Да что со мной?..
Я прижала руку к груди, сжимая в кулаке ткань рубашки, и всё никак не могла прийти в себя. Слёзы катились, дышать было сложно; я всё так же стояла в темноте ночи, поодаль от окон и дверей, с опущенной головой. Этот мир ломает меня, ломает каждый день, а ты прибежал меня добить?.. Ты же знаешь, что он всегда такой холоднокровный, Акира. Прекрати реветь... Тяжело, обрывисто вздохнув, я уткнулась лицом в тёплые ладони, не обращая внимания на холодный ветер и боль. Что сейчас делать? Я не знаю этого проклятого города, не знаю, как вернуться домой. Пойти обратно к ним? Нет… не сейчас, по крайней мере. Не хочу, чтобы что-то спрашивали или жалели. И его видеть не хочу. Не особо отдавая себе отчёт в том, что делаю, я спешно перебежала тренировочное поле, двинувшись к ряду деревьев, которые очерчивали территорию штаба, и, завернув за одно из таких, изнеможённо опустилась на землю, откинувшись спиной на твёрдую кору. Как же, блять, обидно. В последний раз ощущала себя подобным образом, когда мне никто здесь не доверял. Разочарование, одиночество, злость… Поджав к себе ноги и облокотившись лбом о колени, я измученно прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. Потребовалось какое-то время прежде, чем я начала рассуждать относительно трезво. И что я обязана делать дальше? Вернуться в это здание? Сидеть с ним за одним столом, делая вид, что всё абсолютно нормально, и молча ждать, когда все разойдутся по своим комнатам? Восхитительно… даже нормальную истерику не устроить в этом штабе. Мои мысли неожиданно прервал сильный толчок в левое плечо; я с испуганным вздохом повалилась наземь, растерянно поднимая глаза. — О чём задумалась? — на лице Ханджи проступила кривая улыбка; она, неуклюже возвышалась надо мной, опираясь рукой на дерево, возле которого я сидела. — Ты давно здесь? — обеспокоенно спросила Зое заплетая язык. В ответ, я помотала головой в разные стороны. Нет смысла, наверное, уточнять у неё в какой конкретно момент она пришла. Я неторопливо и неуверенно поднялась с земли, опираясь рукой о дерево и не сводя взгляда с женщины, а после нервными движениями отряхнула одежду от грязи. Подняв голову и бегло осмотрев её лицо, я невольно сосредоточила внимание на уставших глазах. — Тебя долго не было, я волновалась... — заговорила майор, поджав губы, а через несколько секунд молчания с открытым волнением спросила: — Что-то случилось? Леви обидел тебя? Я недоумевающе нахмурилась, заглянув в глаза женщине, а после невольно дрогнула от мурашек, пробежавших по спине. Так она видела?.. Ханджи тихо усмехнулась, рассматривая мой растерянный взгляд, а после её рука потянулась к моей макушке и легонько дотронувшись, притянула к себе, тепло обнимая второй рукой за плечи. Майор очень резво выбила из меня чувство злости и обиды. Да, возможно, я чувствую что-то вроде: «Хотела бы я посмотреть на её лицо, когда она увидит мое тело, рядом с трупом Аккермана», но это не больше, чем бредовая мысль. Нельзя позволить убить кого-то только из-за того, что меня сильно задели. Как легко этот человек управляет моим настроением. — Давай возвращаться, нас там все ждут, — сказала женщина мягко, потупив пьяный взгляд вниз. Я очень бурно отреагировала на её слова, вырываясь из теплых объятий, и нервно мотая головой. — Я хочу п-побыть одна в своей комнате... — с трудом выдавила кое-как шепотом и подняла глаза на подругу. Ханджи бегло осмотрела меня, будто даже в чём-то разочаровавшись, а после лишь спокойно выдохнула, отходя к дереву. Она облокотилась плечом на него и устремила взгляд в сторону кабинета Эрвина, застыв так на какое-то время. Я же нервно переминалась с ноги на ногу около минуты, оттягивая рукава вниз, чтобы согреть ладони, и тщетно пытаясь предугадать, зачем Ханджи туда смотрит. Как бы я сейчас Леви не ненавидела, его смерти не хочу ни капли. У меня в принципе в жизни недолжно быть моментов, когда я на полном серьёзе желала чьей-то смерти. — Ладно, тогда я тебя провожу до твоей комнаты, — нарушив тишину, откинулась от дерева майор и направилась в сторону