В союзе с тьмой

Небольшой кусок двора крепости, каменные стены которой источали холод, недружелюбие и безнадёгу, сквозь мутноватое окно, скудно обставленные, соединённые проходом комнаты и унылые лица компании — всё, что было позволительно видеть. Чувство такое, словно мы привилегированные пленники, навсегда лишённые возможности выбраться наружу и вернуться домой, чем гости. Оказываемое давление на психику с трудом получалось переносить с достоинством: повсюду мерещились пристальные взгляды, следящие за малейшим движением — любое резкое вполне грозило смертельными проблемами, — но имелись и реальные надзиратели, не выпускающие из комнат и оскаливающиеся при любой попытке обратиться. После пересечения границы Севера молчание стало нашим верным спутником, с которым в ближайшее время было слишком рискованно расставаться: каждое слово, невинные шутки в том числе, могли обернуть против нас и поставить в укор. Даже в комнатах мы не позволяли себе переговариваться друг с другом, исключая пару кратких фраз. Единственное спасение — телепатия Тарани, которая помогла понять, что кандалы не могли подавить полную силу Сердца Кондракара. Проверять доступ к основной магии и влияние на Элион с учётом постоянного наблюдения мы не рискнули. И всё же у нас появились какая-никакая надежда на лучшее и немного спокойствия. Другое доступное развлечение — долго сидеть возле окна в попытках урвать хоть кусочек чужого быта, лучше разобраться в нём и лениво перекатывать в голове осточертевшие вариации развития одних и тех же событий. Из-за всех этих размышлений страх истязал и без того ослабевшие тело и душу, въедался в кости и становился их частью, придавая им хрупкости. Границы времени уже давно размылись, и я с трудом осознавала, сколько дней прошло с первой встречи с Нори Осгорт. Всё походило на непрекращающуюся пытку, и имелись все шансы вскоре потерять рассудок. Как и ожидалось, главная проблема с северянами заключалась в их беспрестанно возрастающей враждебности и агрессии по отношению к нам: стоило только выдвинуться в путь, мы мигом оказались под пристальным вниманием, и каждый более глубокий выдох вынуждал их крепче вцепиться в оружие и готовиться напасть. По вполне объяснимым причинам за мной наблюдало гораздо больше людей, а некоторые так и посматривали выжидающе на Нори, словно в ожидании приказа наконец-то заковать меня в кандалы. Ночи представали и вовсе невыносимыми, хоть на какой-то отдых рассчитывать не приходилось, и мы толком не спали. Лишь излишне накопленная усталость позволяла забыться в тревожном сне, правда, двое всё равно оставались на страже. Я не могла как следует отдохнуть и по другой, более веской причине. Боль после открытия портала никак не желала отступать, и с каждым днём, казалось, только нарастала, а вместе с ней усиливались головокружение и тошнота. Ко всему прочему примешивались самые различные ужасные ощущения после долгой верховой езды и слишком уж много сил уходило на поддержание себя в сознании и самоконтроль. На этом список проблем только начинался, худшее поджидало впереди: по пути в крепость довелось несколько раз столкнуться с «вражескими» солдатами, всегда приходящими поодиночке. Подумаешь, что такое целому отряду расправиться с воином, даже порой безоружным или серьёзно раненным? Было бы всё так просто, дорога бы заняла гораздо меньше времени и сил. Все они поголовно оказались оборотнями, несущими на своих лапах лишь хаос и смерть: выскакивали из ниоткуда, убивали или калечили с особой жестокостью за мгновение ока сразу нескольких, яростно отбивались от любых атак. Их движения превращались в едва уловимые размазанные пятна, а попытка ориентироваться на звук сильно затруднялась дьявольской какофонией, возникшей из-за беспрестанного ржания лошадей, выстрелов, звонов клинков и выкриков. Северяне проявили себя действительно хорошими воинами, способными быстро оценить ситуацию и дать достойный ответ. Конечно, без потерь не обошлось, хотя, учитывая, с кем приходилось иметь дело, у них вышло значительно их минимизировать. Большинству оборотней удалось уйти (и это наталкивало на мысль, что их истинная цель заключалась в задержке продвижения отряда дальше), но коллекция северян всё же пополнилась парой голов. Первое столкновение произошло слишком уж неожиданно, и вяло соображающий из-за усталости и боли мозг сначала отказывался давать хоть какие-то сигналы для реагирования. Поле зрения сузилось до небольшой полосы, а тело не ощущалось вовсе. Я едва не свалилась с запаниковавшей лошади, но всё равно продолжала бездействовать. К счастью, Нори удалось временно её приструнить, а следом подскочил и Калеб, который помог выбраться из седла. В воцарившихся шуме и суете картина происходящего никак не складывалась в что-то цельное и понятное. Я лишь видела огромное количество крови, брызжущей будто бы со всех сторон и пятнами раскрашивающей снег в алый, слышала грозное рычание и громкие, раздирающие горло стоны сильнейшей боли. Правда, кое-что было предельно ясным как никогда: вокруг снова развернулся ад и требовалось из него скорее выбираться. Мне казалось, что существовало всего два возможных выбора, и оба ни к чему хорошему не приводили: вмешаться и помочь северянам, или, наоборот, бездействовать. В первом случае использование магии в присутствии наших сопровождающих, скорее всего, ещё сильнее настраивало их против нас и подталкивало к насилию. Обезопасить себя словами о благородных мотивах и искреннем желании помочь не вышло бы. К тому же стоило учитывать, что мой ослабевший организм мог не выдержать отдачи даже после небольшого использования магии. Потеря сознания на несколько дней была самым безвредным пунктом из списка всех возможных последствий этого. Невмешательство же служило прекрасной почвой для зарождения различных домыслов от «невинного» «только и ждёте нашей смерти» до безумного «вы, возможно, сотрудничаете с врагами». В общем, в любом случае отношения с северянами обострялись, а ситуация складывалась не в нашу пользу. И, наверное, принять окончательное решение меня подтолкнула пульсирующая боль в висках: не вмешиваться самой и запретить другим, чтобы не лишиться козыря в рукаве. При появлении опасности защита ложилась на мои плечи и Калеба, которому всё же позволили оставить при себе оружие. К счастью, оборотни явно придерживались некого приказа нападать лишь на людей в форме, и я, честно говоря, внутренне ликовала, так и хотелось растянуть губы в облегчённой улыбке. Весь дальнейший путь мы продолжали придерживаться выбранной тактики, хотя, как и ожидалось, северяне косо посматривали в нашу сторону, а некоторые и вовсе опускались до очевидных провокаций, и порой те с трудом получалось игнорировать. Звучало слишком много грязи как о прошлых поколениях Стражниц и их прегрешениях, так и о королеве Вейре, которую проклинали чаще и с большей ненавистью. Калеб взывал к разуму Элион, явно жаждущей огрызнуться и поставить на место обидчика, а Тарани — к моему. Правда, меня совсем не волновали оскорбления в чью-либо сторону, когда на языке снова чувствовался привкус желчи и крови. Нори в основном старалась пресечь неразумное поведение своих подчинённым, но иногда, казалось, специально отворачивалась и делала вид, будто бы не замечает. Что-либо предъявить я не могла, да и не особо-то горела вступать в очередной выматывающий разговор. Требовалось сохранить хоть какие-то силы по прибытию в крепость, чтобы проследить за соблюдением наших условий. Конечно же, мы продвигались очень медленно, и обещанное двухдневное путешествие слегка затянулось. Что-то постоянно нас тормозило: то отстрел попадающих в поле зрения воронов, которые, как мне думалось, могли каким-то образом докладывать о передвижении отряда, то появляющиеся после каждой атаки раненные. Иногда из-за последних приходилось и вовсе останавливаться, заботиться об их выживании до приезда новых людей, одни из которых оставались с ними, а другие служили заменой. Лица так часто менялись, что я даже не пыталась их запомнить. Впрочем, для меня важность представляла лишь Нори, которая до конца оставалась в строю. По прибытию в одну из приграничных крепостей нас буквально сразу же заперли в комнатах, не выпало и малейшего шанса осмотреться. Я, понимая их опасения, не