Узница

Молодая королева не спеша вошла в покои своего мужа. Она тихонько стучалась, но ей не посчитали нужным ответить. Он знал, что это она. Знал, и всегда поступал одинаково. «Скребешься, как мышь в закромах. Где твоя хваленая шотландская доблесть?» - со смехом любопытствовал Генрих Валуа. «Была предназначена только для моего бестолкового сынка?» - эти слова стояли у нее в горле, словно она сама произносила их. Выплевывала эти мерзости вместо него. - Ваше Величество, - робко поздоровалась Мария, снова чувствуя удушливый аромат постоянно курившихся в покоях иранских опиумных благовоний. - Проходи, - король, вальяжно раскинувшийся в кресле, звучно захлопнул книгу. С минуту они молча смотрели друг на друга. Мария угадывала, благоприятно ли нынче его настроение. А он… его темные глаза были совершенно пустыми. Никакого любопытства, жестокости, иронии, желания, в общем, ничего из того, к чему она успела привыкнуть за почти что четыре года совместной жизни. Стало быть, настроение было более чем отвратительным. Она явилась зря. Сейчас нужно говорить, что пришла пожелать доброй ночи, что захотела увидеть перед сном. Говорить в меру ласково, в меру откровенно. Все должно быть в меру. Да. Говорить, а затем скорее уходить. - Ты дыру на мне протрешь, - фыркнул Генрих, и его жена наконец поняла, что пристально изучает его лицо. Слишком уж внимательно, вызывая тем самым раздражение «возлюбленного». - Простите, я задумалась, - поспешила извиниться Мария. - Мы не виделись несколько дней и я… - Не смогла уснуть, не повидав меня, - с обыкновенным недобрым сарказмом закончил за нее король. - Мне жаль, что вы не допускаете такую вероятность, - обиженно процедила Мария, опустив глаза. Порой это помогало. Она была его женой и напоминала ему об этом. Время от времени. Он чувствовал ее страх, как гончая чует лиса. За много, много миль. Чтобы не показывать его, она притворялась обиженной, порой позволяя себе пожурить драгоценного супруга. Впрочем, никогда не зная, чем это закончится. - Я допускаю любую вероятность, - тускло проговорил Генрих, поигрывая пышным кружевом манжета. – Но не эту, ты права, - он вдруг перевел на нее взгляд, и его глаза опасно заблестели. – Вы скучали обо мне вместе с узницей Венсенской крепости? – он перешел на «вы». Обычно это не сулило разговору ничего хорошего. - Я не делала тайны из своего визита, Ваше Величество, - Мария собрала волю в кулак. Разговор должен был состояться. От этого зависело ее здоровье и способность к деторождению. Ради этого стоило побороться. – Вы знаете, что время от времени я навещаю королеву... герцогиню Екатерину, - быстро исправилась Мария, поймав на себе еще один гневный взгляд. - Не таскайся к ней так часто, дитя, - внезапно подобрел Генрих Валуа, казалось, позабавленный только что снова снятым с Екатерины титулом. – Твоя доброта и благочестие приносят мне истинное удовольствие, как королю и как твоему мужу, - трудно было понять, не издевка ли это. Марии оставалось лишь покорно ждать завершения тирады. – Но тебе нечего у нее делать. Это может быть опасно, понимаешь? – по-отечески пожурил он, заставив жену немного выдохнуть. Он любил говорить о первой жене, Мария знала об этом. Хотя любое упоминание о ней сперва вызывало в нем бурную ярость, которая, однако, быстро проходила, уступая место насмешке и некому оживлению, которое могло длиться часами. Он не интересовался ей, будучи с ней в законном браке. Вернее, Марии так казалось. Теперь же… Она благодарила Бога за то, что никак не могла полюбить мужчину, которого обязана была любить, как подобает хорошей жене. Если бы любовь пришла, она, должно быть, сошла с ума от ревности, чувствуя, что Генрих Валуа все еще принадлежит другой женщине. Женщине, чьим узником он был. Хотя, конечно же, ему все виделось по-другому. Ну