штаба. Я же поплелась за ней следом, стараясь не спотыкнуться о торчащий корень дерева. Дойдя до своей комнаты без приключений, мы остановились около коричневой двери и молча посмотрели на друг друга. Спустя минуту, Зоэ неожиданно спросила, глядя на меня как на что-то очень ценное: — Не хочешь выпить? Я могу принести тебе бутылочку красного вина, если хочешь, — как-то неуверенно произнесла женщина последние слова, продолжая глядеть на меня своими пьяными глазёнками. Потупившись на месте, я опустила голову, раздумывая над предложением подруги, а после небольшой паузы подняла глаза и одобрительно закивала головой. Улыбнувшись, женщина тут же оживленно развернулась на каблуках и направилась прямо по коридору в кабинет Эрвина. Я ещё некоторое время неподвижно стояла около двери, смотря на постепенно отдаляющуюся подругу и, как только та исчезла из поля моего зрения, спокойно зашла к себе в комнату.***
Я расслабленно сидела на полу около кровати, с полупустой бутылкой вина, которую доставила мне Ханджи, при этом согнув ноги "бабочкой" и уставившись безразличным взглядом в большое окно напротив. Погладив рядом лежащего котёнка и услышав в ответ нежное мурчание, сделала очередной глоток алкоголя и опустила печальный взгляд вниз, отставив бутылку в сторону сцепляя пальцы ладоней вместе, а после уткнувшись в них губами. Всё ли в порядке, Акира? Не знаю... Считается ли нормальным то, что я пыталась вскрыть вены? Считается ли нормальным то, что этого никто не знает кроме нас двоих? Нормально ли просыпаться в пять утра от того, что я снова видела тот кошмар? Всё ли у меня в порядке, если единственная причина, почему каждую ночь засыпаю — это надежда на то, что проснусь у себя дома? Наверное, это можно охарактеризовать как: «Неплохо». Ведь попытка «нейтрализовать» себя таким образом могла оказаться успешной. Даже не знаю, смеяться мне или плакать. Иногда кажется, что выход обязательно найдётся, нужно только переждать самое страшное. И всё кажется возможным, когда боль затихает и не беспокоит некоторое время. Всё так обманчиво хорошо… Только вот она никогда не затихает надолго. На рассуждения мне не хватало времени, так как в любое время пол мог предательски уйти из-под ног. Рвано выдохнув, я вяло приподняла руку с бутылкой и снова сделала два глотка. Я сидела, наверное, не первый десяток минут, опираясь лицом на свои руки, локти которых уткнулись в колени. Так как действовать особо не хотелось, я просто бесплодно размышляла, в какой-то момент даже начала ощущать сонливость. Будь я в нормальном состоянии, наверное, всё ещё не могла бы отойти от того, что случилось сегодня. Но сознание будто было покрыто дымкой: то ли мозг начинал отключаться, то ли меня накрывала сильная слабость. Только вот и намёка на спокойствие во мне не осталось, когда я почувствовала, как по моим ладоням спустилась пара капель солёных слёз. — Сколько ещё ты будешь пить? — неожиданно, мужской голос резанул по слуху, хриплый и ещё более грубый, чем обычно. Испугавшись, я против своей воли резко отдёрнула руку и напряжённо уставилась на гостя; его слова, как и обычно, пролетели мимо меня. — Не хочешь присоединиться? — Проигнорировав его вопрос, ужасно хриплым голосом спросила я, но так и не получила ответа. Размеренное тиканье настенных часов каким-то отрывистым эхом проносилось в голове, неприятно щёлкая по мозгам; пустой взгляд снова уставился вниз, на мои нервно подрагивающие, израненные ладони. Кажется, я никогда ещё не была настолько морально выгоревшей. Полностью опустошённой, раздавленной, потерянной. Меня абсолютно ничего не волнует, но вместе с тем в голове не перестаёт пролетать одна и та же фраза: «Я хочу, чтобы это закончилось». Я хочу, чтобы это закончилось. Я хочу… — Тебе лучше прилечь… — произнес Леви уставшим голосом: он наоборот стал тоньше, хоть и слегка хрипел. … чтобы ты оставил меня в покое. Заторможено покачав головой, боязливо поднимаю глаза на мужчину и, откинувшись на спинку кровати, нервозно протираю ладони. Серые глаза внимательно следили за каждым моим движением, и каждый раз, когда