В союзе с тьмой

Солнце село не так уж давно, но в лесу, казалось, уже долгое время царила глубокая ночь. Эти чёрные, теряющиеся в вышине стволы нагоняли тревогу, но освещающий дорогу огонёк и возбуждённая речь Тарани не позволили ей вступить в полные права. Костюмы Стражниц очень хорошо защищали от холода, но вид наших спутников и их безуспешные попытки сильнее закутаться в свои одёжки явно свидетельствовали, что значительную часть времени тот был зубодробительным. Огонь Тарани уже не раз облегчал их страдания, даже сейчас виднелся вдалеке меж деревьев, но чего-то более постоянного она не могла предложить. Я знала, как сильно это её порой мучило, и всегда старалась в такие моменты подставить плечо в качестве поддержки. И с каждой её улыбкой всё чаще ловила себя на том, что мне нравилось наше сближение, хоть и предчувствовала будущее сожаление. Сейчас мы бродили в поисках хвороста или чего-то такого для ночного костра, потому что Тарани не могла не спать и затем весь день проводить в дороге, лишь бы наши спутники ночью не замёрзли насмерть. Приходилось поддерживать огонь более привычными методами и сильнее жаться друг к другу. Правда, истинная причина наших поисков заключалась в том, чтобы наконец-то немного расслабиться и разгрузить голову разговорами на самые обычные темы. Общество враждебной ко мне принцессы, ни на что толком не реагирующей княжны и угрюмого парня утомляло за несколько минут. Путешествие выдалось невероятно сложным, и после недели я просто потеряла счёт дням, которые сливались в один и были до безумия похожи. Когда наверняка убедились в отсутствии преследователей (Калеб явно посчитал это тревожным знаком), мы тут же двинулись по одному из главных трактов, что нисколько не облегчало пути. Хрен с этими предосторожностями при появлении людей и выбоинами на дороге, главная проблема большей частью заключалась в непогоде. После того, как на столицу опустилась страшная буря, заметающая чуть ли не выше окон, мы уже ничего хорошего не ожидали и всё же не смогли отложить поездку. Пусть в других местах погода оказалась более благосклонной, снег всё ещё доставлял значительные неудобства. Мы продвигались в том темпе, который только могли себе позволить, но не так уж редко приходилось загонять лошадей и пользоваться крыльями до ощущения, сравнимого с болью сильно натруженных мышц. Правда, хуже всего, вероятно, приходилось Элион: пусть из неё и правда на поверку вышла хорошая наездница (тут снова следовала история об её подготовке к этому миру и поездках на ранчо на каникулах), всё-таки к провождению в седле сутки напролёт её тело точно не было готово. Она никогда не жаловалась, мне оставалось лишь догадываться о содранных до крови ног, отбитой заднице или дикой боли в пояснице и спине. И когда Элион отлучалась, мы все умело делали вид, что не слышали её всхлипов и стонов из-за мучительной боли. Единственно, что позволяло ей до сих пор держаться — знания простой целительной магии, которая большей часть заключалась в заживлении незначительных ран, синяков и уменьшении боли. Углубиться в эту науку ей помешало отсутствие хорошего учителя, а Ян Лин могла поделиться лишь базой. Я свои навыки целителя, которые особо восторга не вызывали, но явно превосходили Элион, по логичным причинам скрывала. Ответа, сколько ещё придётся преодолеть и уйдёт времени, у меня не находилось, но отчаянно хотелось верить в приближение цели, которая с каждым днём казалась всё более далёкой. И от того появлялся сильный страх, что в какой-то момент мы просто не продолжим путь и навечно останемся на его середине. Мы держались подальше от постоялых дворов и не задерживались в деревнях дольше получаса. Сверху многие из них выглядели удручающе и запустело, вблизи же нередко мнение менялось лишь в худшую сторону. Встречалась также парочка полностью сожжённых, лишь чёрные остовы зданий резко выделялись на фоне белого снега. Калеб говорил, что не всегда разрушенное во время мятежа отстраивали — отсутствовали либо ресурсы, либо не кому было что-либо восстанавливать. Казалось, каждая вещь в путешествии старалась ввести нас в ещё большую хандру. Встречающие города тоже приходилось огибать (вылазки в них проводил лишь Калеб), к счастью, большой крюк делать не приходилось, так как я в ходе тренировок научилась с помощью Сердца переносить людей на средние расстояния без какого-либо значительного риска, тошнота и дезориентация не входила в счёт. Правда, пока что подготовка к скачку занимала какое-то время и требовала большой сосредоточенности — в экстренной ситуации или же в бою такой трюк не используешь. Исправимо, если продолжить тренировки. За всё это время я, казалось, насквозь пропахла Меридианом, что вряд ли хоть один оборотень сможет понять о моей принадлежности к другом миру по запаху. Меня не покидали чувство загрязнённости и желание хорошенько отмокнуть, хотя ничего не указывало на долгое непринятие полноценной ванны, разве что сальные волосы, всегда заплетённые в хвост, но приобретение ряда болезней из-за окунания головы в ледяные реки точно того не стоило. Я научилась выкручиваться и в какой-то мере выживать в дикой среде, хоть и никогда бы не пожелала повторять такой опыт, ставшим мучительным и отвратительным. Правда, часто мне представлялось, что это мой путь очищения и наращивания силы, и подобные мысли спасали. Момент выпал в очень удачное время, ведь я наконец-то решила действительно выбраться из кокона. Над головой кто-то пролетел, издав приглушённый звук, и заставил Тарани осечься, но вскоре улыбка вернулась на её лицо, а рассказ приобрёл большую экспрессивность. Я внимательно слушала истории из школы танцев, куда она ходила уже несколько лет, и периодически кивала, искренне радуясь тому живо пляшущему огню в карих глазах. Казалось, его отблески иногда отражались и в линзах очков. — Ты прямо-таки горишь этим! — с придыханием заметила я, пытаясь восстановить дыхание после долгого смеха над забавным финалом истории. — Удивительно, что твоя мама позволила… Прости, она ведь… — Тиран, который контролирует каждый мой шаг? — продолжила Тарани, когда мне не удалось подобрать необидных слов. Я осторожно кивнула. — Всё в порядке, можешь спокойно об этом говорить, — она подбадривающе улыбнулась, хотя лёгкая напряжённость в плечах свидетельствовала о начале неприятной темы. — Пока я успеваю в другом, она не запрещает. Надеюсь, что этот день никогда не настанет. Впрочем, теперь с альтермирой стало в разы проще жить. Спасибо тебе большое, что не осуждаешь и держишь это в тайне. Я кивнула с лёгкой улыбкой на губах, вспоминая, как однажды, ещё перед заданием в шахте, Тарани в школе вытянула меня на серьёзный разговор наедине и попросила об очень деликатной вещи: время от времени создавать её альтермиру, чтобы та помогла ей разгрузить график и позволила тратить больше времени на тренировки или себя. Знание о трудностях девушки не позволили мне отказать, да и к тому же никто не говорил, что так нельзя. Злоупотребления или чего-то неправильного я в этом не видела, но немного удивилась, что первой о таком попросила именно Тарани. Впрочем, она больше всех нуждалась в этом. — Я начала по-настоящему отдыхать: могу в один день просто взять книгу, найти укромный угол и наслаждаться покоем. Или, знаешь, поспать. Мне кажется, я никогда до этого не высыпалась, — улыбка Тарани приобрела печальные нотки, и моё сердце сильнее сжалось от сочувствия. — Помнишь тот случай в раздевалке? Не знаю, сколько вы услышали, но думаю, суть уловили. Не отрицай. Я ведь правда готовила план для побега, шлифовала до идеала мельчайшие подробности. И если бы я продолжила бы жить в том же духе, то точно бы это сделала. И пусть сейчас всё не так уж радужно и даже очень пугающе, у меня теперь меньше причин для побега. Ещё раз спасибо, Вилл. Кто бы что не говорил, ты хороший человек. Тарани решила