выказала никаких возражений, лишь напомнила Нори об оговорённом ранее условии: княжна останется при нас до появления самой княгини, которая, как сразу выяснилось, ещё не прибыла. И, на удивление, удалось найти в себе силы, чтобы отодвинуть в сторону завесу усталости и позволить уверенности вновь продемонстрировать миру свою очаровательную улыбку. Она-то, чертовка, и помогла добиться одобрения нового пункта в нашем соглашении с Нори: до приезда Её Светлости к княжне было позволено приближаться лишь паре служанок, лично одобренных мной. Конечно, не обошлось без опасений, что появление дополнительных условий сыграет против меня, но эти мысли мелькали где-то на задворках сознания и по большей части перекрывались иными, о предосторожности. И, к счастью, Нори, придерживаясь излюбленного хладнокровия, лишь кратко согласилась. Прошло несколько дней ожидания, которые, несмотря на нисколько не снизившийся уровень опасности, всё же позволили немного восстановиться и отдохнуть. Честно говоря, стоило только по прибытию разобраться с волнующими вопросами и присесть на кровать, как проснуться довелось лишь на следующие сутки. Мозг словно не желал подключать контроль над телом, которое ощущалось слабым и неподвижным, но быстро настигшее осознание собственного промаха настолько сильно испугало и ошарашило, что я тут же вскочила на ноги с выставленной перед собой ладонью и стала бегло осматриваться в поисках последствий допущенной ошибки. Тарани потратила излишне много времени, чтобы заверить всё ещё сонную и туго соображающую меня в относительной безопасности. Возможно, я окончательно убедилась в этом, когда Калеб бросил какую-то колкость и следом из другой комнаты зазвучал голос Элион. И снова остальные выручали, брали на себя больше обязанностей и исправляли мои ошибки. И пусть недовольство собой в очередной раз протягивало ко мне свои липкие ручонки, честно говоря, как таковых сожалений в душе не зародилось. В коем-то веке удалось отдохнуть, возобновить давно опустевшие резервы сил и почувствовать себя лучше. И если забыть, что причиной тому послужила чрезмерно накопленная усталость, сразившая всего одним ударом, находились только плюсы. С учётом, конечно, хорошей развязки для всех нас. Сейчас я вновь пристроилась возле окна, от скуки бегая взглядом по уже приевшемуся виду, и вела неспешный разговор с Тарани на маловажные темы. Он словно бы погружал нас в тёплый и защищающий от любых раздражителей кокон, который никогда не хотелось разрывать. Остаться бы там, свернуться клубочком и переждать ужаснейшую бурю. Слишком хорошо звучало, чтобы стать правдой. Иногда я посматривала на Калеба, который, позвякивая цепью кандалов, в сотый раз осматривал и чистил своё оружие. Эта череда однотипных действий, вероятно, дарила его душе исцеляющий и временно лишающий тревожных мыслей покой, ибо только тогда складка угрюмости меж его бровей исчезала. После пересечения границы Калеб толком не разговаривал и ограничивался краткими фразами (исключением служили небольшие разъяснения насчёт тех или иных вещей), поэтому мы до сих пор не разрешили наш недавний конфликт, хотя, кажется, его обида и злость уже исчерпали себя. К сожалению, большая часть непонятных нам моментов так и осталась таковой, ибо парень с некой горечью признавался в плохой осведомлённости о делах Севера. Более-менее подробно ему удалось нас просветить лишь об одном — Ордене Янхмат, являющемся самостоятельным органом власти у северян, основная работа которого заключалась в расследовании всех дел, касающихся магии, и вынесении приговора нарушителям. Какая-то часть их солдат всегда находилась недалеко от границы, ибо многие «преступники» стремились её пересечь. Калеб предположил, что сейчас количество отрядов в этой области значительно увеличилось из-за магов королевской армии и из-за участившихся случаев удачного побега с северной земли. Второй пункт вызывал больший интерес, чем первый, но, к сожалению, удалось узнать только то, что кто-то уже несколько месяцев постоянно подкидывал новую работу Ордену и продолжал оставаться на свободе. Элион же сейчас вновь скрылась от нас в другой комнате и проводила время с княжной. После пересечения границы Браун тоже заметно изменилась: стала до боли тихой и практически незаметной. Возможно, виной тому постоянный стресс и беспрерывное обдумывание ситуации, каждого последующего шага. Её непрекращающаяся борьба с собой, с собственными эмоциями и мыслями, читалась по померкшим глазам. Стоит только на секунду ослабить бдительность, как паника обязательно воспользуется шансом, подчинит себе, сделает своей заложницей, сковав по рукам и ногам. От неё не сбежать, а если попытаться, то она ощетинится и прибегнет к более радикальным способам подавления. Я прекрасно понимала состояние Элион, изредка ловила себя на сочувствии, и это единственное, на что меня хватало. Рассчитывать на какую-либо помощь и поддержку от меня она не могла. И дело вовсе не в наших натянутых отношениях, просто с трудом удавалось выносить давление собственного страха, чтобы пытаться отгонять чужой. Впрочем, её спасали разговоры с Калебом и Тарани, а в мою сторону она даже лишний раз не смотрела. Мы, казалось, замечали друг друга лишь на общих сборах, на которых обсуждали планы и обменивались параноидальными мыслями. К слову, во время одной из таких бесед Элион объяснила, почему не понимала речь северян, хотя раньше уверенно заявляла об изучении меридианского языка. Она предположила, что здесь, похоже, использовали более устаревшую его форму, а к той также примешивался диалект. Конечно, это создавало значительные трудности в понимании и без того довольно сложного языка, в котором существовало множество созвучных слов, имеющих совершенно разный смысл. Между делом выяснился занимательный факт, что пусть название столицы и королевства на меридианском произносились одинаково, написание у них отличалось. Сложившаяся «языковая» ситуация определённо расстраивала Элион, которая отчаянно желала уловить суть, но до её понимания доходили лишь малые бессвязные крохи. Уверенность, что это ещё сыграет свою неприятную роль в переговорах с княгиней, постоянно давила на мозг, раскручивала болты и без того расшатанный нервной системы. Впрочем, даже с отличным знанием языка шансы на успех миссии изначально были малы, скорее, и вовсе равны нулю. Элион могла сколько угодно корчить из себя королеву перед ровесниками и преданными ей людьми, но с враждебно настроенной, прожившей уже не один десяток лет княгиней подобные трюки не пройдут, скорее, искреннее развеселят или, может, наоборот, разозлят. Пусть основной итог разговора получилось предугадать, оставалось ещё слишком много белых пятен, заставляющих нервничать и готовиться к худшему. Я, резко замолкая, вскочила со стула, вплотную прижалась к окну и прищурила глаза, когда заметила несколько спешащих в полной боевой готовности северян. Они быстро скрылись из моего поля зрения, но в голове уже беспрерывно выстраивались различные предположения насчёт их поведения, только успевай следить. — Что такое? — Тарани тут же оказалась рядом и также уткнулась в окно, высматривая причину моего беспокойства. — Что-то происходит. В подтверждении моих слов новая группа северян с громкими неразличимыми выкриками поспешила в том же направлении, что и предыдущая. Тарани проследила за ними, задумчиво хмыкнула и, бросив быстрый взгляд в сторону наблюдателя за нашими окнами, отошла ближе к Калебу. Этот жест мигом вынудил меня напустить на себя спокойствие и вернуться на прежнее место, как бы в знак утраты интереса. Неизвестно, что конкретно происходило, но лучше бы не выказывать каких-либо эмоций. — Может, княгиня наконец-то приехала? — Тарани ещё сильнее нахмурилась и пересеклась взглядом с Калебом, который резко вскинул голову и прекратил чистку оружия. Его глаза вспыхнули ярче из-за лёгкого испуга — он до сих пор не мог привыкнуть к неожиданному появлению ещё нескольких голос в своей голове и каждый раз вздрагивал, так и готовясь принять боевую стойку. Калеб мимолётно мазнул взглядом по моей всё ещё слегка напряжённой позе и вновь сосредоточил внимание на Тарани, продолжившей развивать тему причины переполоха. — Нет, вряд ли бы её встречали с оружием, — она покачала головой. — Странно, что