взгляд капрала касался моего лица, он будто злился: отворачивался в сторону с тяжёлым вздохом, проводя пальцами по переносице. Ему было неприятно смотреть на меня. Жалко? Противно? Я заметно дрогнула, когда Аккерман повернулся ко мне, и что-то не то было в его взгляде: он был направлен на меня, но смотрел будто куда-то насквозь. Леви сделал пару неторопливых шагов в мою сторону, но остановился, внимательно осмотрев меня: тремор не прекращался. Тело сильно трусило. По спине пробежали болезненные мурашки, что-то в голове сильно переклинило, но я продолжала игнорировать всё, что бы со мной не происходило, включая ту же слабость и обиду. Болезненные ощущения отступили на второй план, в голове метались разные мысли и разные эмоции, но сильнее всего по мозгам бил... страх. Я в слабом замешательстве нахмурилась, когда почувствовала, как у меня из рук отобрали бутылку, отчего слегка приподняла веки. Я не сразу поняла, что происходит, но ощутила, как меня тянут за кисть руки вверх. Я испуганно вдохнула, когда ощутила, что пол подо мною исчез, а после издала очень тихий и короткий всхлип, как только резко на что-то приземлилась — на кровать, как я уже поняла спустя пару секунд. Угасающий взгляд устремился на мужчину, который держал левой рукой мою голову, с каким-то еле видимым сочувствием осматривая меня. И только тогда, морально растворяясь в усталости и падая от изнеможения, я увидела в его глазах проснувшиеся пренебрежение и злость. Да, так он смотрит только на меня… именно на меня. Мои глаза стеклянные от слез, а тело пробирало дрожью. Смерть, страх, обида, злоба, волнение... Все било одним огромным молотком по вискам, разрывая разум на части. Мне было ужасно больно, я боялась уснуть, потому что знала, что снова увижу их искаженные лица, услышу их крики, почувствую всю гримасу их страха на собственной шкуре. Меня накрыла сильная апатия от того, что я могу навечно застрять здесь, сражаясь с ужасными тварями и бесконечно видеть смерти людей. Леви неотрывно смотрел прямо в мои глаза. Его лицо находилось так близко, что я даже чувствовала его дыхание на своих губах. Тишина начала затягиваться; в придачу к страху меня начало сковывать сильное волнение, а Леви же либо задумался о чём-то, либо выжидал от меня каких либо действий. Кончиками пальцев я неуверенно коснулась его ладони, которой он упирался на кровати по левую сторону от моей головы, и только сейчас я заметила, что он убавил свой пыл. Я растерянно смотрела на его лицо, которое уже утратило фальшивое безразличье. Воспоминания давили на сознание, и я уже хотела наплевать на обиду, понимая как сильно меня начинает трясти. Он затихает, и тишину прерывает мой дрожащий, чуть слышный хрипящий шёпот: «Обними меня, чёрт, мне так плохо». Аккерман недоумевающе смотрел на меня, настороженно касаясь моей холодной ладони, а затем опустил руку на мое плечо, от чего я слабо дрогнула. Брюнет аккуратно запустил пальцы в мои шелковистые волосы, наклонившись ко мне так низко, что мы едва не соприкасались лбами; я же напряжённо вцепилась ладонями в его рубашку, даже не пытаясь оттолкнуть. Придерживая меня второй рукой за талию, мужчина приподнял меня, заставляя принять сидячее положение и осторожно прижал к себе. Глаза резко становятся бледнее, чем тогда. Мои пальцы осторожно касаются его плеч, и я пытаюсь сдержать очередной всхлип, когда руки полностью обвивают его крупное, мускулистое тело, я не выдерживаю, вновь болезненно крича у себя в голове и не сдерживая слёз, даже не понимая, от чего конкретно. Казалось, я ненавидела, когда люди плачут… это почему-то вызывало отвращение, брезгливость, неловкость. А сама даже не сдерживаюсь, не боюсь показаться жалкой, слабой и запуганной. Потому что он и так видит меня насквозь. Но Леви не пытался оттолкнуть меня, лишь прижимая ближе. Я чувствую, как наши тела связывает что-то колючее и красивое. Розы. Первое, с чем я сравнила это чувство. Красные, только недавно расцветшие. — Я… боюсь. Ужасно боюсь... — заговорила я очень тихо и крайне нервозно, всхлипывая и учащённо дыша, ещё больше