вернуться к другим, оставляя меня наедине со своим неожиданным откровением. В голове звонко звенела пустота, не пропуская ни единой мысли о причинах для такого доверия или о том, что мне делать дальше. И всё же сердце окутывало приятное тепло, и размышления разом показались не очень уж и важными. Снег громко скрипел под сапогами, но, к счастью, ноги не проваливались. Это зарождало надежду на улучшение погоды, хотя Калеб всегда её рушил своим пессимизмом: «В столице буря разразилась неожиданно, так и здесь может. Погода на Меридиане, сколько себя помню, всегда умела удивлять. Однажды снег выпал в середине лета, а зима при этом была тёплой». Я бросила собранное на землю ближе к огню и осмотрела наш небольшой лагерь. Тарани доедала свои остатки позднего ужина. Элион отсутствовала, вероятно, снова занявшись своими повреждениями, и правда недалеко за деревьями пробивался слабый свет магии. Княжна с полностью скрытым лицом с помощью низко надвинутого капюшона и шарфа, виднелись только глаза и часть костяных наростов под ними, бездумно наблюдала за игрой языков пламени, но, припоминая слова Рэйлана, я немного дольше задержала на ней взгляд и старалась подметить хоть что-то подозрительное. Со дня казни её состояние в психологическом плане нисколько не улучшалось, а небольшие проблески жизни проявлялись лишь тогда, когда Калеб по неосторожности приближался слишком близко. Однажды она чуть не выцарапала ему глаза, и с тех пор он уже на автомате сохранял дистанцию. Сам Калеб сейчас близко уселся к огню, чтобы получше рассмотреть что-то на маленькой карте в руках, и чему-то хмурился. Он ни разу не жаловался и открыто не признавал, но дорога так же, как и нас, его ощутимо вымотала. Его извечная угрюмость и нередкая молчаливость говорили намного больше, чем ему хотелось. Вероятно, также сказывалась незажившая до конца, недавно полученная рана. И всё же Калеб никогда не отказывал мне в небольшой беседе. Я опустилась рядом с парнем и заглянула в карту, желая выяснить, что же так сильно приковало его внимание. Калеб хмуро посмотрел сначала на меня, потом на наши плотно прижатые друг к другу бёдра и, ничего не сказав, вернулся к своему занятию. — Долго нам ещё? — первым ответом стал тяжёлый вздох. — Мы прошли больше половины пути. Мы где-то здесь, — его палец указал на определённую точку на карте, и я недовольно цыкнула, оценив примерное расстояние до пункта назначения. — Надеюсь, маги нам помогут, и не придётся переться аж на Север. Чёрт бы его побрал, находится в каких-то ебенях, — ворчливо пробормотала я и услышала приглушённый смешок Калеба, который сразу же напустил на себя вид прежней угрюмости. — А я больше надеюсь, что дорога станет самой большой сложностью, — я согласно промычала присоединившейся к нам Тарани, которая не переставала считать возможный союз с северянами делом с непредсказуемыми и печальными последствиями. Никто, к слову, и не отрицал. — Всё не перестаю думать, что если Элион найдёт в себе силы поговорить с Фобосом, то всё вполне мирно разрешится. И мы бы больше никогда не морозили задницу где-то в ночном лесу. — И вот снова: ты никак не закроешь эту тему. Не слишком ли ты часто об этом болтаешь? Это подозрительно. Вы так не считаете? Я обернулась на голос Элион и наткнулась на привычный взгляд, полный вражды и недоверия. Ей никак не удавалось позабыть наши недолгие стычки даже в такой непростой обстановке, и с каждым днём пути она всё чаще создавала повод для новых. Было бы разумно не реагировать, но молча выслушивать будто бы безобидные шпильки в мою сторону мне, откровенно говоря, не хотелось. Перепалки длились недолго, но этого вполне хватало, чтобы немного ослабить натянутые струны нервов. Калеб и Тарани сначала пытались предотвращать стычки и успокаивать обе стороны, а затем как-то резко перестали: либо пришли к определённому выводу, либо сказывалась усталость. Так и выяснилось, что парень, несмотря на свой вид готовности защищать принцессу от чего угодно, пусть даже неприятных слов, не всегда действительно это делал. И сейчас они оба избрали тактику невмешательства и проигнорировали вопрос Элион, которая поочерёдно смерила их недовольным взглядом. И я просто не смогла удержаться от пропитанной сладким ядом улыбки. — А мне кажется подозрительным, что ты даже не попыталась с ним поговорить. Один разговор — это так много? В свою же защиту скажу, что просто беспокоюсь о будущем. Если сейчас это малая часть всего, а я уже не могу засыпать без страха, то, что будет дальше, даже не хочу представлять. Так что да, я предпочту милую беседу с врагом, чем таскаться по всему королевству и в конце сражаться с ним. А стоит напомнить, мы даже его приспешников ни разу не победили, куда нам до победы над ним? Я жду твоей аргументации, Ваше Высочество. — Я кажется, уже говорила, что это невозможно! Разговоры ничего не дадут! Кондракар ясно и чётко дал понять, что Фобоса ждёт смерть! Мне что, нужно заявится к нему и предложить: «Ты отдаёшь трон мирно, а мы тебя всё равно убьём»?! Конечно, он тут же согласится! Элион, несмотря на всё её заявления о неплохом самоконтроле, довольно легко заводилась, а её речь становилась громкой, эмоциональной и дополнялась активной жестикуляцией. Так происходило и сейчас, но моя улыбка стала шире по другим причинам. В голове так и выстраивались образы, где Фобос, пребывая в хорошем расположении духа, действительно соглашается на подобное предложение, а затем вмиг серьёзнеет и ставит невозможное условие, из-за которой сделке не быть. — Ой, будто бы ты разговаривала с Советом и знаешь, что они на самом деле хотят… На языке вертелось ещё парочка насмешливых фраз, но то, как за секунду выражение на лице Элион переменилось со злого на явно испуганное, заставило меня осечься и с подозрением прищурить глаза в поисках ещё каких-либо деталей. И пусть Браун быстро взяла себя в руки, свой просчёт ей было уже не исправить. — Погодите-ка! — я быстро вскочила на ноги и за пару шагов приблизилась к Элион, крепко хватая ту за плечи. — Вилл! — хором прокричали Тарани и Калеб и резво оказались рядом по обе стороны, но я лишь махнула головой и полностью сосредоточилась на своей «жертве». — Ты лично общалась с Советом?! Элион как-то стушевалась, будто бы постаралась стать меньше и явно подыскивала хоть сколько-то правдоподобную ложь. Мне больше не потребовалось подтверждений, я заметно повысила голос, чем встревожила дремлющих лошадей. — Заебись! И вот как это называется?! С нами Совет за это время и словом не обмолвился, всё через Ян Лин, а с тобой они, видите ли, разговаривают! И правда зачем с нами разговаривать?! «— Спасайте миры! — А как? — Да хуй его знает, сами думайте, а мы посидим тут с важными минами и будет всячески усложнять вам жизнь!» Аж зла не хватает! Я кричала до боли в горле и лёгких, пока эмоции накрывали с головой. Они разом взбунтовались, больше не умещались в пределах тела. Что-то подобное, даже в разы сильнее, я испытывала в день казни, тогда так же хотелось надрывать голосовые связки из-за Фобоса. Правда, он не избегал встреч со мной, разговаривал, помогал и успокаивал. И уже этим был в разы лучше блядского Совета, который только и умел завуалированно угрожать! Стоило бы поднять эту тему на собрании Стражниц и выяснить, не одни же мы с Ирмой раздражены подобным наплевательским отношением. — Отцепись, мне больно! Элион с силой попыталась отодрать от себя мои руки, хватка которых и правда стала слишком уж сильной. Ко всему прочему ощущалось то неприятное покалывание в кончиках пальцев, что в любой момент девушку мог поразить разряд. Правда, я не особо-то реагировала на сопротивление, прожигая взглядом дыру в Браун, пока не почувствовала прикосновение к собственным плечам. Просящий взгляд Калеб воззвал к моему разуму. — Да, мы общались пару раз, — Элион потирала плечи и бросала такие свирепые взгляды, что