никакого сигнала не было, мы бы услышали. Не думаю, что это нападение. Слова Калеба несли в себе здравый смысл — моя вновь излишне разыгравшаяся нервозность немного поутихла, и скованность грудной клетки стала менее ощутима. Правда, главный вопрос всё ещё оставался без ответа — беспокойство из-за неизвестности продолжало медленно выедать мозг. Калеб крепче сжал в руках меч, тем самым выказывая схожие чувства. — Нам пока правды не узнать, нужно подождать, — пусть получилось придать голосу какого-никакого спокойствия, взгляд наверняка оставался мутноватым из-за отчаяния. — Калеб, на всякий случай лучше будь возле Элион и княжны. Я кивнула головой в сторону смежной комнаты и вновь стала наблюдать за двором в наивных попытках выяснить хоть что-то. Зазвучали быстрые шаги — Калеб молча поспешил выступить в качестве защитника принцессы. Тарани же решила остаться со мной. Мы больше ни о чём не переговаривались, тревожно прислушиваясь к окружению и позволяя ожиданию чего-то медленно сводить с ума. Каждая минута обращалась в крупицу страха, которая примешивалась к его циркулирующему вместе с кровью потоку. С ним не совладать, не перекрыть ему доступ к источнику. Остаётся лишь с опаской поглядывать на собственные руки и молиться, чтобы не проскочила искра. Всё словно бы покрывалось толстой маслянистой плёнкой, под которой невозможно дышать. И её самостоятельно никак не разорвёшь, напротив, при попытке она ещё плотнее пристанет к коже, болезненно её стягивая. Спасительным же проколом, из-за которого наши тела вновь наполнятся жизнью, послужит малейший проблеск понимания происходящего. Правда, время всё тянулось и тянулось, так долго, что я будто бы и вовсе потеряла восприимчивость к каким-либо чувствам. И вот громкий вой, от которого задребезжали стекла и который охотно поддержали собаки, напомнил о реальности, заставил грудную клетку часто и быстро вздыматься. Я первым делом дёрнулась, следом обернулась к Тарани, замирая и вслушиваясь в протяжный звук. В нём не слышалось ноток несчастья или тоски, отчего-то лишь радость, даже безудержное веселье. Хотя, возможно, я очень сильно ошибалась, и это всё же был своеобразный крик о помощи. Вой оборвался так же внезапно, как и начался — стекла вновь задрожали, но уже от нескольких выстрелов, прозвучавших последовательно. И следом тишина с насмешливой улыбкой в очередной раз набрасывала петлю на шею и постоянно дёргала за другой конец верёвки. — Похоже, это всё же нападение, и они кого-то поймали. Вой похож на звериный, — Тарани, скованная напряжением в той же мере, что и я, решила первой прервать возобновившуюся пытку. — Калеб, на Меридиане есть волки-оборотни? — Да, но они держатся как можно дальше от остальных. Я ни разу их не видел ни среди обычных жителей, ни среди солдат Фобоса. — Мы многого можем не знать, — я успешно подавила в себе желание горько и криво усмехнуться, даже голос прозвучал отстранённо. Особой гордости, что в моём распоряжении немного больше информации, чем у них, совершенно не возникало, впрочем, как и сожалений. Это довольно сложная тема: хорошо ли знать о некоторых вещах, которые существенно изменяли восприятие происходящего? Не стоило исключать, что рождённые на их основе выводы были очень далеко от истины. Что ж, последствия настигнут позже, и лучше уже тогда рассуждать, «правильную» ли для себя сторону я выбрала. Друзья промолчали, либо принимая логичную составляющую моих слов, либо не желая отвлекаться. Оставалось лишь поражаться их выдержке, ибо как бы сильно напряжение не пыталось их сломить, они не сорвутся, не проявят себя неосторожно, исполнять свой долг до конца. Я же могла снова подвести, не выдержать оказываемого давления на психику, даже сейчас, привычно сцепив пальцы в замок перед собой, всё посматривала на дверь и упорно останавливала себя от необдуманного жеста. Лучше бы уже и правда пытаться с криками требовать ответы, чем снова медленно прогорать изнутри из-за ёбаного ожидания, уже теряющего смысл. Даже если северяне кто-то поймали, какое нам до этого дело, по крайней мере, до заключения союза? Я отчаянно уцепилась за эту мысль, способную помочь выплыть из реки страха на безопасный берег, увлеклась её развитием дальше, постоянно дополняя новыми причинами для временного успокоения, и неосознанно медленно сползала на стуле вниз. И правда, сколько можно? Не слишком ли много переживаний и стресса для одного человека, что и без того раньше пребывал в нестабильном психологическом состоянии? Только попытаешься сделать глубокий вдох, адаптироваться к изменениям, как новые проблемы насквозь прошьют лёгкие, только успевай давиться кровью и в промежутках приступов заглотнуть хотя бы немного кислорода, чтобы зачем-то ещё немного прожить и продлить агонию. Вроде бы и так на постоянной основе чувствуешь усталость, носишь её вечно с собой, словно рюкзак за спиной. И, казалось бы, больше нагрузки не выдержать, но всё равно, когда ощущаешь прибавление веса, каким-то чудом продолжаешь сохранять вертикальное положение, шагать дальше, в раскрытую пасть неизвестности. Решения никак не приходят в голову, а если и да, то отчего-то не получается ничего сделать или, наоборот, выходит настолько ужасно, что только усугубляет положение. Небольшое спасение — попытки создать новые, хоть сколько-то счастливые воспоминания — с чем в последнее время возникают существенные проблемы, основная причина которых во мне же, точнее в моём восприятии, — или же искать спокойствия в старых, пусть это и неправильный выбор, временное лекарство. Хотелось бы сейчас оказаться в гостиной Данов, на их потрёпанном жизнью диване и громко смеяться над очередной невероятной историей Найджела, как это было пару месяцев назад (или сколько там прошло с нашей последней встречи, уже и не вспомнить?). Или, может… Перед глазами застыло лишь размазанное серое пятно, постепенно перестающее таковым быть после прозвучавшего стука в дверь. Окружение всё ещё оставалось нечётким, когда я неохотно повернула голову в сторону источника шума и выдохнула проклятье. Поясницу и спину из-за неудобной позы при выравнивании мгновенно прострелила боль — с губ сорвалось тихое шипение. Взгляд снова обратился к Тарани в молчаливом вопросе, хотя, скорее, хотелось отыскать в её потемневших из-за тяжёлых размышлений глазах хоть частичку необходимой поддержки, способной временно наполнить тело и дух силой. Она, как всегда, не подвела, одним лишь кивком подарила мне в разы больше уверенности, чем того требовалось. Я словно бы ощутила её тёплые ладони на своей спине, которые ни за что не позволят упасть, проявить хоть толику слабости. Стук повторился — ещё большую медлительность сочтут за грубость или за опасный признак. За несколько шагов до двери я словно бы успела обернуться другим человеком, непоколебимым ни перед чем и даже в некой мере чувствующим себя хозяином положения. С северянами иначе никак, нужно быть напористой, уверенной, иногда рискованно достигать границы их терпения, ибо если проявить слабость дольше нескольких секунд, они разорвут тебя в клочья, словно изголодавшиеся дикие псы. В голове красной строкой пробегала единственная мысль — выстоять, стойко перенести встречу с кем угодно, пусть даже сейчас за дверью меня поджидала сама смерть. И сердце ухнуло куда-то вниз, слышался его оглушающий грохот, когда пришлось сразу же наткнуться на два тёмных провала, словно чёрные дыры, поглощающие за считанное мгновение, вместо глаз, даже зрачков ни за что не разглядишь, как не всматривайся. Казалось, старуха с косой всё же решила познакомиться поближе, да вот только вместо себя послала одного из своих верных жнецов. Тот впился в меня пристальным взглядом, не мигая даже, словно бы оценивая, сколько ещё деньков отмерено моей полуживой, разлагающейся на постоянной основе душе. А я сама никак не могла отвести глаз, хоть и продолжала тонуть в вязкой тьме, захлёбываться ею до потери ощущения реальности. Единственное, на что пока хватало сил — приказывать себе дышать в нормальном темпе, несмотря на пронзающие насквозь грудную клетку эмоции. Если для меня северяне были сравнимы с дикими псами, то он определённо тот, кто с помощью всего одного приказного жеста способен заставить их подчиниться, жалобно заскулить, как беспомощных щенков. Излишне