искреннего беспокойства. — Нас, конечно, ебут, но не в этом плане. Никакого сексуального насилия. — А что насчёт обычного? Это угрожает вашей жизни? — Нет, — выпалила я через чур поспешно, чтобы избежать неловкой паузы, наталкивающей на определённые ответы. И это нисколько не помогло. — Вандом, если не можешь говорить правду, то хотя бы лги лучше. Как раньше, — Урия будто бы выжидал момента, что бросить обратную шпильку, которая ко всему прочему достигла своей цели. Правда, Найджел и без того всё прекрасно понял, от его пронзительного взгляда ростки стыда вырастали и становились цветами, стебли которых обвивали внутренние органы и постепенно их сжимали. Я задыхалась из-за этого мучительного чувства, но решила играть до конца, пусть они и будут знать, что всё мои слова лживы. Так и слышалось, как появлялась новая трещина в связывающем нас мосте. — Это лишь возможная перспектива, сейчас всё нормально. Глаза Найджела в ту же секунду будто бы потеряли всю свою насыщенность, потускнели, как у старого или больного человека, а моё сердце разбивалось на множество мельчайших осколков, а руки были все в крови и порезах из-за того, что я старалась сразу же собрать кусочки снова в что-то цельное. — Поклянитесь, что с вами ничего не случится. Такая детская и наивная просьба выглядела, как жест отчаяния, как попытка обмануть себя и внушить, что это действительно поможет, отгородит нас от опасности. Мы много раз друг другу в чём-то да клялись, и частенько отрекались от собственных же обещаний в силу обстоятельств или же — чего таить — без особых причин. Сейчас не хотелось снова отказывать Найджелу, возможно, лишать той частички спокойствия, которые принесут наши слова. Возможно, на смертном одре я, как в каких-нибудь фильмах, вспомню об этом, превзойду свои пределы и смогу вырваться из лап смерти, даже если ненадолго. — Клянёмся, — одновременно прошептали мы с Ирмой, не сговариваясь, а затем она поспешила заверить: — Когда придёт время, мы всё расскажем, но не сейчас. Пожалуйста, простите. — Хорошо, я буду это уважать. Но вы всегда можете надеяться на мою помощь, стоит лишь сказать. Я не могла и слова вымолвить из-за застывшего в горле кома, всё смотрела на улыбку Найджела, грустную, но отображающую, что он готов принять наши условия. Мысленно готовилась его за это возненавидеть, хотя в действительности подобные чувства были направлены лишь на саму себя. Я не заслуживала такого друга, готового простить и принять меня любой, даже несмотря на мои постоянные проёбы в отношениях с ним. Я не желала его терять, не желала терять их всех, и хоть сама мысль о смерти пугала до чёртиков, ради их спасения готова была пожертвовать собой, закрыв эгоистичность за несколькими металлическими дверями с множеством замков. Снова мы вернулись к этой теме. Эти кошмары сводили меня с ума и заставляли всё чаще задумываться о смерти и о том, какой же будет мой конец. В своих мыслях я умирала уже сотни раз самыми разными способами, даже не особо реалистичными. Пора бы вернуться к более обнадёживающим размышлениям, где главной темой обязательно являлась жизнь, а ведь именно ради неё пришлось принять магию. В итоге я как-то слишком уж быстро сдалась, наверное, это тоже меня погубит… Да блядь!***
Если в мире есть что-то неизменно прекрасное, то это определённо королевский сад. Проходя в очередной раз лабиринт коридоров, я видела, как за окнами кружились белоснежные хлопья в только им понятном танце, здесь же всегда над головой нависало чистое летнее небо, а взгляд то и дело привлекали недавно расцветшие диковинные цветы. Я бесцельно рассматривала один из таких, пока Ирма вела оживлённую беседу с Фобосом, нить повествования которой для меня потерялась ещё в самом начале из-за работы с собственной стихией. Пульсирующая боль в голове во время занятия всё нарастала, а сейчас необходимость хотя бы небольшой передышки достигла своего апогея. Вмешиваться в разговор не хотелось, к тому же из-за моего состояния варёного овоща он казался даже сложноватым. Ирма щёлкнула пальцами в момент того, как задала очередной вопрос — я посмотрела на неё, возбуждённую и восторженную, и слегка приподняла уголки губ при виде её ярко горящих глаз. Мы с