кто другой захотел бы тут же исчезнуть с лица земли, — чисто в политических целях! Но тебя это не касается! Хочешь что-то узнать, всё вопросы к ним, но не бросайся на людей, больная! И как тебе доверили Сердце?! — Хочешь что-то узнать, всё вопросы к ним, — я состроила издевательскую гримасу и отошла подальше, не вслушиваясь в диалог Элион и Калеба. Эмоции понемногу утихали, и мысли начали течь вяло. Я особо ни о чём и не размышляла, просто с отрешением всматривалась в огонь, пока другие готовились ко сну. Калеб объявил о выходе с рассветом, а к позднему утру мы должны были добраться до очередной деревни, где пополним запасы. Тарани как всегда вызвалась первой в дозор. — Я посижу ещё немного. Всё равно не засну. Я тут же ощутила на себе обеспокоенные взгляды: даже слепой заметит, как практически каждую ночь меня преследовали кошмары, и сон часто был с перерывами и совсем недолгим. Тут даже в комфортной атмосфере и в мягкой кровати не всегда получалось нормально поспать, что уж говорить о твёрдой холодной земле и неприятной обстановке. — И всё же не засиживайся, — с шумным выдохом и заботой в голосе попросил Калеб, а затем добавил: — Я и за тебя выйду в караул. — Не нужно, всё в порядке, — с искренней улыбкой покачала я головой. — Если что, подремлю у тебя в седле. Мы одновременно издали громкий смешок. Уже какое-то время я, перед этим оценив, не сильно ли замедлю наш ход, могла себе позволить усесться в седло к Калебу. Спереди, когда желала и правда дать недолгий отдых глазам и не свалиться при этом, правда, крылья заметно мешали нам обоим. Сзади, когда уже было невмоготу молчать, и я, тесно прижавшись к спине парня для его тепла, разговаривала с ним о чём-то простом, ни разу не затрагивающим миссию. Калеб молча позволял и, кажется, действительно радовался моей кратковременной компании. Думается, совместное путешествие наконец-то довело наши отношения до хороших дружеских. Калеб даже не стеснялся делиться чем-то личным, например, рассказами о совместных делах со своим отцом. Я же молча смирилась с очередной возникшей связью, как-то не получалось у меня не привязываться и не делать знакомства чем-то большим. Вероятно, самой сложной и травмирующей битвой для меня станет битва с собой, когда придётся собственными руками предавать друзей. Вот выйдет забавно, если я быстрее уничтожу своё сознание, нежели Синь Янь.

***

Чувство восторженности захлестнуло меня в тот же миг, когда мы сделали первые шаги по невероятно широкому мосту, ведущему к Октусу. Он тянулся так бесконечно долго, что с одного конца никак не рассмотришь другой. Калеб, слегка взбодрившийся от близкой цели, охотно поведал, что с начала задумки до завершения моста прошли десятилетия, если не целое столетие. Работу не тормозили ни ненастья, ни трагичные происшествия, из-за которых родилось множество мрачных легенд. Параллельно шло строительство Западного моста, в точности такого же, и завершение обоих проектов закончилось одним из самых известных пиршеств в истории королевства. В тот же день северянами оказалась убита наследница трона и следом началась самая жестокая гражданская война, в ходе которой навсегда сгинуло несколько родов и выжжено множество земель. Калеб как бы невзначай отметил, что Портрейты тогда оказались не у дел, а лично мне шёпотом высказал мысль, что нельзя исключать их тайное содействие, не могла уже тогда столь могущественная семья тихо стоять в стороне. Я в очередной раз удивилась начитанности и знаниям парня, выросшем в его стеснённых условиях. Сам Октус встретил нас ослепляющим величием, каким-то уютным волнением и неутихающим шумом, в котором сплеталось множество языков, звуки рутинных дел и что-то такое трудноуловимое, но чарующее. Обычно большие города издавали утомляющее, высасывающее к концу дня силы жужжание, но это место звучало словно дивная песнь, воспевающая жизнь. И мой восторг возрос в несколько крат, обернулся приятным теплом и жутким любопытством. Я не могла удержаться, чтобы первые десять минут или больше не вертеть головой, не переставая поражаться открывающимся взору местам и удивительному сочетанию различных культур народов Меридиана. На одной улице могли располагаться ряды привлекательных и уютных домиков в «немецком» стиле, а уже на следующей все постройки имели помпезный вид и были выкрашены в яркие, бросающиеся в глаза цвета. Возможно, где-то бы это и смотрелось нелепо и безвкусно, но здесь такие решения приобретали статус нормальности и завораживали. — Октус — город контрастов и при этом единства, где найдётся место любому в независимости от вида, взглядов, прошлого. Никто не станет гоним, и каждый будет иметь право на голос, полноценную жизнь и свободу выбора, — шептал едва слышно Калеб и отводил взгляд, а улыбка выказывала его истинные чувства — отчего-то болезненную печаль. Октус и правда сочетал в себе слишком много контрастов и при этом умело балансировал на их гранях, не позволяя всему в момент рухнуть. Это город, в котором будто бы сосуществовало множество отдельных миров. Вот мы проходили через относительно тихий район мимо большого и красивого в своей простоте храма, а затем неожиданно сталкивались с уголком разврата и дикого смеха. Горожане, как бурные потоки реки, стремились по улицам в каком-то сумасшедшем, но в таком привычном для себя темпе, и так просто вклиниться в это движение поначалу не выходило. За пару столкновений получилось прощупать местных жителей и понять, что Калеб не врал о пристанище для любого вида: дети-оборотни, не скрывающие своей лисьей сути, едва не снесли меня с ног и, уже убегая, извинились; высокомерные наги обдали недовольством и продолжили путь, жалуясь на надоевший, пронизывающий до костей холод; галготка улыбнулась, умудрилась втянуть в разговор и на прощание пригласила заглянуть к ней на рынок; девушка в тёплой мантии с вышитой эмблемой неизвестного существа выругалась, но добродушно приняла извинения и помощь в сборе выпавших из рук свитков. И люди определённо не составляли большую часть населения, как было в столице. Октус будто бы излучал сияние, служил солнцем для павшего перед тьмой и несчастьями королевства, являлся истинным Светом Меридиана, его ядром и материальным воплощением. И это сказка невероятно манила и ослепляла, а в душе всё равно что-то скребло и предупреждало о лжи. У города явно имелась другая сторона, скрытая от большинства и до омерзения грязная. И это необходимая мера, некий баланс, без которого светлый образ долго не простоит. Я тяжело выдохнула, чувствуя подступающую головную боль от излишнего перевозбуждения и усталости. Калеб покосился на меня, что-то для себя понял, повторил за мной и тут же вернулся к своим поискам. Тарани с Элион и княжной остались присмотреть за лошадьми недалеко от Южных ворот. Калеб собирался отправиться куда-то один, давая туманные объяснения о временном пристанище, но я настырно напросилась с ним, ведь верила в здравомыслие и способность Кук постоять за себя и других. Она точно воспрепятствует появлению ненужных проблем, а мне очень уж хотелось осмотреться. Калеб же либо решил не тратить время зря на переубеждение, либо действительно не был против, согласился. — Тебе некомфортно с Элион, — вопрос поневоле преобразовался в утверждение, и Калеб нахмурился, но промолчал. — Ты всегда напряжён с ней, не только в разговоре, даже когда-то она просто рядом. Не знаю, как-то случайно обратила внимание, какой ты со мной, а какой с ней. А так это не особо заметно, если тебя это волнует. Ты с ней ведёшь себя как преданный… поданный. — Неожиданно, да? — он издал смешок и вновь скосил взгляд на меня. — А как мне ещё быть? Я не могу быть ей другом, союзником или кем-то ещё. Кто она, а кто я? — Оу, — первым делом выдала я, пытаясь подобрать слова для дальнейшего диалога. — Наверное, я просто не задумывалась, как здесь смотрят на неё. Честно