i'll stand by you

Люцифер со вздохом бросает взгляд на настенные часы, стрелка которых перестала двигаться еще после пятой по счету попытки сдвинуть ее с места глазами, и устало потирает переносицу. Начало первого, а его уже клонит в сон. Стареет. Вздохнув еще раз, он отбрасывает ручку и подпирает щеку рукой, любуясь проделанной работой. Буквы предательски расплываются перед глазами, и ему приходится напрягать зрение чтобы разобрать хоть слово. Мысленно считает, умрет он на десять или на пятнадцать лет раньше положенного, если допьет остывший кофе, кружка с которым манит его к себе последние полчаса — перед Михаилом, который запрещает ждать его допоздна после работы, хочется выглядеть бодрым и полным энергии, только чтобы он лишний раз позлился, принимая поражение в их несуществующем соревновании. Люцифер листает исписанные страницы маминого дневника, которому всецело посвящает последние дни. Пишет все, что в голову взбредет; вспоминает то, что готовил еще подростком — трехлетний перерыв не пошел на пользу, а терять выветрившиеся со временем из головы рецепты, сейчас очень нужные, не хочется. Он и сам жалеет, что не занялся этим раньше, до тюрьмы (готовить он, все-таки, чертовски любит) и увековечить опыт, полученный с годами, лишним не будет. Вдохновение бьет ключом, он зачитывается мамиными старыми рецептами, вспоминает свои собственные, и пишет, пишет, пишет, пусть даже Габриэль посмеивается. Люцифер обещает самому себе, что не даст ее дневнику умереть, а продолжит кулинарное дело — теперь уже их общее. Подсчитывая, сколько грамм соли приходится на чайную ложку, он цепляется взглядом за скомканную скатерть, оставленную в спешке на столешнице, и борется с желанием хлопнуть себя по лбу. Все эти две недели Люцифер хватается за все подряд, порой не все доводя до конца в попытках быть полезным везде и каждому. Он пытается помочь Касу с тригонометрией, в которой не разбирается от слова совсем, и они так и не приходят к чему-то конкретному, потому что зачитываются теоремой синусов, а потом Люцифер вспоминает, что забыл про ужин. Вот и сейчас мятая скатерть с поставленным на ней Самандриэлем пятном от кетчупа, о которой он совершенно забыл, уныло смотрит на него, ожидая, когда же ее застирают. Андри не перестает извиняться за свою неряшливость даже когда Люцифер, поворчав для виду, отправляет его наверх готовиться ко сну, пообещав, что уберет все сам. На глаза попадает мамин дневник, гора грязной посуды, потерявший учебник Кас, которому они вдвоем помогают искать пропажу весь вечер — а испачканная скатерть остается лежать в стороне. Первые две недели были трудными: Люцифер берет на себя практически все домашние обязанности. Он встает раньше всех в доме, чтобы приготовить завтрак, а помимо этого заставить поесть Каса, который окончательно проснуться может только к полудню, а еще — буквально втащить редко завтракающего перед работой Михаила обратно в дом. Для каждого нужен свой подход, но его поиск достаточно окупается. Так, Люцифер узнает, что если приготовить на завтрак оладьи, то Самандриэль будет улыбаться весь оставшийся день, а Габриэль, если дело касается выпечки, обожает помогать ему с готовкой (в процессе он измазывается в муке так, что становится пепельным блондином). После завтрака нужно отправить всех в школу (а особенно упирающегося Гейба в колледж), проследив за тем, чтобы никто не забыл свои шапки, и взяться за обед. Более сложная задача — дождаться с работы Михаила, потому что из-за усталости его не хватает даже на то, чтобы разогреть самому себе ужин, и Габриэля, пропадающего на вечеринках на пару с Бальтазаром или Винчестерами. С ним мороки даже больше, чем с младшими, потому что предупреждать Михаила или Люцифера о том, что он ночует вне дома, он регулярно забывает. Люцифер хлещет кофе литрами, но все это с лихвой окупается тем, что дети начинают к нему привыкать. Вот и сейчас Люцифер сидит, периодически бросая тяжелые взгляды то на часы, то на скатерть. Принявшись за стирку, он может разминуться с вернувшимся с вечерних похождений Габриэлем, который попытается улизнуть к себе в комнату, не получив прежде от Люцифера по шее. Он снова сбежал на ночевку к Бальтазару, не рассказав об этом даже Касу и Самандриэлю. Люцифер сжимает ручку так, что она давно уже должна была треснуть, представляя в этот момент только Габриэля. Люцифер наталкивается взглядом на картофельную запеканку, оставленную Михаилу около микроволновой печи, и сразу же, пока не забыл, принимается писать, перевернув страницу. Рецепт, дополненный внесенными правками, достоин места в дневнике. Не успев даже перечислить необходимые ингредиенты, замирает, услышав звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Хлопает входная дверь, скрипят половицы. Габриэль или Михаил, Габриэль или Михаил, Габриэль или… — Ты чего не спишь? — щурясь от яркого света, спрашивает Михаил. Он заглядывает на кухню чтобы приветственно кивнуть. Люцифер видит, как он, пытаясь снять пальто, путается в рукавах. — А ты где шляешься в час ночи? — Люцифер даже указывает на часы, стрелка которых упрямо бежит к единице. Михаил послушно переводит взгляд на циферблат, сверяется с наручными часами. — Мы с Бартоломью с документацией возились часа два после обычной смены, — он пожимает плечами, мол, ничего такого, что его задержали на лишние пару часов на работе. Михаил — врач, квалифицированный специалист своего дела, но порой Люцифер удивляется тому, каким ограниченным тот становится, когда дело доходит до его собственного здоровья. — Потом Дик заставил нас еще раз обойти пациентов, — буднично продолжает он, на что Люцифер возмущенно разводит руками. — У нас каждую первую неделю месяца так, ничего нового. — Каждую первую неделю месяца? Кивая, Михаил придвигает стул к себе и буквально падает на него. Люцифер же наоборот вскакивает со своего и спешит выставить таймер на микроволновке и разогреть брату ужин. — Вот ебаный Роман, — ругается Люцифер себе под нос. Дика Романа он, наверное, невзлюбил с первого взгляда, в отличии от того же Михаила, который им если не восхищается, то, как минимум, уважает — начальник, все-таки. На Люцифера статус подчиненного не распространяется, поэтому Романа он может материть всеми известными словами за то, что тот задерживает Михаила на работе. Ругается Люцифер недостаточно тихо, потому что Михаил поднимает голову со сложенных на столе рук чтобы взглянуть на брата со всем осуждением, на которое способен. — Что? Мне и при тебе теперь ругаться нельзя? Люцифер ставит дымящуюся тарелку перед ним, и Михаил, вопреки раздражению, мягко благодарит его, заслуживая быстрое похлопывание по плечу. Ждать брата с работы въелось в повседневный быт Люцифера очень быстро. Моменты, когда они остаются одни, напоминает о временах, одновременно сладких и горьких, когда они жили только вдвоем. Он ни на что не променял бы мгновения, когда Михаил, упорно сражаясь со сном, рассказывает ему о том, как прошел его день. — Дети? — коротко спрашивает он, принимаясь за ужин. На долгие, развернутые вопросы и ответы его не хватает, потому что рот занят. Люцифер отвлекается от дневника с рецептами с затаенной в уголках губ улыбкой. Голос Михаила неосознанно становится мягче когда он говорит о детях. — Спят, — кивает Люцифер, не поднимая взгляда, и проматывает в голове события прошедшего вечера. Самандриэль ушел спать, взбудораженный завтрашним прогнозом погоды (обещают первый снег), а Каса в спальню он