В союзе с тьмой

Тело будто бы лишили костей, превращая его в одну большую груду мяса, не поддающуюся контролю, и одновременно с этим я странным образом ощущала все возникшие в них трещины, которые заполнялись вытекающей из повреждённых сосудов, разъедающей ткань магией. Казалось, в любую секунду меня вырвет. Наверное, собственными же органами, разом засбоившими после сдержанного всплеска. Эта блядская магия направляла весь накопленный, не нашедший выхода заряд на них, выжигая клетки. Вероятно, то судорожное сокращение мышц, что едва вздохнёшь, и отсутствие какого-либо понимания происходящего было вызвано этим. Неужели маги, поражённые «северной болезнью», постоянно испытывали нечто подобное? В таком случае смерть и правда представала милосердием и избавлением. Мне самой хотелось протяжно, горько взвыть и жалобно, сквозь слёзы просить о таком спасении, только бы избавиться от боли, от вкуса металла во рту и зубодробительного холода. А ещё заткнуть бы навязчивые голоса, которые только каким-то чудом достигали затуманенного разума и своей вибрацией провоцировали появление пульсаций, током поджаривающих мозг. Никак не получалось осмыслить, кому они принадлежали или о чём вели речь. Казалось, голоса проигрывались на повреждённой плёнке, где-то за стеной у «соседей», разве что смех, слишком уж знакомый и насмешливый, звучал громче всего. Из-за него всё временно пропадало в полном мраке, в таком даже ужаснейшие из чудовищ не выживали. Со мной постоянно кто-то находился. Пусть ныне органы чувств отказывались служить мне помощниками, что-то иное, возможно, потустороннего характера, подсказывало о чужом беспокойстве, которое в сознании принимало вид хаотичного тёмного вихря ломаных линий. Казалось, только протяни руку, наткнёшься на углы, поранишься по неосторожности. События после того, как Беллами проводил нашу компанию до выделенных нам комнат, стёрлись из памяти без следа. Даже сейчас я совершенно не понимала, в каком положении находилась: то ли сидела, то ли всё же завалилась на бок, лишившись всяких сил. Да и имело ли оно какое-либо значение, когда единственное желание – не сдохнуть, особенно под гнётом мрачных стен северной крепости? Честно говоря, с каждой секундой процентное соотношение моего выживания явно склонялось не в мою пользу. В других обстоятельствах подобное серьёзно бы меня обеспокоило. Наверное, в попытках отвлечься и уберечь разум от большего безумия цеплялась бы за каждый ускользающий процент, настраивая себя на позитивное мышление, но сейчас, на удивление, голову занимало совершенно иное. Пока остальные участки сознания окутывали плотные ядовитые испарения, блокирующие любую активность, один конкретный продолжал функционировать будто бы с удвоенной скоростью. Все зарождаемые там мысли имели единую маркировку «Проблемы с Севером», быстро проходили проверку на полезность и годные присоединялись к беспрестанно рисующейся схеме плана по решению возникших сложностей. Переговоры с треском провалились, иначе говоря, мы знатно проебались. Впрочем, подобный исход предрекался мной и ранее. Из Элион королева как из меня Хранительница – крайне паршивая. Требовалось просто сдаться, оставить всё как есть, вернуться ни с чем, а затем ни за что не позволить Браун забыть произошедшего и причину такого неутешительного итога, тем самым сбивая с неё спесь. Она же обещала, что лично склонит Север на нашу сторону, и явно не смогла объективно оценить собственные силы. Во время переговоров и вовсе напрямую продемонстрировала свою слабость и несостоятельность перед северянами, что без моего вмешательства не обошлось. Конечно, в том уже не имелось никакого смысла, разве что в демонстрации княгине наличия у Стражниц клыков, пусть ещё молочных и слегка кривоватых. Что ж, хотя бы удалось оскалиться… и едва не откинуться, забирая с собой ещё несколько, если не больше, жизней. Впрочем, уже вполне обычный денёк. Правда, в моём случае никто не учтёт смягчающих обстоятельств: раз служишь Хранительницей, соответствуй. Слишком уж часто мне пытаются это донести, нередко сама Элион. По этой же причине я не возьму во внимание её неопытность, незрелость и прочее-прочее, открыто заявлю, что она не справилась с поставленной перед ней задачей, села в лужу так, что заляпала грязью всех вокруг, ещё долго не отмыться. По-хорошему, мне бы бездействовать, не пытаться что-либо исправлять, позже списав всё на собственное паршивое состояние. Добровольно в помощники я не записывалась, к чему создавать себе лишние проблемы? Правда, имелась другая сторона вопроса, не дающая покоя: нежелание, от которого всё так и зудело внутри, останавливаться на достигнутом, когда ещё оставалась какая-никакая возможность получить больше. Оно вытекло из тщательного анализа последствий своей инициативности. Во-первых, реакция Фобоса. Если сейчас отступлю, снова подтвержу собственную несостоятельность, стану всецело полагаться на него. Достаточно уже этого, пора действовать самостоятельно и идти по иному сценарию с более интересными для меня сюжетными поворотами. Пусть сразу целиком тот не перекроить, но попытки предоставят прекрасную возможность набить руку и однажды заявить о себе как о полноправном создателе собственной истории. К тому же если сейчас вызову хотя бы долю сомнений у Портрейтов о правильности придерживаемой ими позиции, то рано или поздно до Фобоса дойдёт, кто же на самом деле заложил в их «холодные» сердца зерна неуверенности, пока все вокруг начнут в очередной раз превозносить Элион. Во-вторых, возможность окончательно ущемить гордость Браун и одновременно с тем заявить ей о своей полезности, способности решать её проблемы. Она заметит мои старания, не исключено, в какой-то мере потеряет бдительность и, главное, не сможет не остаться благодарной. Кто знает, когда эта признательность сыграет мне на руку и позволит запросить ответную услугу. Именно такие рассуждения, явно излишне меркантильные и исполненные коварства, словно и вовсе не принадлежащие мне, своим неустанным жужжанием не позволяли мозгу окончательно отключиться, перейти в состояние долгой перезагрузки, которая в этот раз точно бы затянулась дольше суток, посылали ему сигналы, чтобы он любыми способами вернул контроль над телом для совершения необходимых плану шагов. Резь в глазах была настолько сильной, будто кинжалом полоснули по векам. Казалось, только попытайся их приоткрыть, мир возникнет перед тобой в кровавых тонах и уже через секунду его поглотит вечная тьма. Пришлось пытаться возвращать контроль с пальцев: я мысленно провела ломанную линию от мозга к ним, сосредоточилась на самых кончиках, словно исколотых иглами, и постаралась сделать хотя бы слабое хватательное движение. Небольшой импульс – захотелось вскрикнуть и выгнуться от ужаснейшей боли, как если бы кости и правда оказались сломаны, но даже