***
Я тоскливо поглядывала в окно на освещенный солнцем двор, нетерпеливо пританцовывая сидя за столом. Не то чтобы у меня были на сегодняшний выходной день какие-то планы, но идея провести погожее апрельское утро именно так пришла бы мне в голову последней. Если бы не Леви… Горячий чай, дымящийся в двух больших чашках, пропитал столовую фруктово-цитрусовым запахом. Он наполнил бы и меня, но я не пускала. Сама уже не желая того, цеплялась за душащие остатки сна. Жутко интимным событием этого видения мне не хотелось делиться. Даже со столь замечательным слушателем. Который, кстати, уже достаточно долго вёл какой-то рассказ. — …пока не придумал, как лучше поступить. Но у меня есть пара-тройка идей на этот счёт, — поняв, что я наконец слушаю, Рой постарался поймать янтарный взор. — Акира, извини за наглость, но как близки вы с капралом Леви? — вопрос упал снегом на голову. Молчание, какое бывает, если есть, что скрывать, встало поперёк горла. Сказать «как дементор и глупая девчонка» и дело с концом. Но я вспыхнула, залилась краской с головы до ног, и поспешила глотнуть обжигающий напиток. Клин клином. — Никак, — оливковая кожа покрылась мурашками. Я с силой куснула щеку изнутри. — Слушай, мне кажется, в свете насыщенности последних дней, тебе нужна разрядка. Я рад, что за долгое время мы многое прояснили, но пора тебе выкинуть всё ненужное из головы, чтобы оно само улеглось обратно. Уже в нужном порядке, — я не заметила, как мои руки перебрались с горячей чашки в чужие. — Что скажешь? — Кажется, я уже привыкнула ко всему этому, — я изъяла одну конечность из тёплых ладоней, чтобы убрать прядку волос за ухо. Меньше всего мне хотелось обижать заботливого мужчину. Безусловно, Рой очень притягателен, но я, в большей мере, испытывала к нему человеческую симпатию. И до этого момента не думала о своем собеседнике в романтическом ключе. — Акира, — знакомый голос позвал меня где-то возле дверного проёма. Резко обернувшись в его сторону, взгляд наткнулся на капрала. Тот, отстранившись от стены, кивком указал мне следовать за ним. Неожиданное появление хозяина своего стерильного кабинета смешало во мне коктейль из негодования, смущения и лёгкого вольтажа. Погодя, пока лицо перестанет пылать и решив, что в этой ситуации нет ничего критичного, поддалась чуть вперёд, намереваясь встать со стола. — Извини, Рой. Давай позже поговорим? — Заметив, как я заёрзала, боец перехватил мою руку, нервно вытаскивавшую только что заправленную за ухо прядь. — Акира, у всех бывают такие дни, — бархат, льющийся из улыбчивых губ, напомнил мне об ещё одном поводе любить выдуманное имя. Спешно покинув столовую, я максимально напряжённо уставилась вдаль, на всё тех же дежурящих у входа солдат, мирно беседующих между собой. Толку от них, честно говоря, никакого: будто бы фальшивомонетчик предпочёл входить через парадный вход. Да и не сунулся он бы сюда... Я неспешно направилась в сторону Леви, всё же нервозно сжав пальцы в кулачок. Наверное, лучше провести максимально короткий диалог. Остановившись в метре от мужчины, я разжала пальцы, в неуверенности застыв посреди людного, шумного коридора. Может, в любой другой день я бы предпочла не искать в ним встреч. В любой другой день, когда моя голова работала хотя бы неплохо и была в состоянии сложить: «2 + 2». Но это утро не из таких... — Думаю десять минут будет достаточно, чтобы ты успела собраться. Жду тебя тут, — сдержанно проговорил брюнет, проскользив взглядом по напряженным девичьим плечам. Леви находился сейчас близко, и разряд, прошедший сквозь тело, укрытое тонкой сорочкой, спалил меня дотла. Ретивые воспоминания, заткнутые так глубоко, что не достать без инструментов, калейдоскопом промелькнули перед глазами. Я вспомнила острое соглашение Аккермана. Мурашки взяли нежную кожу на абордаж и я затаила дыхание. Меня колотило. — Зачем? — Поедем в город, — категорично ответил он, бросив на меня короткий взгляд. А после, развернувшись в противоположную мне сторону, добавил: — Не ты ли вчера ради этого пробралась к Эрвину вечером? Если бы он не сказал, что это было целью, я бы не поняла, что место, которое мы посетим — то самое. — Вообще-то ночью... Остановившись чуть впереди, он слегка повернул голову, сверкнув стальным блеском в глазах. Аккерман был готов переломать себе все кости. — А есть разница? Я пожала плечами. Пожалуй, в его словах было рациональное зерно.***
