Наказание для двоих

      Снова эта нелепая игра в притворство. Заганос ждал за небольшой ширмой переодевшегося министра. Ничего в его образе не выдавало слабость и лишних эмоций. Всё было, как и всегда, словно ничего между ними не изменилось и измениться не способно.              − Всё-таки вы ужасный человек, господин, несмотря на случившееся настояли на этом мероприятии, −заметил Луис, поправляя нашейный платок.              − Не вижу причин его отменять, тем более, вам стало заметно лучше.              − Но не благодаря вам.              Заганос почти довольно усмехнулся:              − И как вам только удалось настолько сблизиться с моим генералом? Знаете, если бы не обстоятельства, то я начал бы ревновать.              − Да вы шутите, однако?!              Я бы не хотел ни вашей компании, ни чьей-либо другой. Вы превратили мою жизнь в кошмар, вы оба, я никогда вас не прощу…              − Хм, роль невинной жертвы вам не к лицу, или забыли кем являлись до того, как попали ко мне в плен?              − Уверен, такого не заслужил даже я.              − Вы в этом действительно уверены?              − Тогда чего, по-вашему, заслуживаете вы сами?              − Я ничем не лучше, признаю.              − Вы закончили? До сих пор поражаюсь вашей стеснительности. Могли бы примерять одежду и при мне, чего я там у вас еще не видел?              Луис вышел к Заганосу из-за ширмы одетый в белое. Не особо охотно посмотрев на себя в большое зеркало, мужчина недовольно заметил:              − Хотите, чтобы я пошел в этом? Белый не мой цвет.              − Помнится, вы же предпочитали носить белые перчатки.              Давно хотел посмотреть на вас в белом и замечу, вам идет, не понимаю, о чем тут можно вообще переживать.              − Хах, сейчас я похож на призрака. Недобитый злобный призрак ненавидимой вами империи, мне почти нравится ваше чувство юмора, если бы вы не желали выставить меня на посмешище.              − Мне незачем делать это.              − Я ваш трофей, которого вы используете самым грязным образом из возможных и хотите, чтобы все об этом узнали.              − Вы стали слишком подозрительным, раньше я за вами этого не наблюдал. Никто не посмеет вас ни в чем обвинять. Да и разве раньше вас заботило чужое мнение? При дворе бывшего императора у вас была не самая лучшая репутация.              − То, что вы задумали похоже на наглый фарс, дайте угадаю, хотите унизить не только меня и Балт-рейн, но и ваших бывших союзников?              − Министр, я хочу разрешить наш конфликт, и поэтому новый мир для Балт-рейна станет не столь ужасен. Вы так и не посмотрели составленный мной договор, вот, прошу, ознакомьтесь. — Заганос протянул Луису аккуратно сложенный сверток. Нехотя приняв бумагу, первое, что сделал Луис изумленно посмотрел на султана:              − Что это такое, господин султан?              − Так и думал, что вы оцените.              − К чему такая щедрость? Вы же ненавидите Балт-рейн.              − Но не вас, это же ваш день рождения, и мой вам подарок.              − Я не приму его, тем более, от вас. Это слишком, признайтесь, что за спектакль вы задумали?              − Спектакль? Это же больше по вашей части.               Нет никакого подвоха. Почему бы вам просто мне не довериться?              − У меня нет выбора, Заганос, я всё равно должен буду принять участие в вашем мероприятии, хочу я того или нет.              − Я надеюсь, вы хотя бы сегодня получите удовольствие.              − С вами я уже успел позабыть о нем.              − Хаха, смотря что вы имеете в виду.              − Нет, Заганос, можете даже не продолжать, − султан положил руку на плечо министру. — И, пожалуйста, уберите руку. — На этот раз Заганос великодушно послушался, сухо замечая:              − Вы зря переживаете.                     Мероприятия по случаю празднования победы Турции в Великой Румерианской войне начались еще с утра, во дворце была уйма народу, приехали правители стран-союзников со своей свитой, охраной. Махмуту удалось снова увидеть людей, с которыми благодаря недавней войне ему таки удалось сблизиться.              