рефлекторно дёрнуться не вышло. Тратить время на ругательства я не сочла нужным. За потоком времени не уследишь, когда даже себя отыскать не в состоянии, собираешь кусочек за кусочком, а значительной части всё равно не хватает и место для поиска не определишь. Впрочем, в какой-то момент пришлось использовать однажды оставленные на потом бонусные баллы решительности, одновременно принимая соглашение о последующих побочных эффектах, и начать действовать, когда организм едва ли функционировал наполовину. Подобной безрассудности – лишь бы кому-то что-то доказать – я определённо училась у Ирмы Когда вышло сжать ладони, борясь с ощущением, что между пальцев вогнали спицы, я предприняла первые попытки встать. Долго ничего не выходило, но зато немного прояснилось сознание. Голова напоминала излишне надутый шар, который вскоре лопнет – «соседи за стенкой» не прекращали создавать жуткий гомон. Во время очередного падения я ощутила тепло подхвативших меня рук, чисто на автомате повернула голову в сторону неразличимой фигуры, которая не имели ни лица, ни других отличительных черт, и вовсе состояла из плотного тумана, дымящегося и сероватого. Она излучала какой-то землистый запах. Отчего-то мысли сразу же потянулись к Калебу, как всегда, надёжному и поддерживающему во всех смыслах. Его слова проходили по касательной с моим сознанием, и той доли контакта не хватало для понимания хотя бы малой части их смысла. Я мёртвой хваткой вцепилась в руку Калеба и прохрипела, раздирая слизистые, просьбу проводить меня к Элион. В первую очередь следовало оценить её состояние и узнать мнение о провале, а уже дальше действовать согласно собственному плану. Чужая речь продолжала превращаться в приглушённый, раздражающий шум, но, кажется, Калеб нисколько не одобрял моих порывов и ругался, сильно и со всей строгостью, возможно, даже использовал пару колких фраз. Я не собиралась отступать и уже бессознательно повторяла своё желание, наверное, тем самым позволяя чужому беспокойству поддаться метаморфозам и перерасти в более серьёзную и опасную тварь – полноценный страх. Впрочем, сейчас мне было непозволительно отвлекаться на чувства других людей. И когда Калеб решил отправить меня и дальше отдыхать, то столкнулся с невероятным упрямством, которое лишь усугубляло моё убитое состояние. Конечно, даже в лучшей своей форме я не могла тягаться с ним в силе, но оказанное сопротивление стало для него полной неожиданностью, и он будто бы растерялся и не знал, как правильнее поступить. Возможно, всматривался сейчас в мои глаза в поисках признаков полнейшего безумия и сам потихоньку сходил с ума из-за леденящего холода цепей страха. Мы не успели самостоятельно разрешить возникшую ситуацию, ибо шум привлёк из другой комнаты ещё одну фигуру. Ту охватывало до боли яркое, неспокойное пламя, которое так и тянуло назвать таким, что даровало жизнь чему-то поистине прекрасному и одновременно относилось к числу самых разрушительных, пожирающих за короткий срок целые миры. Его кажущиеся одушевлёнными языки различных цветов задорно играли друг с другом, переплетались и периодически вспыхивали сильнее, отбрасывая едва заметные, быстро гаснущие искры. Они полностью завораживали своим энергичным танцем, маняще зазывали коснуться их. Тарани и правда совершенно не походила на человека, больше на безликого элементаля огня, испускающего мощную, подавляющую ауру. С этой силой в чистом виде ни за что не совладать, не подчинить, а за попытки ждёт жестокая расплата. Страх не подавал никаких признаков жизни даже при понимании, что нахождение с ней в одном помещении уже грозило смертельной опасностью (количества кислорода будто бы и правда резко сократилось, что стало в несколько раз мучительнее дышать), о каком-либо контакте не стоило и заикаться. Тарани словно не касалась пола и вместо быстрого приближения к нам, казалось, плавно подплыла. Дыхательные пути тут же отчего-то забил стойкий, тошнотворный запах крови, и до слуха дошёл тихий, странный шум, как если бы что-то горело. Кожи коснулся сильный жар, после долгого воздействия не исключено появление ожога. Хотелось отодвинуться подальше, но меня всё же держал Калеб. Тарани сразу же постаралась выяснить причину поднятого шума. На поддержку Калеба сейчас рассчитывать не стоило, оттого пришлось перенаправить те частички имеющейся во мне силы полностью на слух, чтобы самой объясниться перед подругой и убедить в рациональности моей затеи. Казалось, при всём желании я действительно могла полностью управлять своим телом, даже числом сокращений сердца или вовсе то остановить. Где же тот страх, который сейчас так необходим? Калеб опередил меня и вызвал кучу невысказанных вопросов у Тарани словами в духе «определённо не в себе». Я тут же пустилась в объяснения, путанные и на первый взгляд и правда принадлежащие человеку, который пребывал не в трезвом уме. В голове мысли имели более упорядоченный и логичный вид, но стоило только начать их озвучивать, как сложные цепочки удивительно легко разрушались, и все аргументы превращались в нескладную мешанину. Лучше бы и правда разрыдаться из-за жгучей обиды, что, как всегда, ничего не выходило нормально, и из-за непрекращающейся боли, но неизвестные силы продолжали удерживать меня на ногах и помогать оставаться непоколебимой. Казалось, с каждой минутой я всё истончалась, становясь меньше, отдавая этому «подвигу» жизненную энергию. Через пару часов от меня, наверное, уже ничего не останется, даже костей. После ответов на уточняющие вопросы Тарани по неизвестным причинам всё же доверилась мне, даже согласилась оставить нас с Элион наедине и не вмешиваться. Она в знак поддержки положила охваченную пламенем руку на моё плечо (удивительно, плоть осталась цела, и жар совсем не ощущался), и лишь попросила быть с Браун мягче. На фоне Калеб ругал уже обеих за неразумность. Наверное, сейчас пора бы привычному восхищению Тарани вступить в игру, но неожиданно вместо него в груди болезненно зашевелилось иное чувство, природу которого ныне не раскрыть. Пока присутствовало лишь чёткое понимание, что оно вызывало тревогу, кусалось до глубоких отметин и порывалось изодрать душу в клочья. Я попыталась вернуть себе нормальное зрение – возможно, причина этого беспокойства на самом деле крылась в виденье одних только образов, странных и пугающих. Вероятно, вновь сказывалась наша связь с Синь Янь. И ситуация значительно усугублялась: чужая энергетика уже не просто ощущалась, но и представала перед моими глазами во всей красе. Может, это и вовсе было отражением душ, и именно так живых видели существа Иного мира. Похоже, моё сознание практически полностью разрушилось. Сейчас его уцелевшие столпы неизвестно на чём держались, скорее, рухнувшие заменялись подобными из чужих разумов. Возможно, мои мысли, решения уже принадлежали не мне, и