В один миг меня закружили яркие краски. Дорогие ткани и изысканные аксессуары сверкали повсюду. В воскресный день улицы Троста просто ломились от народа: все ходили по магазинчикам, водили детей на прогулку, собирались после трудовой недели и обсуждали все, что успело произойти за период от прошлого воскресенья. А рынок, в выходные дни, становился всеобщим муравейником, в который люди шли, выносили что-то, или приносили, торопились, сталкивались, смеялись, а временами и ругались. Но в любом случае, даже от всего этого людей меньше не становилось: все хотели закупить продукты, или просто пособирать городские сплетни. Выбиралась я за пределы штаба лишь несколько раз, и видеть людей в таком количестве, только если суммировав всех, было сомнительно и сложно, словно опасалась больших скоплений. То ли природная скрытность, то ли инстинкт самосохранения - неважно, что именно, но оно упрямо твердило мне не светить лицом перед военной полицией. Я просто всю неделю изнывала от ожидания этого воскресенья. Нет, я изнываю каждую неделю, но эту пыталась прогнать как можно скорее. И конечно, никто даже "подумать не мог", что между нами может быть нить каких-то отношений. Каждый бросал удивленные взгляды в нашу сторону, шепча друг другу перифразы. Мы же никак не откликались на это, не стремились даже показать ту самую нить, всего лишь вместе ходим за покупками, а он носит мои сумки. Да, Леви боролся с эмоциями. Боролся с бурей, оставаясь с ледяным лицом, и стараясь не обращать внимание на свист за моей спиной, а так же держа себя в руках, когда кто-то просто пытается подойти и пригласить куда-нибудь. Но в этот раз терпение Аккермана начало уже литься через край: когда я "бабочкой" порхала по прилавкам, иногда убегая вперёд на пару шагов, что автоматически приковывало взгляды двух-трёх парней, а на лицах особенно наглых моментально рисовалась гладенькая улыбочка. Но брюнет решил действовать более мирным путём: он просто подошёл ближе ко мне, и неожиданно схватил за запястье, втискиваясь в наш с продавщицей диалог и так же старательно оттягивая меня от ларька. — Пошли, надо купить насечку для каллиграфического пера, — он резко поддался вперед, таща меня за собой, позволяя смотреть на свою спину. Загадочный боец на миг стиснул челюсти сильнее, и мраморный гребень пальцев проскользил по моей руке, крепко её сжимая. — Как скажешь... — тихо произнесла, будто самой себе, и опустила взгляд к ладоням. Всё так же непривычно было находиться в тесном контакте с мужчиной, захвативший мою руку. Но в то же время непередаваемо уютно. Спустя ещё пятнадцать минут непрекращающегося спора о видах насечек я поняла, почему по всем вопросам, касающихся документации, Эрвин верит Леви на слово. С площади доносился оживленный гомон: в дни ярмарки в Тросте никогда не бывало тихо. — Я буду на ярмарке, — нетерпеливо проговорила я, оставив предводителя по городу в компании канцелярии с прочими полезными безделушками, и, не дождавшись ответа, вышла наружу. Раз уж мы все равно не вернемся в штаб к полудню, так хоть время не пропадет зря. На площади пахло яблоками. Я с наслаждением повела носом, втягивая сладкий, любимый терпкий аромат, и вновь пожалела, что развед. корпус квартирует в старом штабе где не видана яблоневая рощица, как две капли воды похожая на ту, что окружала деревенские населения. Высыпав на ладонь завалявшиеся в карманах мелкие монетки, я только вздохнула, украдкой косясь на упитанного торговца, громко нахваливающего спелые краснобокие садовые яблочки, — с теперешними ценами даже пару-тройку таких не купишь. — Эй, ты чего застряла? — раздался за спиной знакомый, вечно недовольный голос. Купил-таки свою идеальную насечку. Надо же. Я подбросила в воздух бронзовую монетку: — Слушай, Леви, а тебе слабо пару яблок у того торговца свистнуть? — лукаво спросила и хихикнула себе под нос: в детстве