отправил лично, пообещав, что сам постарается отыскать учебник по истории. Михаил напротив него опасно щурится, неудовлетворенный ответом. — А Габриэль? — Михаил строго сводит брови к переносице. Скорее, утверждает, чем спрашивает. — Он не дома? Люцифер, закусив губу, качает головой. Чертов Габриэль заставляет его чувствовать себя виноватым перед Михаилом. — Да брось, Майк, ему уже третий десяток пошел, не пропадет, — пытается оправдать брата Люцифер. Он толкает колено Михаила своим под столом. Тот поднимает тяжелый взгляд. Он терпеть не может, когда что-то идет не по плану и выбивается из привычного порядка. Габриэль сбегает будто нарочно, чтобы позлить его, бросив Люцифера отбиваться в одиночку. — Не люблю, когда младшие не ночуют дома, — признается Михаил, смягчившись. Люцифер знает, что он проверяет их комнаты каждый раз перед сном, чтобы убедиться, что Самандриэль спит, а не читает под одеялом с фонариком. Он неловко утыкается обратно в дневник, потому что сам и является причиной, по которой Майкл локти кусает, стоит детям задержаться после школы. Люцифер делает еще одну попытку утешить его. — Он с Бальтазаром, скорее всего. — Ты меня сейчас совсем не успокоил, — Михаил активно жестикулирует, используя при этом вилку, и отправляет порцию запеканки в рот. Повисает тишина пока они оба вспоминают тот случай, когда Бальтазар чуть не поджег дом, просто чтобы узнать, как быстро приедут пожарные. Компания не лучшая, особенно для Габриэля, потому что они вполне могли бы еще раз провернуть то же, только чтобы поглазеть на горячих вовсе не от огня пожарных. — Знаешь, — разбивает тишину Михаил, задумчиво выводя узоры вилкой на своей полупустой тарелке. — Я сегодня парня оперировал, — он поднимает взгляд на помрачневшего Люцифера. — Не старше нашего Каса. — Ты на что это намекаешь? — хмурится Люцифер. Михаил как-то скованно пожимает плечами, от чего Люциферу на секунду становится действительно не по себе. — Ни на что. Просто… Жутко это. Люцифер даже не знает, стоит ли ему говорить что-то, что поддержит Майка, потому что тому и так известно, что Гейб себя в обиду не даст. Михаил сам спасает ситуацию. — Его бабуля пообещала, что… как она там сказала? — он задумывается, пытаясь припомнить. — Что затолкает скальпель мне в задницу, если я его не спасу. Люцифер, удивленный внезапной поворотом, хватается за эту тему. — Спас?.. — на выдохе спрашивает он. — Ну, как видишь, на стуле я сидеть могу. Они переглядываются и вдруг одновременно прыскают со смеху. Михаил смеется, подперев щеку рукой, пока воздух в легких не заканчивается. Люцифер смеется скорее от облегчения. Последние недели они стараются забросить конфликты прошлого подальше, чтобы расположить младших к себе. Поэтому откровенным Михаил может быть только тогда, когда они остаются наедине. А сейчас он улыбается, расслаблено и искренне — лучшая награда для Люцифера из всех возможных. — Вау, — на эмоциях шепчет он, отсмеявшись. Михаил, не переставая улыбаться, вопросительно вскидывает бровь, и Люцифер поспешно объясняет, ничуть не смущаясь своих слов. Его брат — герой. — Ты спасаешь жизни, Майк. — Это ведь моя работа, — небрежно машет рукой Михаил, теперь уже в заметно приподнятом настроении. Люцифер хитро ухмыляется, когда тот спешит перевести тему. — Что ты пишешь? — Мамин дневник заполняю. Наследие потомкам. — О, уже планируешь? — Михаил без спросу вырывает книжку у него из рук и поспешно листает исписанные страницы. На первых задерживается чуть дольше, видимо, проникнувшись внезапным воспоминаниям из детства. Люцифер невольно задумывается. Неплохо было бы вложить сюда большую часть рецептов, которые он вспомнит, и еще «изобретет» — раньше вести дневник у него привычки не было. Может быть, когда-нибудь он обучит готовке Каса и Андри, если они этого захотят. — Мне двадцать шесть, а я все еще не пробовал ничего вкуснее ее омлета, — признается Михаил, остановившись на одной из страниц, заполненных еще маминой рукой. Люцифер покидает свое место чтобы заглянуть в дневник через его плечо. — Ну, я попробую приготовить его завтра утром, если ты не сбежишь в больницу, не позавтракав, — Михаил оборачивается после его слов так резко, что ностальгия по ушедшим временам еще не успевает покинуть его улыбку. Он толкает ухмыляющегося Люцифера в плечо, заставляя его отпрянуть, и встает сам. — Ты меня соблазняешь? — Михаил задвигает свой стул, не переставая улыбаться. — А у меня получается? Михаил в ответ на его ухмылку только щурится. Убирая грязную посуду со стола, он жалуется на то, что вчера нашел чей-то учебник у себя под подушкой. Вот и Касова история нашлась, но, скорее всего, объяснить то, как она оказалась у Михаила в кровати не смог бы никто, Кас — в первую очередь. Радуясь тому, что на одну проблему стало меньше, Люцифер не сразу замечает, чем занимается Михаил. — Так, вали спать, — он за плечи дергает Михаила на себя, не позволяя взяться за мытье грязной посуды и шикает, когда тот начинает протестовать. — Все завтра. Михаил сдается только тогда, когда Люциферу удается вытолкнуть его за пределы кухни. — И ты иди спать, — командует он и показательно стучит по циферблату наручных часов. — И я иду, — соглашается Люцифер, послушно выключая свет. Михаил кивает ему в приглашающем жесте и хватается за поручень лестницы. Люцифер, зевая, даже делает первый шаг на ступеньку вслед за ним, прежде чем вспоминает. Блядская скатерть.

***

Самандриэль, будучи единственным в доме, кто умудряется выглядеть свежим и бодрым в такую рань, заставляет Люцифера скрипеть от зависти зубами. Он спускается вниз раньше Каса. Одетый в вязаный рождественский свитер с подвернутыми раза в три рукавами, он похож на пуфик. На вопрос Михаила, не рановато ли еще для празднования Рождества, Андри терпеливо объясняет, что сегодня передают снег, и сезон официально можно считать открытым. К стеклянной двери, ведущей в сад, он прилипает намертво и не реагирует на попытки Люцифера заставить его позавтракать («Я отвернусь, и снег пойдет, а я не могу пропустить этот момент, я поем позже, Люцифер»). Ситуацию неожиданно спасает Михаил. — Как там Адам? — спрашивает он, лениво помешивая свой кофе, и Андри ахает. Позволяет Люциферу усадить себя за стол, пока, задыхаясь, тараторит о том, что Адам одолжил ему свои комиксы, что он классно рисует и еще о куче пустой информации, от которой глаза Самандриэля горят восторгом так, что он забывает о своей тарелке. Люциферу приходится каждые три минуты тормошить его за плечо с ворчливым «ешь, иначе опоздаешь», и на кухне устанавливается блаженная тишина, пока его рот занят. Люцифер за эти пару недель уже успел запутаться во всех этих Сэмах, Кевинах, Адамах и Динах. Поэтому он, схватив и свою чашку со стола, одними губами спрашивает: что за Адам? Михаил, опершись на столешницу и грея руки о свою кружку, неопределенно пожимает плечами, совмещая это с тем, чтобы сосредоточенно кивать на рассказы Андри. Кухня наполнена беззаботным щебетом Самандриэля. Михаил с Касом уже достаточно раз получали от Люцифера за то, что сбегали по утрам на работу и в школу, не позавтракав, сославшись на то, что по утрам у них нет аппетита. И если разобраться с Касом особых усилий не стоит (нужно только следить за тем, чтобы он не ложился спать поздно, чтобы не выглядеть будто с креста снятым утром), то Михаила Люцифер ловит уже на пороге и тащит за собой на кухню чтобы всучить парочку тостов или, если он в хорошем настроении, вообще усадить за