те надоедливые голоса на самом деле являлись отчаянной попыткой угасающей части моего сознания добиться спасения. Похоже, всецело сосредотачиваясь на ином, я так бежала от ужасающей правды. Глаза отозвались большей болью. Обрисовывались лишь нечёткие контуры чужих лиц, и всё снова потонуло в размытой серости с яркими живыми фигурами на её фоне. Позже стоило ещё раз попытаться. И так до тех пор, пока восприятие реальности хотя бы частично не вернётся в норму. Не прекращая ворчать, Калеб всё же согласился помочь мне добраться до Элион и обращался со мной так, словно опасался, что я рассыплюсь прямо в его руках. Правда, сейчас вместо умиления или благодарности его медлительность, напротив, вызывала иные чувства, задевала оголённые нервы, раздражая их. Мы уже и так потеряли слишком много времени, а час рассвета всё стремительно подступал. Правда, на пороге второй комнаты я сама от неожиданности резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду, а на деле – на абсолютное зло, существование которого большинство отрицало. Мощная чёрная фигура, сидящая на кровати, окутывалась плотной, постоянно пребывающей в движении энергией. Возможно, та и производила странное громкое звяканье, раздражающее слух и ещё сильнее нагнетающее обстановку. На месте лица ярким пятном выделялись два больших круга насыщенно лилового цвета, видимо, служащих глазами. Казалось, заглянешь в те, бездонные и зловещие, в момент распрощаешься с собственной душой и станешь безвольным рабом или и вовсе испытаешь на себе длинные острые зубы, виднеющиеся сквозь широкий оскал. Излучаемую существом силу невозможно было измерить, осмыслить в полном масштабе, лишь ощутить малую часть и уже угодить в ловушку ужаса, приводящего в оцепенение и способного довести до разрыва сердца. К счастью, ещё ни разу не приходилось сталкиваться с такой мощью, которой вполне могло обладать какое-нибудь божество. Существо, похоже, выступало отдельной от Элион личностью, неким молчаливым и бездействующим наблюдателем. Подтверждением тому хотя бы служило то, что в грозной фигуре, если присмотреться лучше, получалось различить слабый контур ещё одной, маленькой и какой-то даже беззащитной. С каждой секундой мне становилось всё хуже. В воздухе повис стойкий запах крови и чего-то резковатого, отчего кружилась голова и ещё несколько шагов в сторону существа ассоциировались с верной гибелью. Правда, существовал решающий многое нюанс: магия будто бы застыла в сосудах и каналах, больше не выливаясь за их пределы, а та часть, просочившаяся в кровь, медленно уничтожалась. Она словно тоже испугалась опасной близости чужой превосходящей энергетики и вела себя как можно тише, чтобы не спровоцировать всплеск той. Вместе с ней уходили и голоса. Облегчение накрыло с головой, словно надавили на позвонки и придали им правильное положение, восстанавливая хребет. Я ожила, смогла дышать и хоть сколько-то контролировать своё тело. Вновь прийти к какой-никакой гармонии с собственной магией дорогого стоило, это и вынудило меня сделать шаг внутрь комнаты, стать ближе к неуёмному опасному потоку энергии. Я отпустила Калеба и поблагодарила его, тем самым прося уйти. На пути существовали какие-то незримые, отталкивающие назад препятствия, вероятно, возникшие из-за бурления колоссальной силы. Казалось, приходилось пробираться сквозь желеобразную, пружинистую массу, которая оставляла липкие следы и химические ожоги на коже, разъедая плоть едва ли не до кости. Ощущалось, что к кровати добрался лишь голый скелет, ужасно хрупкий и готовый развалиться от любого движения. Я мигом завалилась на жёсткий матрас в желании перевести дух и попыталась наполнить до предела лёгкие, которые после такого адского пути будто бы и правда разложились. Не вышло, правда, и какой-либо боли не возникло. Похоже, область в непосредственной близости к существу имела живительную силу и расслабляющий эффект – неожиданно стало до того хорошо, что тянуло рассмеяться и забыться в ощущении, когда ничего не существовало, кроме энергичного потока мыслей. Они резвились, перепрыгивая друг через друга и пытаясь перегнать, и отказывались нести с собой негатив. Даже неожиданно перехотелось о чём-либо говорить, лучше бы и правда прикрыть глаза и застрять в «состоянии невесомости». — Что, злорадствовать пришла? — довольно тихо прошептала Элион, но для меня прозвучало настолько громко и отчётливо в сравнении с недавним, даже самой напрягать слух не пришлось, что я широко раскрыла глаза, уже и правда начавшие смыкаться, и слегка повернула голову в её сторону. Пусть всё ещё размыто, будто сквозь тёмное рифлёное стекло, у черт её лица наблюдались какие-никакие контуры. Появилось хотя бы примерное понимание, куда стоило устремить взгляд, чтобы создать видимость прямого зрительного контакта, или какие движения выполняло чужое тело. К сожалению, предполагать об эмоциях, терзающих сейчас душу Элион, можно было лишь по её голосу, но я искренне радовалась и такой возможности. — Нет, — даже краткое слово вновь оцарапало горло, уже и без того опухшее и кровоточащее. Признаться, я ничего не ощутила, но знала, что это так. — Ты и сама знаешь, что облажалась, — и прежде чем Элион успела вспылить, закрываясь и лишая нас обеих возможности более плодотворно и без привычной агрессии поговорить, я добавила: — Все мы облажались. Услышав это, Элион вздрогнула, как от предательского удара. Её плечи и голова поникли. Взгляд оказался устремлён куда-то в сторону, хотя та пылающая вокруг хрупкого тела сила, которая оставалась хорошо различимой, ни на миг не дрогнула. Теория о разных личностях как будто бы подтверждалась. «Снова я всё испортила», – ироничная мысль мягко коснулась сознания. Элион ведь явно желала взорваться, утопить меня в ненависти, тем самым прогоняя, скрывая свои истинные эмоции. Мои слова и правда застали её врасплох, спутали всякие планы, что ничего другого не оставалось, как принять их, сильнее впасть в уныние и, наконец, признать: — Я больше виновата. Удивительно, Элион научилась признавать свои ошибки, что словно бы служило очередным подтверждением, как сильно повлияло на нас это путешествие. Оно позволило нам повзрослеть и более реалистично взглянуть на мир. Но также её слова отчётливо давали понять, что мы обе слишком уж были вымотаны, истощены даже, и в эмоциональном плане находились на дне, чтобы устраивать ещё один конфликт на пустом месте. — Она ведь права, — мне не пришлось уточнять, о ком речь, — моих знаний и сил ещё долго будет недоставать. Кто знает, что случится за это время? Может, мир и правда погрузится в хаос, и мне ничего не предотвратить, не исправить. Элион замолчала, хотя в ней определённо так и свербело желание говорить до сипоты в голосе и пустоты в голове, обрушить огромный неудержимый поток своей сознания. Но не со мной, не на меня. И