и она, Мария Стюарт, имела право видеть иначе. - Гляди, она привыкнет к твоим духам и скоро попросит меня о таких же, - хрипловато рассмеялся Валуа, и его глаза загорелись привычным огнем. - Я как раз хотела поговорить об этом, - осторожно начала королева. - А я думал, ты хотела увидеть меня перед сном, - король холодно ухмыльнулся, порывисто забросив ногу на ногу. - Генрих… Он поднял на нее глаза, и в его взгляде одновременно прочитались удовольствие и раздражение. Мария все еще стеснялась называть мужа по имени, так до конца и не поняв, как он к этому относится. - Снова обещала ей улучшение содержания… от моего имени, разумеется? – король подпер подбородок кулаком. Вопрос был задан, но звучал, как констатация факта. Мария утвердительно кивнула в ответ. – И? – протянул он, разглядывая бархатный сапог, идеально подогнанный под стройную мускулистую ногу. Генрих Валуа был все еще хорош собой. Очень хорош. Мария отмечала это каждый раз, вернее сказать, приказывала себе отмечать. Но чувства не приходили. Сейчас она была только рада этому. Она не особенно удивилась, когда узнала о его ночных визитах в Венсен, все-таки в ту пору король бы не вполне здоров. Однако она и представить себе не могла, что это не надоест ему и по сей день. - Упрямится, - спокойно проговорила она. Генрих криво усмехнулся. – Только ты… вы можете принять такое решение. Какая разница, чего она хочет, а чего нет? – столь же прохладно поинтересовалась молодая королева. - Могу, - король слегка склонил голову набок, - но вопрос – стану ли? - Она нездорова, - твердо заявила Мария, прогоняя вновь подступивший страх. Она скажет, она непременно скажет все. Сегодня. Сейчас. - Я омоюсь слезами, как ты уйдешь, обещаю, - иронично процедил Генрих Валуа, снова взявшись за книгу, давая понять, что разговор его утомил. - Вы посещаете ее, Ваше Величество, - как можно более выдержанно проговорила Мария Стюарт. - И что с того? – бесцветно поинтересовался Генрих, неторопливо переворачивая страницу за страницей. – Ах, вот оно что, - вдруг проговорил он, задержав взгляд на какой-то иллюстрации, словно она дала ему необходимый ответ. – Вы опасаетесь, как бы я не подцепил в тех казематах дурную болезнь, а после не наградил ею Ваше Величество, - он снова звучно захлопнул книгу, отбрасывая ее в сторону. – Не беспокойтесь. Как женщина она совершенно здорова. За этим следят. Мне сказали, что даже еще вполне способна родить. Марии едва хватило воли не осенить себя крестным знамением. - Сохрани нас всех Господь, - словно подтверждая ее мысли, насмешливо произнес король, воздев к небу очи. – Полагаю, вам это было бы неприятно, - он покачал головой. - Или я тешу себя напрасной надеждой, дорогая? Ревности в вас ни на грош. - Сомневаюсь, что имею на нее право, - Мария болезненно покривилась. А на что она вообще имела право? Здесь, во Франции? Здесь ее мечты рухнули. И зачем только она ввязалась в эту авантюру, послушавшись своих дядьев? Старые, жадные до власти мерзавцы посулили ей небо в алмазах. И она, дура, развесила уши. Как ребенок. Порой она чувствовала себя в ловушке, которую сама для себя и подстроила. Все оказалось не так. Она просчиталась. Но отчаиваться было не время. Время было дарить королю наследника. Екатерина здорова как женщина, стало быть, и он здоров. Не такой уж он дурак, чтобы допустить до себя срамную хворь. Он здоров и относительно молод. Все еще могло сложиться. Да, черт бы их всех побрал! Все сложится. - О чем вы говорите там? Во время ваших странных визитов? – вновь поинтересовался король. Странных визитов, ему ли рассуждать об этом? Мария не успела ответить. – Ты веришь ей? – Генрих протянул ей руку. – Веришь, что это я убил своего сына? – его лицо было непроницаемым, таким, как тогда, когда он страдал своими приступами. Четыре года