Не стоило и сомневаться, настроение у союзников было очень даже скептическое по отношения к Заганосу. Союзники, получив явную прибыль благодаря войне и поставкам, успевшие попривыкнуть к роскоши трофеев, сейчас начали терпеть одни убытки. Заганосу нравилось настраивать одних против других. Таким, нехитрым образом у него довольно быстро получилось поставить всех новых правителей стран-соседей от себя в зависимость.              Конечно же, все всё понимали и были недовольны, но и открыто выступить ни у кого не хватало духу. Махмуту приходилось лавировать, иначе последствия могли стать весьма трагичными для многих участников мероприятия.       Заганос убрал всех недовольных централизацией власти и его личной деспотией из Дивана. Теперь − это уже был законосовещательный орган, который мог лишь давать султану обоснованные советы по некоторым политическим вопросам.              Желая максимально обезопасить себя Заганос отдал важные должности людям, обязанным лично ему своим возвышением, бывшие шпионы получили хорошие места в новом правительстве.              Единственный, кто у Заганоса до сих пор вызывал некие опасения был Махмут. Генерал Беркут имел слишком много влияния на союзников, да и отлично понимал, как работает шпионская сеть султана. Он был даже сейчас незаменим как союзник и опасен как враг, опаснее его Заганос считал только министра Луиса.                     Белая одежда подчеркивала бледность и болезненность, но Луис и без этого держался неуверенно, кажется, он ждал какого-то подвоха или же предательства, а может он боялся снова увидеть своих соотечественников?              Балтийцев не было при дворе султана по понятным причинам, а над выжившими пленниками издевались новые хозяева, тех, кого помиловал Заганос отдали в рабство пашам, и прочим знатным особам, кто явно желал лично поквитаться с представителями ненавистного народа. Луис об этом прекрасно знал, как и о том с какой ненавистью, должно быть, сейчас на него глазеют представители турецкой элиты.              Любой бы и не особо проницательный человек мог догадаться кем он приходится турецкому правителю. Его раздражал не только цвет одежды, но и ее фасон, этот образ не был каким-то откровенным или, тем более, пошлым. Напротив, белый костюм выполненный в европейском стиле смотрелся очень хорошо. Но…              Луис покрутил в своих длинных изящных пальцах бокал красного вина, недовольно вздохнул и под изучающе любопытные взгляды поставил его обратно на стол. Не хватало ему только сейчас напиться. Заганос не приносил Луису вино сначала по причине того, что вообще не заботился о питании пленника, а затем алкоголь совершенно не сочетался с лечебными снадобьями. Да и в Турции не было принято много пить, отличное вино было во дворце в основном для иностранцев.              Луис понимал, что давно не пил и если выпьет сейчас, то обязательно захмелеет. И всё же, какая разница? Будет ли он пьян или трезв, итоги этого мероприятия для него никак не изменятся. Заганос заставлял его быть рядом, и Луису пришлось видеть всю турецкую элиту и турецких союзников.              Нужно было просто играть роль, снова притворятся, как же давно он этого не делал. Впрочем, Луис видел, что другие ненавидели Заганоса не меньше, у некоторых притворство выходило так плохо… Только вот Заганосу и одного страха хватит, чтобы утвердить своё превосходство.              Ничего не меняется. Лишь политическая сила сменила полюса, в Румерии теперь появилась другая империя, возможно, даже более опасная чем Балт-рейн, несущая угрозу странам-соседям.              Хочется уйти, притвориться, что ты никого не видишь и ничего не замечаешь перед собой. Луис тяжело вздохнул, оглядываясь на Заганоса, не похоже, что султан недоволен, он, как и всегда чувствовал себя уверенно, его манерам были присуще холодность, надменность и безразличие.              − Как самочувствие? Слишком уж вы бледный, − заговорил с Луисом султан, когда очередные гости от них немного отошли.              − Вам стоит беспокоится не обо мне. Ваши бывшие союзники, похоже, вами совсем недовольны, воспользовавшись мероприятием они могут заключить ненужные вам соглашения. Иметь с кем-то дружбу всегда риск предательства и ненависти.              − Они понимают, что теперь им некуда деваться и другого выбора как принять любой мой каприз у них сейчас просто нет. Их страны еще недостаточно оправились от последствий междоусобиц и тягот участия в Румерианской войне.              