я её прекрасно понимала. Даже удивительно, что она сейчас хоть сколько-то позволила себе быть по-настоящему искренней со мной. Коркой покрылись и отшелушились поверхностные слои её образа и на мгновение показалась такая же, как и я, напуганная девчонка, на которую возложили слишком уж большую ответственность и которой при этом отказали в весомой помощи. Возможно, подобная схожесть и являлась одной из главных причин нашего непринятия друг друга. — Помнишь день, когда ты ворвалась ко мне? Тогда ты была так уверена в себе, так стремилась стать королевой. Почему? Я уже задавала подобный вопрос, и тогда же получила на него ответ, но определённые предположения мешали мне верить тем словам, твердящим лишь о благородных мотивах. Элион ни разу не была такой уж хорошей, святой какой пыталась предстать в глазах других, прибегая к не особо сложным, но эффективным методам. Чутье подсказывало мне, что без скрытых мотивов, продиктованных вовсе не добрыми побуждения, здесь не обошлось. И сейчас я не рассчитывала тут же получить максимально честный ответ, но, возможно, удастся уловить хотя бы крохотные крупицы правды или подсказки, где её искать. — Всё сложно, — пронизанные горькой печалью слова слетели с чужих губ будто бы против воли, ибо в следующий миг Элион, кажется, чего-то испугалась и отвернулась от меня в знак того, что больше не расположена продолжать разговор. Подавляющая аура странно всколыхнулась, грозный оскал стал ещё шире, как если бы существо разразилось смехом. И лиловые глаза на мгновение приобрели бóльшую насыщенность и потеряли чёткие контуры круга – границы пошли мелкими волнами. Следовало бы наконец-то позволить страху пленить, напрочь лишая той долгожданной расслабленности, но всем моим существом завладело иное, с трудом поддающееся идентификации и запускающее новый виток размышлений. Слова Элион слишком уж настораживали, хоть каждую букву тщательно изучай в безумных попытках отыскать подсказку к началу верного пути, который завершался раскрытием ужасной тайны. Что, если между нами намного больше сходств, чем может показаться на первый взгляд? Что, если Кондракар и ей поставил условия, невыполнение которых грозило смертью? И что, если бы она решила пойти против Совета, согласился бы Фобос на ещё один сомнительный союз? Слишком уж много вопросов для моего порядком потрёпанного мозга, с ними лучше разбираться на трезвую голову. — Я не собираюсь вытягивать из тебя слова, да и в подруги не набиваюсь. Но будь мы чуточку откровеннее друг с другом, может, сейчас бы и не сидели у разбитого корыта. Но знаешь я тут подумала, рано руки опускать, от нас вроде как судьба целого мира зависит, все дела. Тебе же это важно, да? Помню, однажды желание спасти Меридиан от тебя звучало. Не знаю, искреннее ли оно или нет, я уже говорила, допытываться не стану. Но есть мысли, как нам быть? В возникшей тишине вновь стало хорошо слышно то звяканье, встретившее с порога, но его источник оставался неизвестен. Я несколько лениво обвела взглядом силуэт существа, успокоившегося и будто бы временно оцепеневшего, и ничего нового в нём не отыскала. Зато подметила, что моё «потустороннее зрение» медленно теряло силу: удалось вблизи рассмотреть собственную руку, но стоило только её вытянуть, как окружение всё ещё расплывалось. Интересно, когда я покину «безопасную зону», созданную существом, моё хреновое состояние вернётся в полной мере? — Княгиню не переубедить, — после долгого молчания голос Элион показался ещё более тихим, чем прежде, словно она мысленно находилась не здесь, а где-то далеко от сурового Севера и его жителей без сердец. — Есть другие варианты. — Какие? — она не поворачивала ко мне головы и задала вопрос, скорее, бездумно. — Беллами, зять княгини. Он, кажется, разумнее в несколько раз. — Он здесь ничего не решает, — Элион шумно выдохнула и откинулась, как и я, на кровать, уставившись прямо перед собой. — Никто ничего не решает без неё. Ты была там, видела, как они смотрели на неё. Она здесь бог и закон. — Сдаёшься, значит? Как-то не в твоём духе. Её слова настолько тебя задели? — Я просто не вижу варианта, который помог бы нам и при этом не убил. Я медленно приняла сидячее положение, осознав, что Элион сейчас пребывала в излишне упадническом настроении, вязла в нём всё сильнее с каждой минутой, за которую рождался новый виток топящих в печали мыслей, и утратила под собой какую-либо опору для борьбы. Слишком много стресса, сдержанных деструктивных эмоций, внутренних переживаний, подпитывающих страх, и отсутствие нормального сна, возможности дышать полной грудью, приятных моментов – всё это наконец-то дало о себе знать. Её неподготовленные тело и разум не выдержали, без остатка исчерпали свои силы и отказывались служить дальше без срочной перезагрузки. Элион временно выбыла из игры, утратила всякую веру в победу. Было сложно её винить, да и в её словах крылось ещё какое зерно истины. Не успела я подняться, пошатываясь и подготавливая себя к новым испытаниям, как Элион протянула гласную, будто бы на неё наконец-то снизошло озарение, чего это её «третий злейший враг» (или, может, всё же четвёртый?) приходил и какие «коварные» планы строил. — Ты что-то задумала, — тон вобрал в себя непоколебимую твёрдость и спокойствие – Элион опустила на меня взгляд, словно что-то выискивая. — Останавливать тебя бессмысленно. Я слабо кинула, пусть подтверждения не требовалось, отвернулась, ставя перед собой цель добраться до другой комнаты и выдержать очередную порцию химических ожогов, и только занесла ногу для шага, как помедлила. В моей поддержке Элион никогда не нуждалась, но мысль, мелькнувшая в сознании, скорее относилась к простым фактам. Не знаю, зачем собиралась ею делиться. — Ты удивила меня сегодня, — я не поворачивала головы. — Я впервые поверила, что ты способна быть принцессой. — Я и есть она, — сразу же откликнулась Элион, но без признаков какого-либо раздражения или высокомерия, тоже, скорее озвучивала простой факт. Оттого странной, неловкой казалась финальная часть нашего диалога. — Но спасибо, — уже более мягко, словно и правда теплила в груди благодарность, закончила она. Больше мы ничего друг другу не сказали. Несмотря на готовность снова пройти через мучительную пытку, возвращение к Тарани и Калебу предстало невероятно лёгким, будто бы барьер за время разговора с Элион исчез или мне просто позволили уйти без лишних проблем. Также меня ждало ещё одно удивительное открытие – магия не планировала яростно вырываться, провоцируя начало нового цикла страданий, напротив, продолжала спокойно течь по каналам и в малых дозах просачиваться через оставшиеся трещины. Боль оттого по большей части сохранялась, но при всём желании, если сцепить зубы покрепче и вспомнить её прежнюю силу, получалось её сносить даже без каких-либо жалоб. Разве что звук чужих