сама бы точно стащила. — Еще не хватало. Иди да купи. Действительно. А что денег нет, потому что последняя заначка ушла на новую рубашку, говорить не хотелось. — Скучно. Где ж романтика? — Аккерман смерил меня мрачным взглядом; пожав плечами, я развернулась и направилась дальше по улице. — Почему ты так любишь яблоки? Неожиданный вопрос заставил снова обернуться. Тот, не иначе как перегревшись на солнце, сверлил меня глазами, ожидая ответа. — Не знаю, — уклонилась от заданного вопроса, опираясь на утраченную память, однако, перебрав в голове список любимых блюд, добавила: — В свободное время, мне нравилось помогать Луке на кухне. Из большей части яблок он готовил компот, а из тех, что оставались, я брала на варенье, а по праздникам мы вместе пекли яблочные пирожки — неделю потом не готовили. Наверно поэтому и люблю, — невпопад закончила я. И, ускорив шаг, продолжила путь, зная, что Леви идет следом, как неожиданно, поблизости послышался голос и уже через пару секунд меня за локоть поймала женщина: — Девушка! Подходите сюда. Смотрите какое красивое платье! Хотите примерить? — я растерялась, сама не заметив, как меня завели в прилавок с платьями разных фасонов и цветов. — Ну же, милая, проходи! Не успев опомниться, я была спроважена в примерочную. Широкое зеркало, украшенное вензелями молочного цвета, перекликалось в дизайне с софой, перед которой расположился деревянный столик. Уже спустя десять минут я вышла из примерочной, закружившись вихрем, демонстрируя облачённую себя в бледно-розовое платье, юбка которого похожа на зефир. По взгляду Леви я поняла, что ему понравилось. Мне и самой пришлось по вкусу, когда глазела на себя в двухметровое зеркало. Особенно то, как корсет, будто зачарованный, аккуратно подчеркивал зону декольте. Каждый вариант, примеренный мной, был краше предыдущего. Я зависала в примерочной, любуясь отражением. Из зеркала на меня смотрела то фарфоровая куколка, то греческая богиня. А Аккерман неторопливо разглядывал каждый наряд, презентованный ему, и почти все вызывали у него симпатию, но ни одного эффекта «вау» не было заполучено. Между прочим, женщина ловко уклонялась от моего вопроса: «Что же на сладенькое?», пока черёд не дошёл до последнего наряда. — Всё до было лишь представлением. Ваш кавалер самая большая зануда, что я знаю, — сказала женщина, помогая мне снять длинную синюю рубашку. — Когда я одевала жену одного купца, я выработала беспроигрышную тактику… Первыми идут вызывающие наряды. Следом — что-то обыденное. Потом коронное — стиль, который я называю «пережиток прошлого». И, последним — всегда то, что покорит мужчину, — женщина сняла с вешалки платье, и у меня дрогнуло сердце. Насыщенно-багряная куртка, заканчивающаяся на середине тонкой талии, она село на фигуру, как влитая. А ярко-зеленая накидка, выделявшая на спине ключевой символ разведки, подчеркивала каждую деталь этого наряда. Вышитые крылья привлекали внимание. Расшитая отдельными покровами, она изящно переходила в такую же, переливающуюся перламутровую ткань, юбка. Примерив наряд, я даже смутилась, увидев себя в двухметровом серебряном предмете интерьера. Грудь, заточенная в жесткие объятия каркасной ткани и ремней, выразительно вздымалась при каждом вздохе. — К чему скрывать такую красоту? — женщина подошла сзади и коснулась указательным пальцем моего подбородка, заставив чуть вздёрнуть его. — Даже девушкам-солдатам, хочется быть женственной. Почему бы не сделать одно маленькое исключение в вашем мундире? И если первой моей эмоцией было смятение, то теперь я восхищалась собой. Гладкой оливковой кожей, контрастирующей с багряными и длинными ногами. Но одна мысль всё-таки прицепилась ко мне — желание понравиться ожидающего моего выхода мужчине. Леви сидел, облокотившись руками на колени, сцепив пальцы в замок, когда женщина отодвинула штору примерочной. Стройные ноги вышли в центр перед поджидающим бойцом. В таинственном молчании, зависшем после звонкого стука каблука, внезапно куда-то запредельно высоко вознеслось моё самолюбие. А восхищение капрала, которое он не скрыл бы, даже если его рот и остался закрытым, волнами разлилось