же непокорные останутся с разорванной пастью и переломанными лапами, медленно умрут, истекая кровью, там, где их сразили его удары. И перед ним-то мне сейчас необходимо отыгрывать роль Хранительницы, той, для кого чудовища похлеще него должны быть на один зуб, кто не имеет права даже на малейшую ошибку и забывает о каких-либо чувствах для успешного выполнения возложенной на её плечи миссии. На деле же, как и бывало прежде, меня с лёгкостью раскусят, заметят весь этот слой фальши и начнут, играя, его понемногу соскребать, словно предоставляя шанс самой признать неудачу. От этих бесконечных провальных попыток тошнило так же, как и от до сих пор сохраняющегося побочного эффекта магии. — Здравствуйте, я Беллами Портрейт. Мне бы хотелось увидеть свою жену. Его низкий, хрипящий голос напомнил мне о завывании сильной метели, бросающей в лицо целый ворох снега и не дающей возможности вздохнуть. И всё же он отрезвлял, позволял выйти из состояния некого транса и увидеть больше, чем колдовские глаза. Сразу же внимание привлекли ужасающие рваные шрамы, похоже, от когтей оборотня, пересекающие всю щёку от правого виска до середины подбородка. Они нисколько не портили мужчину, напротив, служили прекрасным дополнением для его образа палача, что приносит самые чудовищные мучения как телу, так и душе. И чёрная форма Ордена (не офицерская даже, кого-то явно стоящего выше) ещё сильнее подчёркивала это впечатление. Впрочем, как и другое: Беллами словно бы весь был соткан из концентрированной тьмы, протяни руку в попытке прикоснуться к нему, та навсегда исчезнет в ней. Он даже, казалось, выдыхал её, желая, чтобы она поразила как можно больше живых существ, паразитировала в их разуме и подчинила своей воле. Хотелось сжать руки в кулаки, до боли впиться ногтями в кожу, но удалось с собой совладать, удержаться от ненужных движений. В попытках отвлечься от тёмной ауры мужчины я переключила внимание на замершую за его спиной Нори. Её и без того всегда лишённое эмоций лицо сейчас словно бы и вовсе утратило хоть какие-то признаки жизни, скорее, напоминало белую пластиковую маску. Сама женщина застыла без малейшего движения с идеально ровной спиной и с ничего не выражающим взглядом перед собой, явно не собираясь принимать участие в разговоре без предварительного разрешения. Она, ранее предстающая в моих глазах достаточно грозной сукой, служила прекрасным примером того, как Беллами умел подавлять других. Мне срочно требовалась хорошая оплеуха, рассеивающая нагнанный ненужными мыслями и эмоциями туман в голове, напоминающая о важности контроля, о том, ради кого сейчас было необходимо травиться чужой тьмой, намеренно при этом делая более глубокие вдохи, и даже не поморщиться. К тому же неужели после моих смелых речей самому принцу, определённо имеющему более высокий уровень опасности, стоило теперь так сильно переживать из-за разговора с каким-то северянином? Разве что совсем немного. Я удержалась от более продолжительного выдоха и вновь заглянула в чёрные глаза, придавая лицу отрешённости. Пусть внутренности болезненно скручивало, что на языке в очередной раз ощущался вкус крови и желчи, решимость не выдать своих истинных чувств уже начала пульсировать в такт сердцу и распространяться по всему телу. — Боюсь, это невозможно, — в голос всё же просочились надломленные нотки недавних эмоциональных волнений, но, возможно, это хотя бы немного компенсировалось высоко поднятой головой и безэмоциональным выражением лица. — Надеюсь, офицер Осгорт, — я слегка качнула головой за спину Беллами, ни на секунду не разрывая зрительного контакта, — передала вам условия нашего договора, одно из которых гласит, что до приезда княгини никто не сможет увидеть княжну и пообщаться с ней, служанки не в счёт. И я также надеюсь, что вы не станете их сейчас нарушать и не желаете спровоцировать конфликт. Концентрация ядовитых частиц в организме уже превысила допустимую норму — слабость поочерёдно касалась подушечкой указательного пальца мышц по всему телу, как бы отключая их, заставляя наливаться свинцовой тяжестью. И органы посылали мозгу сигналы о своей дисфункции, усугубляющейся с каждым новым вдохом. А я всё дожидалась чужой реакции с видом, словно не существовало никакой боли в принципе, словно даже не вскрикну, если прямо сейчас начнёт плавиться кожа и слезать с кости бесформенными комьями. — Мне бы этого не хотелось. Хладнокровие северян в который раз поражало, но в то же время невероятно пугало. Они словно сами были созданы изо льда, твёрдого настолько, что никогда не разбить, не отколоть даже небольшого кусочка в попытке отыскать там, за этими неисчислимыми слоями хоть какой-то яркий всполох жизни, который, не исключено, ещё в детстве намеренно затушили без возможности вновь разжечь. В случае с Беллами этот страх обострялся в несколько раз. Никак не получалось отделаться от чувства, что сейчас он просто позволял мне вести себя так смело, говорить в подобном тоне, в котором при небольшом желании можно было усмотреть пассивную агрессию, а позже обязательно придётся расплачиваться в полной мере. И несмотря на всё это, я решилась на ещё большую дерзость, так и грозящую вынудить мужчину тут же приструнить меня без ожидания более подходящего момента. Не с ним бы мне придерживаться тактики: «Лучшая защита — это нападение», — но как же хотелось поскорее от него избавиться и сползти на пол из-за слабости в ногах. — К тому же ваша жена пребывает в ужасном психологическом состоянии, и ваша встреча с ней обещает обернуться ненужными для нас проблемами. Вам также об этом должны были сообщить. Хотите знать больше, расспросите служанок. А теперь, думаю, нам больше не о чём разговаривать. Вряд ли я с вами смогу обсудить интересующие меня вопросы и разрешить их, это возможно только с княгиней. Каких-либо предположений о действиях Беллами в ответ не было, лишь ощущался эфемерный запах озона, предвещающего приближение бури. Казалось, даже Нори на секунду позволила себе ожить, бросив на меня быстрый, нечитабельный взгляд. Множество клеток словно бы разрушилось из-за возросшего уровня напряжения в теле. Блядь, да я даже приготовилась увернуться от возможной пощёчины. — Вы правы. Прошу простить за беспокойство, — он, нисколько не изменившись в лице, слегка склонил голову. — Думаю, Её Светлость прибудет в ближайшие дни. Дальше Беллами развернулся к солдатам, дежурившим возле наших дверей, едва заметно кивнул и вместе с Нори зашагал по коридору. И только сейчас в глаза бросился свободно висевший рукав кителя, что свидетельствовало об отсутствии левой руки. Правда, это открытие ныне меня совершенно не волновало — стоило только закрыть дверь, я мигом лишилась каких-либо сил, стремительно осела на пол и судорожно задышала, давясь воздухом. Мир перед глазами заволокло плотной белёсой пеленой, получалось видеть лишь свои сильно дрожащие руки и кусок серого холодного камня. Внутри что-то с грохотом обрывалось, и сразу заложило уши. В голове, толкаясь и перебивая друг друга, толпилось целое множество мыслей, но в то же время странным образом казалось, что их и не существовало вовсе. С Беллами определённо было что-то не так, его действия совершенно не вязались с уже сложившимся образом, с теми голосившими во мне ощущениями опасности. Неужели это всё относилось к ложным сигналам, которые являлись следствием моего медленного схождения с ума в этих блядских четырёх стенах, давящих с каждым днём сильнее? До одури не хотелось верить в подобное. Ибо если это так, то мои проблемы были более существенными, чем изначально предполагалось. И только нервный смешок сорвался с моих губ.