стол и не отпускать, пока тот не позавтракает, заставляя Андри тихо смеяться над их шутливыми перепалками. Сегодня же перед его омлетом не смог устоять никто. Кроме, видимо, Габриэля. Люцифер с Михаилом сталкиваются утром около его комнаты. Мрачно переглянувшись, стучат, толкают дверь и ожидаемо обнаруживают только царящий внутри погром и никакого Габриэля. Сегодня Михаил задерживается дома, еще ожидая застать вернувшегося с ночной попойки Гейба. — Я его убью, — через зубы бросает он, сделав глоток кофе. Люцифер опирается на столешницу рядом с ним. Самандриэль, наконец уткнувшись в свою тарелку, после слов Михаила испуганно смотрит на него и Люцифера. — Не надо его убивать, — просит Андри, в одну секунду посерев. Михаил враз смягчается, наблюдая за тем, как тот без аппетита отодвигает тарелку. — Я несерьезно, не будем мы его убивать, — успокаивает он Самандриэля, придвинув его тарелку обратно. — Зато покалечим, — бормочет в кружку Люцифер и заслуживает легкий тычок под ребра от Михаила. Тот пытается вложить как можно больше осуждение в свой взгляд, но улыбка его безбожно предает. Не удовлетворенный таким ответом Андри обеспокоенно хмурится. Самандриэль — самое солнечное создание, если не во всей Вселенной (о чем Люцифер готов поспорить), то в их семье точно. Самый младший, он, естественно, получает больше нежности и поблажек, может поднять настроение любому одним своим присутствием, потому солнцем, кажется, пропитаны каждое его слово и каждый жест. Под веками будто золото разливается каждый раз, когда Андри входит в комнату, наполняя ее своей беззаботной болтовней. И, прямо как и до Каса, шутки до него порой не доходят. В этом весь Самандриэль, маленький, но старающийся заботиться о всех. Никто бы особо не удивился, если бы Андри бросился защищать Габриэля от Михаила и Люцифера. Ругань в доме его удручает, поэтому при нем Люцифер отношения с Михаилом старается не выяснять. — Снег уже пошел? — вместо утренних приветствий спрашивает Кас, сонно зевая. Михаил беспомощно всплескивает руками, Люцифер тяжело вздыхает, спрятав лицо в ладони, потому что Самандриэль, впопыхах схватив свою тарелку, снова припадает к стеклянной двери. Никто уже не пытается его переубедить. Андри даже дождю радуется («После дождя всегда появляется радуга, Майк, это так круто! Почему ты не рад?»), что уж говорить про снег. Зима — его любимое время года. — Должен с минуты на минуту. Кас, не понимая, почему его появление вызвало столько эмоций сразу, осторожно осматривает уставших бороться с Самандриэлевой любовью к мелочам старших братьев. Чуть погодя устраивается рядом с Андри, а Люцифер, все еще неодобрительно хмурясь, вручает тарелку и ему. От ожидания снега и Габриэля их отвлекает звонок в дверь. Михаил, уже успев обрадоваться, уныло отставляет пустую чашку и принимается за грязную посуду. — Он не стал бы звонить в дверь. — Только если это не бригада скорой помощи, доставившая нам Габриэля в алкогольной коме, — делится своей версией Люцифер, пока идет открывать дверь. Он искренне желает увидеть Гейба уже в любом виде, чем сидеть в немом ожидании, наблюдая за тем, как Михаил нарезает круги по кухне, а Андри готовится подорваться в любую секунду, чтобы распотрошить ящик с ножами и спрятать их подальше от импульсивных старших братьев. Как на зло, на пороге только лохматый парень, не смахивающий даже на самого пьяного Габриэля, а Люцифер в таких штуках разбирается. Он осматривает улицу на наличие Гейба, спешащего домой, и, не обнаружив его, собирается разочарованно захлопнуть дверь, прежде чем вспоминает про парня, замершего у них на пороге в ожидании. — Мамочку ищешь? — участливо интересуется Люцифер, оперевшись на дверной косяк. — Не думаю, — лохматый даже в лице не меняется. — Моя мать умерла во время пожара когда мне было полгода. Люцифер моргает, неуютно пряча руки в карманы. — Жалеть не буду. Чего тебе? — Я за Касом, — парень поправляет лямку рюкзака на плече. Под тяжелым взглядом Люцифера он неловко прочищает горло. — Мы учимся вместе, и он просил зайти за ним. Люцифер скептически щурится, мысленно перебирая все имена, которые успел услышать из разговоров детей за это время. — Дин?.. — пробует он, тыча в парня пальцем. Тот отрицательно качает головой с легкой улыбкой. — Сэм. — Черт, так и думал, — ругается Люцифер. Он оборачивается и кричит в сторону кухни. — Кас, тут твой Винчестер! Из кухни раздается грохот и Люцифер зажмуривается, надеясь, что упал не Кас. — Сэм не мой Винчестер! — кричит Кас в ответ. Люцифер игнорируя Сэма, взглядом ищет Каса в глубине дома. Тот одновременно пытается натянуть плащ и украсть несколько тостов с тарелки. — Привет, Сэм! — Да, Люцифер, опять ты все перепутал, — еще с улицы кричит Габриэль. Он проскальзывает в дом, намеренно задев Сэма плечом. — У Каса виды на другого Винчестера, да, Касси? Кас, на секунду обрадовавшись возвращению Гейба, замахивается на него рюкзаком. — О, Михаил, посмотри только, кто вернулся! — Люцифер тормозит Габриэля, схватив его за локоть. Тот икает от ужаса, лишь завидев в дверях кухни хищно улыбающегося Михаила, и пытается попятиться назад, найдя свое спасение в Сэме, в данный момент пытающемся слиться со стеной. Сдав побелевшего Габриэля в руки Михаилу, Люцифер поправляет воротник Самандриэлю и застегивает рюкзак Касу. — Кас! Тронулся в минусовую без шапки? Кас морщится, пока натягивает шапку и наблюдает в зеркало за Самандриэлем, бормочущем что-то об отите, лекцию о котором недавно провел им Михаил. Люцифер выпирает на улицу Андри, Каса и лохматого Адама («Я Сэм!»), прежде пожелав удачного дня; с трудом захлопывает дверь (Самандриэль умоляет его не убивать Габриэля) и, выдохнув, торжественно хлопает в ладоши. На кухне Михаил уже сверлит Габриэля испепеляющим взглядом, прежде усадив его за стол напротив себя. Люциферу одновременно хочется сбежать, потому что злиться Михаил умеет, да так, что себя потом придется собирать по кусочкам, а еще — сбегать за попкорном и устроится на соседнем стуле зрителем. Габриэль неуютно втягивает голову в плечи. Люцифер ему не завидует. Даже сочувствует немного. — У тебя что-нибудь отвалилось бы, если бы ты просто сообщил нам, что сваливаешь? — Слушайте, парни, — Габриэль взглядом находит Люцифера, опирающегося на столешницу. Сдаваясь, он поднимает руки, проигрывая битву в гляделки с Михаилом. — Я, конечно, уважаю то, что вам захотелось поиграть в родителей, но… Люцифер едва не присвистывает, не без садистского удовольствия наблюдая за тем, как щурится Михаил. Гейб сам себе роет могилу. Михаила вывести из себя сложнее, чем Люцифера, зато если получится — можно начинать читать молитвы и паковать чемоданы, и ни в коем случае не пытаться усугубить ситуацию своими комментариями (о, Люцифер пробовал) потому что попытка оправдаться заведомо обречена на провал. — О, ну, прости, опыт научил меня тому, что если брат не приходит ночевать и игнорирует звонки — это плохой знак, — язвит Михаил и Люцифер отворачивается к холодильнику, принимаясь изучать его содержимое с таким интересом, будто не чувствует, как сразу два взгляда сверлят его спину. — Когда я жил в общежитии колледжа тебя не особо волновало то, где я ночую. — Верно. Но теперь ты живешь в моем доме и будешь держать меня в курсе своих ночных похождений. Люцифер, в попытках чем-то занять себя, протирает первый попавшийся под руку стакан. Михаил умеет ставить на место, и Люцифер неловко прочищает горло. Зрелищно. — Дети ведь берут с