говоря, в моих глазах она так и осталась пятнадцатилетней девчонкой, с которой у нас не лучшие отношения. Не могу видеть ничего большего. Мне стоит извиняться за это? — Наверное, мне стоило бы оскорбиться, но я не стану спорить с тобой и переубеждать. Ты знаешь её другую, а мне этого не позволено. Но, честно говоря, мне не нравятся ваши стычки. Не хочу, чтобы позже личная неприязнь переросли в что-то большее, поэтому я могу попросить тебя, быть сдержаннее? Вкладывал ли Калеб в свои слова намёк на конфликт прошлых Хранительницы и королевы, или же мой разум сам его усмотрел, и всё же это заставило задуматься. Если бы я действительно собиралась выполнить главную цель с официальным коронованием Элион, то пришлось бы сцепить зубы и пытаться налаживать контакт до нейтральных отношений. Правда, даже в нынешней ситуации следовало бы поумерить свой пыл, потому что в позапрошлую ночь я едва не сболтнула лишнего. А ведь по идее лучше бы втёрлась к ней в доверие, чтобы в финале мне позволили без помех подобраться к ней ближе. Хотя я уже проебала свой шанс. — Ладно, — я дёрнула плечом, и Калеб повернул ко мне голову, но только для того, чтобы обдать жгучим неверием в глазах. — Я постараюсь, хорошо? — он помедлил и всё же кивнул. Я выдержала недолгую паузу и лукаво поинтересовалась: — А почему ты ко мне так относишься? Ведь кто я, а кто ты? — Как отношусь? — По-дружески. — Не припомню такого, — с полуулыбкой бесстыдно выдал Калеб, а затем и вовсе тихо рассмеялся из-за моего нарочито обиженного вида. Я ощутимо ударила кулаком ему в плечо, и только тогда он решила раскаяться: — Не знаю, ты же … Вилл. — Неожиданно, да? — писклявым голосом повторила его слова я, ещё больше надувая щёки. — Конкретики давай. — У меня болит плечо. Если скажу больше, точно синяк оставишь, — я показала ему кулак, мол, рассказывай или готовься к худшему, и ему пришлось сдаться: — Не знаю, как объяснить. Я никогда не видел в тебе той, кем ты служишь. И дело тут не в том, что ты не справляешься, не подходишь или что-то такое. Мы встретились, и ты была… обычной, без налёта всей этой недосягаемости… Сначала ты показалась неприятной, но после разговора на холмогорье я понял, что ошибался насчёт тебя. Ну, и потом мы часто общались… С Элион всё иначе, я сам ставлю границы… В общем, не знаю, ты — просто Вилл, не могу видеть ничего больше. Я, улыбаясь, покачала головой на эти неумелые объяснения своих чувств и решила ненадолго оставить Калеба в покое, чтобы не дать его мозгу перегреться, а языку загнать его в ещё более смущающее положение. К слову, парень явно мысленно вздохнул с облегчением. Из открывшейся двери таверны потянуло теплом и аппетитными запахами, так и захотелось прошмыгнуть внутрь и впервые за долгое время подкрепиться чем-то горячим и калорийным. Пусть, в отличие от остальных, холод за путешествие не смог въесться в мои кости, но скудный рацион оставил на мне заметный отпечаток. Сейчас я ещё больше напоминала ходячий скелет, так ещё и кожа потрескалась и готовилась, наверное, вскоре слезть слоями, волосы и ногти стали ломкими и ни на что не годными. По возвращению домой придётся практически обдолбаться витаминами. И также пытаться объяснить близкими, как всего за час я умудрилась так подурнеть. За размышлениями как-то ускользнул тот момент, когда мы остановились перед двухэтажным зданием с ярко раскрашенной деревянной вывеской и огромными окнами, через которые хорошо просматривался внутренний зал с манекенами. Калеб потоптался на месте, повертел головой по сторонам и втянул меня внутрь, тревожа маленький колокольчик над входом. Он тут же направился к девушке за прилавком, а я, не зная до сих пор конкретных деталей наших поисков, сначала застыла возле порога, а затем принялась блуждать по залу. Платья меня никогда особо не привлекали, и любые попытки матери мне их всучить вызывали лишь раздражение, но сейчас было как никогда занимательно осматривать представленный товар. Встречались как самого простого кроя модели без излишеств, так и расшитые цветными нитками со сложными узорами или вшитыми украшениями. Правда, по моим меркам, ткань для всех явно использовали качественную, и что-то мне так и подсказывало, что не каждый сможет себе позволить даже самое дешёвое платье. Имелась тут также и мужская одежда, но не успела я к ней направиться, как Калеб закончил разговор, подхватил меня под локоть и выскочил наружу, зашагав быстрее прежнего. Мне едва удавалось за ним поспевать. — Калеб! — поравнявшись с ним, я потянула его за руку, и ему всё-таки пришлось замедлиться. — Может, всё-таки прояснишь, что за временное пристанище? Я откладывала вопросы, как только могла, видела, что Калеб не особо настроен говорить, но продолжать и дальше оставаться в неведении не хотелось. Парень как-то разом растерял свой запал, нахмурился и подстроился под мой ход, похоже, собираясь с мыслями. — Лучше нам особо не светиться, вот и хотел на пару ночей в городе пристроить нас к тётке. — К своей что ли? — на лице Калеба проскочило странное выражение, словно бы он съел что-то не то. Потом в ответ — кивок. — Я думала, у тебя родни не осталось. — Считай, нет её, — из-за моего нахмуренного вида ему пришлось тут же объяснить: — Я видел тётку лишь в детстве и то не помню. А затем отец и она — старшая сестра его, если что — рассорились. Да так, что она перебралась из столицы сюда, и всё это время они не общались. Но отец всегда о семье помнил, вот и разузнал, как она тут обустроилась и где. Мне адрес оставил. Говорил: «Будешь в тех краях, может, сыщешь помощь». Вот я и решил попробовать, вдруг повезёт. Это было её ателье, но, похоже, она сейчас дома. Тут недалеко. — Так из-за чего рассорились-то? — мне не удалось сдержать своего излишнего любопытства, и мрачный выдох парня даже заставил на секунду пожалеть. — Сути не знаю, но, кажется, из-за моей матери, — голос его был как никогда тих, а затем Калеб и вовсе едва слышно пробормотал: — Будто бы она отцу всю жизнь испортила, помешала построить карьеру гвардейца. Ещё и предала Анхаиса и его доброту, такое и правда не прощается. Всё так идеально и ненавязчиво подходило к возможности получше расспросить Калеба об его матери, но я не нашла в себе сил задать хотя бы ещё один вопрос, видя, насколько сильно его душа противилась подобным темам и стенала. На сегодня показалось достаточным недолгое, но всё-таки болезненное раздирание чужих шрамов. Весь оставшийся путь никто из нас не осмелился произнести и слова, пока мы наконец-то не остановились перед двухэтажным домиком, тесно зажатым с двух сторон другими такими же. Трёхступенчатая лестница вела к крепкой деревянной двери, но Калеб с задумчивым видом ещё пару минут лишь прожигал её взглядом. Я не торопила, давала ему возможность собраться с духом, к тому же жизнь довольно оживлённой улицы меня сильно увлекла. Было приятно всецело отдаться вновь пробудившемуся восторгу от наблюдения за прохожими. Я словно бы погружалась в приятно прохладную реку, и чувствовалось, как даже застарелые шрамы медленно исчезали, переставали мучить. И никак не находилось ответа, что же именно так в этом обыденном для Октуса течении жизни будто бы исцеляло душу. Я обернулась на громкий уверенный стук, всё же подмечая, как спину Калеба с каждой секундой промедления сковывало напряжение. Он, скинув капюшон, застыл так, словно проглотил шест и навсегда лишился возможности согнуться. Мне хотелось коснуться его в ободряющем жесте, и в ту же секунду пронзило понимание, что лучше не вмешиваться, и ноги так и не сдвинулись с места. Дверь бесшумно наполовину отворили, но за широкой спиной Калеба я не смогла разглядеть, кто же выглянул наружу. С минуту ничего не происходило, они будто бы просто рассматривали друг друга, но затем послышались хлёсткие слова, разрывающие плоть не хуже кнута: — Вон! Я предупреждала, чтобы ни он, ни его щенок, не