по всему залу. И судя по всему, не только женщина учуяла его реакцию. Я, ощущая себя невероятно взрослой в таком наряде, повыше вздёрнула подбородок и сделала плавный оборот вокруг своей оси, повернувшись на мысах. Кареглазая женщина занимала незрелый ум, не давала погрязнуть в раздумьях. А сделав такой сюрприз, приведя меня в свой магазин, она, кажется, даже перебила осадок, грузом лежавший на душе. Осмотр кабины занял бы любопытную меня надолго, но хозяйка этой лавки совсем скоро занырнула ко мне и принялась снимать ремни на добытом платье с пышной юбкой. — Извините, мне очень понравился этот наряд, но я не могу его купить, — неуверенно пробормотала, опустив виноватый взгляд на руку, что запустила в карман, в намерении достать монеты. — Если бы всё было так просто... — О, милочка... — в отчаянии пролепетала женщина, после чего решительно взяла мою руку и смотрела так, будто собиралась сказать, что-то важное, эти нежные карие глаза внушали мне доверие. — Знаете, вы очень похожи на мою дочь. Она у меня была такой смелой девочкой. Очень любила носить платья, которые я ей шила, а этот наряд я хотела подарить ей по возвращению с экспедиции за стены. Но, к сожалению, она не вернулась... Её тело не было найдено. Бархат пропитала печаль. Я заглянула в блестящие глаза, широко распахнув свои. Тепло чужой ладони вкупе с многозначным концом вызывало неопределённые ощущения. В секундном молчании женская ладонь крепче сжала захваченную. Отражая зрительный контакт, хозяйка аккуратно отпустила руку. — Соболезную... — тихо произнесла я, пробуя новое знание на вкус. Довольно горько. Ещё только разогреваясь, копающий день явно что-то готовит. Позади нас на главной улице сновали возбуждённые праздником горожане. Радостные возгласы детей и взрослых почти не просачивались в помещение. Переживания — не жалость — распалилось внутри. — Я давно отпустила свою боль, — мягко, без натяжки, которая только что заполняла примерочную, прозвучал голос. Было отчётливо видно, как напряжённый женский лоб расслабляется. Только что нагнанные тучи в карих глазах наполняются теплом. А губы из плотно-сжатой полоски трансформируются в ознакомленную, обаятельную улыбку. — Вот что. Это мой вам подарок. Возьмите платье. — Но... — Отказ не принимаю! — громко возгласила та, с чьих губ не сходила улыбка,после чего упрямо вручила мне в руки платье. Я кивнула, робко поправив уже заправленную за ухо прядь. Женщина подыграла, потому что осадок от прошедшего по-хозяйски разлёгся на хрупких плечах. — Ну всё, милочка ступайте. Ваш мужчина небось уже заждался. Берегите себя и крепче держитесь за своего любимого, не у каждого найдётся столько терпения. Задорный глаз кареглазой подмигнул. Какое-то непонятное чувство и сознание этого заставило обернуться и подумать. Бесконтрольно быстро бегая глазами по благородным чертам грубого лица и полнясь неведомым чувством, я растворялась в моменте. Ты влюбилась Акира, да? Я неловко улыбнулась, но при всём этом спокойно встретила взгляд поразительных карих глаз хозяйки. — Спасибо Вам большое. И Вы себя берегите...***
Когда мы вышли из рынка, на город уже опустились густые сумерки. Улицы заполнили городские полицейские. Многие бары и магазины зажгли светильники, открывающие тёмную сторону столицы. Какой-то заведение через улицу завлекал выступающим фаерщиком и подписью: «Мясо слабой прожарки». — Мы уложились вовремя, — потянув лошадь за поводья, Леви чуть убавил скорость равняясь со мной. — Если проголодалась, мы можем заглянуть в ближайшую харчевню. На плащ лесного-зелёного цвета осели мелкие капли дождя. Проявляющая мощь погода слегка растрепала безупречную причёску. Леви выглядел… естественно? Самый неосвещённый кусок улицы выпал на долю обители «Рыжая Сара». Скромная вывеска из дерева приветствовала, скорее вызывая насторожённость, чем предвкушение торжества. А гигант-охранник, перегородивший чёрную обшарпанную дверь, и вовсе пугал. Таверна открыла свои врата гостям. Тёмный коридор, очевидно, ведущий прямиком к сердцу заведения, освещался свечами. Они тускло мерцали, расставленные на каких-то полках, выступах в стенах. По правде