голосов вновь выкрутили на максимум. Казалось, от их вибрации крошился череп. Я проигнорировала собственные вопросы «почему мне стало лучше», как и повернувшихся ко мне Тарани и Калеба, которые, кажется, до этого вели серьёзный разговор, и под их пристальными взглядами сразу же направилась к двери. Слабая рука ударила слишком тихо, как если бы и вовсе погладила деревянную панель. Я, прилагая большую силу, повторила стук и отмахнулась от прилетевших после первого раза вопросов. Прислушалась – за дверью всё так же оставалось тихо. Северяне привыкли к нашей покорности, но посмотрим же, как им придётся по вкусу неподчинение. Я чувствовала себя пустым сосудом с множеством трещин, а не живым человеком, скорее вместилищем, неспособным испытывать какие-либо эмоции и боль, получаемую извне. Сейчас все границы для меня запредельно расширялись, открывалось множество вариантов, ранее скрытых за пеленой неуверенности и страха. Калеб подошёл ближе, хмурясь, коснулся моего плеча, и я твёрдо, снова каким-то не своим голосом приказала – да, именно приказала, иначе тот непоколебимый тон нельзя было расценить – отступить и предоставить мне полную свободу. Тарани вновь поддержала меня и заявила, что останется со мной, собираясь в случае чего прийти на помощь. Калеб прошёлся по всей моей фигуре нечитаемым взглядом и, пробурчав что-то явно обидное, направился к Элион. Кулак ещё сильнее опустился на деревянную панель. Казалось, частично вернулась чувствительность, раз руку обдало болезненным жаром. Северяне не реагировали, словно получили новый, противоречащий прежнему приказ «полностью игнорировать». Удивление неприятно ворошилось в груди, нанося своим длинным хвостом удары по морде тревожности, которая всё порыкивала и порывалась вскочить. Правда, они, как и все остальные чувства, будто бы попали под действие обессиливающих чар и оттого посылали слабые, сразу гаснущие сигналы. Несмотря на навязчивые вопросы, я продолжала настойчиво требовать к себе внимания, кажется, загоняя занозы и разбивая руки в кровь. Тем временем голоса всё набирали громкость, пока и вовсе не начали орать, деля череп на отдельные сегменты, и следом перед глазами замелькали размытые, непонятные образы. Дёрганье головой в попытках их развеять ни к чему не приводило. Они не исчезали, напротив, становились ближе, реальнее, что, казалось, только сделай шаг вперёд и попадёшь в чужое воспоминание, приобретая статус его активного участника. Я продолжала ломать дверь и одновременно мысленно оттаскивала себя от образов, пыталась возводить мощные ментальные барьеры. Если снова провалюсь, то платой за раскрытие чужих тайн вновь послужат месяцы моей жизни. Два с половиной года – или сколько там уже? – вероятно, резко сократятся до года. Будь сейчас эмоции хоть сколько-то властны надо мной, я бы обязательно испытала дикий ужас, который проделал бы в органах дыры и тем самым подвёл тело к гибели, когда морозный воздух коснулся оголённых участков кожи. Все старания оказались тщетны. Момент перехода прошёл совсем уж незаметно. Это не походило на пробуждение ото сна, долгой задумчивости или магический скачок в чужую шкуру, больше на чувство правильности или чего-то подобного. Я словно бы находилась на своём месте, всегда была здесь и буду, тело и эмоции принадлежали мне, и только мне. Даже, кажется, впервые доносились отголоски мыслей, всё же по логическим соображениям чужих, но на деле будто бы посещающих именно мою голову, ничью больше. Кто-то следовал за мной по пятам, звеня амуницией, я же пренебрежительно отзывалась об идиотах, упустивших меня, хотя всё это время так и кичившихся своей насторожённостью и предугадыванием действий противника. Расстояние до небольшого открытого дворика представало незначительным, главное, успеть попасть на глаза и ничего уже не исправить. Меня привлекли доносящиеся оттуда голоса, женский и пару мужских, а конкретно очень громко прозвучавшее имя человека, которого мне давно не терпелось увидеть из-за того всеобщего восторга и даже некого поклонения среди северян. Кажется, в кругу Стражниц я иронично прозывала его местным божком, и сейчас не устояла перед соблазном познакомиться с ним поближе. Вряд ли нас однажды официально представят друг другу. — Я повторюсь, это неправильно, ты не должен, тебе предопределена другая судьба! В этот самый момент я замерла в проёме арки, выводящей в дворик, ныне кажущимся мёртвым из-за особенно выделяющейся на фоне снега черноты голых деревьев и кустарников, и увидела говорящую – уже знакомую мне девушку, старшую дочь, будущую княгиню Портрейт. В отличие от матери, она имела более мягкие черты лица, что придавало ему миловидный и притягательный вид, но за приятной внешностью скрывалась суровость и бескомпромиссность родительницы. — Только матушка и боги определяют мою… Чужая мысль, пронизанная какой-то горькой иронией, не была закончена из-за поднявшегося шума – стражники вновь оказались за моей спиной и с громкими проклятьями принялись выкручивать мне руки, едва их не ломая, и две собаки, до того спокойно лежавшие в ногах одного из младших княжичей, который присутствовал тут же, вскочили, подняв дикий лай. Я зашипела не хуже дикой кошки, попыталась вырваться из крепчающей хватки (один ублюдок «случайно» сильно саданул меня по пояснице, что перехватило дыхание и на секунду затуманилось зрение) и тогда же наткнулась на леденящий душу взгляд серых глаз. Вот он, тот, кем на Севере принято по умолчанию восхищаться и кому даже без какой-либо необходимости приносили свои сердца и тела в жертву. Чёртовы Портрейты все до одного были бледнолицыми и беловолосыми, словно их и правда во льдах откопали (одевайся они во всё белое, точно бы сливались с окружением), и Зейден, старший сын рода, не являлся исключением. Правда, пожалуй, он действительно отличался красотой, которую могли признать и оценить не только северяне. Вероятно, весь секрет крылся в том, что Зейден вместо грубых черт лица, характерных для большинства из его народа, заполучил, напротив, тонкие и изящные, пусть и кажущиеся слегка резковатыми, особенно из-за высоких скул. Природа наделила его также статной фигурой и высоким ростом. И судя по рассказам, что он с малых лет взялся за меч и с тех пор редко его выпускал, под тёмной одеждой, придающей большей бледности коже, скрывалось натренированное и сильное тело, которое всё это время тщательно превращали в оружие. Картинка понемногу складывалась: если вспомнить услышанное мной о неоспоримой преданности Зейдена своей родине, семье, их идеалам, о самоотверженности, с которой подходил к каждой охоте на беглых магов и проводил их настолько успешно, что ему пророчили звание самого молодого магистра Ордена через пару лет, и добавить ко всему прочему невероятно привлекательную внешность, то его и правда стоило считать идеальным