А вот и твой Балт-рейн, надо же опоздали. Но император теперь дама и можно сделать ей поблажку. Или нет? Она даже не думает скрывать свою ненависть ко мне и ко всем здесь собравшимся.                     «Если бы на начало Великой Румерианской войны императором была она, нам ни за что было бы не выиграть. Похоже, мне повезло. Значит победить Балт-рейн стало чем-то вроде исторической справедливости».              − Турецкий султан собственной персоной, ну надо же, признаю, не думала, что увижу вас так скоро. Лучше бы нам встретится на поле боя.              − Император Балт-рейна, для этого я и пересмотрел условия мирного договора, Турция не намерена больше воевать с Балт-рейном. Полагаю, с вас достаточно понесенных убытков.              − С нас или с вас? Признайтесь, вы просто боитесь реванша? — издеваясь заметила Леледерик, говоря довольно громко, вызывающе. От нее исходила агрессия, она нисколько не боялась ни Заганоса ни турецкую армию ни уяндир, в ней была какая-то пугающая жизненная энергия, требующая новых разрушений.              Ее угрозы были не такие уж и безосновательные. После последней битвы за турецкую столицу ущерб был огромен, туркам тогда буквально чудом удалось отбиться.              − Мне незачем бояться Балт-рейн, ваша страна на грани распада, а вы вместо того, чтобы думать, как уберечь то, что еще от нее осталось, мечтаете о реванше.              − А ты еще самодовольнее, чем я себе представляла, − Леледерик дерзко оглядела Заганоса с ног до головы. Роскошно расшитая классическая султанская одежда, его высокомерный пренебрежительный взгляд, в котором виднелось нечто вроде насмешки. Заганос выглядел хозяином всего, и ему шла эта роль, Луис болезненно, не без очевидной грусти, улыбнулся.              «Леледерик, нам не победить. Ни сейчас, ни потом… у нас был хороший шанс, но мы его упустили».              Казалось бы, только сейчас увидев Луиса, император удивленно вскинула бровь. Она будто не сразу даже его узнала.              − Министр Луис? Плен совсем не пошел тебе на пользу, как я погляжу. Не представляешь сколько дел скопилось за время твоего отсутствия. Раньше я даже не представляла сколько всего делал лично ты, теперь вынуждена признать, что часто была к тебе несправедлива.              − Я должен вас поздравить, вы стали императором, герцогиня, жаль, что при таких трагичных для Балт-рейна обстоятельствах.              Луис в знак уважения поклонился, хотя конечно по всем правилам придворного этикета он должен был приклонить колено. Его поведение могло оправдать только совместное заговорщическое прошлое с герцогиней.              − Господин султан, позвольте нам поговорить наедине. Уверяю, это не займет много времени. − Луис даже и не заметил насколько униженно прозвучала его просьба, но вот Леледерик сразу обратила на это внимание и сделалась несколько ошеломлена.              − Хорошо, − Заганос кивнул находившейся рядом с ним страже.              − Этого не требуется, − умоляюще посмотрев на султана добавил министр.              − Если вы так решили, то я оставлю вас вдвоем ненадолго.              − Что это было? — не без гнева удивилась Леледерик, буравя Луиса испепеляющим взглядом. — Ты теперь отчитываешься перед турецким султаном?              − Я здесь пленник, если вы не заметили.              − Не похоже, чтобы с тобой плохо обращались. Признаюсь, увидев тебя я была просто в шоке. Не пойми неправильно, я рада, что ты жив… Но, если узнаю, что ты предал Балт-рейн, собственноручно тебя убью!              − Хорошо, − быстро согласился Луис, нисколько не раздумывая над ответом. — Это теперь ваше право, вы император, а я ваш подданный.              Ответ министра поразил ее еще больше покладистого поведения с Заганосом.              «Почему? Что с тобой стало, Луис?»              − Я понимаю ваш гнев, ваше императорское величество, только вот предложение турецкого султана стоит рассмотреть. Новая война с Балт-рейном Турции сейчас невыгодна, можно этим воспользоваться…              − О чем ты говоришь, Луис?! Этот ублюдок наверняка что-то задумал, я не позволю ему творить что вздумается, пусть даже не надеется на то, что подпишу чертову бумагу!              − Признаюсь, я тоже искал подвох, но его нет, это просто блажь турецкого правителя.              − Ни за что в это не поверю. В любом случае, почему ты до сих пор здесь? За все время даже не попробовал отсюда сбежать, ты же мог воспользоваться тем, что осталось от Роторма, попытаться связаться с нами…              Что с тобой стало? Ты сам на себя не похож.              − Если бы я и попытался, у меня ничего бы не вышло. Заганос же не идиот, его обдурить не так-то просто.              − Но возможно! Раньше ты был куда более решителен.              − Ну прости уж, всем свойственно меняться.              − Ты словно трус, ищущий себе оправдание.              − Можешь считать меня кем угодно. Только, ты же пришла сюда не за этим. Тебе нужно просто подписать мирный договор и постараться не провоцировать Турцию, хотя бы самое первое время. А это будет сделать несложно. Понимаю, это противоречит твоей гордости…              − А, значит, твоей гордости, это не противоречит? Ты помнишь ради чего всё начал? Министр?! — Леледерик была явно в опасном гневе, надвигаясь на мужчину с обвинениями, − на этот раз стражники, стоявшие поодаль отреагировали сразу же. Министр сказал им что всё в порядке и у императора просто такой горячий темперамент, да и он заслужил ее гнев.              − Что Заганос с тобой делал всё это время? — спросила Леледерик, но уже чуть спокойней, хотя, её голос уже выдавал, правда, ещё не до конца осознанное презрение. − Он тебя пытал? Или может… − её вдруг осенила неприятная мысль.              − Он тебя трахает, − это уже был не вопрос, а утверждение, выплюнутое с очевидной ненавистью.                     Министр почувствовал себя ужасно, хотя он и знал, что Леледерик всё обязательно поймёт и выкинет нечто подобное.              − Что такое? Стал его шлюшкой ради Балт-Рейна, или что-то в подобном роде? Вот чем ты сейчас здесь занимаешься? Ответь мне, Луис!!! — кажется, она сама того не замечая, перешла на крик. − Так вот почему на тебе такой роскошный наряд, и как я сразу всё не поняла?! Этот ублюдок хотел, чтобы все видели и все знали… как низко ты пал.              − Какое тебе до меня вообще дело, Леледерик?! Выполняй ту роль, которую на себя возложила, а я…буду выполнять свою…              Хлёсткая пощечина, и министр почувствовал боль от падения. Уже оказавшись на полу, он потирал сильно покрасневшую щеку.              Дворцовая стража тут же их обступила, подошли и другие балтийцы, казалось, не было в зале никого, кто бы не обратил на это внимание. Тут же подоспели встревоженные Заганос с генералом Беркутом. Это, определенно, был скандал.              Министр хотел было сразу подняться, но почувствовал, что не может. Последствия жестокого насилия до сих пор давали о себе знать. Было отвратительно больно, неприятно, и, конечно же, крайне унизительно. Леледерик была на него зла как никогда. Впрочем, он ее понимал, он ведь тоже себя уже давно ненавидел.              − Я подпишу договор, а то, получается вы зря старались, ублажая турецкого султана в постели, − Леледерик с гневным презрением смотрела на министра сверху вниз. — Упали всего лишь от одной моей пощечины, не думала, что вы такой слабак! Пытки вы бы не вынесли, и вот, решили пойти иным путем?! − она смотрела на него вызывающе, желая унизить ещё больше, но вдруг заметила то, что заставило ее внезапно перемениться в лице.              Леледерик увидела, что в глазах министра блестели слёзы, хотя он и старался сначала их не допустить, а потом спрятать от окружающих. Но даже так, пара слезинок уже стекала по его слегка впавшим, похудевшим щекам. Никогда раньше она не видела, чтобы он плакал. В каких ужасных ситуациях они не оказывались, он всегда искал выход, и обычно обязательно находил. Но чтобы он плакал?! Она не допускала это ни в каком качестве.              «Луис, и почему ты до сих пор не поднялся? Ах да, ты же пытался… Что?! Пытался, но не вышло? А эти, твои слёзы, отчего мне стало вдруг так сильно тебя жаль?                     Ты же пойдешь на всё ради Балт-рейна, станешь кем угодно лишь бы реализовать собственные планы — даже примешь на себя роль злодея, хотя человек ты в общем-то неплохой, уж мне ли не знать…              Но теперь, ты стал его…жалкой игрушкой, подстилкой…»              Заганос уже стоял рядом, его сухое безразличное ко всему лицо очень сильно изменил гнев, конечно, окружившая их шокированная толпа, видя такую необычную ошеломившую многих реакцию всесильного султана пыталась сделать вид, что ничего не произошло, и люди быстро начали расходиться из-за соображений собственной безопасности. Но Леледерик не было ни до кого дела, в эти мгновения она не воспринимала чужих угроз, потому как, её полностью поглотили собственные, неприятные мысли. Махмут помог министру подняться. Луис ощутимо дрожал, генерал почувствовал это сразу же, стило ему только прикоснулся к балтийцу.              