говоря, помещение напоминало со вкусом обставленный грот и задавало особое настроение в хэллоуинский вечер. Тёмная накидка, захваченная Аккерманом перед выходом из штаба, подчёркивала линии моих ключиц, тихо вздымающуюся грудь и изящные руки. Будучи впервые в подобном заведение, я с интересом рассматривала помещение и обслуживающий персонал. Выйдя в центральный зал, гул голосов тут же затих. Мы осторожно шли, спокойно слушая более недовольные голоса некоторых мужчин, замечая как они внимательно наблюдали за нами до самого нашего столика. Разговоры, которые сначала были не слышны, становились громче, и уже отчетливо можно было слышать каждое слово, перерастающее в обвинение. Никто не спешил идти и говорить капралу их в лицо, но находясь в толпе, никто не боялся говорить всё, что думает. В голове всплыла цитата собственных слов: «Род грёбаных дегенератов». Я отмахнулась. — Просто не обращай внимание, — его голос звучал настолько уверенно, что не спровоцировал бы разве что полено. Мои щёки пылали от ненависти, переполняющей не до конца юный разум. Где-то под ключицами свело от напряжения. Зубы заскрежетали. Устроившись возле какой-то колонны, я наблюдала за посетителями. Одетые относительно легко, многие веселились, будто лучшие друзья. Группа уже изрядно выпивших мужчин и женщин танцевала возле стойки. Неимоверно захотелось присоединиться. Официантка подала к столу хрустящие булочки, чем обрадовала не знавшую до этого момента, насколько мой желудок истосковался по еде, меня. Взгляд упал на симпатичную наружности девушку с тёмными жгучими волосами и хитрыми глазами цвета рубина, что лукаво посматривали на капрала. Жадно улыбаясь своими пухленькими губками, она обслуживала наш столик при этом взгляд её был прикован только к брюнету. Мой интерес упал на самого мужчину, тот не был заинтересован «заманивающему» образу девицы, и даже не смотрел в её сторону. Увлечённая таким зрелищем, я пропустила тот момент, когда добралась до жареной картошки, а следом и за пойлом, что является центром этого заведения, после чего осушила кружку. Удивительно, но одной порции вполне хватило. В очередное «спасибо» было вложено не только признание достоинств личности капрала. Из-за огромного количества еды и хороших историй за сегодняшний день мне удалось отвлечься. Все внутри были такими счастливыми, эти улыбки, знающие счастье на вкус, эти объятия с настоящим живым теплом, это чувство отчуждения, мечущееся в сердце… Мой взгляд блуждал тенью среди них. — Почему скрываешь личико, красавица? — меня отвлёк грубый голос, который прозвучал так неожиданно, что сумел напугать. Шум вокруг притих. Худощавое лицо, обрамлённое поседевшими пшеничными волосами и аккуратной бородой, пристально вглядывалось в меня тёмными глазами. Выпил ли он больше всех, или может был просто почётным человеком, но ясно, что народ поддерживал его. Но этот факт абсолютно не лишал меня внутреннего апокалипсиса. Хотелось удавиться. И вот, пришел мой черёд влезть в это обстоятельство. Кто знает, какой это может иметь исход, но мне стоило иметь на такой случай свой расчет. — Или не хочешь чтобы народ знал, кто ты? Главное... не так стыдно смотреть в глаза людям, — он презрительно кинул короткий взгляд на капрала. Меня накрыл поток ярости, снёсший все остатки моей уверенности. Толпа загудела опять, но под пристальным взглядом мужика, снова заткнулись. Все выжидающе уставились на меня. Я не осмелилась даже кинуть взгляд на брюнета. Отчего-то мне казалось, что капрал куда-то денется. Но официантка, преграждая меня и того мужчину, забрала пустую тарелку, тем самым разрушив болезненный контакт, давая мне возможность действовать. — Не вижу в этом смысла, — ответила я незнакомцу, сразу снимая капюшон и пристально взглянув ему прямо в глаза. Резкий выброс адреналина и злость захватили незрелый организм. Я сказала правильные слова, которые позволили мне не вступить в игру. Только меня не покидало ощущение, что все они продолжают смотреть на меня. Отважно созерцая на него, я затаила дыхание, когда во мраке комнаты мигнул острый блик стеклянных глаз. Незнакомец пристально вгляделся в юное