***

Беллами оказался прав: княгиня прибыла через два дня после его визита. Крепость мигом наполнилась движением и шумом, которые, казалось, пробуждали от долгого сна даже ранее прятавшихся в тёмных углах коридоров призраков, теперь неотступно следующих за живыми и выгоняющих малейшее тепло за каменные стены. Холод кусался до самых костей, остервенело вгрызался в них, оставляя неглубокие следы. Даже мы с Тарани его чувствовали, хотя вероятно, причина крылась в стрессе из-за очередного нервного ожидания. Впрочем, на удивление, в этот раз оно излишне не затянулось. Казалось, только-только трубили о прибытии княгини, а через мгновение мы уже предстали перед её потускневшими из-за старости, едва ли не сливающимися с белком глазами. Ранее как-то не доводилось задумываться о возрасте княгини, на самом деле в голове и вовсе не сложилось какого-либо её образа. Разве что, возможно, когда-то всё же проскакивала мысль о небольшой схожести с Фобосом. Реальность же поражала настолько, что приходилось всячески подавлять желание нахмуриться или выругаться себе под нос. Сильвер Портрейт напоминала ожившего, обтянутого пятнистой и морщинистой кожей мертвеца, который в любую секунду мог исчерпать последние крохи тех подаренных кем-то сил, вернувших к жизни, и рассыпаться прахом. Хотя, скорее всего, по этой бренной земле ей дальше позволяла бродить та лютая, разливающаяся магмой по грудной клетке ненависть, что ей никогда не перебороть, помешает обрести какой-либо покой. Та просачивалась меж рёбер жарким светом, позволяла, на удивление, держаться прямо и гордо, находила отражение в бесцветных глазах, делая их хоть сколько-то живыми. Узнай мы раньше, что самая большая власть на Севере была сосредоточена в руках кажущейся немощной старухи, озадачено бы переглянулись и посчитали бы её всего лишь лицом, пока истинный правитель отсиживается по определённым причинам в тени. Вот только при личной встрече приходило осознание: несмотря на возраст, Сильвер всё ещё внушала искреннее уважение и страх в сердца северян, выступала неоспоримым авторитетом и тем человеком, чьи слова служили непреложным законом. Это читалось в том, как они внимали ей со всей серьёзностью, даже не смели издать малейшего звука и мельком взглянуть в сторону расположившегося на возвышении кресла, которое она заняла, с высокой спинкой. И, честно говоря, я прекрасно их понимала: какую же выдержку требовалось иметь, чтобы изо дня в день не просто бороться со старостью за каждый самостоятельный шаг, но ещё и сохранять аристократические манеры? Вероятно, за подобную стойкость постоянно приходилось расплачиваться сильнейшей болью и неисчезающим вкусом больных органов. Это служило очередным подтверждением принадлежности северян, скорее, к монстрам, чем к людям. Так называемый обмен произошёл очень быстро, даже слишком, казалось, все события уложились всего в одну минуту. Основную роль в переговорах взяла на себя Элион, что представало логичным ходом, но её повышенная нервозность, вызванная подавляющей аурой княгини и проявляющаяся в несколько дёрганных жестах и не всегда правильной расстановке интонации, наталкивала на мысли об его ошибочности. Впрочем, меня ужасно радовала возможность отойти на второй план. Я, практически не вникая в краткий разговор Элион с княгиней, по большей части сосредоточилась на окружении, прислушивалась к посторонним звукам, бродила взглядом по северянам, коих в большом зале собралось приличное количество. Мысль о возможном нападении продолжала болезненно царапать стенки сознания и заставляла ни на секунду не забывать о магическом контроле. Одна искра меж пальцев дорого нам обойдётся. Сложно было утверждать, почему, несмотря на беспрестанно бурлящие эмоции, до сих пор получалось держать себя в руках. Возможно, причина крылась в не до конца восстановившейся магической системе. Когда княжну подвели к княгине, та лишь слегка мазнула по ней каким-то недовольным взглядом, словно собственными руками желала удавить её на том же самом месте, и распорядилась заняться ею. Возмущение, лишающее дара речи и отрешённого выражения лица, дало о себе знать, стоило только одному из личных гвардейцев Сильвер грубо потащить девушку к находящейся сбоку от кресла двери. Княжна с громким криком, который грозился вскоре перейти в плач, яро пыталась вырваться из крепкой хватки и разбивала руки в кровь о его стальную броню. На лицах северян не дрогнул ни один мускул (даже у Беллами, смирно замершего у подножия возвышения), а у меня внутренности скручивало, выворачивало наизнанку от этого мерзкого зрелища. Как бы не приходилось относиться к самой девушке, нынешняя ситуация представала несправедливой… и показательной. Казалось, сейчас прямым текстом громко и уверенно заявляли, что даже наследница не может рассчитывать на хоть толику тёплых чувств от княгини. Сильвер заставит всех пресытиться своей ненавистью, подавиться ею до невозможности сделать вдоха, а со временем лишь радостно попросить добавки. Тревога во мне нарастала, выпускала колючки и пыталась продвигаться по сосудам, разрывая их, но мозг, несмотря на скорое кислородное голодание и последующую за этим смерть, работал как никогда трезво. Магия ускоряла свой ход, обильнее просачивалась меж до сих пор имеющихся в сосудах трещин и шипела при соприкосновении с кровью. Мне пришлось проигнорировать все эти нахлынувшие разом чувства, вынудить себя сделать шаг вперёд, на одну линию с Элион, с неким подобием спокойствия, как бы в намёке на начало следующего, более важного этапа переговоров. Взгляд тут же скользнул к Браун, а тело приготовилось в случае чего хватать её за руку. Правда, на удивление, необходимость в этом отсутствовала: пусть сейчас чувства явно раздирали её грудную клетку на мельчайшие кусочки, что читалось по пылающим глазам и сильно сжатой челюсти, она, вероятно, мысленно проходя через девять кругов ада, не собиралась вмешиваться. И в этот момент наконец-то удалось разглядеть в ней не просто пятнадцатилетнюю девчонку. После закрытия двери крики с каждой секундой становились всё глуше, пока вовсе не стихли. Над залом ненадолго повисла тишина, напряжённая и расщепляющая разум. Проникающие сквозь окна солнечные лучи заливали помещение мягким светом, но им отчего-то не удавалось одолеть тьму, изгнать её в углы. Она побеждала, подчиняла себе в разы больше пространства, чем было позволено, давала своим детях-чудищам, скрывающимся в складках её наряда, возможность кормиться живой плотью. Казалось, даже иногда получалось разглядеть их длинные изломанные конечности, но от дальнейших игр воображения меня спасло едва заметное покачивание Элион, явно приготовившейся заговорить. Правда, княгиня определённо уловила её намерения и приподняла худущую руку с обвисшей кожей в останавливающем приказном жесте. — Я знаю, с какой целью Вы сюда прибыли, — голос княгини, на удивление, всё ещё мог звучать достаточно громко, чтобы не приходилось излишне напрягать слух, но от его скрипучести так и тянуло болезненно поморщиться. — Но наши интересы расходятся. Меня сюда привело лишь желание лицезреть новоиспечённую принцессу и лично оценить состояние Алиши. Будь я заинтересована в каких-либо союзах с Эсканорами, давно бы уже согласилась на предложение мальчишки. В этот раз я внимательно следила за разговором, не упуская из виду ни единого слова, хоть и не собиралась принимать в нём какого-либо участия до возникновения заминки со стороны Элион или до приобретения им опасного статуса, ведущего к неблагоприятному исходу. Хотелось верить, что Браун, несмотря на очевидно провокационный тон княгини, сохранит то же самообладание, какое проявила недавно. — На предложение того, кто убил всю вашу семью за последнее десятилетие? — нервозность определённо всё ещё оказывала влияние на Элион, но сейчас, казалось, девушка старалась звучать в разы увереннее и властнее, чем прежде. Хоть я вполне одобрила выбранную тактику, но опасения продолжали терзать мозг: она, забываясь, могла в какой-то момент пересечь границы дозволенного и спровоцировать начало открытого конфликта. Из-за этого также приходилось внимательно следить за сменой настроя княгини и улавливать колебания общей атмосферы среди северян. Моё внимание было слишком рассредоточено, чтобы успевать замечать абсолютно все предзнаменования какого-либо бедствия, но знание, что Тарани и Калеб обязательно прикроют, немного успокаивало. «Глупая иллюзия безопасности, в случае чего мало что спасёт», — подобные мысли приходилось упорно отгонять, а они всё продолжали глухо биться о выставленные барьеры. — Другие Эсканоры в прошлом занимались тем же, поистине любили изощряться в убийстве представителей моего рода, да и не только его, всего моего народа. Впрочем, мальчишка вместе с Алой королевой определённо преуспел в этом деле. Тон и лицо княгини нисколько не изменились, и от невозможности определить её истинную реакцию на подобные вопросы