девочками ещё ни разу не говорили о произошедшем в шахте, негласно решив сначала переварить всё наедине с самим собой, немного прийти в себя и привести мысль в порядок. Для каждой из нас эти события не прошли бесследно: молчаливые, постоянно погруженные в собственные размышления, с потухшими взглядами и серостью лица, неспособные избавиться от кошмаров, страхов и влиться в прежний ритм жизни — вот во что мы превратились всего после одного задания. И всё же кое-кто стал исключением: Ирма выглядела и вела себя так, словно ничего не произошло. Пока остальные погружались в пучину негативных эмоций, её переполняли жизнь, энергия и веселье. И всё же на каком-то ментальном уровне я знала, что Ирма тоже постоянно мысленно возвращалась в ту шахту, переживала события вновь. И если горькая правда придавила нас к земле, и нам никак не удавалось подняться даже на четвереньки, то для неё поражение стало источником силы, с помощью которой она могла хоть сейчас рвать и метать. — Закончим на сегодня, — на этих словах Ирма всего на секунду поникла, похоже, потоку её вопросов пока ещё не пришёл конец, на что Фобос деликатно заметил: — Тебя ещё ждёт Седрик. — Милорд будет только рад моему опозданию. — Тогда тем более не заставляй его ждать. Ирма издала смешок, недолго потопталась на месте, будто бы разрываясь между «в этот раз точно последний вопрос» и «не принесу Седрику и малейшей радости», а затем, бросая на ходу прощание, исчезла из поля зрения. Оставалось надеяться, что излишне возбуждённое состояние не принесёт ей лишних проблем. Я почувствовала на себе пристальный взгляд и, столкнувшись с ним, слегка поёжилась. В потемневших зелёных глазах читалось что-то недоброе, грозящее для меня неприятностями. Спокойствие Фобоса, что сопутствовало ему в разговоре с Ирмой, сейчас обратилось в обжигающий кожу холод. Он что, зол? Долго искать причин для этого не пришлось: после нашей небольшой перепалки с Киарой мы с Фобосом ни разу до сегодня не пересекались. Я послушно замерла на месте, готовясь отстаивать собственную точку зрения. — Для чего тебе нужны занятия с Киарой? — от его тихого и лишённого эмоций голоса вкупе с всё ещё прожигающим взглядом стало вдвойне некомфортно, но мне удалось довольно уверенно ответить: — Чтобы научиться контролю. — Верно, — Фобос кивнул и медленно, словно хищник перед атакой, приблизился ко мне, — для этого. Но, кажется, недавно ты об этом позабыла. — Она… — он сделал предупредительный жест, на корню пресекая любые мои попытки оправдаться. — Не перебивай, — всего на мгновение его раздражение стало слишком уж очевидным. — Когда я захочу тебя выслушать, ты об этом узнаешь. Пауза возникла не к месту, и только через полминуты вспыхнуло понимание, что принц всё это время ждал хоть какой-то реакции в ответ. Фобос снова заставлял чувствовать себя ребёнком, несмышлёным и провинившимся. Даже маме не всегда это удавалось, а ему хватало одного только взгляда, чтобы задушить любые попытки воспротивиться. Я слабо кивнула, не разрывая зрительного контакта. — Я знаю, кто и что говорил, но не станешь же ты отрицать, что сама спровоцировала последний конфликт? — очередная пауза — я покачала головой. — Киара сложный человек в общении, и ты не обязана выслушивать ту грязь, но у тебя не получится — пока что — поставить её на место, особенно с помощью таких глупостей. На последних словах мои глаза расширились, а сердце сделало кульбит. Фобос всё прекрасно понял и безмолвно, одним движением головы ответил разом на все возникшие вопросы. С трудом удалось сдержать обречённого стона. Я же и правда тогда сказала пару глупостей, совсем не задумываясь, что они смогут дойти до принца. Отчего-то из груди так и норовил вырваться смешок. Я же обещала разбить Фобосу сердце, хотя, возможно, оно и так каждый раз страдает после моих выходок. Рано или поздно разорвётся от невозможности выдержать такое количество разочарования. — Она — твой учитель, ты — её ученица, у вас есть общая цель, вот и направьте весь свой пыл на неё. Больше никаких выяснений отношений, я предупредил вас обоих. Я не медлила с ответом, решительно кивнула, мысленно прикидывая реакцию Киары на подобный разговор. Скорее всего, её злость возросла