смели приползать ко мне и просить о помощи! Я в ваши дела лезть не стану и с вами дел иметь не буду! — рассерженный женский голос, постепенно набирающий силу, привлекал внимание не одного прохожего, но влезать явно никто не собирался. — Хватило же наглости явиться на мой порог! Вон! А если будешь ломиться, я быстро стражу позову, и завтра же не снискать тебе головы! Послышался звук плевка, а следом и с силой захлопнутой двери. И Калеб разом будто бы уменьшился, сгорбился, стал выглядеть таким брошенным и разбитым. И, казалось, стоило лишь присмотреться получше, как в полной красе предстанут реальные следы от нанесённых ударов, из-за которых, сочась кровью, разошлась плоть и обнажилось красное мясо. Что-то с силой сдавило лёгкие, заставило захлебнуться морозным воздухом до боли во всех дыхательных органах. И город отчего-то подрастерял прежнюю красоту. Сознание временно вышло из строя от количества заплясавших в диком танце различных, непохожих чувств. И пока какая-то определённая мысль пыталась пробиться сквозь эту толпу и указать правильный путь, я уже делала: Калеб вздрогнул от моих обвивших его корпус рук и охватившего спину тепла. Его сердце трепетало загнанной в клетку птицей, тело будто бы и не знало, как реагировать: то ли поддаться ещё большему напряжению, то ли позволить расслабиться. Я, несмотря на очевидное смущение парня, лишь сильнее стиснула его в своей хватке. Наверное, ему всегда не хватало человека, что смог бы в период сложностей просто подарить хоть немного тепла и глупо, с улыбкой солгать, что всё будет хорошо. Мне неожиданно захотелось стать таким человеком. И я тут же поставила мысленный барьер от жестокой реальности и позволили хоть недолго этой мысли приносить лишь тепло, не омрачённое болью. Калеб, прости, что я всё усложнила, прости, что моё предательство теперь вдвойне тебя ранит, прости, что моя жизнь для меня всегда окажется ценнее твоей! Ещё раз тысячу прости, хоть извинений всегда будет мало! Лучше бы ты и правда сбежал с Мирандой, когда она просила! — Полегче, сломаешь мне рёбра! Калеб тихо рассмеялся, и тем самым словно лишил меня всяческих сил. Усталость неприятно разлилась по телу и на секунду лишила чёткого восприятия мира. Ноги вдруг потяжелели, больше не могли сохранять вертикального положения. Я с неохотой отстранилась от парня, пошатнулась, а затем уселась на ступеньках, разглядывая посеревший мир. Щёк неожиданно коснулся холод — и пальцы прошлись по влажной дорожке от слёз. Я натянула посильнее капюшон плаща и склонила голову, чтобы усевшийся рядом Калеб не заметил накатившей на меня слабости. Пусть лучше думает, что мне жутко неловко от недавней вольности. Неизвестно, сколько мы просидели в полном, но нисколько не давящем молчании. Хотя слышалось, как мрачные мысли пожирали чужое тело изнутри, медленно, с наслаждение пережёвывали, превращая органы в слипшуюся кашу. Сейчас я бы не смогла оборвать мучения Калеба, ведь сама пала и оказалась в плену собственных демонов. Они всё ещё имели надо мной огромную власть, никак не желали отступать, как бы я не старалась вывернуть руки, чтобы избавиться от сдерживающих долгое время оков, как бы не шипела и бросала угрозы расправы. Их мерзкий смех в кошмарах становился главным ответом. — Ну, что ж, — Калеб попытался звучать как можно бодрее, но провести меня нисколько не смог: в его глазах всё ещё не рассеялся туман недавних тяжёлых размышлений. — Денег у нас не так много, а то, что мы можем сейчас себе позволить, не внушает доверия. Похоже, нужно рискнуть. — О чём это ты? Меня наградили таким взглядом, словно ответ лежал на поверхности, а я никак не решалась включить мозг и лишь попусту тратила наше время. А затем ещё одним, более несдержанным и провоцирующим на грубость, когда мои брови взметнулись вверх. Шестерёнки в голове работали усерднее прежнего, догадки быстро сменяли друг друга, пока яркой вспышкой настигло озарение, заставив охнуть. Губы сами по себе растянулись в издевательской усмешке, а голос приобрёл сладостно-ядовитые нотки, от которых меня саму затошнило: — Не думала, не думала, что наш благородный мальчик окажется, — пришлось склониться ближе к Калебу, чтобы практически одними губами выдохнуть, — вором. Реакция Калеба превзошла все мои ожидания: он вздрогнул и оглянулся, словно ожидал, что его грязные, портящие репутацию хорошего парня секретики станут известны целому миру, затем грозно зыркнул на меня, пытаясь за завесой гнева утаить подкатившее смущение, довольно отчётливо проступающее на его небритых щеках, и наконец-то, склонив голову, полностью признал поражение под моим смешливых, но не осуждающим взглядом. Его улыбка вышла несколько скованной. — Времена бывали разные, я этим не горжусь, — он заглянул в мои глаза, этим жестом будто бы отказывая себе в возможности солгать и выказывая мне максимальное доверие. — Помнишь, я упоминал о первой встрече с Мирандой? Я её заметил только потому, что тоже собирался кое-что стащить. И потом мы сталкивались не так уж и случайно, просто оба выходили на «охоту». Вместе с ней мы провернули не так уж мало дел, но она в разы искуснее, ловчее, я, скорее, был на подмоге. Как-то так. Вы слишком уж хорошего мнения о вашем благородном мальчике. Калеб всё всматривался в меня, так и ища малейшие проблески осуждения и недовольства, и с тем, как на него накатывало понимание, что ничего такого не увидит, его улыбка всё сильнее расцветала, а тело медленно расслаблялось. «Моё мнение о тебе так для тебя важно?» — от этого вопроса на ещё большем количестве душевных подпорок разошлись трещины. Их и так осталось немного, а стройку новых всё откладывали на более поздние времена, которые могли и не наступить. Несмотря на вновь стягивающиеся в душе тучи, я постаралась вложить в улыбку как можно больше искренности и принятия и толкнула плечом Калеба в знак ободрения. Он даже не шелохнулся и всё веселился, когда мне удалось на собственной шкуре прочувствовать скрытую в нём силу. Место от столкновения отозвалось болью и жаром. — А не велик ли риск? Ты больно подозрительный, вон зарос по глаза, одежда видала лучшие деньки. Если к кому подойдёшь, тут же, бродяга, будешь скручен стражей. Я всё ворчала и ворчала, подстёгиваемая горящим плечом и желанием просто немного повредничать, а Калеб нисколько не пытался меня утихомирить, соглашался с каждым словом и умудрялся вставлять от себя парочку фраз. Нас сильно увлекло это глупое шутливое занятие, позволяющее ненадолго побыть обычными людьми без бремени огромной ответственности и тени трудности выбора. Наверное, поэтому мы и не сразу обратили внимание на то, как перед нами остановилась молодая девушка с небольшой плетённой корзиной в руках. — Здравствуйте, — она слегка кивнула с дружелюбной улыбкой, и мы повторили за ней. — Вы к матушке с каким-то делом? Взгляд тут же заметался по незнакомке в поисках малейшей схожести с Калебом и действительно их находил в разрезе глаза, слегка вздёрнутом носе или хотя бы в изгибе толстых бровей. Парень тоже изучал, замер, словно пойманный с поличным преступник, а грудная клетка вздымалась через раз. Из-за наших соприкасающихся коленей я ощутила прошедшую по его телу дрожь, схожую с той, что бывает при сильном желании, которое приходилось подавлять. — Всё уже разрешилось, — звучавшая в его голосе печаль очень быстро прокралась к моей душе и заставила ту содрогнуться. — Простите, что заняли ваш порог. Мы пойдём. Калеб резво вскочил на ноги и протянул мне руку, за которую я не спешила хвататься. Пусть нас прогнали, но неужели это единственный вариант, неужели ничего нельзя сделать? Калеб, похоже, смирился с подобным исходом, недавняя провальная попытка воссоединения с семьёй заставила его внутренний стержень дать трещину, которую позже удастся легко заделать, но сейчас она не позволит вновь сделать шаг. Если он повернётся и уйдёт, момент