северянином, местным божком. Правда, уже через месяц он вопреки своим желаниям падёт с небес на землю, утратит собственный храм, силы, голос и много чего ещё из-за одной мелкой рыжей девчонки. Даже попытки представить их вместе казались до одури странными и несуразными, а ведь для Меридиана это вскоре станет нисколько не забавной реальностью на ближайшие пару десятков лет. Хотелось усмехнуться, только поди разбери, отчего конкретно. Зейден обменялся кратким взглядом с сестрой, словно прося разрешения взять все разбирательства на себя, и после её едва заметного кивка спешно приблизился с вопросом: — Что здесь происходит? В низком голосе отсутствовали какие-либо эмоции, но стражники всё равно вздрогнули, словно в полной мере ощутили на себе праведный гнев своего господина. Послышался звон металла при соприкосновении с каменной плитой пола, когда они рухнули на колени, склонили головы и насильно потянули меня за собой. От неожиданности я завалилась вперёд, едва не разбивая лицо и практически слыша, как рвутся мышцы пленённых рук и появляются трещины в костях ног. — Ваше Сиятельство, готов понести высшее наказание за то, что ослабил бдительность и позволил ведьме предпринять попытку бегства. Причини она вам, Её Сиятельству и Его Сиятельству вред, я бы проклял весь свой род и лично бы вынес себе приговор. Стоило немного прийти в себя, как злость пронзила огненными стрелами все наиболее важные органы и устроила внутри беснующееся пожарище. Магия, такая чистая и послушная, незаменимая моя помощница, мигом послала сигнал о готовности к атаке, так и желала защитить, запуская энергетические разряды под чужую кожу и вызывая остановку сердца в отместку за грубое отношение. Несмотря на то, что до одури яркие картинки предстали перед глазами как наяву, я напомнила себе, что сама спровоцировала их, и сейчас неудачное время начинать полноценный конфликт. Свадьба должна случиться. Я медленно, через сильную боль выпрямилась на коленях, сначала сосредоточила взгляд на до сих пор не успокоившихся собаках, которые только и ждали команды, чтобы вцепиться в горло врагу, мне точнее. Младший княжич с обезображенным болезнью лицом наблюдал за всем с ненормально расширенными глазами и будто бы и правда собирался в любой момент натравить своих сук без веской причины, а позже списать последствия на несчастный случай. Подобные слухи так часто бродили в стенах крепости, что даже до нас, Стражниц, успели дойти. Уголки моих губ слегка дёрнулись: он был не женат и подходящего по законам Меридиана для брака возраста, вот бы его, уродца и не самого любимого ребёнка, подсунули бы в мужья принцессе. Да вот только беда: явно с головой не дружил, слишком уж прославился своей нестабильностью, такой в первую же ночь после свадьбы прирежет свою жену-чародейку во имя очищения мира от «мерзкого отродья» или даже просто так. Сильвер так рисковать не собиралась, да и Айрис, несмотря на помутнённый рассудок, на подобные условия бы не пошла. И всё равно ситуация бы сложилась тогда крайне уморительная, пусть и в негативном ключе, но хотя бы не существовало той излишней тихой, давящей печали, с которой тесно переплеталась немая ненависть, как уже установилось сейчас в кругу обеих сторон. Я наконец-то подняла голову на Зейдена, невзначай отмечая, что он собой полностью загораживал от меня свою сестру, то ли решил принять весь удар на себя в случае атаки, то ли и вовсе опасался, что взгляд ведьмы ненароком запятнает «её прекрасный облик». Может, всё разом, не важно. Девушка меня нисколько не волновала, в отличие от него самого. Особенно не терпелось попытаться проникнуть под чужую маску холодного равнодушия, и, возможно, отыскать разгадку на волнующий вопрос, какой линии поведения решит придерживаться лично Зейден с женой-чародейкой. Конечно, до очевидного насилия дело не дойдёт, но моральное никто не отменял, вот только кто в итоге заберёт главный приз, пока с точностью судить не удавалось. Кэссиди же нисколько не сомневалась на этот счёт, и её частые выражения, очерняющие Портрейта, наверное, сильнее всего повлияли на моё желание с ним встретиться лицом к лицу. Её неразумность, похоже, и правда была заразительна. Находись она рядом, раньше обязательно бы рассмеялась, звонко и искренне, как уже давно не делала наедине со мной, сейчас бы точно вознаградила одним только неодобрением. «Не важно», – в которых раз пришлось повторять, чтобы не столкнуться с неприятной, разрушительной правдой. Что-то, сравнимое с удивлением, всколыхнулось на дне чужих глаз, придавая им несколько замутнённый, потемневший вид. Впрочем, через мгновение их снова сковал толстый слой льда, перекрывающий чувствам доступ к кислороду. Правда, что-то да продолжало владеть чужими мыслями, ибо Зейден не спешил разрывать прямой зрительный контакт (казалось, тем самым так и заявлял: смотрите, насколько я бесстрашен, раз спокойно заглядываю ведьме в лицо) и, не удостаивая стражников и малейшего взгляда, сделал плавный жест рукой в их сторону в знак тишины. — Зачем вы так поступили? — несмотря на его безэмоциональную и сдержанную манеру общения, его голос всё равно казался приятным. Правда, кто знает, возможно, сейчас ненависть, из пасти которой капал разъедающий ткани яд, выгрызала ему все органы в грудной клетке. — Хотелось взглянуть на местного бога. Я отвечала откровенно, даже не пытаясь подавить проступающую на губах насмешливую улыбку. Послушный мальчик бесспорно тоже не захочет начинать полноценный конфликт. Правда, державшему меня стражнику подобная дерзость совершенно не понравилась, иначе бы не стал ещё сильнее надавливать на моё запястье. Что ж, кое-кто только что и правда окончательно вынес себе незавидный приговор: я, конечно, признавала собственную вину, но подобное превышение полномочий в обращении с представительницей самого Кондракара, пришедшей с мирной миссией посредника в брачной дипломатии, не должно было оставаться безнаказанным. — Алтарь находится в другой части крепости. То ли истинное значение слов ускользнуло от внимания Зейдена, то ли он специально проигнорировал его, я разбираться не стала. Напротив, решила слегка подыграть ему и вновь осознанно проявить явную неразумность. — Какая же прискорбная ошибка. Учту на будущее. Но находятся плюсы: я смогла выяснить, насколько эффективны северяне в действии. — Прошу в дальнейшем удержаться от подобных проверок и порывов. Вы гости моей семьи, и мы согласились сделать множество исключений из фундаментальных законов Севера для вашего комфорта и создания наиболее располагающей к плодотворным переговорам атмосферы. Боюсь, если вы станете злоупотреблять нашим гостеприимством, это приведёт к нежеланным для обеих сторон последствиям. Как бы ни хотелось отрицать, то, как Зейден мастерски владел собой и словом, даже за такой короткий срок произвело на меня какой-никакое