в геометрической прогрессии и едва ли умещалась меж рёбер. Смогут ли слова Фобоса заставить женщину молчать и тихо давиться ею? Если да, то для меня открывались некоторые преимущества. — И думай, что, где, когда и кому говоришь, даже если это шутки, а в некоторых случаях лучше и вовсе молчать. Надеюсь, мы друг друга поняли. Наверное, мне уже пора дать прозвище «болванчик», как бы к вечеру шея не разболелась от бесконечных кивков. Впрочем, если бы начала спорить или огрызать, то могла и вовсе без языка остаться, да и не возникало особого желания. Похоже, я научилась быть прилежной ученицей, раз так быстро использовала слова учителя на деле: подумала и решила, что сейчас молчание лучший выбор. Я ждала, когда же мне разрешат уйти, хотя безумно хотелось просто выбежать, а объяснения оставить на потом. Виски снова прострелила боль, заставляя поморщиться и прикрыть глаза. Когда зрение вернулось в норму, выражение лица принца нисколько не смягчилось, значит, разговор обещал выдаться долгим. — Ты снова теряешь концентрацию на занятиях. Очередные кошмары? — Они и не прекращались, а после шахты совсем не дают покоя, — призналась я, сглатывая эфемерный вкус горечи и крови. — Кто он? Уверена, Фобос прекрасно знал детали произошедшего, и насколько сильно мы облажались, но ни разу даже мимолётно не затронул эту тему. Да и я сама особо не горела желанием что-либо здесь обсуждать, пусть и некоторые вопросы терзали голову. И всё же, пока выпала возможность, лучше было узнать, что за упырь находился в подчинении Фобоса. — Сейчас он известен как Охотник, — принцу не потребовались уточнения, чтобы понять, о ком я спрашивала. — И это имя его хорошо описывает. — Он выслеживает и ловит… — я нежеланно запнулась из-за кажущихся дикими догадок, хотя в их правдивости сомнений не возникало. — Он выслеживает и ловит людей? — И убивает, если нужно. И в этом я тоже не сомневалась, но решила приберечь подобные мысли при себе. Теплилась наивная надежда, что если не преобразить их в слова, то они не станут прикормом для и без того разжиревшего страха. Фобос же своим будничным тоном не просто стащил розовые очки с моих глаз, а и вовсе превратил их в пепел, что, разлетевшись, осел на слизистых. — Что он такое? — До получения проклятья был человеком. — Не самым лучшим, да? — попытки добавить немного бодрости в голос с треском провалились. Удивительно, что Фобос хоть что-то разбирал в этом тихом блеянье. — Таким, который заслуживал смерти, — он не стал дожидаться какой-либо реакции, сразу продолжил: — Оставим эту историю на потом, она длинная, лучше заняться другим вопросом, — я нахмурилась, но, чтобы не перебивать принца, благоразумно промолчала. — Со стычки с Шегоном прошло уже достаточно времени, чтобы твоё сознание полностью восстановилось. Сейчас ты не в лучшем состоянии, но больше откладывать проверку нежелательно. Нужно узнать, к чему привело его вмешательство. Несмотря на головную боль и усталость, я посчитала эту затею здравой и не стала медлить с согласием. Практически весь путь к Залу Медитации мы провели в полном молчании, исключая мой вопрос о продвижении в поиске избавления от «проклятья». Фобос быстро отмахнулся от меня парой предложений о том, что небольшие успехи имелись, но пока на них излишне полагаться не стоило. Подобная недосказанность мгновенно вызвало раздражение и возмущение, но нежелание сегодня лишний раз грузить голову возобладало: хорошую аргументацию мне сейчас не вытянуть, только сильнее разозлю Фобоса. Поэтому я лишь недовольно поджала губы и мысленно отметила себе позже расспросить обо всём подробнее, а лучше и вовсе заранее подготовить вопросы. К слову о «проклятье», Синь Янь практически не выходила на связь, то ли проявляя милосердие из-за моего состояния (в чём возникали сильные сомнения), то ли не находя меня достаточно интересной собеседницей. Впрочем, я нисколько не жаловалась, к тому же для меня особой пользы от нашего общения не было, стоящей информацией она делилась крайне неохотно и редко. Её образ мышления и логика всё ещё оставались полнейшей загадкой. Так называемая приёмная моего сознания не претерпела никаких кардинальных изменений, разве что освещение стало в разы тусклее