разрывая голосовые связки. — Не уходи, пожалуйста… Это какое-то блеяние загнанной в угол жертвы. Я не способна на большее. Какой бы я ни была там, в своих размышлениях, на деле я просто пойманная в собственный плен разума овца, которая пытается давить на жалость. На жалость человека, у которого даже в теории не может быть сочувствия. Почему в реальности всё так безумно тупо? Аккерман молчал какое-то время, всё так же не выпуская меня из рук и задумчиво смотря в одну точку. В какой-то момент мужчина вдруг отстранился от меня, убирая руки, а спустя несколько секунд, глухо произнес: — Ложись спать, тебе надо отдохнуть... — Снова его холодный тон, его безразличная маска. Я испуганно замерла, ссутулившись и задрожав всем телом. Не отводя отрешённого взгляда от капрала, медленно замотала головой. — Я лягу с тобой. В течении десяти секунд я растерянно смотрела на мужчину, боясь двинуться с места, и напряжённо сжала ладони в кулаки. Так просто? Здесь должен быть подвох, да? Он ведь не уйдет, когда я усну? Я недолго смотрела заплаканными глазами на него, так как саднящие травмы непрерывно напоминали о том, что мне действительно надо прилечь. Аккуратно забравшись под тёплое одеяло, судорожно вздохнула. И только когда я услышала, что мужчина также лег сзади, наконец с облегчением решилась закрыть глаза. Последние два часа, на удивление, прошли абсолютно без всякого обмана того, что Леви мог просто уйти, дождавшись пока я усну, и за это время как раз смогла немного отоспаться. Но уснула ли я? Нет. Сознание периодически впадало в состояние полусна, в котором мысли невольно отступали, но каждый раз какое-то волнение снова и снова будило меня. Хотя глупо делать вид, будто я не знаю причины. Невозможно расслабиться полноценно, пока этот кошмар не развеется. Сложно не думать о том, что в любой момент, сюда могут прорваться титаны и случится что-то ужасное. И мысль о произошедшем за сегодня истязала мой мозг больнее всего. Это было так волнующе… и так странно. Ну и, естественно, с повреждённым плечом было сложно найти удобную позу для сна. Фактически, лежать можно только на спине. Хотя при таком уровне истощения я бы не назвала это весомой причиной, но всё же… Поверить не могу, я от усталости чуть ли не дохну, а мозг так упорно противится сну. Я нисколько не доверяю обещанному спокойному сну, но, если бы у меня был выбор, я бы предпочла хотя бы на время покинуть этот ад наяву. Даже сам Аккерман уже уснул — в комнате слишком тихо. Становится банально скучно. Откинув безуспешные попытки уснуть, я уже просто лежала на кровати, уставившись усталым взглядом в потолок и всё ещё сжимая в объятиях подушку. В голове носились разные мысли о том, что предстоит сделать завтра, как себя правильно вести, что делать. Я медленно повернулась лицом к мирно спящему капралу, стараясь не беспокоить его спокойный сон. Взгляд янтарных глаз скользнул по его красивому точеному лицу, скрытым за прядями коротко отстриженных волос. Грудь мужчины медленно вздымалась от размеренного дыхания. Серо-голубые глаза были закрыты, а веки иногда подрагивали. Мои губы тронула легкая улыбка. Мне сейчас очень нравилось наблюдать за спящим Аккерманом, совсем позабыв о том, как недавно хотела чтобы он оставил меня в покое, продолжая держать на него обиду и частично злобу. Но сейчас это было не важно... Во сне выражение лица Леви было немного расслабленным. Мне хотелось, чтобы эти минуты длились как можно дольше, я хотела любоваться спящим капралом. Хотя и сама не могу объяснить причин этого желания. Это просто приносило мне невероятное удовольствие. Улыбка стала чуть шире. Страх, паника, обида и боль постепенно заменялись теплыми приливами положительных чувств. И как ему удаётся управлять моим настроение? Несколько минут, не отрывая своего взгляда, я смотрела на спящего Аккермана. Его темные и густые волосы закрывали один глаз, что прибавляло к нему некой привлекательности. Я несильно прикусила нижнюю губу, после чего, медленно подвинувшись к Леви, легонько прикоснулась пряди упавшей на его лицо, тем самым убирая