впечатление. Это порождало множество интересных предположений: вскоре он окажется в новых для себя условиях, разительно отличающихся от привычных ему, где обязательно станет преобладать атмосфера ненависти, беспрестанно испытывающей на стойкость духа, и хитроумных игрищ, направленных на его устранение из неожиданно изменившейся для всех формулы мира. Какую же тогда он примерит на себя роль – пассивного или же активного участника действий, или под давлением пожелает отстраниться от каких-либо дел королевства? Последнее, конечно, представало маловероятным, ибо Сильвер ни за что бы не пошла на такой серьёзный, противоречащий её природе шаг, если изначально не рассчитывала получить намного больше, чем была готова принести в жертву. — Отпустите ведьму. Его приказы совершенно не походили на них, больше на небрежную просьбу. Не удалось удержаться от тихого смешка, ибо то, как Зейден сейчас назвал меня, явно намеренно игнорируя официальные звания и вежливые формы обращения, ненавязчиво намекало на его способность иронизировать и понимать подобные выпады в свою сторону. Таким образом он словно решил дразниться в ответ, хотя перед этим пытался предстать в ином амплуа, что лишь подкрепляло эффект неожиданности. Через мгновение после приказа мои руки наконец-то оказались свободны, но я не спешила подниматься, демонстративно приступила разминать отзывающиеся болью запястья и подставлять их свету, будто бы в попытках самой лучше рассмотреть проступающие тени будущих синяков. Зейден какой-либо помощи не предлагал и извиняться за поведение своих людей явно не собирался, лишь равнодушно наблюдал за мной. Даже не получалось хоть сколько-то на него злиться. Казалось, чем дольше находишься в присутствии северного смертного бога, тем сильнее его влияние на тебя. Внутрь так и проникал леденящий холод и постепенно вытягивал малейшее тепло, какая-либо искра тут же гасла. — Во избежание новых неприятностей я лично сопровожу вас в отведённые вам покои, — произнёс Зейден, когда я всё-таки поднялась и начала приводить платье в порядок. Он полуобернулся и встретился взглядом с сестрой, ведя с ней очередную молчаливую беседу, снова выпрашивая разрешение. Несмотря на понимание, как же конкретно устроен этот мир, ехидство выпускало мягкие колючки и желало прорваться наружу, но лишь безуспешно и недовольно ворошилось в пределах грудной клетки. В запасе имелись провокации получше. Княжна снова не мешкала, быстро дала согласие и подозвала к себе младшего княжича, подошедшего к ней вальяжно и несколько неохотно вместе со своими собаками, наконец-то затихшими после получения приказа. Впрочем, пара звериных, налитых кровью глаз до сих пор были направлены в мою сторону. Зейден же перевёл взгляд на до сих пор застывших в коленопреклонении стражников, сказал, что наказание их ожидает позже, а ныне им требовалось продолжать исполнять свой долг. И только тогда они поднялись, замерли по стойке смирно с непроницаемыми лицами в ожидании, когда же Его Сиятельство сдвинется с места. Он не заставил себя долго ждать, изящным, приглашающим отправиться в путь жестом махнул в сторону, откуда я и пришла, и сам сделал первые шаги. Я в последний раз бросила взгляд на открытый дворик, нагоняющий своим мёртвым видом, как и вся крепость в целом, атмосферу душащей тоски и смертельной безысходности. Вряд ли однажды выпадет шанс побывать намного дальше границ Севера, узнать существует ли хоть где-то на его территории действительно полный жизни и красок пусть маленький городок, или же воздух везде пропитался запахами близко бродящей смерти и её верных спутников, ужаса и отчаяния. Изо дня в день перед глазами представали одни и те же цвета – чёрный, белый и серый, никакого разнообразия, казалось, само зрение стало монохромным. Жизнь леденела прямо в жилах, превращалась в мелкие кристаллики, и они врастали в ткани, постепенно заменяя их полностью. Рано или поздно не останется ничего настоящего, полностью начнёшь состоять из них. Тело станет крепче стали, но и человеком тебе уже не быть. В такой обстановке легко сойти с ума, утратить душу, иначе на Севере будто бы и не выжить. Я быстро поравнялась с Зейденом и, мельком взглянув на его гордый профиль, словно бы убедилась в правдивости своих размышлений. Может, он и правда являлся богом, те ведь тоже бездушны и никогда не поймёшь, что у них на самом деле на уме. Вопросы, почему же Зейден вызвался меня сопровождать, прочно обосновались в голове и настойчиво требовали ответов. Правда, большую часть мыслей занимало совершенно иное. Это настолько сильно будоражило разум, что я даже отказалась от использования каких-либо долгих подводок и нисколько не беспокоилась о следующих за нами стражниках, способных уловить наш разговор: — Мне и правда приятно познакомиться с вами, особенно в неформальной обстановке и до свадьбы, — я старалась звучать как можно мягче, будто желая хотя бы на миг усыпить чужую бдительность, позволить ощутить приторный вкус лести, даже слегка приподняла уголки губ в почти дружелюбной улыбке. — Всё интересовал вопрос, кажется ли жених насколько же счастливым, как и его невеста. Зейден наконец-то обратил на меня взгляд – в гуще тумана, кажется, зажглись тусклые огоньки подозрения. Хотелось и вовсе разогнать непогоду в его глазах и увидеть яркий чистый свет, потому я намеренно слегка склонила голову в его сторону и приставила ребро ладони ко рту, как бы в желании помешать словам разбежаться в разных направлениях, когда все они до одного адресовались лишь ему: — Скажу по секрету, вы друг друга стоите, но вам я ещё пока готова сочувствовать. Вас вынуждают покинуть свой дом, свою семью, вступить в брак с женщиной, на которую в других обстоятельствах вы бы никогда не взглянули, может, даже, скорее, убили. И если позволите, приоткрою вам ещё одну тайну: после довольно длительного общения с принцессой, я, к сожалению, выяснила, что она очень сложный и даже, простите, невыносимый человек. Не назову её характер совсем уж скверным, но проблем хватает с лихвой. Самое раздражающее, наверное, то, что она старается предстать лучше, чем она есть, и многие люди обманываются, ведутся на милую улыбку… — Прекратите! Суровый, требовательный тон, совсем не вписывающийся в уже сложившийся образ этого человека, неудержимым, сметающим любые препятствия вихрем ворвался в сознание, вынуждая меня прерваться на полуслове, эхом отразился от голых стен, будто бы содрогнувшихся из-за неожиданно громкого голоса. Удивление, вызванное непониманием чужого поведения, липкой массой начало растекаться по телу, вызывая сбой в дыхательной и сердечно-сосудистой системах. И ситуация лишь усугублялась, стоило только заметить, что выражение лица Зейдена нисколько не изменилось, словно ничего не произошло, словно со мной злую шутку сыграло накопленное нервное