и периодически пропадало. Из-за этого я не сразу заметила появление ещё одной двери, старой и деревянной, что расположилась по диагонали от уже известной нам. Беспокойство распушило свой хвост и смело затрусило в мою сторону. Я застыла перед неизвестной дверью, пытаясь предугадать, что же меня за ней поджидало. Мне никак не удавалось угнаться даже за одной мыслью, и в голове оглушающе звенела пустота. Я обратила взгляд к Фобосу, как бы прося о помощи, и в ту же секунду себя одёрнула. Здесь решения принимать лишь мне самой. Дверь противно заскрипела и вела в непроглядную темень. Льющийся из «приёмной» свет урвал кусочек старых обоев с причудливым узором. Я неуверенно шагнула вперёд, прямо-таки ощущая, как в крови резко возрос адреналин, и распахнула дверь настежь. Ступать приходилось с крайней осторожностью, а руку — вести вдоль стены. Пару раз ладонь наткнулась на рамы огромных картин. Дыхание и шаги отражались от стен и заполняли собой всё пространство К счастью, коридор оказался не слишком длинным и заканчивался двойными дверьми. Страх ослабил тело, и тяжёлые створки поддались не сразу. Следующая комната, которая, скорее всего, являлась холлом старого особняка, встретила нас гнетущей атмосферой и заброшенным видом. В воздухе медленно вихрились целые клубы пыли, что уже слишком давно установила власть над этим местом. Висящая под высоким потолком люстра, размером не уступающая театральной, несмотря на свои размеры, не давала хорошего освещения. И всё же мне удалось осмотреться. Центральная лестница с полуразрушенными ступенями вела на второй этаж, к которому я моментально потеряла интерес, желая пока что сосредоточиться на первом. От вида стен, исчерченных множеством трещин и с отсутствующими в некоторых местах кусками, засосало под ложечкой, и дышать через нос больше не получалось. Здесь также висело несколько картин, но и их при всём желании не удалось бы рассмотреть — кто-то полностью их исполосовал, вероятно, ножом, а уцелевшие куски давно выцвели и больше походили на грязные тряпки. Подпирающие второй этаж колонны находились в таком же полуразрушенном состоянии, как и весь холл в целом, и вопрос, как ещё ничего не рухнуло, можно было обосновать лишь тем, что это проекция чьего-то сознания. Окна в холле отсутствовали, зато в проходах и дверях недостатка не было, разве что входной нигде не наблюдалось. От такого количества возможных путей чувство растерянности приковало к одному месту и умножило силу своего союзника — страха. Я снова постаралась отбросить их назад и заставить поверить себя в недавно пришедшую забавную мысль: рядом со мной человек, носящий имя бога последнего, значит, победа мне обеспечена. И буквально в ту же секунду одна из дверей со скрипом приоткрылась, так и приглашая внутрь. Вдоль позвоночника прошёлся холод. Это своеобразное приглашение могло быть ловушкой, но скрытое так и манило к себе, желало быть разгаданным. Шаг, ещё один — и дверь с лёгкостью поддалась, а за ней — другая, более новая и одностворчатая, с которой пришлось повозиться. Яркий свет ударил по глазам, временно ослепляя. Залитый солнцем обеденный зал полнился неспешными разговорами, тихим бряцаньем посуды, сладким ароматом свежих цветов и запахами самой еды. Слуги безмолвно замерли возле стен в ожидании приказов и готовы были в любой момент сорваться к накрытому на восьмерых столу. Вейра в по-королевски величественных одеяниях восседала во главе стола и одаривала любезной улыбкой расположившихся по её левую руку мужчину и женщину. Я не могла припомнить ни их имён, ни их самих, но выдержка и богато расшитая одежда говорила о высоком происхождении. Напротив самой королевы расположился тот самый парень — точнее уже мужчина — из бального зала, её муж и соответственно отец Фобоса. Мне никак не удавалось выудить из памяти его имени, зато в неё, наверное, навечно врезался холод, удивительным образом граничащий с жгучей ненавистью, серых глаз. Даже сейчас на лице мужчины пролегло выражение незаинтересованности в окружении, некой безжизненности. Он пребывал в обществе других людей, но казался среди них чужаком, кусочком пазла из иной коробки. Протяни руку — наткнёшься на толстые, выстроенные им