назад. Мария медлила. Чем дольше он на нее смотрел, тем дольше она медлила. - Как бы я могла? – тихо спросила она, едва находя силы разжимать похолодевшие губы. Она верила? Она боялась задаваться этим вопросом, хотя давно знала на него ответ. - Тогда почему она пыталась убить меня? Не бойся, дитя, поделись со мной, - Генрих все еще протягивал ей руку. Сложно было понять, злится ли он, зачем спрашивает все это, что хочет сделать и что сделает в следующее мгновение. - Она была не в себе от отчаяния, - Мария неуверенно подала ему руку, чувствуя, как его горячие сухие пальцы крепко обвиваются вокруг ее хрупкого запястья. - Правда? – Генрих медленно потянул ее к себе. - Она покушалась на меня шесть раз за четыре года. Пока в ее комнате не оставили даже ночного горшка, чтобы она не пробила мне им голову, как пыталась однажды. – Почему я все еще держу ее живой? - Вы жалеете ее, - от чистого сердца солгала королева. - Ты осторожна, я это уважаю, - Генрих обнял ее за талию, усаживая к себе на колени. Она привычно устроила руки на его груди, чтобы они не тряслись так сильно. Они ложились в кровать два раза в неделю. Она знала его запах, его тело, его движения, его дыхание, но он продолжал оставаться чужим, как осеннее предгрозовое небо. Чужим, хмурым и пугающим. Она помнила мягкие руки Франциска, его нежный и светящийся любовью и теплотой взгляд, красиво очерченный, как у матери, рот. Золотые волосы, вечно растрепанные на ветру. Она помнила, но плакать не хотела, обнимая этого взрослого чужого мужчину, которого боялась с самого приезда. Она боялась их обоих. Его и его чопорную, не очень-то расположенную к ней жену. Кого больше, ответить было трудно. В любом случае, родители ее первого мужа являлись ей людьми малоприятными. И как оказалось, не напрасно. - Так ты веришь, Мария? – он говорил ласково и дружелюбно, и от этого становилось еще более не по себе. - Ваше Величество, пожалуйста… я не понимаю, - севшим голосом пробормотала она. – Не понимаю… - Зачем злобный полоумный старик играет с тобой в эту игру, - король тяжело откинулся на спинку кресла, выпустив ее из своих объятий. – Ты хоть знаешь, как я любил его? - Знаю, - ни жива ни мертва прошептала Мария. – Он любил вас еще сильнее, - она почувствовала, как под ней дрогнуло его колено. Зачем она это сказала, Боже? Если он вдруг решит избавиться от нее, как от своего сына, как от Екатерины, даже дядья не сумеют ей помочь. Она почувствовала, как ладони стали липкими. Желание вытереть их о бархатные юбки возрастало с каждым мгновением. «Не бойся его», - напутствовал Шарль де Гиз, крепко сжимая худенькое плечо племянницы. «Но и не будь слишком самоуверенна. Если что-то пойдет не так, мы не сможем поручиться за твою безопасность, девочка. И да, будь с ним поласковее…» «Нам бы всем стоит быть с ним поласковее», - невесело усмехался Франсуа де Гиз, вставая за спиной брата. - Прости меня, я не хотела расстраивать тебя всеми этими разговорами, - мягко проговорила королева, усилием воли беря себя в руки. – И напоминать не хотела, - она хотела бежать. Просто вскочить с его колен и броситься прочь, зажмурившись, закрыв уши, забывая на ходу все то, что приходилось делать. Все то, что пообещала своим дядьям и самой себе. Или наоборот, уткнуться лицом в его грудь, свернуться клубком и уснуть. Спать, спать, спать. Возможно, он окажет ей добрую услугу, придушив ее во сне. Тогда ее страхи закончатся. Ждать было хуже всего. - Вопрос исчерпан? Ты больше не станешь просить для нее лучших условий? – его голос прозвучал из неоткуда. Она уже умерла? Мария вздрогнула всем телом и порывисто прижалась к нему, обвивая руками его шею. - Нет, не стану. Позволь мне остаться сегодня, - она почувствовала, как его сухие губы невесомо касаются ее макушки. Он не отвечал, но и не прогонял.