Делегацию балтийцев со всех сторон обступила стража, не позволяя покинуть зал. Других же гостей в зале уже практически не осталось. Заганос захотел, чтобы балтийцев арестовали, и даже готов был вынести им суровый приговор, вот только взглянув на Луиса, сразу сделал для себя важный, совсем неутешительный вывод.              После этого Заганос сообщил, что делегации Балт-рейна лучше всего в скором времени покинуть дворец. Заметив, умоляющий взгляд Луиса обращенный на него, Заганос решил в очередной раз смягчиться:              − Пусть сначала подпишут бумаги, − согласился Заганос, с так и не озвученной просьбой министра.              Леледерик грубо схватила договор и поставила подписи на двух экземплярах, один из которых швырнула Заганосу.              − Надеюсь, теперь ты доволен. − Ее взгляд остановился и задержался на министре, а он опустил свой, словно признавая бесконечную перед ней вину. Она поняла, что совершила ошибку…              Луис же всё-таки премьер-министр Балт-рейна, хоть он сам так и не захотел признать ее своим императором. К тому же, он долго пробыл в плену, и кто знает, как он дошел до такой жизни.              Леледерик тяжело вздохнула, удаляясь. Пожилой генерал, с неким веселым, и как ей показалось, крайне неуместным, укором, сказал:              − Вы всё-таки устроили скандал, ваше величество, император.              − Смотрю, ты и рад.              − Ну что, вы, как можно…              − Знаю, что ненавидишь нашего премьер-министра, − она специально подчеркнула последнее.              − Вирджилио Луис больше не принадлежит Балт-рейну, как я понял, он теперь собственность турецкого султана.              − И эта тварь мне заплатит, за то, что он сделал с нашим главным тактиком и стратегом. И не смотри на меня так, генерал. Когда Балт-Рейн полностью оправится, никакой мир меня не удержит.       − Вирджилио, то есть, министр Луис, быстро исправился Махмут, − Вы как? Вот держите, − балтиец сидел на удобном мягком диванчике, в вестибюле подальше от посторонних глаз, а Махмут уже протягивал ему повязку со льдом.              − Надо ее приложить, иначе последствия будут не очень приятными… − забеспокоился Махмут, видя, что министр держал повязку в руке, явно не думая ею воспользоваться, напряженно отдавая себя неприятным мыслям.              − Не надо со мной нежничать, Леледерик поступила верно, я ее понимаю, я больше не один из них, и мне не стать одним из вас. Поверь, синяк на пол лица − последняя из моих проблем.              − Я с вами не согласен, ее поступок безобразен! Заганос сильно разозлился, удивительно, что он не порвал договор. Не представляю, какого, должно быть, сейчас вам.              И это… − Махмут взял повязку из рук министра и аккуратно стал прикладывать ее к его щеке, − меньшее из того, что я могу сейчас сделать.                     Мне очень жаль, министр Луис. Вам очень больно? Мои действия не доставляют нетерпимый дискомфорт? − Махмут чуть сильнее прижал лед к щеке министра, тот заметно поморщился, хотя и не хотел. — Простите меня, но придется чуть-чуть потерпеть, − Махумут погладил руку министра Луиса, лежащую на спинке дивана. Министр, обычно доверявший ему, сегодня резко дернулся от этого, ставшим для него внезапным, жеста.              Махмут не мог более скрывать свою жалость, только вот, на этот раз министра это немного даже огорчило, если не сказать, задело:              − Вот, скажи мне, Махмут, почему нам удалось так тесно сойтись? Помнится, ты всегда был одним из моих злейших врагов, кажется, даже грозился отрубить мне руки, если я продолжу проводить политику экспансии, затрагивающую интересы Турции… Это было так пафосно и так жестоко, бедная девушка пострадала ни за что, − последнее министр подчеркнул особо, хотя и прекрасно знал, что та самая девушка была его шпионкой, и хотела убить Махмута вместе с его союзниками.              «Никогда бы не подумал, что министр Луис вообще припомнит подобное, да и ещё в такой момент!» − на миг Махмут ощутил ужасную неловкость.              − И вот, теперь я перед вами, у вас уйма возможностей воплотить ту, вашу угрозу, − министр издевательским тоном проговорил всё это, вызывающее смотря на Махмута, пока тот держал повязку со льдом, прижимая ее к его щеке.              У Махмута внутри происходило нечто вроде личностного конфликта, темная сторона души предложила сделать вид, что ничего такого не было, и та девчонка, проиграв просто всё понавыдумывала. Но нечто вроде совести, подсказывало поступить «правильно» и сознаться. Но, вдруг, внезапно для себя, Махмут остановился на первом варианте.              − Ничего подобного, ваши шпионы оказались не столь надежны, как вы думали. Возможно, поэтому вы нам проиграли… − Махмут убрал лёд, и взял руки министра Луиса в свои.              − У вас очень изящные руки, красивые тонкие пальцы, − Махмут стал слегка поглаживать пальцы министра, уделяя особое внимание подушечкам.              — На вас всегда эти белые перчатки, хотя вы и не любите белый, но помнится, мне удавалось заставать вас и без них, − почти нежно Махмут улыбнулся балтийцу. — Неужели вы серьезно думаете, что я бы такое с вами сотворил?              Я не стал бы угрожать вам подобным образом, я всегда вас уважал, даже несмотря на то, что вы были самым опасным врагом Турции и мира, который я так хотел защитить. Более того, вы всегда меня особенно интересовали. Поэтому, прошу не удивляйтесь тому, что я сейчас о вас забочусь и искренне вам сочувствую, − Махмут был идеальным лжецом, он сам об этом прекрасно знал, а состояние министра было иным, нежели раньше, догадаться он не должен был, в этом генерал Беркут почти уверен.              Изумрудные глаза Луиса всегда выдавали печаль, и резко контрастировали с хитрой улыбкой. Сейчас же Махмут видел в них неуверенность и даже страх?              Это было странно и неправильно, но что-то заставило Махмута продолжить. Возможно причиной стало, что именно теперь Махмут убедился в своём изначальном предположении: министр, должно быть, пожертвовал своей, почти гениальной интуицией, чтобы только не свихнуться, здесь, в этом невыносимом для него месте.              − Последнее время вы сам не свой. Я понимаю, всё это из-за стресса, да и Заганос зря настоял на вашем присутствии на сегодняшнем мероприятии. Надеюсь, что это всего лишь переутомление, но если что-то не так, то вы обязаны сказать.              − Перестань, ладно. Махмут, ты и так сказал слишком много. Мне кажется, что сейчас, я абсолютно не готов воспринимать вообще какую-либо информацию.              − У вас точно голова не кружится? − Махмут потрогал лоб министра, а затем взял компресс. — Давайте подержим его еще немного, чтобы последствия были минимальными, − попросил Махмут, почти умоляя.              − Я могу и сам, а ты иди к остальным. Уверен, что твои друзья тебя уже давно заждались, это же ваша победа. Не надо омрачать себе праздник в моей компании. Махмут игриво нахмурился:              − Не верю, что вы продолжите держать лёд. Стоит мне только отойти, и вы сразу всё бросите. И огромнейший синяк на вашем привлекательном лице обеспечен. Мы же не можем этого допустить, ведь так? — Махмут добродушно улыбнулся, снова положив свободную руку накрывая ею руку министра, только на этот раз мужчина не вздрогнул.              «Значит, возможно, моя ложь сработала самым лучшим образом.              Да − врать крайне неприятно, но я искренне дорожу нашей дружбой, именно поэтому и не могу сознаться. Сейчас министр Луис крайне уязвим. И, худшим итогом может стать то, что он начнет меня бояться не меньше чем Заганоса. Нет, пусть думает, что я другой, что я лучше. Признаюсь, одно время я и сам предпочитал так о себе думать, только это время давно прошло.              − Ты слишком за меня переживаешь. Обещаю, что позабочусь о себе. А, ты, можешь идти, со мной ничего не случится, − министр слегка улыбнулся, но, на удивление, это оказалась его добрая полуулыбка без намека на притворство.              − Нет, я хочу остаться с вами, хотя бы до тех пор, пока не придет Заганос, − Махмут ласково улыбнулся, мягко проведя по длинным тонким изящным пальцам министра. Махмут их любил, впрочем, как и всё остальное в министре. — Тем более, я ещё должным образом не поздравил вас с днем рождения. У меня есть для вас кое-что.              