стены. Остальные явно отвечали тем же. По правую руку Вейры место занял Седрик, разодетый в золото с изумрудом, он был молчалив и, скорее всего, не слушал ни один из разговоров. Рядом с лордом разместился Фобос, выглядящий в этом воспоминании лет на одиннадцать-двенадцать. Он всецело поддерживал настрой отца, вот только, в отличие от него, практически не притронулся к еде, и сейчас что-то тихо говорил сидящей сбоку девчонке, своей ровеснице. На его собеседнице я невзначай сосредоточила немного больше внимания, чем на остальных — её невероятно красивое личико просто не могло не приковывать к себе восхищённые взгляды. Внутри сразу же пробудился ото сна и зашевелился червь зависти. Видя эти правильные черты лица с фарфоровой кожей, большие серые глаза в обрамлении пушистых ресниц и длинные густые волосы цвета вороного крыла, я поддалась некому магическому очарованию, захотела выдохнуть «идеально», а остальной мир назвать безобразным. Если в таком детском возрасте она, ничего не делая, вызывала такую бурю эмоций даже у меня, то через пару лет у неё вполне удастся склонить всё королевство к своим ногам. Печальная мысль кольнула разум, но я не позволила ей разрастись и решила перейти к последней гостье, странного вида женщине, которая своей бледностью и бирюзовыми татуировками на лице слишком уж напоминала Киару. Худощавая, словно долгое время нормально не питалась, сквозь тонкую кожу, казалось, просвечивались кости, голова была лишена каких-либо волос, тёмного цвета балахон — её вид заставлял чувствовать себя некомфортно и вызывал ассоциации лишь с болезнью и смертью. Воспоминание точно принадлежало Нериссе — я ещё раз огляделась. Дворянка имела некую схожесть с той красивой девочкой, и моя предшественница вполне могла заменить кого-то из знатного рода или даже завести семью. Правда, что-то мне подсказывало, да и оказались мы прямо за спиной странной женщины, что Нерисса как раз таки взяла её облик. Я скосила взгляд на Фобоса, снова надеясь уловить хоть малейшую эмоцию, но он мигом заметил моё любопытство, а в зелёных глазах так и проскочили слова: «Не дождёшься». Пришлось смириться с его самообладанием, и всё же периодически пытаться поймать небольшую искорку жизни на чужом лице. — Ваше Величество, Ваша Светлость, — подала голос девочка, поднимаясь из-за стола и почтительно склоняя голову при каждом обращении. — Мне нездоровится, прошу позволить мне откланяться. — Конечно, милая, — лицо Вейры озарила одновременно тёплая и обеспокоенная улыбка. — Попросить ли лекаря или целителя? — Благодарю за заботу, Ваше Величество, но в этом нет нужды. Я хотела бы прогуляться в саду, свежий воздух пойдёт мне на пользу. В глазах девочки плескалась невыразимая печаль, которая готовилась выплеснуться за границы, когда никого поблизости не окажется. Вейра не могла этого не замечать, всего на секунду посмотрела на сына, но в конечном счёте отпустила маленькую гостью, что быстро удалилась, шурша юбками. В этот же момент словно бы кто-то пару раз клацнул выключатель. Никто из воспоминания не просто не шелохнулся, а даже не заметил этой странности, а вот мой Фобос… точнее Фобос из настоящего явно насторожился — что-то шло не так. Прямо на моих глазах на противоположной стене появилась небольшая трещина. — Твой ужин на сегодня окончен. Последуй за княжной и извинись, — тихий голос Седрика привлёк к себе внимание всех собравшихся, даже принц-консорт поднял голову, и от его взгляда меня словно окатило с головы до ног ледяной водой. — Если она не готова слышать правду, то толка от неё не будет. А ты к тому же не в том положении, чтобы мне указывать, — быстро парировал младший принц. Они не смотрели друг на друга, словно разговаривали сами с собой. — Я постоянно слышу это от твоей матери, когда она отказывается принимать действительность. Я повторю в последний раз, тебе следует извиниться. Имеющаяся на стене трещина стала увеличиваться и ветвиться, словно река с множеством притоков, рядом с ней появилось ещё парочка новых. Фобос всё ещё сохранял молчание, пристально наблюдая, как трескалось одно из окон. Подобное просто не могло не настораживать, но я всё ещё хотела выяснить, почему открылось именно это воспоминание. — Не