тебя пример, — вмешивается Люцифер, чувствуя, что не может и дальше оставаться наблюдателем. — Что, если Кас так же слинял бы на ночь, никого прежде не предупредив? Мы бы с ума сошли. Энтузиазм Габриэля тает на глазах. Михаил, согласно кивнув, переводит взгляд с Гейба на Люцифера и обратно, думая о том, как же они все-таки похожи — удивительно, как просто заставить как Габриэля, так и Люцифера почувствовать вину, надавив на единственный их рычаг — младших братьев. Эта мысль неожиданно заставляет Михаила смягчиться. — Ладно, — тяжело вздыхает Габриэль, ухватившись за мелькнувшую перемену во взглядя Михаила как за шанс заслужить прощение. — Извините. Он передергивает плечами, испытывая неловкость от всей этой ситуации. — Мы сидели у Бальтазара, ничего такого. — Ты потрепанный какой-то, — замечает Михаил. Люцифер, отвлекшись на протирание столешницы — спектакль окончен, братоубийством не закончилось — заинтересованно подается вперед, чтобы понять, что там такого Майк увидел в Габриэле. — Конечно, потрепанный, — соглашается Гейб. — Я бухал всю ночь и спал от силы минут двадцать и то, это произошло в то время, когда Бальтазар рассказывал о том, как прошел его день. Под сразу двумя недоверчивыми взглядами он скомкано добавляет: — А еще мне немного прилетело. Он вяло отнекивается и пытается отъехать на стуле подальше от Михаила, который насильно поворачивает его к себе за подбородок и осматривает нездорово красную щеку. Габриэль только ругается, пытаясь вырваться из его хватки. — Кто же знал, что та бутылка была открыта! — жалуется он и сдается, переставая сопротивляться. Люцифер напряженно заглядывает Михаилу через плечо. — Ханна всыпала мне за испорченный ковер, а Бальтазар — за пролитый коньяк. — Серьезно? Люцифер смеется, наблюдая за тем, как Габриэль краснеет еще сильнее. Михаил физически не может продолжать сердиться и сам фыркает от смеха, отпустив Гейба. — Я бы многое отдал, чтобы увидеть это, — признается Люцифер. Михаил напоследок лохматит волосы Габриэлю, который, застонав, прячет лицо в ладони. Люцифер тоже треплет его по волосам. Габриэль красный до кончиков ушей — редко такое увидишь. От Михаила он получил достаточно, смысла дожимать нет никакого, да и Люцифер не стал бы усугублять ситуацию после того, как узнал, что у Гейба уже была веселая ночка с Ханной и Бальтазаром. — Так, я побежал, — Михаил, бросив взгляд на наручные часы, срывается в гостиную, попутно надевая пальто. Люцифер остается стоять в дверном проеме и наблюдает за тем, как тот поправляет волосы у зеркала. Под тяжелым взглядом Люцифера, который он ловит в зеркале, кисло улыбается и завязывает шарф на шее. — Опять поздно будешь? Михаил уныло кивает, коротко вздохнув. — Я правда люблю свою работу. И не смей меня ждать, — приказывает он, прекрасно зная, что Люцифер это проигнорирует и будет ждать его, пусть даже он вернется в пять утра. Михаил заглядывает в кухню, ища взглядом Габриэля, копающегося в их аптечке в поисках парацетамола. — А ты — дуй на пары. — На пары? — тупо переспрашивает Габриэль, роняя найденную пластинку таблеток. — Ты серьезно? У меня голова раскалывается, Майк! — Тебе рецепт прописать? — холодно предлагает Михаил. — Я эту неделю сплю не больше пяти часов в сутки, так что не жалуйся. Габриэль очень правдоподобно изображает рыдания. — Я знаю, что ты уже достаточно прогулял за это полугодие. Вернусь — проверю. — Интересно, как? — язвит Гейб ему вдогонку, уже и не рассчитывая на то, что Михаил его услышит, но тот замирает в дверях. В животах холодеет одновременно и у Габриэля, и у Люцифера, который, в принципе, ни в чем не виноват. — Сделаю вид, что не расслышал, — цедит Михаил через зубы, так и не обернувшись (Люцифер уверен, сделай он это, они с Габриэлем бы потеряли сознание), и хлопает входной дверью. Они синхронно выдыхают. — Завидуешь? — вяло подкалывает Гейб Люцифера, заметив, под каким впечатлением тот пялится на закрытую дверь. — Тебе еще учиться и учиться до его способности убивать взглядом. — Зато получить ты от меня еще можешь, и побольше, чем от Ханны и Бальта, — хмыкает Люцифер, заставляя себя отвернуться. Габриэль роется в холодильнике и шарит по пустым кастрюлям, оставленных на столешницах. — Надо приходить домой раньше или ночевать здесь, тогда и завтрак бы тебе оставили. — Не очень-то и хотелось, — фыркает Гейб и с досадой гремит крышками. — Сам все небось и съел мне на зло, да? — Вообще-то скормил Михаилу, — признается Люцифер. Майк и правда проснулся воодушевленнее чем обычно, и Люцифер открыл для себя, что такой Михаил поднимает ему настроение не меньше, чем солнечность Самандриэля. А еще узнал то, что им можно манипулировать через еду, особенно омлетом по маминому рецепту. Омлет, признаться, действительно вышел охуенным. Люцифер щурится, пытаясь хотя бы примерно представить себе то, как хрупкая на первый взгляд Ханна бросается на Габриэля с кулаками, а Бальтазар неподалеку рыдает над полупустой бутылкой. Люцифер, если честно, понимает. За испорченный ковер и проебанный дорогой коньяк он бы тоже убил. — Нет, серьезно? Ханна? — Завали, Люцифер! — кричит Габриэль уже с лестницы. Люцифер еще долго будет подкалывать его. Через минут пятнадцать спускается он вниз, на кухню, уже в более приличном виде. Люцифер успевает за это время почистить плиту. — Умру в колледже ради тебя и Михаила, ты рад? — Не представляешь, насколько. Люцифер вздыхает, зная, что этого разговора не избежать. Михаил у него в непомерном долгу за это. — Знаешь же, что Майк порядок любит. Чего тебе стоит предупредить его о том, что не ночуешь дома? Я сам забил на все обязательства в свое время, понимаю, но правда. Не заставляй его волноваться. Габриэль недовольно поднимает на него взгляд, отрываясь от шнуровки кед. — Я уже понял, — вздыхает он так, будто тяжесть всего мира теперь лежит на его плечах. — Сегодня я дома, можешь обзвонить Михаила и всех своих знакомых. Только чур сегодня без вечеринок по этому случаю. Люцифер с чувством выполненного долга кивает сам себе, возвращаясь к плите. Габриэль, уже набросив куртку, оборачивается, остановленный внезапной мыслью. — Слушай, — он хитро щурится, сделав несколько шагов по направлению к Люциферу. — Нам нужно собраться и выпить всем вместе. Нет, серьезно. — Если каждая твоя попойка кончается мордобоем, то я, пожалуй, пас. Габриэль цокает языком. — Я угощаю. — Тогда согласен. Не сегодня только. — Эй, ну и почему? — Габриэль уже в дверях разочарованно стонет. Люцифер подает ему забытую в спешке сумку. — Не хочу, чтобы Михаил тронулся окончательно, пытаясь выгнать бухого Бальтазара из дома. Пьяный Бальтазар действительно проблема. В понедельник они пытались вежливо выгнать его из дома втроем и провалились с треском, потому что Бальт повис на Михаиле, отказавшись отпускать его. Как они согласились позволить ему остаться на ночь на диване в гостиной, никто цензурно объяснить не сможет. Только их запасы алкоголя стали меньше на бутылку виски, и все договорились больше никогда не пускать его в их дом. — Ладно, но я ловлю тебя на слове! — Габриэль смеется, видимо, уже и позабыв про головную боль. — Я обязан познакомить тебя с Дином. Он классный парень, правда, под бурбоном начинает нести такую хуйню, что потом краснеем мы оба. Поэтому мы и обожаем бурбон. — Уговорил, — кивает Люцифер, и Габриэль, забыв даже попрощаться, вылетает из дома. Все-таки, иметь такого младшего брата нереально круто. Габриэль умеет заряжать хорошим настроением.