напряжение сильнее вдавливало пальцы в кожу на плечах. Но в то же время так и тянуло растянуть губы в усмешке из-за лицемерия, прошивающего красной толстой нитью каждое слово: Портрейты, похоже, категорически отказывались признавать собственные грехи и до смешного пытались выставить себя несчастными жертвами, хотя сквозь накинутую сверху белую жёсткую шкуру так и проглядывались клочки настоящей, с которой уже не смоешь грязь и кровь. — Но не станете же Вы отрицать, что это и Ваши предки тоже? — Не стану, но это совершенно разные вещи: когда в преступлениях виноваты прошлые поколения, а когда ты сам. Я лично ни разу не причиняла вред вашему народу и не отдавала подобных распоряжений. Сейчас Элион не просто старалась предстать уверенной, а действительно ею была. Возможно, сдерживаемая злость из-за княжны и открытого пренебрежения в глазах княгини давала ей необходимые силы, чтобы ни при каких условиях не склонить голову и отстоять себя до последнего. Правда, неважно, что стало источником её решительности, главное — в ней не ощущалось колебаний страха, словно ей удалось временно заткнуть и обездвижить ту напуганную часть себя и сконструировать новую личность, которая как раз таки и сможет играть по правилам Меридиана. Способна ли Элион выдержать её беспрестанный, сводящий с ума шёпот и постоянные попытки оставить как можно больше увечий, даже там, где, кажется, невозможно, на протяжении всех переговоров? Слишком много сомнений окутывало разум, чтобы давать однозначный положительный ответ. Это долгий и мучительный процесс, который будет продолжаться до тех пор, пока не переломает несколько раз каждую кость как в твоём теле, так и в теле существ внутреннего мира. — Солдаты Ордена могут с этим поспорить, — в голос княгини просочились странные нотки, будто бы ликующие и насмешливые, не хватало только едкой, разящей на месте ухмылки для полноты картины. Конечно, я предполагала, что информация о нашей стычке на границе дойдёт и до более высокопоставленных лиц, и всё же упоминание этого сейчас заставило сердце на мгновение замереть. Лихо же княгиня в очередной раз перекручивала факты, и, скорее всего, все северяне придерживались такого же мнения, как и она. Взгляд быстро прошёлся по собравшимся в поисках подтверждения догадки, задержался дольше на Беллами, вмиг заметившем внимание с моей стороны и вновь попытавшемся скормить меня своей тьме. Я позволила первым её щупальцам обвиться вокруг запястья, чтобы сохранить свой ранний образ «не такой уж трусихи», и следом снова сконцентрировалась на переговорах, так ничего и не выяснив. Элион, к слову, и в этот раз смогла стойко стерпеть хлёсткий, рвущий кожу удар слов. — Ко всему прочему, кто знает, чем обернётся Ваше правление в будущем? Вы выросли в другом мире. Ваши взгляды на жизнь существенно отличаются от здешних. Вы лишены тех знаний, что правители впитывают с малых лет. Как на самом деле устроен Меридиан, чем он живёт? Что Вы знаете о его быте, культуре, религии и образе мышления его населения? О чём говорить, если Вы даже едва язык понимаете? С губ так и рвались одни лишь проклятья, пока дыхание в очередной раз перехватывало. Княгиня знала даже об этом, на деле не таком уж очевидном факте. Изначально я, конечно, удивилась, что переговоры начались не на меридианском, на котором она разговаривала со своими людьми, но предпочла переключить внимание на быструю оценку окружения. И сейчас неожиданно была получена разгадка: княгиня либо логически пришла к выводу, что Элион плохо понимала язык, или же солдаты Ордена оказались в несколько раз наблюдательнее, чем предполагалось. И разумный вопрос, холодом обдающий внутренности, зародился в голове: что ещё им известно? Теперь княгиня открыто демонстрировала свои намерения уничтожить Элион на том же самом месте, медленно и мучительно, со всей силы размахиваясь и бросая в неё размером с кулак камни-слова, пока та не взвоет из-за невыносимой боли в отбитых органах и не захрипит в мольбе прекратить. Сильвер словно выступала жестоким учителем, линейкой до крови бьющим по пальцам ученика, которые, не выучив даже основ, пытался подать голос. — Я могу выучиться, — Элион продолжала поддерживать недавно принятый образ, хотя, казалось, лёгкая рябь всё же прошлась по этой иллюзии. — И сколько это займёт? Годы, которых у Меридиана нет? И я сомневаюсь, что Вы когда-либо перестанете быть этому миру чужой, как бы не пытались. Вы лишь подведёте его к хаосу, как сделали это ваши предки, лишившие уже моих предков земли, власти, жизни и считающие себя богами, которым всё дозволено. Вы взойдёте на престол слабой королевой, и пока будете пытаться выучиться, нарастить силу, Ваши верные союзники станут вбивать Вам в голову свои эгоистичные мысли, править вместо Вас, а тем временем королевство начнёт трещать по швам и по другим причинам. Уберёте с пути мальчишку, его люди, идеи никуда не исчезнут, мятежи не закончатся, просто сменится их цель. Снова пожары и смерть везде. А Вы слабы, даже Сердце не поможет в полной мере совладать с этим хаосом. И что тогда? Конечно же, Вы снова прибежите за помощью к Кондракару, а его верные ручные чудовища выжгут дотла большинство земель и перебьют половину жителей, чтобы уберечь лишь одну единственную светлую головушку, Вашу. И где же ручательство, что мы, северяне, между делом не попадём в список неугодных, тех, кого опасно оставлять в живых? Их нет, а на слово и в каких-либо договоры с Эсканорами я больше никогда не поверю. Прошлая попытка союза мне дорого обошлась: мои люди до сих пор расплачиваются из-за моей глупой веры в лучшее, моя семья жестоко перебита, и я лишилась самого ценного, того, что могло привести Север к небывалому величию. Княгиня иногда делала небольшие паузы, ибо её голос срывался на хрип и ослабевал, но при этом гнетущая и пожирающая мозг атмосфера лишь плотнее сгущалась над залом, что кожа немела от холода при соприкосновении с конденсатом. Речь походила на пытку каплей, где каждое новое слово приносило ещё большую боль и дезориентацию, чем предыдущее, словно тяжёлый молот опускали на череп. Хотелось любыми способами вырваться, отвлечься, да хоть руки переломать, только бы не слышать и не чувствовать начатых мучений. Правда, они не прекратятся, пока не наступят необратимые последствия, пока северяне вдоволь не насладятся наблюдением за процессом. Казалось, имей они больше свободы, смелости или же наглости, сейчас бы обязательно зубоскалили, открыто демонстрировали свою ненависть и презрение. Впрочем, лучше бы действительно освистывали, чем замерли с этим блядским равнодушием, словно безмолвные, устрашающие статуи, ещё сильнее нагнетая обстановку. Элион не разрывала зрительного контакта с княгиней, но, похоже, на этом и заканчивались все её дальнейшие попытки предстать непоколебимой. Всем видом она напоминала излишне натянутую струну, которой хватит даже практически невесомого касания, чтобы разорваться и исполосовать тела собравшихся, полностью заливая пол их кровью. Её грудная клетка едва вздымалась, иногда и вовсе замирая, а зубы в очередной раз были крепко стиснуты. Не разобрать, какие чувства в ней преобладали: то ли дикая ярость оставляла пламенные поцелуи по всему телу и властно требовала повиновения, то ли печаль, рождённая из-за понимания правдивости слов, тонким, жалобным голоском просила свободы, солью коснуться кожи. Я на каком-то ментальном уровне ощутила сильное, жаром обдающее мне спину негодование Калеба, который сейчас, возможно, постоянно отмахивался от малейших мыслей грубо возразить или же и вовсе потянуться к оружию. В итоге ему оставалось лишь болезненно сглатывать этот всё увеличивающийся комок сдерживаемых эмоций и мириться с любым оскорблением ради высшей цели, ради того, чтобы мы выбрались живыми с Севера. — Вы сами заявляете, что я выросла в другом мире и имею иные взгляды, поэтому не логично ли, что союз со мной приведёт к совершенно иным результатам, выгодным нам обоим? — голос Элион казался спокойным, и всё же чувствовалось, чего ей стоило не сорваться, не выказать истинных эмоций и мыслей. Ей тоже приходилось мириться, ибо у неё было недостаточно власти и силы. — Напротив. Ваши иные взгляды вынуждают меня ещё больше Вам не доверять. Ваш ход мыслей может быть непредсказуем и непонятен. И