навсегда окажется упущен. Кто знает, станет ли Калеб позже жалеть, но я определённо изъем себя навязчивыми мыслями о собственном бездействии. Добродушные глаза девушки раздували тлеющую во мне надежду и давали шанс её огоньку вновь вспыхнуть. Конечно, это ни разу не моё дело, и прав вмешиваться никто не давал, вот только этот риск может принести пользу не одному парню. Помощь другу и, вероятно, наилучший вариант для всей миссии — не хотелось и думать, что сильнее всего меня подталкивало. — Калеб тут проездом и хотел навестить семью, но мы уже поняли, что нам тут не рады, — я всё-таки приняла помощь парня и потянула его за собой, осторожно обходя девушку, которая выглядела очень уж озадаченной. — Так что ещё раз простите за беспокойство и передайте своей матери, что мы и не думали ничего дурного. Я сделала ещё пару торопливых шагов дальше от дома, игнорируя впивающийся в спину недовольный взгляд, как услышала оклик и не смогла сдержать торжествующей улыбки. — Калеб? Неужели ты, кузен? Калеб явно не собирался ни оборачиваться, ни отвечать, и мне пришлось смерить его выжидающим взглядом и дёргать за руку. Секунды медленно следовали друг за другом, пока будто бы и вовсе не замедлили ход, оставляя нас втроём вместе с вечностью. Хотелось бы прикрикнуть на парня, чтобы он не глупил, не стоял столбом, но его и так слишком многие лишали права выбора, и сейчас я дарила его. — Не думала, что когда-нибудь ещё свидимся, но иногда всё же надеялась. Ты так вырос, а я-то помню тебя ещё совсем крохой, такой забавной, — её слова полнились искренностью и неподдельной лаской, которая мягко касалась даже струн моей души и вызывала в ответ чистый приятный звук. Калеб, вероятно, сам того не осознавая, слегка повернул голову. — Матушка прогнала тебя? Она всегда горяча на расправу, а потом уже хорошенько всё обдумывает, — возникшая пауза заставила меня обернуться. В улыбку девушки просочились нотки задумчивости, а взгляд упёрся в мощёную дорогу. А затем кузина Калеба покачала головой, встрепенулась, как если бы приняла решение. — Это совсем не дело. Я не знаю сути их вражды, а у нас с тобой, нет, даже у матушки с тобой для неё нет причин. В такие страшные времена неправильно отворачиваться от семьи. Зайдём же в дом, поговорим. Калеба всецело одолели смешанные чувства, и он беспомощно тонул в них, не мог хоть немного раздвинуть их толщу. Его безуспешно скрываемое желание схлестнулось в битве с неизвестными мне мыслями. До меня доходили лишь отголоски того сражения в виде вспыхивающих на секунду глаз и судорожного дыхания. И рядом со мной вновь стоял не взрослый парень, борющийся каждый день за свою и чужие жизни, а всего-навсего несчастный мальчишка с отчаянной жаждой семейного тепла. — Мне бы хотелось тебя узнать. Эти слова, дополненные широкой улыбкой с нескрываемой надеждой, были сравнимы с контрольным в голову. В ту же секунду я посчитала девушку, ходячее скопление искренности и тепла, самым прекрасным существом на свете и одновременно ужаснейшим из мучителей. И Калеб окончательно пал жертвой её чар, добровольно решил отправиться на «суд», грозящим либо обернуться сущей пыткой, либо в конечном счёте открыть райские врата. — Я останусь здесь, — едва слышно ответила на молчаливый вопрос парня, будто бы боясь звуком своего голоса разрушить прекрасную магию девушки. — Не вляпайся в неприятности. Хотелось бы наградить его долгим и пронизывающим взглядом, но в итоге пришлось отделаться лишь кивком и с вполне счастливой улыбкой наблюдать, как родственники с некой неловкостью встречаются лицом к лицу и следом скрываются за дверью. Сейчас за этими стенами я бы уж точно оказалась лишней. Ступени не успели остыть после нас. За время путешествия я полюбила подолгу наблюдать за небом, всегда таким разным, но остающимся неизменно чарующим, умиротворённо лишающим всяких мыслей. Сегодня перед глазами предстало уже привычное серое полотно с поблёскивающими фиолетовыми вставками. К счастью, за несколько дней до прибытия в город снег перестал нас преследовать, хотя крыши зданий здесь так и были устланы белым покрывалом. Наверное, я бы так и просидела до возвращения Калеба, всецело отдаваясь виду и шуму города, если бы в какой-то миг всё моё нутро отчаянно не заголосило, не потребовало убежать в безопасное место из-за приближающейся ужасающей ауру, из-за которой внутренности покрывались толстым слоем льда и медленно угасали в своей функции. Взгляд с невероятной скоростью заметался по улице в поисках источника, пока не остановился на неспешно бредущей троице: красивый мужчина с длинными пышными косами переговаривался со вторым, обладателем платиновых волос, а рядом с ними пружинистой походкой шла одетая лишь в длинное платье и короткую накидку девушка. Седьмое чувство подсказывало, что именно они нарушали покой этого мира, открывая в него врата для первозданного страха. Каждый по отдельности уже смертельно опасное чудовище, а их объединённая сила и вовсе неизмерима и непобедима. И предаваясь этим мыслям, я не могла сделать и вдоха и лишь желала остаться незамеченной. Троица брела так медленно, что, казалось, даже внутренние стенки сердца сковывали оковы льда, продолжающие расползаться с целью полностью захватить орган, а оно отчаянно боролось, безуспешно пыталось своим оглушающим грохотом разбить воздвигаемые стены. И тут его словно настигла предсмертная лихорадка, когда платиноволосый мужчина остановился практически передо мной, всего в нескольких ярдах и немного левее, и зашёлся в сильном приступе кашля, после которого губы окрасились в красный и на перчатке явно остался кровавый след, а в следующий миг он уже падал, точно сражённый стрелой, и хватался то за сердце, то за горло. Сдавленные хрипы достигали и моих ушей и в воображении приобретали образ предвестников скорой смерти. — Нет, нет, он же был на процедуре! — девушка рухнула на колени перед упавшим товарищем, переложив того на бок и после расположив руки, через секунду вспыхнувшие голубым светом, на его теле. — Я предупреждал, что такое может быть, — с удивительным спокойствием ответил ей второй мужчина, что-то выискивая в одном из своих подсумков, висящих на поясе. — Всё же было хорошо! — свет её рук погас, а голос всё сильнее ломался под натиском подступающей паники. — Если бы это можно было предсказать, было бы легче. Девушка что-то прорычала в ответ, и кипящие в ней эмоции будто бы выжигали абсолютно весь воздух вокруг. У меня закружилась голова, а кислород никак не получалось протолкать внутрь себя, он застревал ещё перед самым входом. Прокатившийся по телу жар лишил каких-либо мыслей, оставалось лишь наблюдать широко раскрытыми глазами и продолжать предпринимать попытки вновь расправить лёгкие. Упавший мужчина с трудом поднял руку и коснулся колена девушки, привлекая её внимание, та склонилась ближе к перепачканным губам, едва раскрывающимся, и затем снова обрушилась лавиной неконтролируемых эмоций на второго спутника. Вновь послышался захлёбывающийся кашель. — Сделай же что-нибудь! Жизнь вокруг нисколько не затихала, даже, казалось, раскрывалась в большей красоте, и в её песне не находилось места и малейшей печали. Некоторые горожане останавливались для выяснения дела и отчего-то быстро теряли интерес, другие, видимо, лишённые срочных дел и иных способов скрасить скуку, оставались, чтобы понаблюдать за развитием событий и разузнать итог. Никто не приближался слишком близко, возможно, подсознательно держась подальше от той пугающей ауры, исходящей от троицы. Казалось, сейчас я даже смогла рассмотреть едва уловимые её очертания, из-за которых слегка искривлялось пространство. — Здесь я не так уж многое и смогу, — мужчина с косами наконец-то отыскал нужное и тоже опустился на колени, чтобы помочь товарищу выпить содержимое флакона. — Нужен целитель, а я самый обычный лекарь. — Бесполезный ублюдок — вот кто