перенапряжение, подкидывая слуховые галлюцинации. — Я не желаю выслушивать подобные мятежные мысли, к тому же от вас. Мне казалось, вы, напротив, прибыли с той целью, чтобы этот брак бесспорно состоялся. Я незаметно сделала более глубокий вдох, стараясь очистить разум от нежеланных эмоций, так и тянуло встряхнуть руками в тщетных попытках избавиться от эфемерной липкой массы. Зейден как личность оказался в несколько раз сложнее, чем получалось предполагать ранее, ведь неожиданно в какой-то степени принялся защищать ту, кого по всем соображениям логики должен был ненавидеть. Конечно, не стоило исключать и возможность специально разыгранного фарса: может, он уже готовился стать «правильным» принцем-консортом, чтобы задобрить глупышку Вейру и со временем использовать это в своих целях. И всё же таких выпадов при любом раскладе совершенно не ожидаешь. — Странно слышать нечто подобное от вас, того, чья семья нередко выступала против короны. Да и к тому же ещё каких-то пару месяцев назад Север вёл очередную войну против другой части королевства, и, как мы оба знаем, официально мирный договор до сих пор не подписан, — я приподняла в лёгкой насмешке один уголок губ и слегка прищурила глаза из-за того, насколько же на контрасте с мимикой спокойно и сдержанно звучал мой голос. — Я не стану отрицать вашу правоту. Но уже через какой-то месяц девушка, о которой вы так нелестно отзываетесь, тоже станет для меня семьёй. И как бы я сам к ней не относился, не могу позволить кому-либо оскорблять её в моём присутствии. Выраженная им серьёзность и непоколебимость вынудили проглотить смешок и вовсе забыть о какой-либо попытке иронизировать насчёт его неожиданной благородности. Мысли, словно дикие звери, запертые в клетке, начали метаться, давить агрессивным напором, что, казалось, в какой-то миг череп всё-таки не выдержит оказываемого давления, разлетится на отдельные куски вместе с кровавыми ошмётками того, что раньше называлось мозгом. От дискомфортного чувства наполненности головы тянуло поморщиться и немедленно заняться ожесточённым подчинением тех невольных хищников. — Что ж, не думала, что вы отреагируете так остро, — я не утаивала от Зейдена своей озадаченности, даже намеренно выставила на показ – из-за царящего в голове хаоса приходилось в первую очередь следить за правильным построением своей речи. — Поверьте, я не ставила перед собой цель провоцировать конфликт с вами, только предупредить. Всё же вам следует быть готовым к возможным проблемам, чтобы этот брак в итоге не обернулся катастрофой. Например, не привёл к новой войне, более кровавой и разрушительной, чем нынешняя, или того хуже. Я, как Хранительница, должна учесть множество факторов, чтобы этого не произошло. Так что мой вам совет: не сбрасывайте принцессу со счётов и остерегайтесь её ручного змея. — Вы же сейчас о лорде Седрика, я прав? — казалось, только благодаря своему восхитительному контролю Зейден удержался от шумного выдоха, то ли разочарования, то ли скуки. — Надеюсь, вы не станете кормить меня всеми теми отвратительными слухами, коими, признаюсь, я уже по горло сыт. И я в последний раз попрошу вас закончить этот разговор. — Не стану, — здесь я уже позволила себе откровенную насмешку и слегка склонила голову набок, пытаясь казаться немного игривой, хотя в следующую секунду собиралась произнести жестокие слова, которые, возможно, в будущем станут пророческими: — Но когда однажды почувствуете яд в своей чаше, то вспомните обо мне и моём предостережении. Не делайте глупостей, из-за которых Кондракару вновь придётся вмешиваться во внутреннюю политику Меридиана. В чужой ледяной корке не возникло и малейшей трещины – Зейден даже отказался взглянуть на меня, полностью сосредоточившись на дороге, до финальной черты которой оставалось недолго. По крайней мере, я так предполагала из-за начатого нами подъёма по спиральной лестнице с частично стёртыми ступенями. Коридоры особо ничем не отличались, будто бы и вовсе гордясь своей серостью и скудностью, оттого за всё время не нашлось другого ориентира. Впрочем, разочарование небрежно махнуло мне ладонью, мол, сегодня совершенно не до тебя, оказался заложником собственных же сил. Напротив, ужасно тянуло улыбаться во всю ширину рта. Пусть ответы, ради которых и затевалась «недавняя шалость», остались без ответа, зато, кажется, удалось получить нечто большее, ещё не до конца разгаданное, но интригующее не меньше. Как будто бы появилась причина не противиться очередному посещению Меридиана и активнее следить за разворачиваемыми там событиями. Как будто бы наконец-то ослепительной вспышкой восторга пришло озарение, и своим светом позволило проклюнуться семени давно таящейся в темнейших недрах души идее. Она, несмотря ни на что, продолжит расти, рано или поздно превратится в прекрасное ветвистое дерево чёрного цвета, что раскинет свои корни по всему телу и опутает ими каждый орган, нисколько не мешая их работе. К тому же даже если Зейдена не удивили или впечатлили мои выходки, он определённо меня запомнит. Кто знает, какую роль это сможет сыграть позже. Остаток пути по немому согласию проходил в полном молчании. И в тишине стал отчётливо слышаться нарастающий вой, нередко звучащий в коридорах при ухудшении погоды. Сегодня ночь снова приложит свои обледеневшие ладони к телу, вытягивая тепло, в жалких попытках согреться самой. И если выпадет ещё больше снега, чем сейчас, и финальная часть переговоров затянется, возвращение к линии границы превратится в сущую пытку. В коем-то веке подобные мысли из-за сохраняющегося сладостного послевкусия иных не вводили в уныние и недовольство сразу же. За размышлениями я не заметила, как мы добрались к конечной цели. Стражники, оберегающие покой северян от нас, «мерзких ведьм», примерно несли свою службу, казалось, и вовсе не шевелились, пока Зейден не оказался в их поле зрения. Они покорно склонили головы, с искренним уважением обращаясь по титулу, и следом вновь встали по стойке смирно и явно прибавили себе очков бдительности. В отличие от сопровождающих нас, эти стражники всегда относились ко мне с каким-никаким почтением, и отмеченный контраст напомнил о необходимости составить жалобу. Я замерла возле дверей, спиной к ним, и как можно шире улыбнулась Зейдену, который, вероятно, желал лично убедиться, что «опасная личность» окажется под замком и присмотром. Мои порывы дружелюбия ожидаемо остались без ответа, но это нисколько не остановило меня от протягивания руки для прощания. Льдисто-серые глаза всего на миг сосредоточились на ней, а затем быстро вернулись к моему лицу. Жест тоже оказался проигнорирован, что искренне позабавило. — Ах, ну да, — со смешком, нисколько не смущённая я опустила руку, — вы же касаетесь магов только, когда выносите приговор. Я обернулась к двери, и следующий шаг будто бы вёл в пропасть...