вижу смысла, — под давлением стольких взглядов, среди которых также затесались непонимающие и пренебрежительные, младший принц держался спокойно и собранно. — Или не желаешь. Тогда стоит мне прояснить, — Седрик отложил столовые приборы и повернулся к принцу, стараясь заглянуть в глаза. — Эта девчонка не только твоя будущая жена, но и княгиня. И так уж сложилось, что даже сейчас у неё больше власти, влияния и любви народа, чем у тебя. Это чудо, что её семья не отменила помолвку, а ведь им подсовывают паршивую овцу, которая принесёт слишком много проблем. Мне казалось, врагов у тебя и без того предостаточно, чтобы отворачиваться от редких союзников, да и к тому же практически от семьи. Но если ты не готов слышать правду, то толку от тебя не будет. Младший принц словно превратился в каменную статую, лишь грудная клетка вздымалась часто и прерывисто. На лице — холодная маска, а внутри — целая прорва чувства, ломающая рёбра. Удалось заметить, как глаза ещё сильнее стали походить на цветное стекло, а на чужих руках на мгновение проступили чёрные вены. Фобос, как бы просто поправляя, сразу же дёрнул за рукав дублета и хрипловатым голосом спросил: — Что если она умрёт? Я тоже не шевелилась, временно потеряв дар речи, и старалась найти ответ, почему остальные не вмешивались. Даже Вейра, несмотря на так и проскакивающее неодобрение действий лорда, молчала, а другие, судя по непониманию и лёгкой растерянности на лицах, будто бы и вовсе ничего не понимали. И тут голову пронзила некая догадка — я обратилась во слух, даже не сразу заметив, что еда на столе поддалась гниению, а одежда у сидящих выцвела, покрылась пятнами. От вида некоторых блюд, так и кишащих червями, и их запаха к горлу подкатил ком. — Тогда успей позаботиться о наследнице. Слова звучали в несколько раз грубее, чем в английском, каждое имело хоть один шипящий звук. А ведь и правда, на Меридиане разговаривали на нескольких языках, а диалектов, наверное, не пересчитать. Этот же не походил на тот неизвестный, что постоянно использовали Седрик и Фобос в настоящем, а меридианский знать так или иначе должна была понимать. Скорее всего, диалог происходил на родном языке лорда. И с этим открытием многое становилось на свои места: собравшиеся просто не понимали разговора, исключая Вейру — хотя её кандидатура стояла под вопросом — и собственно Нериссу. Но как? Сердца в те времена она уже лишилась, а зачем бы ей учить язык нагов? — Прямо сейчас? Подобных вопросов я совершенно не ожидала и неосознанно посмотрела на «старшего» Фобоса, но сразу отвлекалась на грохот свалившихся гниющих скелетов, что несколько минут назад были ещё живыми слугами, замерших возле стены. Пару кусков мяса при столкновении с полом легко отделились от костей и шлёпнулись с омерзительным звуком. «Ох, ёбаный свет, с меня достаточно!» — мигом решила для себя я. — Нам лучше уйти! — слегка истерично сказала я Фобосу, перекрикивая лорда, у которого выцветали глаза, становились белёсыми, как у мертвеца, а кожа теряла цвет. Впрочем, тоже самое творилось с другими. Я рванула к двери и с силой дёрнула на себя, но она, казалось, за эти несколько минут стала в разы тяжелее и с трудом поддавалась. Приходилось взывать ко всем имеющим силам и не прекращать попыток, как задыхающийся голос, словно каждое слово требовалось выдёргивать из глотки вместе с её кусками, эхом отразился от стен: — Что ты здесь делаешь? — с хрипом и постоянными запинками спросила Нерисса, не оборачиваясь ко мне. Я снова посмотрела в сторону стола и мигом пожалела: разлагающиеся мертвецы в истлевшей одежде как ни в чём не бывало продолжали трапезу. Они тихо переговаривались, напрочь игнорируя пожирающих их плоть насекомых. У Вейры слезло пол-лица, обнажая кости черепа, некоторые куски до сих пор свисали и держались на тонких нитях тканей. Волос поубавилось, и они потеряли свой прежний огонь. Приподнятый уголок губ придавал ей ещё более зловещий вид. Я не стала смотреть на остальных, знала, что там поджидала такая же ужасная картина, лишь с большим упорством начала бороться с дверью. — Ты их привлекла. Ты… — сухой кашель долго не прекращался, и она задыхалась, пока пол под ногами содрогался, как от приближения