если вернуться к моим прошлым словам, точнее к той самой части про манипуляцию, то Ваши люди наверняка питают ненависть к моим людям и смогут навязать её и Вам. Недавнее напряжение сейчас уступило место раздражению, раздирающему грудную клетку беспрестанными взрывами, осколки от которых глубоко впивались в мягкие ткани и даже оставляли трещины на рёбрах. Раннее предчувствие, что миссия окажется невыполнимой, теперь получило неоспоримое подтверждение. Княгиня служила прекрасным примером закостенелого человека, взгляд которого всегда будет устремлён в прошлое. Она замерла в стазисе и не просто не желала из него выходить, но и тянула за собой других. Любые слова обязательно переиначит и найдёт множество причин для отказа — её ни за что не переубедить, а попытки откровенно позабавят. И из-за возникшей в голове загадки хотелось в лёгкой печали приподнять уголки губ: Север ли создаёт таких людей, или же те — его? — О, Вы кажется, наконец-то начинаете понимать, много же времени ушло, — похоже, Элион пришла к тем же выводам, что и я, и это осознание нашло какое-то отражение в её глазах, а княгиня не упустила удачного шанса в очередной раз ужалить и с упоением наблюдать, как жертва корчилась в агонии. — Откровенно говоря, мне смешно, что Вы, придя сюда, на что-то рассчитывали. Незнание уже сейчас сказалось на Ваших суждениях и надеждах. Или подождите… — было ли это игрой света, или всё же действительностью, но её радужка слегка потемнела, приобрела насыщенность, отчего взгляд впервые предстал поистине живым и даже пылающим. — Неужели Вы делали хоть какую-то ставку на родство? Как глупо. Я ещё поверю, что мальчишка взаправду от моего сына, слишком уж похож. Но Вы… Не думаю. Вероятно, Вы даже настне имеете, — прямо-таки выплюнула сквозь плотно сжатые губы, словно речь шла о действительно мерзких вещах, и слегка коснулась своих белых костяных наростов над редкими бровями, как бы в знак разъяснения значения неизвестного слова. Обрушившееся на голову удивление имело такую силу, что мне срочно требовалось на что-то или кого-то опереться, лишь бы не рухнуть на пол с временно помутневшим взглядом. Правда, устоять на ослабевших ногах получилось, а вот так же быстро собрать разлетевшиеся, словно маленькие кусочки бумаги от лёгкого дуновения, мысли — нет. Сложнее всего было уловить самую первую, представшую излишне подвижной и быстрой, а уже затем процесс пошёл в несколько раз скорее. И стоило только начать складывать их вместе, бережно склеивать, чтобы никакой щели между краями не возникло, как открывшаяся информация показалась до абсурда очевидной. Требовалось лишь однажды собрать имеющиеся факты и внимательно те изучить, не упуская и малейшей детали. Честно говоря, я никогда не замечала какой-либо схожести между Элион и Фобосом, являющимся слегка видоизменённым отражением своего отца. Вейру же довелось увидеть лишь однажды в воспоминаниях, но тогда времени для её пристального рассматривания не нашлось. Сейчас же в памяти сохранился лишь не слишком чёткий образ, и с уверенностью утверждать, какие черты дочь переняла от матери, было невозможно. Хотя подумаешь, генетика любила преподносить неожиданные сюрпризы, и отрицать родство Элион с Зейденом из-за внешней несхожести мне казалось глупой затеей. Правда, имелся другой, более весомый аргумент в пользу слов княгини — опасность смешивания крови северян и магов, подтверждением чему служило хотя бы проклятье Фобоса. Неужели после всех последствий их союза Вейра, кажущаяся не самой глупой женщиной, рискнула бы зачать ещё одного ребёнка от своего мужа? Маловероятно. И это ещё одна веская причина, почему Зейден, изъедаемый и раньше ненавистью и злостью, решил восстать против жены. Беспокойство насчёт состояния Элион тугими кольцами сжимало желудок, вызывая спазмы до лёгкого ощущения потери реальности, и в то же время в груди разрасталось, щекоча, искреннее сочувствие. Если меня так шокировало сказанное, то ей должно быть в разы хуже: в её и без того длинный список «незнания» только что вписали новый пункт, который явно стоило причислить к одним из самых неприятных. Княгиня подключила тяжёлую артиллерию и ныне собиралась быстро с нами покончить, возможно, посчитав Элион всё же недостаточно интересной подопытной для своих извращённых игр. — Прекратите разговаривать со мной в таком тоне, — Браун сжала ладони до побеления костяшек и едва размыкала подрагивающие из-за попыток совладать с собой губы. — Я сама буду решать, как мне стоит на своей территории, в присутствии своих же людей разговаривать с никем, — княгиня сделала сильный акцент на последнем слове и слегка помедлила, словно желая, чтобы оно успело нанести как можно больше урона перед финальным ударом: — И как бы сейчас Вас это не оскорбляло, Вы молча проглотите это, потому что бессильны и трусливы. Как и предполагалось, Элион не смогла выстоять после такой сокрушительной атаки: её прежние раны воспалились, почернели и сочились гноем, а из новых обильно хлестала кровь и торчали переломанные кости. Отчаяние жадно присосалось к ним, причиняя ещё больше боли и вызывая сильнейшую слабость, вонзило свои длинные стальные коготки в мозг, но ни за что не позволит ему умереть, пока не пожрёт оставшиеся участки здоровой плоти, служащей неким десертом в конце трапезы. Вместо того, чтобы позволить злости, словно магме из пробудившегося вулкана, извергнуться наружу, Элион направляла всю эту уничтожающую силу на себя и сдерживалась, чтобы не закричать от того, как горячая масса выжигала всё внутри, оставляла лишь пустоту и последствия прошедшего бедствия. Эту борьбу выдавали опустившиеся уголки губ, остекленевший взгляд и лёгкое позвякивание цепи кандалов из-за дрожи в руках. Моя кровь уже пенилась, испарялась, что приводило к ощущению удушья и головокружению. Магия же бушевала сильнее, брала на себя её роль, ибо ей больше не хватало места в собственных сосудах. Она с упоением вырвалась бы наружу, но пока соглашалась на малое и медленно заменяла жидкости организма. Понимание, что это всего лишь небольшая отсрочка, только её раззадоривало, усиливало воющую бурю эмоций, пытающуюся заглушить голос разума. Хотелось подарить каждому северянину так необходимый им огонь, чтобы их ледяная плоть и душа таяли, превращались в что-то разжижённое. Горите, ублюдки, ибо, кажется, теперь вас ненавидят не только меридианцы! — Зачем же вы согласились на брак своего сына с прошлой королевой? — на удивление, мой голос не срывался на злостное шипение, лишь нёс в себе небольшой намёк на раздражение — шаг вперёд, чтобы сосредоточить всё внимание северян на себе. Теперь у них появилась новая мишень, слегка потрёпанная и уже имеющая дыры от ранее выпущенных снарядов, но всё же отчего-то до сих пор не развалившаяся и способная выдержать ещё несколько тренировок. Я поступала так не из-за попыток защитить или хоть как-то помочь Элион — наоборот, подобное играло явно не в её пользу, — а из-за отчаянного желания истратить весь тот клокочущий сгусток негатива, заряжающий опасной энергией, на возможную словесную перепалку. В кончиках пальцев уже ощущалось небольшое, не предвещающее ничего хорошего покалывание. И, честно говоря, мной руководило кое-что ещё, болезненно зудящее на подкорке сознания: требовалось хоть немного напомнить княгине, с кем именно имела дело, с теми, кого сама же прозвала верными ручными чудовищами Кондракара. Такие не должны тихо отсиживаться, когда им в морду пихают дуло пистолета и держат на мушке, стоило хотя бы немного оскалиться, показать наличие зубов. Конечно, сейчас мы, Стражницы, были такими же бессильными, как и Элион, но лучше бы сейчас раз и навсегда опровергнуть нашу трусость. Если уж начала блефовать с самого начала, то следовало идти до конца, пусть даже требовалось пойти на дерзость самой княгине. Я обязательно пожалею, как и произошло в случае с Беллами, когда пришлось ещё полчаса приходить в себя и в полной мере ощущать последствия сорвавшегося с цепи страха, но ведь это случится позже. Правда, Тарани и Калеб в нынешней ситуации явно не посчитают мои попытки проявить уверенность хорошей идеей. — Я уже упоминала о своей вере в лучшее, — взгляд княгини был полностью сосредоточен на моих глазах, словно она желала на их дне найти ответ, какая же пытка