лицо. Я ответила тем же. Захотелось исчезнуть, стать карандашом на бумаге и стереть себя ластиком, но я продолжила смотреть. — А девица хороша, — Вселенная даёт второй шанс. Мужчина расплылся в улыбке, а спустя какое-то время, чуть только заиграла следующая музыка, он изысканно протянул мне руку, приглашая тем самым на танец. В таверне снова вернулся привычный шум, который должен здесь присутствовать. Теряясь в своих мыслях, я словно домашняя птица в дремучем лесу, не подав никаких признаков манёвра, так и осталась сидеть целью этого человека. Я словно загипнотизированная нашествием самого странного человека, молча прокручивала в голове каждое его действие. Сама манера протягивать руку также свидетельствует об отношении к предстоящему общению. Вопрос сам по себе упал на тонкие плечи, автоматически перенаправляясь взглядом на брюнета. Леви лишь непроизвольно сделал глоток из чашки, тем самым давая понять, что ему нет до этого дела. Я удивилась уверенности, с которой ноги понесли меня. Ни скинутый с головы капюшон, ни захваченный с собой наполненный пивом сосуд не могли остановить меня. Мне почему-то хотелось посмотреть на капрала. Я знала, что его выражение лица даже не дрогнуло, но мне хотелось убедиться в этом. Место возле музыкального подиума было заряжено особой энергией. Взрослый, привлекательный мужчина в синей жилетке, и ещё несколько женщин, двигающихся элегантно, — все отдались зажигательному вихрю, закружившему и меня. Я смешалась с ритмом, растворилась в танце, словно была рождена для этого. И как нравилось мне ощущение бесконтрольного веселья, вызванного пузырящимся напитком. Скарлет-Йоханнес не знала себя такую раньше. И сейчас, через унисон музыки и движений, которые, казалось, тело выдавало само, знакомилась со своей тёмной (или яркой?) стороной. Темные волосы слегка растрепались от энергичных выпадов, щёки пылали. И всё это — лёгкий туман в голове, головокружение, мимолётные встречи глазами с тем мужчиной — помогало, пусть временно, не думать. О своём настоящем имени, о том, что не случилось в штабе и, главное, о том, что произошло в комнате. Пиво, расплескавшееся по моему голодному организму, создало мнимую защищённость от собственной сущности. И даже сейчас, когда я перестала танцевать, оно действовало. Спустя время, заиграла медленная песня, заставив нас прекратить свои дрыгания. Пустая от кровопийц-дум моя причёсанная голова медленно поворачивалась в поиске субтильных официантов, чтобы вернуть деревянный сосуд, от компании которого я уже порядком подустала. Наверняка они сговорились не подходить к чокнутой, танцующей с кружкой пойла и пьяным незнакомцем, что сейчас улыбалась своим мыслям и осматривала посетителей. В такт композиции смыкались веки: заторможенно и плавно. Я ощущала себя по-настоящему, каким может быть впервые попробовавший спиртное человек, пьяной. Меня не волновали глухие попытки фантазии создать в голове образ пригласившего меня на танец Аккермана, чья жизнь была покрыта плотным слоем тайн. И я, конечно, ни на секунду не представляла, как горячая ладонь ложится на мою талию, притягивая к себе, вовлекая в танец. Плывущий янтарный взгляд вновь отправился в путешествие по искрящемуся залу и весёлым посетителям. Где-то же должна быть хотя бы одна чёртова официантка. Но среди парочек, некоторые из которых прятали глаза под капюшонами мантий, не было ни одного чёрного фартука. Тогда мой шальной выразительно очерченный взор побрёл дальше, напал на противоположную часть помещения, вгрызаясь в неё, насколько мог из-за мельтешащих в танце фигур. И заметила один светлый воротничок, несущий плоский круг, когда разверзлась толпа. Расслабленно, лелея свой порок, наслаждаясь им, я зашагала к официантке. Напролом. Картинка перед глазами слегка плыла, отчего я всё же задевала людей, упивающихся друг другом. Преодолев половину пути, не скупясь на извинения перед жертвами собственного нахальства, я учуяла неимоверно приятный, но такой слабый аромат. Терпкий, с горчинкой. Перебиваемый сладкими, цветочными, древесными, он всё равно был отчётливо слышен мне. Фужер в маленькой ручке уже давным давно высох