её, отчего небольшие мурашки прошли по телу. Следом, осторожно провела правой рукой по волосам Леви, боль в кисти, будто куда-то исчезла и я зарылась пальцами в темные копны волос. Приблизившись лицом к макушке мужчины, тут же уткнулась носом, закрывая от странного нахлынувшего чувства глаза и вдыхая его аромат. Неосознанная связь... И хотя вино могло притупить боль в душе, ноющей к перемене спокойной жизни, оно затуманило мой разум и замедлило время. Но мне это нравилось. Не понимая, что творится с мыслями, я не рушила эту провокацию, лишь натягивала струны. Заточенная в глубинах своей души, реальность всех действий не кричала, а орала, чтобы я остановилась. И мне так хотелось ей внять… Но пронзительно-острый взгляд надзирателя принудил меня оставить вольные мысли. — Что ты делаешь? — внезапно прозвучал грубый голос Леви, отчего у меня пересохло во рту. «Сама не знаю...» Резко раскрыв стеклянные глаза, я сразу же почувствовала тянущуюся ноющую боль в пальцах. Как оказалось мою правую руку сжимала бледная, сильная ладонь. Мужчина, чьи глаза и волосы были чернее темной ночи смотрел на меня с недоумением. Если можно было описать одним словом то, что происходило внутри меня, когда наши глаза поравнялись, а губы ощутили сбивчивое дыхание друг друга, то этим словом абсолютно точно было бы «безумие». — Имея возможность, ты показала неумеренную похоть, — едкий голос пришёлся по комнате эхом.И разорвал меня в клочья.
Бессильный, тупой страх громом раскатился от макушки до кончиков ног. Я неосознанно решила отвлечь себя физической болью, поэтому лениво приняла сидячее положение рядом с лежащим на левом боку Леви и несильно вцепилась ногтями в предплечье. — Почему ты ещё не спишь? — Все же поняв, что бессмысленно продолжать этот разговор, ведь я все равно не смогу найти правильный ответ в качестве объяснения, собственно как и сказать, не имея голоса, Аккерман тяжело вздохнув, поменял тему, надеясь, что хоть как-то смогу откликнуться. Как ответить на этот вопрос, я не знала, но, хорошо подумав, все-таки решила обратно лечь напротив капрала и словно играя в "крокодильчика" закрывала глаза и через несколько секунд открывала их, тем самым давая понять всю суть проблемы. Леви пристально смотрел на меня в течении одной минуты, а после поняв что-то, спокойно спросил: — Не можешь уснуть? — я утвердительно закивала головой, постепенно отходя от волнения, что таилось у меня внутри, мешая свободно выражать эмоции. Напряжение — расслабление — напряжение. Да и расслаблением это назовёшь с натяжкой… и всё же. Куда делась вся та уверенность, что заменялась на сегодняшнюю ночь вином? — Однако петь тебе я не собираюсь, — немного раздраженно процедил Леви, заставив меня слегка усмехнуться над его абсурдной мысли. Упираясь локтем правой руки о мягкую подушку, я с трудом снова села на колени ни на секунду не прерывая зрительного контакта. Легкое удивление скользнуло по моему лицу, и я жестами попросила Аккермана подать мне лист бумаги и графит, что сейчас на деревянном письменном столе. Он сразу понял меня, коротко выдохнув сквозь сжатые зубы, быстро поднялся с места и потянулся за предметами, но после этого сразу же лег обратно в постель. Впоследствии, разумеется, рассмотрев меня внимательней, я все же получила их в руки, принимаясь стремительно что-то писать. В комнате было темно, но падающий из окна лунный свет позволял разглядеть детали скудной обстановки, что помогало мне даже при немного расплывчатом зрении из-за алкоголя и истощении сил написать нужное предложение. Пару секунд и белоснежный лист тут же появляется ровно перед лицом мужчины. «Расскажи мне о себе, может так мне удастся уснуть» — Нет ничего особенного в моем прошлом, Акира, — недовольно процедил Леви, в то время как я со всей присущей заинтересованностью и теплотой ложилась напротив него, продолжая писать. «Врешь. Почему ты ничего не рассказываешь мне о себе?» Во мне проснулся нескрываемый интерес к такой теме, потому сейчас и уставилась на мрачнеющего Аккермана вслед за заданным мною вопросом. Леви не любил отнекиваться. Если