***

— Это вишневый пирог? — Самандриэль тянет ладони к духовке, наслаждаясь теплом. За окном уже начались морозы, зато в доме уютно, особенно в вязаных свитерах, сменивших футболки. Умопомрачительно пахнет вишневым джемом. Люцифер рассеянно кивает, вытирая стол от мучных разводов, и задевает возведенную Габриэлем башню из спичечных коробков. Та начинает опасно крениться. Рассыпаясь в тихих ругательствах, он безуспешно пытается придать конструкции былое величие. Сегодня мороз загнал их всех домой пораньше. Кас читает учебник по физике, то и дело отвлекаясь чтобы взглянуть на попытки Гейба заделаться архитектором и на пирог. Люцифер и сам не без удовольствия принюхивается к едва уловимому аромату свежей выпечки, отдающему прошлым. Андри возвращается на свое место за столом и тормошит Каса за рукав свитера. — Вишневый, Кас, слышишь? — его голос понижается до полушепота. — Это ведь его готовила мама? Люцифер, сгружающий грязную посуду в раковину (Габриэль снова не мог решить, из какой чашки пить малиновый чай, поэтому взял сразу пять), от неожиданности округляет глаза. Он оборачивается как раз в тот момент, когда всех синхронно перетряхивает — въевшаяся семейная привычка. Люцифер сам рефлекторно вздрагивает — это на уровне подсознания. Прошлое осталось на подкорках их сознаний, выжженное отцом, оставляющее горечь на кончике языка каждый раз, когда его ворошат. Инстинктивный страх того, что последует вслед упоминанию матери, который он так старательно вкладывал в них, остается проблемой, Люцифер видит это по тому, как в момент пустеют глаза Габриэля и Каса. Самандриэль же вскакивает, зажимая рот ладонями — до комичного детский жест — и пятится к двери. Люцифер едва успевает поймать его за плечи, прежде чем он покинет кухню. Усаживает обратно и сам хватает стул, не давая никому опомниться и сбежать из комнаты, избежав нужного им всем разговора. Он говорит твердо. — Сидеть. Нам нужно поговорить об этом. И обводит взглядом младших братьев, вжавшихся в свои стулья. Люцифер сжимает кулаки под столом, чтобы унять злость и не напугать их еще больше. Он зол, чертовски зол на отца, который все еще занимает непомерно много места в их жизни даже после того, как пропал. С момента, как умерла мать, на ее имя было наложено табу, запрет, введенный отцом, нарушение которого каралось; больше всего детстве прилетало Гейбу, который в силу возраста не понимал, почему о маме говорить нельзя. Какое отец имел право, какое, черт возьми, право, когда Габриэль! Габриэль, который давно уже не тот перепуганный шестилетка сейчас комкает скатерть с посеревшим взглядом, а Самандриэль жмется к Касу, дрожа от страха, вызванного неосторожными словами. Кастиэль и сам дерганый, готовый сорваться с места в любую секунду. Люцифер вдруг чувствует вселенскую усталость каждой клеткой своего тела — он попросту не представляет, что должно было произойти, чтобы так повлиять на них. Он трет виски, на мгновение зажмурившись, прежде чем понимает. Они думают, что он отреагирует так же, как отец. — Отца больше нет, — Люцифер пытается говорить тихо и мягко, так что им наверняка приходится вслушиваться. — Он больше не тронет вас, слышите? Я не позволю. Младшие все еще молчат, но теперь не так напряженно. Габриэль просыпается от минутного транса и ерзает на стуле; Самандриэль поднимает на Люцифера взгляд и тот внезапно понимает, что нужно говорить. — Я не знаю, что он втолковывал вам все эти годы и не прошу вас вспоминать, — он делает паузу, пока три пары глаз выжидающе сверлят его. — В этом доме мы не будем говорить об отце. Но будем о маме. Взгляд Гейба смягчается. Он шевелится, подается вперед будто хочет сказать что-то, потом осекается. Люцифер мысленно прощается с возводимым с таким трудом доверием, которое он пытался обрести уже вторую неделю, и касается плеча Каса. — Я не вынуждаю вас. Факт, воспоминание, что угодно, связанное с ней — и вы свободны, — Люцифер еще раз внимательно обводит их взглядом с интересом ученого-экспериментатора и останавливается на Касе. — Просто кое-кому в этой комнате, — быстрый кивок в сторону Андри, — вообще не довелось узнать маму. Сделайте это не ради меня. И Люцифер понимает, что попал в самую точку. Кастиэль стойко выдерживает его взгляд, едва заметно кивает — наверняка вспоминает все те моменты, когда они с Андри шептались в детской, то и дело оглядываясь на дверь чтобы успеть умолкнуть до появления отца. Откуда брал сведения Кас, который едва ходить научился когда мамы не стало? Люцифер переводит взгляд на Гейба, убеждаясь в верности собственной теории. Его слова придают решимости не только Габриэлю с Касом, которым напомнили о том, что они тоже старшие братья, но и Самандриэлю. Тот мечется взглядом от Люцифера к Гейбу с Кастиэлем. — Какой была мама? — неожиданно даже для самого себя спрашивает Андри, первым разбивая тишину. И спускает курок. Габриэля трясет так, будто он не разговаривал уже неделю. Следующие полчаса они соревнуются то ли в количестве оглашенных вслух подробностей о маме, то ли в способности перекричать друг друга. В обоих случаях побеждает Габриэль. Люцифер не вмешивается, проверяет готовность пирога, ненадолго выскальзывая из-за стола, хоть и его самого охватывает какая-то волнительная дрожь. Рассказы Габриэля только побуждают его ностальгию по той, другой жизни, полной смеха и печенья с молоком на ужин. Ему нравится просто наблюдать за тем, как Кастиэль и Гейб перебивают друг друга, будто если они не поделятся накопленной за столько лет информацией сейчас, то просто лопнут. Но больше всего ему, наверное, доставляет вид Самандриэля, взгляд которого бегает от Гейба к Касу и обратно так, будто они открывают ему новую Вселенную. Люцифер видит, как у Андри перед глазами складываются мозаикой воспоминания о маме, которую он не знал. Что ж, он и вернулся с благой целью реформатора изменить здесь все и запереть прошлое в ящике Пандоры. Его на улыбку пробивает, ведь даже Кас, тот Кас которому едва два года исполнилось когда мамы не стало, проникается духом соперничества, так и норовя вставить что-нибудь в поток сплошной болтовни Габриэля. У Гейба, вопреки игривому настрою, глаза влажные. — Она пекла лучшее печенье с шоколадной крошкой, которое я пробовал! — А еще читала нам детективы вместо сказок перед сном! — Не забывай о том, что она всегда приносила нам сладкое когда возвращалась с работы, Касси. — И вязала, вы помните, как она вязала? — Кас говорит с лихорадочным энтузиазмом, уже смело обращаясь как к Гейбу, так и к Люциферу. Самандриэлю не хватает блокнота и ручки; были бы — он бы все записывал. Гейб и Кас заходятся в споре о том, фанатела ли мама по Beatles или по Rolling Stones, но Люцифер и не думает останавливать их, хоть они уже и переходят на повышенные тона и личности. — Тебе тогда два года только стукнуло, много ли ты там вообще помнишь? — Достаточно, чтобы помнить, что это ты украл моего плюшевого зайца. — Это… Это был мой заяц, Кас! Люцифер слишком хорошо понимает это чувство: кажется, если ты замолчишь хотя бы на секунду, магия момента пропадет, снова придется вернуться в реальность, вспомнить, что мамы больше нет рядом и забыть, что именно ты с таким азартом доказывал собеседнику пару минут назад. Что-то изменилось. Это были те же Кас, Гейб и Андри, его младшие братья, пытающиеся казаться старше своего возраста: Кастиэль и Габриэль — ради Самандриэля, а тот просто равнялся на старших братьев, но будто сотни маленьких веревочек теперь объединяли их всех в одно целое. Не в семью, нет, Люцифер все еще избегает торопиться с выводами, но теперь они на ступеньку выше, чем были тех же полчаса назад. В их представлении мама была идеальной, талантливой во всем, и плевать, что спор был бессмысленным с самого начала, ведь обожала она Queen, а вязать и вовсе не любила. У связанного ею Люциферу в детстве свитера правый рукав был длиннее левого, но он все еще оставался лучшим подарком, который можно было когда-либо получить. Люцифер не решился бы выбросить его или передарить младшим братьям — слишком дорог и памятен. Так что пусть пылится на чердаке под грудой ненужных вещей, пока он не стащит и не спрячет его у себя под подушкой на одну ночь, и ему приснится жизнь, полная щекотки от маминых волос, пахнущих цветочным шампунем, и вишневых пирогов. Кас и Гейб сияют, и Люцифер не решится разрушить эту иллюзию, пусть он хоть тысячу раз прав. После отца мать действительно кажется ангелом. В комнате становится совсем тепло. Может, дело в духовке, источающей тепло и одурманивающий запах выпечки и ягод, а, может, и вовсе не в ней — никто вникать не собирается. Так и не придя ни к чему конкретному после спора, они лениво растекаются по стульям, думая