изнутри. Я, рассматривая движения незнакомцев, почти добралась до места, где видела официантку и где сильнее всего воздух был пропитан терпкостью. Очередная пара, перегораживающая путь, нырнула куда-то в сторону. И со скоростью, с которой сделали шаг ножки, поспевающей за девушкой, я протрезвела. Ледяной волной, полной живых эмоций, — от наводящих оцепенение до вызывающих мелкого волнения, —накрыло меня. Заставило признать, что мнимый дурман и на пятьдесят процентов не владеет сознанием. За долю секунды смыло спокойные, полные радости минуты. Я знала этот запах. Не в силах повернуть и пуститься бежать перед тем, как ещё одна, самая последняя преграда убралась с пути, я едва задержала дыхание. Теперь ничто не мешало мне увидеть. Жалкий десяток метров разделял только что ощущавшую себя свободной от чужого влияния меня и причину моего противоречия. Холодный, с небольшими залёгшими тенями на лице, он стоял, облокотившись спиной на декорированную камнем стену. И смотрел прямо на меня. Проницательная ртуть вмиг расплавила янтарь. Я задохнулась под обжигающим взглядом, утонув в его аромате. Леви мучительно медленно оглядел меня, сперва пересчитавшими все линии на нежной коже лица, а после сползшими на алые губы, ключицы и тяжело вздымающуюся грудь. Мне показалось, что ни один край сжатой одежды не осталась без внимания. А затем чётко знающие, чего хотят глаза цвета морского шторма переметнулись на мои тонкие пальцы, слабо удерживающие деревянную ручку сосуда и снова обратились к очерченному янтарю. Он не одобрил. Музыка сменилась. Я трудом поборола свинец, заливший тело. Цоканье каблуков, вторя сердцебиению, раздавалось в ушах втрое громче, чем звучало на самом деле. Меня по-прежнему держал за руку Леви. Моя ладонь чувствовала, как он контролирует уровень силы и, не ломая кости, но захватив более, чем крепко, ведет за собой. Хотя, безусловно, волновало это одну лишь конечность. Когда мы направились к выходу, к нам, невесомо касаясь пола, подошла та самая официантка. Встав напротив Леви, она буквально перегородила ему дорогу. — Надеюсь, вам у нас всё понравилось, — выразительно глядя на брюнета, проурчала официантка. Я сжала челюсти как раз тогда, когда необоснованная пылкость в привораживание уже был готов вырваться и ткнуть свирепой сопернице в лодыжку, указав на немощность источника. Но тот окинул её безразличным взглядом и, обойдя брюнетку, покинул заведение, продолжая волочить меня за собой, крепко держа ладонь. Я едва успела отдать пустую кружку, окинув официантку острым взглядом. Негодование смыло остатки опьянения. Не обронив ни слова с самого выхода из таверны, мы молча ехали по дороге. Лишь цоканье копыт нарушал тишину, сложившиеся в коридоре улицы. Вторя происходящему, дождь усилился, и его одинокие большие капли разбивались о мои съёжившиеся (от холода?) плечи и ровные, как натянутый корабельный канат — мужские. — Долго будешь сверлить мне спину? — точёное лицо, обращенное ко мне, не выражало абсолютно ничего. — В чем дело? Какого-то черта я наверняка знала, что провинилась в глазах Аккермана. От этого только пуще во мне расходилась буря, настойчиво напоминающая о моем нынешнем состоянии. — Ничего, — я решила задушить голос в голове реальным, но по громкости он едва перебил внутренний. — Ты сердишься? На секунду между нами вновь повисла тишина. Леви пристально осмотрел меня, сконфуженную от такого расклада, и, вздохнув, коротко ответил: — Нет. Я чуть было не спросила, о той девушке, что так же упорно занимала разум, но вовремя остановила себя, в который раз невольно вдохнув горечь. В голове складывался пазл злосчастного вечера, перетёкшего в мучительное действие в закоулках. И каждая деталь открывала мне вид на решившуюся на кураж девчонку, в один очень неподходящий момент забывшую включить разум. — Блядская погода, — тихо прошипел он. — Стоит переждать дождь где-нибудь поблизости,— я чувствовала, что мужчина едва контролирует гнев, видела по его напряжённой шее. Я вновь посмотрела на спутника. В серых глазах читалась глубокая усталость, граничащая с глухой агрессией. Устремлённые вперёд, они вызывали смешанные чувства. Мне