у него что-то спрашивали по делу, он всегда отвечал собеседнику, но когда влезали в его личную жизнь, причем, таким наглым образом, всё его существо буквально кипело от негодования. — Потому что моя личная жизнь не должна тебя касаться, — огрызнулся он, снова против своей воли посмотрев на меня. Напряжение мешалось с бесконтрольным желанием вести безмолвную войну льда и пламени. В голове закружился вихрь прошедших дней, событий и слёз… Леви всё так же удерживал контакт, но губы его теперь сжались в тонкую полоску. А вот я не смогла продолжать. Потускневшие янтарные глаза смотрели куда-то перед собой. Веки были похожи на лепестки нежного красного цветка, медленно смыкающиеся, и с трудом раскрывающиеся обратно. Все же я решила снова попытать счастье и не чинясь, взяла поудобнее графит готовясь вывести на листе бумаги обращение, связанные с этой ситуацией — всё, что приходит в голову или что выводит рука как будто бы «сама собой» — просто доверюсь движению руки. «Если я все ещё для тебя чужая... можно выговориться, но не довериться. Эти чувства слишком личные, мне тяжело привыкнуть к твоей сомнительности» — Довериться... — протянул Аккерман и вновь замолчал на целую минуту. Если я первая сделала шаг навстречу и довериться ему, то почему бы не попробовать и Леви? Да, мы не чужие, но и не настолько близки, чтобы раскрывать сокровенные тайны. С другой стороны, как сблизиться, утаивая, что-то друг от друга? — Ты говорила, что не помнишь ничего о своей семье. Знаешь, моя мать умерла, когда я был ещё совсем ребенком, — нехотя начал Аккерман, отводя свой взгляд от меня и останавливая где-то на стене комнаты. Забыв о себе, я переключила всё внимание на него. Неужели...мне удалось добиться этого? — Я родом из подземного города в пределах стены Сина, куда не попадает солнечный свет, от чего люди болеют и сгнивают в переулках этого грязного места, — мужчина тяжело выдохнул, потерев при этом переносицу. — Вырастил меня всем известный мясник Кенни, перебивший множество солдат. Именно он раскрыл мне глаза на жестокую реальность, научив выживать, а затем попросту бросил на произвол судьбы, самовольно копаться в дерьме этого мира. Поэтому все свое детство, юность, я только и делал что выживал. «Но у тебя могли же быть друзья?» — У меня они давно были. Ханджи тебе уже говорила про них, — последняя фраза прозвучала очень тихо, словно его только что задели за живое. Собственно так оно и было, ведь он никогда не заводил разговоров на эту тему; да и, в общем-то, жил только в своем особом мире, мире неясных юношеских мечтаний, куда не допускал никого, даже близких друзей. Смотря на Леви со стороны, можно сказать только одно — ледышка. Но те кто знал его лучше, такие как Эрвин или Ханджи, с точностью могли сказать — он не такой. Леви молча скорбит о умерших, держа всё внутри и никому этого не показывая. Каждый раз вспоминает своих друзей, тех, кто стал для него частичкой семьи, тем самым заставив сурового Аккермана переосмыслить жизнь и понять что все это тупая игра судьбы. Быть может, будь ситуация иной, я бы задала другой вопрос. Но сейчас, перебирая в голове слова мужчины мне хотелось очень больно стукнуть себя по лбу, понимая как нагло я ворвалась в личную жизнь человека, не думая о том, что это может быть его ежедневной головной болью, терзая воспоминаниями и без того раненую душу. Заметив как я разглядываю его лицо, мужчина полностью повернулся, подвинувшись ближе, чтобы поймать мой отсутствующий взгляд, который в то же мгновение заново наполнился волнением. Несколько минут в мрачной комнате, проведённых наедине с ним тянулись как целое столетие. Я украдкой насладилась этим моментом и, затем, лелея тайное желание, поднялась на локоть, слабо склонив к мужчине своё тело. Спустя миг на кровати удобно сидящей на своём излюбленном месте, я опустила глаза и склонилась над капралом; его холодный безразличный взгляд мельком прошелся по моему телу, создавая табун мурашек. Я, молча затаив дыхание, скользила глазами по его лицу, особенно по губам, словно оценивая, решая как поступить