Министр удивленно посмотрел на Махмута, будто до последнего надеялся, что тот просто неудачно пошутил.              − Не надо. Я не хочу никаких «подарков», ты же знаешь о возможных последствиях. Тем более, ты уже сделал мне самый желанный подарок в тот день. Но Заганос, как всегда, не позволил мне даже этого.              − Нет…это совсем не то, что я должен был тогда для вас сделать… − Махмут хотел было сказать, что сожалеет, что сейчас он бы ни за что так не поступил, ни за что на свете не подверг бы министра такому ужасному выбору…       Двери комнаты широко распахнулись, появился Заганос, который, к тому времени заметновымотанный и весь на нервах, но стоило ему увидеть министра, как он сразу заметно смягчился, подошел ближе, и полуприсел на корточки напротив Луиса.              − Как самочувствие, Вирджилио? Прости, что так вышло, я не хотел… и чтобы ты не говорил не планировал ничего, похожего на это. Мне жаль, — взяв руку министра, которую совсем недавно гладил Махмут, и прижав, Заганос мягко прикоснулся к ней губами. Министр слегка опешил от такого жеста, он внимательно и практически даже напугано посмотрел на Заганоса.              Следующее шокировало пленника не меньше предыдущего, Заганос его приобнял.              — Твоя щека… − в голосе султана столько извинений, столько заботы, сколько, казалось, не звучало никогда. — Я не должен был оставлять тебя с этой ведьмой наедине…              − Прекрати, она мой император.              − Она не твой император! — воскликнул Заганос, снова оказавшись не в состоянии сдержать гнев.              На что министр вздрогнул, прижимаясь к спинке дивана. Он, вдруг почти машинально прикрыл лицо руками, боясь, что Заганос применит силу. Султан стоял, оторопев от крайнего шока.              − Ну ты чего? … Прости меня, клянусь я не хотел тебя расстроить. − Заганос оторвал от лица министра его же руки, правда, сделал это медленно и почти с нежностью.              Министр больше не смотрел на него, кажется, ему стало ужасно не по себе. Он был окончательно разбит. И Махмут, и Заганос − оба это сразу поняли, увидев его таким, и то, как он мгновение назад закрылся от Заганоса, всё окончательно проясняло.              − Я отнесу его в спальню, − сказал Заганос Махмуту, а тот кивнул в ответ. − Присмотришь пока за всем.       Министр ещё дорогой почувствовал ужасный холод. И даже оказавшись на кровати, теплее не становилось. Заганос помог ему раздеться, точнее говорить, полностью избавил от одежды, а затем, одел на министра пижаму и укрыл одеялом. Конечно же, он не мог не заметить, как министр весь дрожит.              − Прости меня за сегодня, − тяжело вздохнул Заганос явно признавая свою вину.              Луис промолчал, а потом всё-таки спросил:              − У вас есть планы на меня?              − Если ты о том самом, то не переживай. Вирджилио, я же обещал тебе, больше никакого насилия не будет, — подавленно улыбнулся Заганос, проведя по волосам министра. Покраснения на щеке практически видно не было, и это не могло не утешить хотя бы немного. Он провел по ней мягко обведя контур лица, спускаясь вниз, слегка задержавшись на бородке. И потом … просто легко поцеловал министра в губы.              − Ещё раз — прости, мне правда жаль, что так вышло. Ты меня всё также ненавидишь?              − Что вы хотите услышать? Думали мирный договор между нашими странами способен изменить мое мнение о вас? − сдержанно улыбнулся министр одними уголками своих губ.              − Нет, но мирный договор будет действовать пока вы живы.              − Не припомню в нем такого пункта.              − Он и не нужен.              − Похоже, на бескорыстные поступки вы не способны.              − Как и вы, министр.              − Я давно уже не министр, а ваш пленник. Вот скажите, вы из-за ненависти к Балт-рейну решили сделать меня своей игрушкой?              − Нет, как я тебе уже и говорил, это была ошибка. Ты не согласился сотрудничать, и я разозлился. Признаю, что был неправ, и меня до сих пор гложет чувство вины.              Луис даже рассмеялся.              − Ну нет, в это я ни за что не поверю.              − Давай не будем об этом, хотя бы сейчас. У тебя же день рождения…              − И чем бы вы хотели заняться? Заставите отрабатывать ваш подарок?              − Зачем ты так… Это твой день рождения, чем бы хотел заняться ты?              − Если вы об этом, я предпочел провести вечер в одиночестве, и … написать письмо в Балт-рейн.              Изумленно посмотрев на министра, Заганос ответил:              − Прости, но нет.              − Всего лишь письмо, вы сможете ознакомиться с его содержанием.              − Я подумаю об этом.              − Что могу предложить взамен?              − Ничего не нужно.              − Правда? А я могу сделать вам приятно…              − Ты говорил, что не веришь в мои чувства.              − Чувства здесь совсем не причём, вам просто нравится меня унижать. Заганос его приобнял.              — Давай сделаю тебе массаж, ты же его уже любишь, верно?              − С чего вдруг? К тому же, вы прекрасно знаете я терпеть не могу ваши прикосновения.              − Ты врешь. Твоему телу нравилось, когда я втирал специальную мазь на незажившие повреждения, тогда ты даже лучше засыпал. И после, когда раны зажили, я сразу же заметил, что тебе приятны подобные манипуляции. У твоего тела всегда была повышенная чувствительность, или она обострилась из-за того, что я делал с тобой?              − Вы давали мне сильные лекарства, в том числе и снотворное.              − Думаешь оправдаться? Брось, я давно научился разгадывать твою ложь.       Уставши прикрыв глаза, Луис пытался сохранить самообладание. Если он снова разозлит султана, то очередное насилие станет неизбежной расплатой. Даже последние, несильные побои, как назло, так долго заживали. Раньше Луис не имел дело с насилием, и не мог знать, как долго восстанавливается его тело. К тому же, сегодня ему было больно подняться с пола по причине опасных серьезных ран, которые лишь каким-то чудом до сих пор не свели его в могилу. Хорошо, что Заганос хотя бы не додумался, осматривать его нутро как делал это прежде под любым предлогом. Пусть Луис и просил оставлять ему мазь, султан предпочитал использовать ее лично.              Конечно, Заганос снова какое-то время не делал ему больно, но это еще не о чем не говорило, и уж, тем более, никакую безопасность не гарантировало. Прежде умение провоцировать людей Луиса лишь забавляло, сейчас он стал с осторожностью подбирать слова. Но даже так, для насилия Заганосу, по сути, не нужны никакие условия или формальности.              − Делайте, что хотите, господин султан…              − Вот и славно, − Заганос снял с министра рубашку, и немного приспустил штаны.              «А он точно не собирается меня трахнуть?» − горестная мысль пронеслась в голове министра.              Заганос прекрасно видел, что пленнику страшно, также он понимал, что Луис тяжело выносит его присутствие и уж тем более подобную близость. Только вот на данный момент целью Заганоса стало преодолеть этот барьер. Если раньше, самым главным было оказание пленнику должного лечения, то сейчас султан мог с легкостью пробовать действовать куда смелее. Тут главное не перейти черту, такое уже случалось, это была крайне неприятный опыт и совсем недопустимая ошибка.              Уверенность в своем умении делать отличный массаж дополнялась довольно сильным желанием Заганоса снова прикасаться к обнаженному Луису. Впрочем, чужая, едва заметная дрожь смущала. Заганос понимал, что Луис ждет от него только худшего, и так каждый раз.              − Постарайся расслабиться, Вирджилио.              − Тогда вам стоит дать мне нужное лекарство.              − У тебя что-то болит?              − Нет, но, возможно, скоро станет. Как вы думаете?              − Давай ты хотя бы раз мне доверишься.              Луис промолчал.              Но, всё обошлось просто прекрасным массажем, после которого министр довольно быстро заснул, можно сказать, даже отрубился, провалившись во тьму, без намека на сновидения.              Утром, проснувшись Луис почувствовал себя лучше обычного, и был даже немного рад тому, что ему удалось нормально отдохнуть. Проспал он часов восемь, не меньше, как любой обычный нормальный человек.              Едва министр Луис открыл глаза, он увидел Заганоса, стоявшего недалеко от его кровати. Очевидно, султан только зашел, в его руках был поднос с едой и горячими напитками. Султан поздоровался, а министр кивнул ему в ответ. Они пили чай и просто разговаривали. На этот раз между ними обычное неприятное, тяготящее напряжение, вдруг куда-то словно испарилось.