каждый о своем. Габриэль, правда, каждые три минуты скашивает глаза на духовку, просыпаясь от обволакивающей ностальгии. У Самандриэля щиплет в глазах от переполняющих грудь эмоций и он улыбается, по-детски ярко и широко — Люцифер полмира отдал бы за то, чтобы он улыбался так чаще, пока гранит взрослой жизни не стер ее с его лица. А потом начинает говорить Люцифер, а ему есть, что рассказать — его не перебивает даже Габриэль, видимо, растратив весь свой потенциал. Он знает о ней все, начиная от университета, который она окончила, и до любимого чая — бергамотовый, без сахара. Все слушают, затаив дыхание, мягкие и донельзя восприимчивые в этот момент. — Она была красивой? — ответ настолько очевиден, что потребность в нем отпадает, но Андри все равно получает произнесенное в унисон «Да» на выдохе. Потом пищит таймер духовки, извещающий о готовности пирога, Кас снова принимается за книгу, а Габриэль мучает спичечные коробки — момент разрушен. Но атмосфера остается. Люцифер не может назвать это успехом, но когда Кас просит его помочь разобраться с физикой перед контрольной, внутри что-то обрывается, а потом начинает биться с умноженной в несколько раз скоростью. И пусть Люцифер ничего не смыслит в физике — он досидит с Кастиэлем до трех ночи, разбирая идентичные формулы, а на утро перекрестит и отправит в школу с чистой совестью. — Смотрите! — Самандриэль в восторге скачет на месте и тычет в окно, обращая на себя внимание. Дожидается, пока Кас и Гейб подбегут к окну, напуганные его криком, и прижимается к стеклу, которое сразу же запотевает от его дыхания. — Ну вот, я пропустил первый снег! Андри дуется очень мило. Даже, Люцифер не побоится этого слова, очаровательно. За окном сыпет так, что уже замело дорожки, удивительно, как они за разговором, не заметили этого. Самандриэль, кажется, даже не моргает: Люцифер видит лампочки гирлянд, развешанных на соседних домах, которые отражаются у него в глазах. Андри ловит его изучающий взгляд. — А можно нам на улицу? Люцифер не успевает сделать шаг назад, потому что Самандриэль буквально бросается на него, не давая сбежать или перевести тему. — Люцифер, пожалуйста, — присоединяется Кас, сразу же поддерживая Самандриэля. — Люци, прошу, прошу, прошу! Люцифер бросает попытки ослабить его хватку на своем предплечье, потому что Андри намертво вцепился в его руку, и рассеянно смотрит за окно. Он проиграет эту битву, если Кас захочет активней поддержать Самандриэля. Люцифер устало выдыхает. — Полчаса максимум. Или я сам съем весь пирог. Самандриэль победно визжит уже на лестнице, когда бежит одеваться. Хватка у него, конечно, что надо. — Круто! — Кас улыбается так солнечно, будто сейчас и не середина декабря, и Люцифер не может не улыбнуться в ответ. — А Михаил нам бы не разрешил. И убегает вслед за Андри. Люцифера перетряхивает от ужаса после осознания, что он все-таки натворил. — Вот блять, — шепчет Люцифер. Он, почему-то, в том, что Михаил, если кто-нибудь из младших неосторожно чихнет при нем, лично вытащит его на улицу и повозит лицом по снегу, не сомневается. — Спокойно, Михаил же не твой босс или типа того, — смеется Габриэль, запрыгивая на столешницу рядом. Люцифер предусмотрительно отодвигает остывающий пирог подальше. Они переглядываются с ироничными улыбками «ну и хуйню ты только что сморозил». Михаил может надрать задницу каждому в этом доме, даже Люциферу, особенно если он окажется виновным в заболевших под конец семестра детях. — Это хорошо, — слышит отвлеченный духовкой Люцифер и сперва даже не понимает, что это Габриэль. Тот пользуется тем, что Андри с Касом бегают по дому в поиске шарфов и рукавиц и не обращают на них внимания. — Хорошо, что мы говорим об этом. Люцифер поднимает взгляд чтобы увидеть, как неуютно Гейб комкает край свитера пальцами. — В смысле… это правда нужно детям. Это правильно. Люцифер, натянуто улыбнувшись, толкает его плечом в плечо. — Пожалуйста. Габриэль серьезно кивает. Люцифер знает, что мама все-таки многое значит для каждого из них. Этот разговор был нужен даже ему самому. — А теперь вали на улицу, пока я не передумал. — Ни слова больше! — Габриэль по пути натыкается на стол, но находит в себе силы продолжить свой путь. Из гостиной слышна возня Каса и Андри, которые сражаются за перчатки на диване. — Кас, почему на тебе моя куртка?.. Люцифер и сам выходит за вылетевшими на улицу детьми, небрежно набросив куртку на плечи, о чем сразу же жалеет: морозит нехило. Крыльцо еще не успело замести, и снег искрится в свете наружной лампы, которую они предварительно зажгли. Кас с Габриэлем в обнимку уже валяются в наметенном сугробе. Люцифер нашаривает зажигалку в кармане куртки и на ощупь распечатывает пачку, потому что не может заставить себя оторвать взгляда от детей. Они заражают своей энергией. Самандриэль забрасывает Кастиэля и Гейба снежками потому что те отказываются пускать его в свои объятия. Люциферу чудом удается добраться до изгороди (уже не очень живой, по правде) и не поймать снаряд — во дворе разгорается настоящая перестрелка. Касу все-таки удается зарядить снежком ему в колено и он еще долго ругается, едва не уронив зажигалку в снег. Он мог остаться на крыльце, следя за тем, чтобы младшие не поубивали друг друга ненароком, и уберечь свою спину от неожиданных снежных снарядов, но не может перебороть тайное желание встретить возвращающегося домой Михаила, хоть и знает, что раньше двенадцати тот точно не вернется. Люцифер на самом деле тоже любит, когда дома находятся все. Его взгляд теплеет, когда он цепляется им за фигурку, спешащую домой, как и все другие в такую погоду. Этот клетчатый шарф, который можно узнать из тысячи, Михаил подарил Бальтазару еще до того, как они оборвали связи по настоянию отца. А Ханна, видимо, обожает воровать его одежду. — Какие люди! — Люцифер, так и не успев закурить, прячет пачку обратно в карман. Ханна, плотнее кутаясь в шарф, смеется одними лишь глазами, когда подходит ближе. — Ты — герой дня, цветочек. У Ханны раскраснелись щеки от мороза, а еще волосы припорошил снег, и она кажется ему гораздо младше, чем есть на самом деле. Хотя, возможно, Люцифер пытается убедить себя в этом, потому что в его памяти Ханна так и осталась младшей сестренкой Бальтазара, которая всюду следовала за ним и не слезала с его колен. Габриэль, уже заприметив Ханну, опасно перевешивается через изгородь, сжимая снежок в руке. Выглядит, правда, не очень угрожающе, потому что он где-то потерял одну рукавицу. — Когда твой брат Бальтазар, ты и не такое умеешь, — поучительно объясняет Ханна, косясь на Габриэля, оглядывающегося в поисках злосчастной рукавицы. — Битва была неравной, вы с Бальтазаром объединились! Ханна скептически вскидывает бровь. — Бальтазар был в стельку, поэтому мы были в равных условиях, — она без приглашения обходит заснеженную изгородь и Габриэль щурится. Люциферу даже неуютно становится на долю секунды, поняв, что он — единственное, что сейчас разделяет их двоих. Будто потасовка в детском саду намечается. — Ханна! — спасает ситуацию Кас, не обнаруживший Гейба поблизости. Он прибегает к ним запыханный и раскрасневшийся, со сбитой набок шапкой, которая не способна уберечь его уши от мороза. Поколебавшись секунду, он бросается обнимать Ханну, пусть даже его куртку можно выжимать. Люцифер, Габриэль и Ханна в унисон стонут от отвращения. — Все, не трогай ее, — Люцифер брезгливо притягивает Кастиэля к себе за капюшон куртки и быстро поправляет съехавшую шапку. Ханна отряхивает пальто от снега и подмигивает нахохлившемуся воробьем Габриэлю. — Ханна, давай с нами! — машет им Самандриэль откуда-то из глубины двора. Люцифер оглядывается, чтобы увидеть, как тот ползает на коленях, пытаясь вылепить из снега хоть что-то отдаленно напоминающее шар. Ханна машет в ответ. Только она останавливает Люцифера от того, чтобы вздернуть Андри на ноги и обругать за то, что на холодном сидеть нельзя. Вместо этого они вчетвером наблюдают за безуспешными попытками Самандриэля слепить снеговика. Первым не выдерживает Габриэль, тяжело вздохнув. — Он безнадежен. Ханна тихо смеется в ладонь. — А это идея, — продолжает Гейб, схватившись за предложение Самандриэля. — Предлагаю реванш два на два, беру Андри. Люцифер собирается уже разнять их и отправить Ханну домой, сославшись на то, что в одиночестве Бальтазару лучше не напиваться, когда та, такая же серьезная, как и Габриэль напротив, согласно кивает. — Идет. Но сперва я помогу Самандриэлю построить снеговика. Идея заранее неудачная, потому что сейчас минусовая температура и снег не лепится. Снеговик выходит непропорциональным, сколько Кас и Ханна не пытаются придать ему человеческий вид. У него слишком большая