целой орды кого-то или чего-то. — Ей не двинуться, приходится постоянно перескакивать из воспоминания в воспоминание, переживать их, какими бы они не были, всё для того, лишь бы спрятаться. — Спрятаться? — я искоса посмотрела на Фобоса, а дверь тем временем немного приоткрылась. Принц решил мне помочь и схватился за створку. — От демонов? — Да, вот только Башня Туманов наделяет их большей силой, большими возможностями. От них долго не скроешься, а сбежать не всегда получится. Даже малейшие сожаления и страхи смогут разрушить твой разум. Она заперта в собственном сознании и ничего толком не может сделать, пусть пока держится, сопротивляется, но рано или поздно здесь всё окончательно рухнет. «Дверь» уже не запрёшь, к счастью, для тебя это не опасно, но лучше больше никогда сюда не возвращаться и укреплять разум, чтобы поставить «замок». — Ты можешь больше! Чем ты занята?! — отвратительный вой, из-за которого чуть ли не лопались барабанные перепонки, не позволил мне ничего ответить или вообще задуматься над словами принца. Пол содрогнулся, как от землетрясения — я только чудом сохранила вертикальное положение и не отпустила дверную ручку. Ноги начали куда-то проваливаться, твёрдую поверхность сменило что-то мягкое и колеблющееся, но мне не удалось найти в себе достаточно храбрости, чтобы посмотреть вниз. — Это омерзительно, ты больная, держись от меня подальше! Очередной вой сопровождался жутким грохотом за моем спиной, как если бы с потолка рухнула люстра. Звук разбитого стекла ещё долго звенел в воздухе под аккомпанемент перемешанных с рыданиями криков и стонов. Температура, казалось, опустилась ниже нуля — изо рта вырывался пар, а лёгкие обожгло от резкого вздоха. — Шлюхи достойны большего доверия, чем ты, ведьма! Тьма расправила свои крылья неожиданно, лишь отблески огня плясали на стенах. В воздухе повис удушающий запах дыма, оседающий горечью на языке. Какофония звуков становилась громче, безумнее, и выносить её с каждой секундой становилось всё сложнее и сложнее. Правда, шаги и сопровождающий их хрип странным образом слышались в несколько раз отчётливее, казалось, кто-то уже стоял за спиной и протягивал ко мне руки. Когда наконец-то удалось достаточно приоткрыть дверь, чтобы пролезть, я после кивка Фобоса без раздумий выскочила и с матами встретила пол, приземляясь на четвереньки. Длинный коридор с развешанными с двух сторон большими картинами и минимальным освещением вызывал вопросы. Я, поднимаясь, в очередной раз выругалась, а тем временем Фобос без каких-либо неприятностей выбрался из воспоминания. Что тут сказать, рождён под счастливой звездой, или слышал же звук моего падения. Даже при таком свете я смогла заметить, что картина, из которой мы выскочили, обветшала и почернела, как будто покрылась толстым слоем копоти. Справа висела точно такая же, слева — оставалась нетронутой, но для рассматривай изображений времени не было. По коридору ударной волной прошёлся вой. Под картинами висели небольшие таблички, обозначающие дату, и я быстро смекнула, что следовало идти в сторону их убывания. Каким бы длинным коридор не казался, на удивление, это не заняло слишком много времени. Мы больше нигде не задерживались, да и ничего, кажется, вокруг не менялось, и вот я уже сидела в Зале Медитации, расфокусировано смотрела на Фобоса и молчала. Сейчас слова, вопросы казались чем-то лишним, требовалось переварить уже случившееся и только тогда углубиться в проблему. Общая суть и без объяснений была предельно ясна — полный пиздец в плохом смысле. Сколько можно? Когда уже этот полный пиздец можно будет воспринять в хорошем смысле? Мозг требовал отдыха, а поэтому мысли представали чем-то разобщённым и хаотичным, но в какой-то момент я, на удивление, связала воедино два слова «мертвец» и «княжна», и так родился вопрос: — Северную княжну поймал Охотник? Где она сейчас? — Скоро узнаешь, — после краткой паузы ответил Фобос, и его глаза вспыхнули странным огнём, какой бывал у ребёнка, затеявшего хитрость. — И что это значит? — я попыталась вывести его на чистую воду. — Будет лучше, если это станет для всех неожиданностью. После этих слов я предчувствовала начало не просто полного, а масштабного пиздеца.