очень хотелось, чтобы они выразили знакомое понимание, хотелось встретить в них привычное безразличие, и в то же время боязно прочитать сердечный гнев, непрощение заботливого мужчины. Наконец, где-то вдалеке начало виднеться домишко и мы уже почти миновали густую темноту. Усталость вместе с тревогой нарастали в угрожающе быстром темпе. Проходя около последних деревьев мы заметно сбавили скорость, замирая у пустующей лачуге. Голову сжимала давящая головная боль и конечности заметно дрожали от холода. Мы очутилась во власти холодной, туманной ночи и сильного, нагнетающего дождя. Догадываясь, что два выпитых бокала не могут действовать так долго, мне никак не удавалось придумать оправдания для тумана, поработившего голову. Тяжёлая дверь с громким хлопком закрылась. Я уловила металлические искры в свинцовых очах и, поняв, что мужчина до сих пор не остыл, не решилась начинать беседу первой. — Ты привязала лошадь? — Д-да, — мужчина стоял, освобождая себя от верхней, промокшей насквозь одежды. — Мне кажется, что этот дождь надолго. — Похоже на то, — взрослое лицо вновь отражало спокойствие. И я, глядя в серые глаза, терялась в догадках, не злится ли он на меня. — Подождем тут пока не кончится дождь, а потом вернемся к своим. Я поймала себя на том, что снова разглядываю его тело, наблюдая, как напрягаются плечи под действиями рук. Пришлось насильно брать контроль над собственными мыслями. — Уверен... что всё нормально? Ведь мы вошли без разрешения. Подойдя к капралу, по пути стянув с себя мокрую накидку, я почувствовала как по телу прошлись мурашки. Страшно красив. — Вероятно это просто сарай, — серые глаза блеснули. — И нет никаких признаков, что он используется. Так что нет проблем. Внутри себя я забилась в уголок, ожидая непредсказуемого действия. Но снаружи я словно нащупала точку, в которой, если так вообще можно выражаться, когда речь идёт о Леви, могла балансировать в момент взаимодействия с ним. Сидя в пустой тишине, лишь звук ливня и еле слышного громыхания разрывали эту тонкую нить молчания. Вынужденно разглядывая мраморную кожу с заживающими ссадинами, его широкие плечи, мощный торс, я хотела, не отдавая себе отчета, ведомая чутьём, коснуться его. Под стать хозяину, нарушая все законы личного пространства, моя горячая ладонь ловко скользнула по спине капрала, оцепеневшего от жеста. Ветер затих. Бледный мужчина, чьи вены, казалось, позабыла кровь, мимолётно поджал губы… Уверенность в теле умерла мгновенно. А вот напряжение, зародившееся с первых секунд между нами, решившими помолчать этой ночью, увеличивалось с каждым вздохом груди, заточённой в тугую ткань. В яром желании подавить что-то, вызванное из глубин души, я уже было отвела взгляд, как вдруг, без всякой грубости, подбородка коснулась тёплая рука, заставив восстановить зрительный контакт. Длинные пальцы акуратно прошлись по границе тугой ткани, специально касаясь дрожащей кожи, улавливая тем самым мою реакцию. А затем, мягко остановившись, потянули на себя. Мгновение охватило разум и меня уже согревали накинутый сверху тёплый плащ и крепко обнимающая мужская рука. — Так хоть немного согреешься, — в его раскаленном голосе отчётливо прослеживался бархат. До жути странное чувство растеклось от уставших ступней до мокрой макушки, наполнив мою съёжившуюся фигурку. Тайфун эмоций, плохо отличимый от наваждения, поработил этот организм. Захотелось одновременно изъять его из себя… И насытиться вдоволь. Мужчина, оказавшийся со мной под одним плащом, не проронил больше ни слова, впрочем, как и я. Взгляд медленно проскользил по броневым пластинам торса, задержался на груди, а потом перешёл на место, которого когда-то касались мои пальцы. Непокорная девичья рука перешла с твердой поверхности на гладкую кожу, обтягивающую ребра. Янтарные глаза скрылись под плотно сомкнувшимися веками. Троянский конь, предназначенный для меня, допустившей вольность, забывшейся… Не заметившей, как крепко обхватила Аккермана, заключаясь в объятия. Нежные губы приоткрылись в шумном выдохе. Клубившаяся темнота скрыла его. Неважно. Через несколько дней мой разум будет далеко от всего этого…