голова, что грозит тем, что снеговик развалится на следующий же день, чем Габриэль не преминул поделиться с остальными. Самандриэль едва не плачет и они успокаивают его целой толпой. Вмешивается даже Люцифер (он просто хочет всыпать Габриэлю за то, что тот обидел ребенка) и дарит Андри морковку, сбегав домой, хотя до этого наотрез отказался давать ее для их снежных игрищ. Перестрелка начинается без предупреждения только из-за длинного языка Габриэля, потому что Ханна с Кастиэлем затаили на него обиду, а Андри сразу примкнул к ним. Спустя минут десять Люцифер, устроившись на ступеньках крыльца, и вовсе перестает различать их, потому что Ханна видимо потеряла шарф, а еще так промокла от снежков, которые успели нагнать ее, что теперь ничем не отличается от таких же мокрых Гейба, Каса и Андри. Пара снежков прилетают и в него, и он время от времени, зажав сигарету в зубах, угрожает поубивать их всех их к чертовой матери, если в него еще раз попадут. Габриэль ожидаемо проигрывает. Объединившихся Каса и Ханну не победить, потому что они — лучшая команда из возможных, к тому же Самандриэль только на первый взгляд кажется тихоней. Поверженного Гейба зарывают в снег. Они все мокрые, с горящими щеками и глазами. Шарф Ханны зацепился за изгородь, такой же грязный и мокрый, как и она сама. Люцифер вообще не представляет, что и Касу, и Ханне в следующем году стукнет по восемнадцать, потому что взрослыми они могут показаться только если не знать их близко. Только несколько людей знает, что на прошлой неделе Кас с Андри едва не затопили дом, пуская кораблики в ванной, а Ханна на днях (по рассказам Бальтазара) не успела подготовиться к контрольной по химии, потому что в обнимку с ним смотрела все части «Один дома» до трех утра. Люцифер отвлекается на закипевший чайник, свист которого слышно даже со двора, раздумывая о том, что Касу уже нужно искать колледж (Михаил как-то случайно обмолвился, что тот хочет пойти по его стопам и поступить в медицинский), и едва не пропускает Ханну, собравшуюся уже сбежать. — Ты куда собралась? В таком виде действительно только ворон в огороде пугать, но Люцифер никогда не решился бы сказать это вслух, потому Ханна все еще остается ребенком и почти что его младшей сестрой. Поэтому он одаривает осуждающим взглядом смущенных Кастиэля и Андри. Чуть не упустили Ханну. — Домой. Греться, — командует Люцифер, и Кас, схватив вяло сопротивляющуюся Ханну под локоть, уводит ее сушиться в дом. С Люцифером выяснять отношения так же опасно, как и с Михаилом, и на это мало кто решается. Они же с Самандриэлем тщательно осматривают двор в поисках потерянных рукавиц и шапок. В одном из сугробов находят Габриэля, который наотрез отказывается вставать и самостоятельно добираться до дома. Приходится волочить его за ногу — ничего нового, в принципе. Дома тепло, а вишней пахнет как посреди майского фруктового сада. Все батареи в доме они завешивают мокрой одеждой; по словам Каса, «немного» развозят грязь в прихожей (Люцифер еще долго ругается). Ханне достаются простые шорты (вроде бы, Касовы) и свитер Самандриэля, который он великодушно ей жертвует. Свитер оказывается губительно действует не только на него, потому что Ханна в нем тоже смахивает на огромный пушистый комок, но принимает его от Андри с широкой улыбкой. Самандриэль очень быстро сходится с людьми просто потому, что никто не может устоять перед его очарованием. Бальтазар познакомил их с Ханной (точнее, только Самандриэля: остальные знали обоих Роше с самого детства) только неделю назад, но Андри уже ведет себя так, будто они знают друг друга целую жизнь. Наверное, поэтому с ним так легко и просто общаться. Люцифер делает какао и нарезает пирог пока они сушатся и переодеваются наверху. Потом кухню заполняют голоса Ханны, Кастиэля и Андри, изредка — угрюмого Габриэля, который все еще дуется. Они греют руки о дымящиеся чашки и едят вишневый пирог. Атмосфера не напряженная, потому что смеются они практически надо всем, вспоминая сегодняшнюю зимнюю «войну». Пробивает на улыбку и Люцифера, и даже Габриэля, которого отогрели, а после заобнимали — и тот поплыл. В конце вечерних посиделок они даже снюхались с Ханной — просто обмывают кости Бальтазару как последние сплетницы. Люцифер, заметив, что Каса начинает клонить в сон, первым вызывается проводить Ханну до дома, хоть ей нужно пройти всего квартал, а желающих проводить ее — вагон. Они крадут зимнюю куртку Михаила (он, глупый, поперся в пальто, проигнорировав наставление Самандриэля). Ханна, укутанная в их одежду начиная со спортивок Габриэля и заканчивая носками Андри, поначалу отнекивается. Ханна тихая и невинная только когда не возит Габриэля лицом по снегу. Люциферу она напоминает Каса так сильно, что кажется его потерянной сестрой-близняшкой. Он отдает ее прямо в руки Бальтазару, выбежавшему встречать ее в одном халате с обеспокоенным «Милая, тебя где носило?». Напоследок Ханна, вернув Михаилову куртку Люциферу, говорит: «Рада, что ты вернулся домой» так, будто они лучшие друзья уже не первый год, хотя в последнем воспоминании Люцифера, связанного с ней, она ему едва ли доходила ему до пояса. С трудом отделавшись от Бальтазара, который попытался затащить его в дом, Люцифер сбегает, оправдавшись тем, что у него еще дети спать не уложены. На улице, помимо снега и уже осязаемой рождественской атмосферы, созданной соседскими гирляндами, по правде говоря, паршиво. Он даже набрасывает на плечи куртку Михаила поверх своей. Хоть украшать дом они даже и не начинали, двор весь в зимних ангелах, которых снег еще не успел замести. Будто какой-то мини-рай. Сами «ангелы», кроме Самандриэля, уже разбежались по своим комнатам. Андри, что-то старательно выводя на бумаге в гостиной, объясняет, что Кас ушел спать, известив их, что если он еще раз в своей жизни увидит вишневый пирог, то умрет. Люцифер не выдерживает повисшей паузы после того, как обошел весь дом, поправив мокрую одежду на батареях. — Что рисуешь? — Приглашение на свадьбу Михаила и Анны, он сам попросил меня, — сообщает Андри, быстро собирая цветные мелки обратно в пенал. Он осматривает проделанную работу с гордостью. — Тебе нравится? Люцифер заторможено пытается понять, кто есть кто, когда Андри, горящий нетерпением, толкает открытку ему в руки. Ему еще понадобится время, чтобы свыкнуться с этим. — Это пока что пробный вариант, — поспешно объясняет Самандриэль, краснея, когда видит, как тень пробегает по лицу Люцифера. Люцифер дергает плечом, прогоняя лишние мысли, и улыбается. — Очень красиво, — глубоко заглядывая Андри в глаза, говорит он. Плевать, что у Михаила отчего-то первый глаз больше второго. Губы Самандриэля растягиваются в улыбке. — Мне нравится. Он врет только отчасти. Открытка действительно бесподобная, сама идея свадьбы — нет. Только Андри это вряд ли поймет, попытайся Люцифер ему это объяснить. — Спасибо! — Андри порывисто обнимает его, уткнувшись куда-то ему в грудь, а потом срывается с места, оказываясь на лестнице. До Люцифера, сраженного его внезапным порывом, не сразу доходит. — Эй, а рисунок? — Оставь себе, я Майку еще нарисую! Дверь Самандриэлевой комнаты хлопает, закрываясь. Люцифер кивает сам себе. Еще раз досадливо смотрит на приглашение, сражаясь с тупым беспомощным желанием порвать его, хоть это и никак исправить ситуацию не сможет, только расстроит Андри. Испытывая глухое раздражение, он, осмотрев комнату, прячет его на самую высокую полку стеллажа. Дети, в том числе и Габриэль, до нее не дотягиваются. — Ты что делаешь? Люцифер подпрыгивает на месте от неожиданности и оборачивается, чувствуя как уши вспыхивают от стыда. Будто на горячем поймали. Габриэль вопросительно приподнимает брови. — Я не… А ты с хрена ли не спишь? — Хочу подождать с тобой Михаила, — объясняет Гейб, все еще подозрительно косясь на него. — Пусть убедится, что я ночую дома. Заодно послушаю, о чем вы, девчонки, шепчетесь, пока мы спим. — Супер, — кивает Люцифер в ответ на его слова. Приглашающим жестом зовет на кухню. — Заодно поможешь мне перемыть всю посуду. Габриэль, уже успев устроиться на диване в гостиной, устало стонет, уже жалея о поспешно принятом решении. Люцифер понимает. Габриэль чувствует вину и хочет, чтобы Михаил лично убедился в том, что сегодня Новаки ночуют в полном составе, и не собирается выяснять с ним отношения, доказывая свою правоту. — Ты неплохая домохозяйка, — отвешивает Гейб комплимент, рассеянно переключая каналы и краем глаза наблюдая за тем, как Люцифер моет полы в прихожей. Он пару раз пытался затащить его к себе на диван смотреть идиотское реалити-шоу, но провалился. Люцифер попросту не хочет, чтобы Михаил вернулся и застал беспорядок. — Я — охуенная