дальше. Что-то произошло в самой глубине юной души. Словно любопытство убило волнение и встало на его место. Прежде всепоглощающее смятение было повержено за долю секунды. Я не хотела думать о том, что так подействовало не меня... Однако в следующую минуту я потянулась к его губам, давая понять, что если и повела себя неподобающе, виной тому нетрезвая голова. Нежное прикосновение, хотя поцелуй и был несколько требовательным. Чудовищно яркий всплеск внутри хрупкого тельца затмил все остальные чувства. Я хотела этот поцелуй. Это было мимолетное ощущение прикосновения чужих губ; Леви смотрел мне в лицо, я тоже неотрывно поглядывала на него. Жалкая попытка вспомнить, с кем я нахожусь, осталась незамеченной возбужденным рассудком. И я снова захотела проявить инициативу. Слегка отстранившись, я положила руку на красивое точеное лицо; облизнувшись, заглянула прямо в лазурные глаза. И почувствовала, что пропала. Это чуть озлобленное лицо и сверкающие глаза так невозможно манили. Ухмыльнувшись, Аккерман протянул руку, запуская ладонь в волосы на затылке, и притянул к себе ещё ближе, касаясь поцелуем моих губ. Неуверенно, с плохо скрываемым вожделением, я сама его углубила, запустив свой язычок в рот капрала. Чего стоило долю секунду ощущать себя главной рядом с этим мужчиной. Это было чертовски странно, но не менее приятно. Сердце внезапно, как по команде залпа, застучало так, что готово было разорвать рёбра и вырваться наружу, всё тело как-то скрутило, мозг отказывался принимать ситуацию как реальную. Сильные мужские руки перешли с моего лица на шею, а потом воспламеняющими касаниями сползли на талию. Почувствовав невероятно тугой узел чуть выше запретного места от едва контролируемой власти Аккермана над собой, я потянулась вперёд и села прямо на колени к мужчине, который, не выжидая и секунды, сильнее прижал к себе. Я пылала как костёр, за которым забыли присмотреть. Зная, что нельзя, все равно готова была разойтись по всем полям и лесам гигантскими языками пламени, ощущая каждой клеточкой взаимное прикосновение губ мужчины. Казалось, понимала собственные чувства к нему как к сотоварищу. Хах, просто сотоварищ? Отчего же тогда так приятно сейчас поддаваться его рукам и целовать столь непрошенные губы, которые всегда были сомкнуты в молчании? И это лишь раззадоривало меня, слепо идущую на поводу у эмоций... Моё командование постепенно переходило мужчине. Я сама его отдавала, плавясь под натиском сильных рук, сжимающих моё тело. А чувственные губы и умелый язык, уже не осторожно, а нагло изучающий рот, заставляли меня, вопреки всем попыткам мозга оставить сумасшествие, желать большего. Разум резко затуманился, мысли превратились в густой сумбур, совсем потеряв равновесие и душевное спокойствие, напоминая самой себе чёртов поезд, который пошёл под откос с крутого обрыва. Голова бешено закружилась от долгого и глубокого поцелуя. Я всё никак не могла понять, что же мною правит больше: нетрезвая голова, причиной которому было то красное недопитое вино, или всё же необъяснимое страстное желание и влечение к этому мужчине? Ответа не знала, но было достаточно приятно, всё это будоражило и даже было в новинку. Я не могла не заметить, какие всё-таки были сильные руки у капрала и в тоже время чересчур внимательные и неуклонные. Поцелуй прервался крайне осторожно; его прервал Леви, медленно выдыхая, переводя дыхание и пытаясь выровнять сердечный ритм. — Что, Акира понравилось? — Леви по-прежнему прижимал бледное личико, зрачки которой стали вдвое уже, к своей щеке, вновь зарываясь пальцами в черные волосы. — Ведь это был твой первый поцелуй, да? — особо четко выделяя слово "твой", ставя на него ударение добавил он. В следующее мгновение показалось, словно меня накрыло чем-то холодным и тяжелым, разрывая сознание в клочья. Я перестала чувствовать собственное тело, а в комнате до сих пор звучал его голос, показавшийся мне замогильным. Что я только что сделала!? Я не должна была себя так вести, давать волю какому-то странному порыву, затмившему все остальные чувства. Не должна была