ты! — рявкнула она, и её тело неожиданно охватила крупная дрожь, словно холод наконец-то сразил её, одетую в такую тонкую одежду. — Лучше бы не высовывался из своей дыры, слизняк! Как там её, Ашэсси?! О, если с ним что-то случится, я сначала погружу в вечный лёд её, а затем и тебя! Помнится, для вас, нагов, холод страшнее любой пытки! — Родина у меня другая. Знаешь ли, в мире довольно много не ашэссийских кланов, — его спокойствие нисколько не пошатнулось под ярым натиском, так и губы в добавок изогнулись в странной улыбке, точно он достиг полного просветления, таких ничто и никогда не выбьет из равновесия. — Умерь пыл и пошли весточку директрисе, а я что-нибудь придумаю. Проходящие стражники, заметив странное волнение, подошли ближе к троице и перебросились с нагом парой фраз, а затем покивали и принялись разгонять всё увеличивающуюся толпу. Кто-то тут же следовал просьбе и поминай как звали, а другие, напротив, так и просили применения грубой силы. Шум всё набирал обороты, и разбирательства с особо смелыми мешали мне сконцентрироваться на чём-то конкретном, на глаза так и накатывала размытая пелена, из-за которой странная голубоватая вспышка в небе теперь навсегда оставалась загадкой. Мой разум с трудом не поспевал за течением событий, будто бы ему не хватало кадров в секунду для полного понимания происходящего, и всё сильно подвисало. — Здравствуй, — я дёрнулась и отклонилась назад, когда передо мной опустился на корточки тот самый наг, приближение которого каким-то образом ускользнуло от моего внимания. Слова застревали плотным комом в горле, ведь так и рисовалось, что стоило только открыть рот, как меня точно втянут в неприятности. Я, словно загнанный зверёк, только и могла наблюдать, как приободрённый скорой трапезой хищник подбирался ближе и раскрывал шире пасть, из которой разило смертью. А у моей гибели лицо вблизи было ещё прекраснее, чем показалось издалека: на коже не находилось и малейшего изъяна, идеально чистая, даже небольшой родинке нет места, и блещущая здоровьем, черты до безумия правильные, словно тут постарался какой-то божественный скульптор, но больше всего завораживали глаза с лёгким прищуром, серовато-зелёные с вкраплением карего ближе к зрачку. Кажется, наги — истинные демоны этого мира. — Тебе знакома целительная магия, — утверждение, нисколько не вопрос, но я не отваживалась спрашивать об его осведомлённости. — Ты сможешь помочь нам, правильно влить магию без лишнего риска. Пожалуйста. — Простите, я… — мой хрип тут же оборвали: — У тебя нет выбора, — наг со всё той же блаженной улыбкой покачал головой и постарался придать голосу некого сожаления. — Ты либо добровольно выполнишь мою просьбу, либо моя спутница сорвёт с тебя плащ, откроет твой маленький секрет всем в округе и заставит. Ещё из-за первого предложения внутри меня проклюнулись семена злости, но под конец второго уже буйно расцвели её красные цветы, испускающие одурманивающий аромат. Шипастые стебли разрывали ткани и разрастались по всему телу, причиняя удушающую боль. Я с ненавистью заглянула в чужие глаза, с силой сжала кулаки и тут же осознала собственное положение. Всё-таки ничто не мешало послать их, пусть хоть руки распустят, но на мне лежала ответственность не только за свою голову. Если кто и сорвёт миссию и наделает серьёзных ошибок, то в этот раз точно не я. Девушка позволила больному товарищу на себя опереться и усадила его так, чтобы он не захлебнулся при очередном приступе кашля. Она смерила меня обжигающим взглядом, обменялась молчаливым диалогом с нагом и кивнула. Похоже, оба прекрасно знали о том, кто я и что, оставалось лишь догадываться, где в этот раз произошёл прокол. «Пациент» после выпитого задышал ровнее, немного свободнее, вот только боль до сих пор не отпускала его и толком не позволяла пошевелить и пальцем. Я почувствовала лёгкий холодок вдоль позвоночника и дрожь в руках, потому что, несмотря на обучение у Киары, мне ни разу не доводилось исцелять людей, даже полученные в день казни синяки и травмы оставила заживать природным путём. Не находилось и малейшей уверенности в собственных знаниях, который сейчас казались мизерными и совсем бесполезными. Я даже не знала, что конкретно требовалось. Если не справлюсь, то меня попробуют уничтожить на месте, и это понимание лишь усложняло попытки сконцентрироваться. Похоже, неуверенность нашла отражение в моём внешнем виде, потому что наг без разрешения осторожно схватил мои руки и разместил над теми местами, где расположились главные магические сосуды. Языки мне всегда давались в несколько раз легче естественных наук, но Киара до такой степени меня выдрочила, что даже во сне я могла безупречно рассказать всё о магической системе и провести поток магии от одной точки к любой другой. К слову, эти знания порой пригождались даже на обычной биологии, и результаты за тесты в разы улучшились. Перед глазами быстро предстали магические сосуды и прилегающие к ним крупные каналы, и я, набрав в грудь побольше воздуха, постаралась отбросить страхи, максимально сконцентрироваться и приступить к осторожному вливанию магии. Руки охватила ещё большая дрожь и их сковало сильное напряжение, от которого немели мышцы. Схемы магической системы рассыпались перед навязчивыми образами худших исходов, где неизменным оставалась чья-то смерть, моя или мужчины. — Расслабься, — поверх моих рук легли чужие, обжигающие тёплом и слишком изящные для лекаря, а в голосе сквозило что-то приятное, посылающие волны умиротворения по всему телу. — Если так продолжишь, сделаешь только хуже. Я кивнула на автомате, но меня пока не желали отпускать, вдруг бы сбежала. Прикосновение и отвлекало, и странным образом заставляло понемногу расслабляться, как если бы через него передавалась собранность и спокойствие нага. Тяжёлое дыхание девушки ненадолго захватило моё внимание — она заметно побледнела, уже практически сливаясь с белым окружением, продолжала бороться с сильной дрожью, взгляд всё больше походил на обезумевший. Я в тот же миг ощутила что-то странное, не поддающееся логике, а внутри всё так и предупреждало о надвигающейся угрозе, которая грозила не только мне, но и целому городе, если не всему королевству. Пришлось быстро вернуться к насущной проблеме, чтобы не поддаться панике. Я медленно небольшими дозами продолжила передачу и вновь наткнулась на сильное сопротивление, прямо-таки выталкивающее мою магию обратно. Казалось, каналы загородили огромные неподъёмные валуны, через которые не протиснуться и малейшей крупицы. Бороться с этим означало пытаться голыми руками пробить прочную стену шириной в несколько десятков ярдом. Я стиснула покрепче зубы, ощущая, как от собственной магии плавятся кончики пальцев, и в попытках отвлечься изучающе прошлась взглядом по «пациенту». Болезнь сжирала его уже долгое время, это так и читалось в ненормальной худощавости, огромных тенях под глазами и бледной с синеватым оттенком коже, сквозь которую словно просвечивались кости. Платиновые волосы и блёклые глаза, какие бывали у слепцов, лишь ещё сильнее создавали впечатление, что передо мной призрак, готовый в любой момент раствориться полупрозрачным туманом. Алые от крови губы, такая же дорожка от носа до них и следы от лопнувших капилляров в белках глаз выделялись ярким пятном, будто бы выдерживалась некая контрастность как в нуарных фильмах. В следующих миг боль в пальцах больше было невозможно выносить, и я дёрнулась, чтобы избежать настоящего ожога, но чужие руки удержали, не позволили высвободиться даже на дюйм. — Спокойнее, не вколачивай, а вливай. Представь, что бережно, стараясь проронить как можно меньше капель мимо, переливаешь воду из одного сосуда в другой. На спокойной поверхности не возникло ни единой ряби: наг терпеливо направлял меня, временно взяв на себя роль моего учителя. Сдержанный, умеющий подбирать слова для