домохозяйка. Габриэль не досиживает и до полуночи. Начинает засыпать под аккомпанемент кулинарного шоу, в котором не смыслит от слова вообще. — Слабак, — смеется Люцифер, расталкивая его, от чего Габриэль чуть не падает с дивана. Он еще долго ворчит, пока карабкается (по-другому и не назовешь) наверх в свою комнату. К счастью, завтра выходные, и они все наконец-то выспятся. Половицы в прихожей скрипят только в начале второго. Люцифер за это время успевает составить список продуктов, которые нужно купить (завтра он схватит в охапку Самандриэля, подкупленного обещанной коробкой хлопьев, с утра пораньше и уйдет в магазин, дав Михаилу поспать) и обматерить бредовое кулинарное шоу, которое Габриэль намеренно забыл выключить, зная, как Люцифер падок на подобное. Возвращение Михаила его подбадривает, хотя он уже дважды едва не заснул (у диктора слишком успокаивающий голос). У Михаила кажется в снегу даже брови, про пальто можно даже ничего не говорить — оно за день успело поседеть. При виде Люцифера он сразу же мрачнеет. — Я же велел не ждать меня. — С каких пор я тебя слушаюсь, Майк? — улыбается Люцифер в ответ на то, как Михаил хмурится. Ох, эти три минуты стоили того, чтобы бодрствовать до часу ночи. Он сбегает в кухню разогревать Михаилу ужин, слушая, как тот снимает пальто и тихо ругается, видимо, увидев свое отражение в зеркале. Люцифер, поставив таймер на микроволновке (с вишневым пирогом, Михаил обязан оценить его), бросает быстрый взгляд за окно. Метель прекращаться и не планирует. Он борется с неожиданным детским желанием прижаться лицом к стеклу так же, как и Кас с Андри до этого. Наверное, это Михаил так действует на него: все-таки, он — старший, и с ним можно подурачиться. — Черт, Майк, — Люцифер повышает голос достаточно, чтобы Михаил мог его услышать, не разбудив при этом детей. — Плевать, что ты скажешь, но мы обязаны отпраздновать Рождество. Ему вдруг становится донельзя совестно, потому что Рождество — семейный праздник. Люцифер не уверен, что имеет право просить об этом, потому что про них семья — все еще слишком громко сказано. А еще Михаил ничего не отвечает, подтверждая худшие Люциферовы опасения. — Знаешь, как эти типичные семьи тупиц, с кучей подарков и елкой. Атмосфера предвкушения его будоражит, если опустить то, что Михаил вправе послать его к черту, и вполне заслуженно. Рождество, наверное, единственный день в году за время, проведенное в отцовском доме, не омраченный плохими воспоминаниями. Отец становился добрее и внимательнее к ним — святой человек. Люцифер ненавидел его за это еще больше, потому что наивные Кас и Андри на это неизбежно велись. — На выходных дом украсим, найдем елку, гирлянды, омелу… Хотя нет, без омелы, — поспешно исправляется Люцифер. С Бальтазаром целоваться никто не хочет. — Чего молчишь? Впервые хочется сделать все правильно, может, так же, как и тысячи примитивных семеек, разбросанной по всей планете. Правильно ведь не означает плохо. Люцифер понятия не имеет, как они справляли Рождество до этого, пока он отсутствовал, но по тому, что Андри и Кас даже не заикаются о нем, хоть двадцать пятое декабря близится, и забыть об этом невозможно, он понимает, что, скорее всего, воспоминания у них не самые лучшие. — Блять, не делай это еще более неловким, чем оно есть, — Люцифер не обращает внимания на пищащую микроволновку. — Ты что, обиделся? Майкл! Люцифер даже злится немного. Что стоит ответить, прекрасно зная, с каким трудом у него получается быть откровенным? Он возвращается в гостиную с твердым намерением пнуть брата посильнее и обмирает. Михаила, потерявшего ботинки по пути, хватает только на то, чтобы доползти до дивана. Он даже не успевает вытащить правую руку из рукава пальто. Люцифер задается вопросом, как вообще можно уснуть в такой неудобной позе и на ватных ногах подходит ближе, враз растеряв всю свою решимость. Не отказывает себе в желании взлохматить брату волосы, влажные после прогулки под снегопадом. Прежний Люцифер скорее бы рассмеялся и разбудил Михаила, чтобы несколько следующих лет припоминать ему этот случай. Сейчас он, рассеянно продолжая ласку, борется с тем, чтобы не упасть на диван рядом. Черт, бедный Михаил. Он шевелится только тогда, когда Люциферу, взявшему себя в руки, удается снять с него шарф и наконец справиться с пальто. Что-то ему подсказывает, Михаилу не впервой так отключаться. Тот вздрагивает, разбуженный прикосновением. — Есть будешь? — вырывается у Люцифера от того, что молчание затягивается, а Михаил продолжает смотреть куда-то сквозь него, не в состоянии сфокусировать свой взгляд. Ему, по правде, не хочется разрушать магию момента, хрупкого и интимного. Сонный Михаил и диван вызывают у него сонливость, забивающуюся в легкие и под веки. Люцифер тоже чертовски устал, набегавшись с Касом, который шмыгал носом весь вечер после их снежной перестрелки: он напоил его таким количеством какао и чая, что тот уже должен был лопнуть. Михаил не в состоянии даже отрицательно покачать головой. — Я спать хочу, — Люцифер видит, как он прикрывает глаза на мгновение и с трудом снова открывает их. — Очень. Люцифер задыхается, забыв сделать глоток воздуха. — Идем. Он не помнит, как справляется с заданием встать с дивана. Помнит только то, как дергает Михаила на себя за талию и добирается до лестницы. Майк не прекращает бормотать вялые извинения за то, что он так расклеился, в перерывах между зевками, до тех пор, пока Люцифер со злостью не целует его в висок. Михаил замирает на предпоследней ступеньке, переваривая это, и Люциферу приходится приложить еще больше усилий чтобы довести его до его комнаты. Туда он Михаила практически вталкивает. Планировку дома Люцифер уже успел запомнить, но все еще опасается однажды перепутать комнаты (особенно в темноте и с шумно дышащим в ухо Михаилом). И понимает, что, блятьблятьблять, это не та комната только тогда, когда брат падает на кровать. Это комната Люцифера. — Вот же сука, — бормочет Люцифер, наблюдая за безуспешными попытками сонного Михаила избавиться от ремня собственных брюк. Он, тяжело вздохнув, помогает ему (Люцифер возненавидел бы себя еще сильнее, если бы сказал: «Майк, подъем, я, придурок, который рефлекторно перепутал наши спальни», потому что Михаил, кажется, уже и забыл про его присутствие в комнате). Справляется и с пуговицами рубашки, расстегивая которые, засыпающий Михаил сломал бы себе мозг. Габриэль, который завтра наверняка первым узнает, что Люцифер перепутал их комнаты и будет шутить на эту тему, пойдет нахуй. Люцифер уже успел свыкнуться со своей комнатой и кроватью. В голову закрадывается абсолютно дикая мысль завалиться сюда же (вообще-то, это его кровать, а если Михаил начнет наглеть ночью, Люцифер вправе столкнуть его). Желание появляется в тот момент, когда он натягивает свое одеяло Михаилу, уткнувшемуся в подушку, на плечи, буквально чувствуя это мягкое домашнее тепло. Поэтому и задерживает прикосновение непозволительно долго. — Я у тебя посплю, — непонятно зачем оправдывается Люцифер, зная, что Михаил его уже не слышит. Он шумно выдыхает в подушку и его плечи расслабляются. Завтра все постельное Люцифера будет пахнуть Михаилом. — Спокойной. Люцифер убьет любого, кто попытается завтра нарушить тишину в доме, пусть то телевизором или ревущими колонками — Михаил обязан проспать как минимум до обеда. Он, прежде свернув братову рубашку и брюки, прикрывает дверь и спускается в кухню. С досадой прячет зря разогретый ужин (вряд ли вишневый пирог удастся спрятать от рыскающего в холодильнике в половину седьмого утра Габриэля), выключает свет и убегает в душ. Комната Михаила мало чем отличается от Люциферовой. Строгая и чистая — в этом есть и заслуга Люцифера тоже, потому что поддерживать порядок — его обязанность, но в отличии от того же Гейба, которого невозможно заставить сохранять порядок в комнате дольше пяти минут, Михаил за своей спальней следит самостоятельно. Убирать у него в комнате одно удовольствие. Люциферу даже становится жаль разрушать эту идиллию, когда он откидывает одеяло с кровати. И у него грудь вдруг взрывается эмоциями. Люциферу с трудом вообще верится в то, как они все-таки повзрослели. Михаил спасает людей, обеспечивает семью (нет, Люцифер правда гордится им), а теперь еще и… женится. Люцифер кривится, кутаясь в одеяло. Взросление ушло не в ту степь. Через несколько месяцев это Анна будет укладывать Михаила спать, прежде дожидаясь его до рассвета. Конечно, это награждает его недосыпом, истощающим их запасы кофе, дарит головную боль, но стал бы он что-то менять, если бы представилась возможность избавиться от готовки и ежедневного мытья горы посуды? И Люцифер понимает, что нет. Ни за что, мать его, на свете.