быстрее сломит уже меня. Я же не отводила своего, потому что свирепствующее внутри пламя обязательно защитит от любой нагнанной ею метели и не позволит ни одной ледяной цепи страха сомкнуться на шее. — Надеялась, что мы с Эсканорами сможем прекратить многовековую борьбу друг с другом. И глубоко ошиблась. Впрочем, я всегда выражала сомнения насчёт Вейры, этой взбалмошной дряни, которая открыто выказывала расположение к своему любовнику, никогда не проявляла ни к кому должного уважения и была вопиюще невоспитанной. Мой сын удостоился лишь унижений и пренебрежения, а затем и смерти. Не было и дня, чтобы я не сожалела о своей ошибке. Смешок, кратко и чётко выражающий моё мнение, так и застрял где-то в горле, лишь уголки губ слегка дёрнулись вверх — конечно же, и прошлая королева не заслужила и крохи какого-либо уважения или хотя бы нейтрального отношения. Я сама мало что знала о Вейре, разве что правительница из неё и правда вышла не из лучших, раз, считай, принесла в жертву вверенное ей королевство ради спасения одного, но оттого плохой матерью её и не назовёшь. Она не была святой и мученицей, коей представала в глазах противников Фобоса, но её и не признаешь ужаснейшим человеком, которым, вероятно, каждый раз выставляла её княгиня. Слова последней и вовсе всегда стоило ставить под сомнение — знание о намерениях Зейдена яркими красками вспыхнуло в голове. — Вера в лучшее? — в притворном удивлении переспросила я, а затем подавила в себе желание злобно ухмыльнуться при произнесении следующих слов, определённо способных оставить пару трещин в чужой холодной маске: — А может, этот брак был частью грандиозного плана по захвату власти? Старческие искривлённые пальцы всего на мгновение сжались на подлокотнике кресла, словно сейчас вместо него представляли мою шею, а бесцветные глаза недобро сузились, пообещали мучительную смерть. Атмосфера ощутимо изменилась, и все северяне будто бы пробудились от своего летаргического сна и лишь ожидали получения приказа. Из-за странного блеска во взгляде казалось, что второй личный гвардеец княгини больше остальных желал лишить меня языка за «лживые» обвинения. Уровень адреналина в крови резко подскочил. И моя магия будто бы только этого и ждала: начала циркулировать быстрее по всему телу, снимая с себя любые ограничения, чувствоваться невыносимым зудом под кожей, которую хотелось чесать до тех пор, пока он не прекратится. В голове без конца проигрывалась мысль, что сейчас взорвусь ко всем чертям и заберу с собой не только крепость, но всё на многие мили вокруг. — В знак благодарности за возвращение Алиши я прощу вам это оскорбительное подозрение, — княгиня смерила меня ещё одним уничижительным взглядом, наверное, мысленно так и размазывая по полу, медленно, самостоятельно поднялась на ноги и выставила перед собой указательный палец. — Но всего один раз. И пока вы по глупости не посчитали удачной идеей и дальше оскорблять меня, прервём дальнейший бессмысленный разговор, — она сделала несколько коротких шагов по направлению к боковой двери и на мгновение замерла, как бы припомнив нечто важное: — И, конечно, в знак той же благодарности я позволю вам переночевать в крепости, чтобы уже завтра с рассветом вы её покинули. Я, задержав дыхание, наблюдала, как княгиня вместе с личным гвардейцем, следующим за ней практически шаг в шаг, собиралась покинуть зал, пока в голове вырисовывались красочные картинки того, как моя магия пожирала её. На подкорке сознания навязчиво жгло напоминание, что следовало взять себя в руки, успокоиться и не позволить вспыхнуть и малейшей искре. А ещё о том, что карты Фобоса до сих пор не были разыграны. Он нисколько не сомневался в заключении союза между Стражницами и Севером, значит, и мне не стоило, по крайней мере, до тех пор, пока стены крепости продолжали на меня давить. Я просто обязана была собраться, в первую очередь ради себя же и своей безопасности, но… Магия будто бы находилась в полнейшем бешенстве из-за долгого сдерживания и подавления, желала вновь диктовать свои условия и вынуждать им подчиняться. Накопленная за всю миссию усталость именно сейчас решила проявить наибольшую жестокость: лишила каких-либо сил, чтобы противиться, и оставила их часть лишь на то, чтобы буйство эмоций оказалось наиболее эффективным. Я прикрыла глаза, мир перед которыми и без того медленно терял чёткость, и опустила плечи из-за понимания, что сама вряд ли переживу даже небольшой всплеск. Казалось, магия уже готовилась электрическими разрядами заискриться по всему телу, как неожиданно чья-то рука крепкой хваткой вцепилась мне в запястье и будто бы с лёгкостью смогла её рассеять. За спиной послышался окрик кого-то из друзей, сбоку мелькнула тень, но для меня всё представало далёким и нереальным, исключением служили только чёрные колдовские глаза. Я, всё ещё не отдающая себе отчёт в действиях, удивлённо выдохнула и попыталась вырваться, но чужие пальцы ещё сильнее впились в кожу, так и грозясь сломать кости. Боль нисколько не отрезвляла, напротив, сильнее подталкивала к бегству. И Беллами пришлось перехватить моё второе запястье, на корню пресекая любые попытки себя ударить. Горло сжимал сильный спазм, что едва получалось дышать, закричать и вовсе было невозможно. Магия до сих пор не слушалась, правда, в этот раз совершенно иначе: она продолжала свирепствовать, но, казалось, уже из-за того, что её пытались принудительно затащить в клетку, из которой ей ни за что не выбраться. — Припоминая ваши же слова: вы же не желаете спровоцировать конфликт? Нам проблемы с Кондракаром сейчас ни к чему, — похоже, теперь и его голос был наделён невероятной волшебной силой — он будто бы звучал прямо в голове и охлаждал мозг, тем самым затормаживая его работу и целого организма в принципе. Я перестала сопротивляться и, тяжело задышав, выжидающе уставилась на мужчину. — Вы не в кандалах только потому, что я посчитал справедливым оставить вам хоть какую-то свободу, но, кажется, мне стоит пересмотреть своё решение, — он многозначительно посмотрел на наши руки, и я повторила за ним, отмечая некую странность, суть которой не спешила оформляться в голове. — Я проведу вас обратно в покои, для общего же блага не вздумайте вырываться. Беллами, отпустив одну из моих рук, спешно потащил меня на выход, и мне пришлось подчиниться. При развороте я наткнулась на встревоженные лица друзей, похоже, до сих пор не осознавших истинного положения вещей, иначе бы вместо беспокойства в их души сейчас вонзала зубы злость. Сейчас дико уставшее и растерянное состояние блокировало зарождение какого-либо раскаяния, впрочем, оно ещё успеет меня настигнуть, и очень скоро. Я покачала головой, как бы отвечая на немой вопрос, стоит ли всё-таки вмешаться, и постаралась подстроиться под быстрый темп ходьбы Беллами. Шаги друзей и ещё нескольких северян не отставали от нас — конечно же, без дополнительного сопровождения людьми из Ордена не обошлось. Оглядываться и убеждаться наверняка в этом не хотелось, хватало свербящего ощущения в районе лопаток из-за их пронзающего взгляда. Нервное трепыхание моих крыльях точно должно было их нервировать. Внутри меня словно бы всё смешалось в слизкую и периодически пульсирующую субстанцию, и, похоже, мозг тоже подвергся разложению, ибо чувство реальности происходящего так и не вернулось. Мир перед глазами продолжал распадаться на толстые, небрежные мазки. Единственное, на чём хоть немного получалось фокусировать внимание — изменение активности магии, казалось, полностью вернувшейся следованию заложенных природой путей. Её течение сейчас ещё сильнее напоминало копошение роя мелких насекомых, которые беспрестанно сталкивались со стенками сосудов и каналов, раздражая их, приводя к их воспалению. Громкое жужжание тысячи крыльев будто бы воздействовало на слух и снижало его — это нервировало. Ощущение, что внутри тела двигалось что-то живое и постоянно пыталось прорвать ткани, ещё сильнее. Всё это определённо началось с того момента, как Беллами схватил меня и каким-то образом не позволил использовать магию. Я опустила взгляд на наши руки и до выделенных нам комнат так и не смогла его отвести из-за медленно формирующегося понимания ранее замеченной странности: он сжимал моё запястье левой рукой, сделанной из металла.