забывать, что за человек рядом со мной. Совсем потерялась, смутилась и зарделась, как помидор, наверняка до самых ушей и шеи, а после, шумно выдыхая, посмотрела испуганно на Аккермана, облизывая рефлекторно влажные губы. Его внезапные вопросы заставили сердце трепыхаться в груди, как раненная птица в терновнике. Я попыталась хоть как-то успокоить себя и всё подрагивающее тело, продолжая лежать в крепких мужских объятиях. Леви не отпускал руки с моей талии, рвано пожимая пальцами за бока, с каждым глухим выдохом. Я просто не знала, что делать. Стоило ли вырваться и убежать, или стоило остаться, ни в коем случае не проиграть, да и… о чём игра вообще? Он продолжал смотреть на меня пристальным взглядом, словно следил за моей реакцией, а затем с нарастающим удивлением увидела, как с лица капрала спадает ледяная маска, и изумлённо расширяются глаза. Теперь настала моя очередь недоуменно сощуриться. Кажется в какой-то миг, взгляд напомнил ему что-то очень важное, что хранилось глубоко в воспоминаниях, или же кого-то, кто вероятно подобно всем глазам, выражали привязанность... Как ни неподвижен был этот человек, но именно такая поза свидетельствовала, что на душе его было совсем не так спокойно, что оковы этого оцепенения были наложены на него тяжёлыми и мрачными мыслями и что мысли эти были очень далеки от того места, в котором пребывало в настоящее время его тело. В моей голове они лились безостановочным потоком, отчего я невольно прищурилась. Казалось, что каждое из них ложится поверх на меня, придавливая еще сильнее. Я прекрасно осознавала, как вся ситуация казалось убийственно кощунственной, но еще сильнее раздражала беспомощность что-либо предпринять. Я слышала биение собственного сердца где-то в ушах, как постепенно замедляется его ритм… Как в этот момент, меня коснулись руки Леви. Они прошлись вдоль всего тела ласкательным движением. То холодное и тяжелое, что придавливало меня еще мгновение назад, растаяло под горячими ладонями, освобождая меня, возвращая в реальность. Я открыла глаза и снова увидела его. Он не показался мне страшным, диким, или изумленным, что было всего минуту назад. Но мне все так же хотелось отвести взгляд. Прежде чем я успела осмыслить происходящее, моё тело пришло в движение. Его рука, тёплая и сильная, оказалась у меня на спине, а другая на макушке, тем самым притягивая, заставляя положить голову ему на грудь. И обдав меня своим горячим дыханием, услышала ясно, как он произнес: «Ложись уже спать». В его голосе это прозвучало устало и раздраженно, но он всё равно продолжал вплотную прижимать меня к своему телу, от чего по спине пробежала мелкая дрожь. Он весь горел, как при высокой температуре. Я почувствовала, как быстро-быстро стучит его сердце, словно убегая от него, а другим ухом улавливала тиканье часов. Я поняла, что эти звуки совпали, но между ними вмешивался еще неровный бег моего сердца. Потом он выровнялся, оказавшись словно между двумя маятниками. Аккерман сделал глубокий, усталый вдох. Я обратила к нему лицо и была одарена безмятежным, удивительно-мягким взглядом прозрачных глаз. Они рассматривали нежные черты: мои медленно смыкающиеся ресницы, острые скулы, едва заметно приоткрытые губы. В этот раз, я сама целовала Аккермана, понимая, что мои губы до этой ночи не знали поцелуев, что никто не касался моего тела так, как это делал Леви. И почему-то хотелось, чтобы с этого дня это право закрепилось только за ним... Однако всё это казалось таким немыслимым и непонятным, что порой создавалось ощущение, будто бы я всё это наблюдаю со стороны. Будто всё это какой-то странный сон, наваждение; именно незабываемое чувство спокойствия и защищённости дарил мне этот момент. Нирвана и воспалённый мозг рвал черепную коробку, но аккумулятор энергии, к счастью (или сожалению) не вечен. Так и не сменив положения, я сомкнула глаза. И вместе с тем в беспокойный сон с воспроизведенными воспоминаниями о жарких касаниях и поцелуях, полных страсти и ещё чего-то, более трепетного....Даже не подозревая что этот день, полностью перевернул мою жизнь.