лучшего понимания и, возможно, до последнего верящий в успех своего ученика — Киаре никогда с ним не сравниться, та большую часть времени тратила на злостное брюзжание. И где-то на задворках сознания вспыхнуло неисполнимое желание, чтобы наг курировал моё обучение и в будущем. — Что-то мешает, — я заглянула в чужие глаза, ища помощи в преодолении преград. — Знаю, с ним всегда так, с этим и опытные целители долго мучаются. Также знаю, что прошу от тебя, что выше твоих способностей, но сейчас даже небольшие крупицы магии смогут дать ему время, а там уж и весточка дойдёт. Пожалуйста, продолжай. — А если не продолжишь, я тебя в порошок сотру, так что старайся лучше, феечка, — девушка с трудом шевелила языком, как если бы тоже испытывала сильнейшую боль, и её слова превратились в злостное едва различимое шипение. И какой бы сейчас ослабленной она не выглядела, циркулирующая в её теле страшной величины силы никуда не исчезла. Я не позволила длинным когтям страха вновь с остервенением впиться в моё сердце и, включив воображение на максимум, вернулась к своей задаче. Магия теперь представлялась водой, чистой и живительной, и до сих пор дрожащие руки пытались продавить внутрь пробку чужого сосуда, чтобы в итоге его наполнить. Невозможно было утверждать, удавалось ли сдвинуть её хотя бы на дюйм, но теперь кожу до одури жгло на поверхности всей ладони, как если бы я прикоснулась к нагревающемуся утюгу. Блёклые глаза внимательно наблюдали за мной через полуопущенные редкие ресницы, и судя по тому, как осознанно блуждал взгляд, мои догадки о слепоте не подтвердились. Каждое движение, малейшее изменение в выражении лица, пусть даже едва заметные складочки сосредоточенности — ничего не оставалось без его внимания. В голову так и непрошено лезли ассоциации с Всевидящим Оком, и вспоминалась Ирма, цитирующая стихами песни из «Властелина Колец» на пару с Мартином, при этом усиливающаяся боль словно бы ослабляла натиск. Дыхание давно уже сбилось, а собственные магические сосуды в ходе безумно сложной борьбы стремительно опустошались и вновь наполнялись. Меня охватил сильный жар, что хотелось и вовсе сбросить одежду, вероятно, в безуспешных попытках хоть немного остудиться. Сердце громко стучало в ушах, заглушая любые иные звуки, даже мысли. Ощущалось, как они разбивались вдребезги о стенки выстроенных барьеров, а их остаточные искры гасли, так и не коснувшись никакой поверхности. — Что… с ним? — поинтересовалась я, когда боль стала пересиливать меня, готовилась сразить сознание. Сколько же прошло с начала, минуты или часы? Определённо целая вечность. — Сразу видно: новобранец и чужачка, — беззлобно заключил наг и какое-то время будто бы размышлял. — Что с ним? Он всего-навсего маг с Севера, только они и подвержены этому мучению, и, к сожалению, не так уж редко. Кровь северянина отторгает магию, разрушает магическую систему, а магия, выплёскиваясь, разрушает тело. И тут как повезёт: быстро или мучительно долго. Люди могут вспыхнуть, как спички, и через минуту только пепел, или разорвёт их на части. А некоторые так и гниют изнутри долгими годами. Редко, кто из таких доживает даже до зрелого возраста. И нет никакого спасительного лечения, только оттягивание неизбежного и облегчение болей. Но и на Севере никто не поможет, убьют, если поймают, хотя, может, оно и милосерднее. Магам там и так не сладко, а тут ещё это. А друг мой, только чудом дожил до своих лет, хотя внутри него ни одного здорового органа, не иначе богами обласкан, — наг на этом моменте обменялся сначала с девушкой, потом с больным только им понятными взглядами, но через краткий миг вновь обратился ко мне: — Но будет с разговорами. Лучше бы тебе не отвлекаться. И пытка возобновилась, в ходе которой огонь магии будто бы напрочь слизал слои кожи и теперь добрался до мышц, собираясь выжечь и их, чтобы в конце осталась лишь голая кость. И действительно слышался тошнотворный запах горелой плоти, и с запозданием пришло понимание, что исходило-то он вовсе не от меня. Я взглянула в сторону девушки — передача прервалась из-за вспыхнувшего в груди непреодолимого ужаса, который определённо безвозвратно сожрал некую часть моего сознания. Левая половина чужого лица уже скрывала серебряная маска, продолжающая разрастаться прямо на глазах, чтобы покрыть и правую часть. А по всему телу девушки то тут, то там возникали отпечатки невидимых рук, прожигающих одежду и кожу, приобрётшую синевато-красноватый оттенок, как при обморожении. Чёрные раны обильно сочились сукровицей, сквозь которую кое-где просматривались обнажившиеся участки мяса. За спиной колыхали воздух пока невидимые крылья с едва различимым контуром, а на шее проступила толстая чёрная полоска, как от удушающего ошейника, сейчас оттягивающего назад. Девушка с чем-то или кем-то отчаянно боролась, но у неизвестной силы явно имелось в несколько десятков раз больше шансов на победу. Даже в такой ситуации наг нисколько себе не изменил: с абсолютным хладнокровием натянул своей спутнице до самого лба капюшон её накидки, осторожным движением наклонил её голову вниз и вновь попросил меня не отвлекаться. Так и хотелось броситься прочь, или всё же потребовать ответы, но благоразумие настойчиво потребовало повиноваться и не лезть в ещё большие дебри чужих тёмных тайн, из-за которых в конечном счёте разум пропал бы в огне безумия. — Чую: Врата приоткрылись, и всякая мелкая шушера хлынула в наш мир. Глупо, очень глупо. Узы контракта священны, ему тебя пока не вернуть. Что же он творит? — будто бы сам с собой заговорил наг и устремил взгляд куда-то за спину девушки. Мне виделись лишь стены однотипных домов и их пороги, но на ином уровне и правда улавливалась ужасающе сильная, несущая в себе целый клубок разрушительных чувств и опаляющий жар энергетика. Трудноопределимые звуки, источник которых не найдёшь, сколько не пытайся, будто бы терзали слух. Воздух плавился, как в летний зной, и не желал проходить дальше слизистых носа. Мои ноги полностью промокли от растаявшего вокруг нас снега. Как сквозь толщу воды долетали обрывки тихой речи девушки, но кто же был её собеседником, оставалось загадкой. Что-то необъяснимое творилось в опасной близости со мной, но я как могла старалась отстраниться, игнорировать. Мой мир окончательно сузился до одного человека и помощи ему. Я чувствовала себя полностью вымотанной, опустошённой и желала лишь одного — забыться в долгом сне и не так уж важно где. Усталость бурными потоками разливалась по всему телу и «отключала» поочерёдно мышцы. Казалось, не осталось ничего, что хоть немного подчинялось моим командам, и стоило только магии погаснуть, как я рухну наземь и никогда больше не встану. С трудом вспоминалось, в какой момент моё место заняла худющая, как щепка, женщина с моложавым лицом и морщинистыми руками, выдающими истинный возраст, а меня же наг, благодаря и что-то говоря о сохранности секрета, бережно усадил на те же самые ступеньки, откуда и уводил. Он никак не спешил уходить и какое-то время копался в своих подсумках, чтобы затем уложить мои сильно опухшие, покрасневшие ладони с наливающимися волдырями тыльной стороной вверх мне на колени и уверенными и практически невесомыми прикосновениями нанести на них сильно пахнущую мазь, от которой на коже возникала спасительная прохлада. Следом последовала перевязка, быстрая и умелая. Закончив со всем, наг оставил баночку рядом со мной, дал инструкции по использованию, одарил в последний раз, казалось, более широкой улыбкой, чем раньше, и со словами «береги себя» затерялся среди вернувшегося в привычный темп течения горожан. Я вдруг с удивлением отметила, что и остальные из троицы и та женщина тоже куда-то исчезли, словно их здесь и не было, и лишь голый участок без снега выдавал реальность произошедшего. — Куда же, блядь, запропастился Калеб? — выдохнула я и устало прикрыла глаза.