Странно, какие только пути мы ни выбираем, чтобы скрыть свои искренние чувства. — Эрих Мария Ремарк
— Видишь птиц? — спрашивает она совсем тихо, в ветру слова теряются, сливаются с прохладой вечернего воздуха, но я слышу. И вижу птиц. Бросившись с обрыва, они проносятся над водой и замирают у самой поверхности. Оттуда на них смотрят другие птицы, те, что не могут лететь, те, что всегда остаются под водой. А затем, едва тронув тёмно-синюю гладь, они покидают подводных птиц и поднимаются в небо. Это игра, и играют они до самой ночи. — Вижу, — отзываюсь я и нахожу в себе силы коснуться руки незнакомки. Тёплой и мягкой руки, которой она не отнимает. — Это бессмертницы, — говорит она, глядя вдаль, темные глаза отражают водные блики и умирающее за кромкой воды солнце. В закатных лучах она безысходно красива, и я прикасаюсь к её плечу кончиками пальцев, едва-едва. Это почему-то очень больно — и смотреть на неё, и касаться. — Они появляются там, где должна оборваться жизнь. Говорят, они все когда-то были людьми. Незнакомка поворачивается ко мне, ветер бросает ей волосы на лицо, и она улыбается. — Почему ты не можешь вспомнить? — спрашивает она, склоняя голову, прям как вереск за её спиной кланяется к земле от ветра. И пахнет вереском, пахнет мёдом и уходящим летом, и гарью осени. В том, как она стояла и смотрела, было что-то странное, завлекающее на погибель. Это ощущение было чётким и явным. А она смотрела неотрывно, будто насквозь видит или ещё глубже. И всё знает. Волосы на плечи ссыпались, губы сомкнуты, глаза горят как в лихорадке. А я тем временем обхватила её запястье как-то быстро и неожиданно. И так, будто уже держала эти руки в своих множество раз. Я сжала ещё крепче, будто это могло спасти, защитить её тело, удержать её душу. — Возвращайся скорее, — безысходность тоски, вспыхнувшей в глазах незнакомки, жалит меня прямо под сердцем. — Тебя там ждут. Шепчет она, и отдергивает свои руки от моих, бросаясь в воду, под мой яростный крик. И в следующее мгновение над водой взлетает одинокая бессмертница. Ветер просочился в сон тёмными волнами, затопил разум, и запахло звёздами, запахло отчаянием и горечью. Под ребром начало жечь, а тело поглотила дрожь, я знала, что это, я помнила, как это. Потому и бросилась за ней в след... Боль настигла меня тугим ремнем, распластала сердце, раскурочила кожу, выступила красным на потрескавшихся губах. Решительность заразна? Я подскочила на кровати. В комнате, точно как во сне, пахло решительностью. Это утро я вновь встретила в бреду, зажатая в тиски собственных кошмаров. Забравшись под мягкое одеяло и потянувшись за мобильным устройством, я расстелила плед поверх одеяла. Стало тепло. На одно короткое мгновение стало тепло. Сегодня я с какой-то остервенелой тоской смотрела на телефон, словно ожидая звонка, но он молчал. Он всегда молчал. Поджав ноги под себя, и перед тем, как обхватить их, я посмотрела на изломанные дрожью пальцы. Водопад волос, стекающий по спине и плечам, взметнулся вниз. Я была совершенно очарована странной девушкой, и тем, что, кажется, столкнулась действительно с чем-то необъяснимым. Я видела её позапрошлой ночью, во сне. Тогда, незнакомка танцевала, кружась, разведя руки, как крылья в полёте. Она постоянно смотрела прямо на меня. Эти серые глаза, аккуратные черты лица метались в обрывке воспоминаний, но разум никак не хотел раскрывать мне свои секреты, оставляя лишь отметки во снах. Я развела руки, прогнулась в спине и больше не могла пошевелиться, словно кости закаменели, чужое прикосновение всюду, чужой голос выходит кровавыми цветками. Я чувствовала её, знала, как много она значила для меня. И принимала, принимала всё, что она делает в моей голове. Безмолвно. Да кто же ты?..***
Шустро приведя себя в порядок, я натянула чистые вещи и направилась в столовую. Оставаться наедине с собой было опасно. Не сейчас. Это утро должно было стереть в порошок глупую недосказанность прошедшего сна. Чуть больше контроля и самообладания, и я сошла бы за приличного человека. Но вместо этого, увлеченная настройкой на волну равнодушия, ворвалась на кухню, словно не успевшая затормозить на повороте рысь. — Доброе утро, — настороженно поприветствовал меня Леви, за секунду до вторжения задумчиво глядящий куда-то перед собой. Из кружки в его руке поднималась тонкая струйка пара. — Доброе, — расправив плечи, я провела рукой по волосам. Забыла причесаться. Молодчина. Аккерман мягко оттолкнулся от тумбы и, не отрывая взгляда от пытливого янтарного, сел напротив меня. Чересчур неоднозначная пауза длиной в секунды разверзла пропасть между мной и сероглазым мужчиной. Но Леви, словно чувствуя то же, что и я, прервал молчание, сулящее сожженные нервы моего организма. — В полдень мы отбываем. Надеюсь ты успела собрать свои вещи? — Леви покосился в мою сторону. — Так рано? — заданный капралу простой вопрос кольнул куда-то в солнечное сплетение. И отрезвило меня, в ту же секунду обнаружив, что вылезла со своего места едва ли не на середину стола, опираясь на предплечья. Напротив мужчины, всматривающегося в моё, прежде выражающее прекословие, лицо, сидела не гостья этого мира, принявшая предложение помощи от главнокомандующего, и не милая девушка, проводившая у письменного стола целые сутки напролет. Напротив Леви Аккермана сидела ведомая на поводу у искушения исключить этот переезд, Скарлетт Йоханнес. И, заведенная неугомонными мыслями, давила на единственное нашествие в своей жизни. А нашествие, очевидно, уловившая перемену, терпела и вела себя более чем тактично. Что же ты творишь? Резко, словно получив пощечину, я обрушилась на стул и, наконец, отвела испытующий взгляд от собеседника. — Стоит перестраховаться. Они могут приехать и раньше. — Я не хочу находится там одна, — честно призналась ему и даже не подала виду, что обижена, хотя спустя несколько мгновений мои губы всё же сжались в нитку. Я вдруг остро ощутила одиночество, запертое за опущенными веками. И он это заметил. Заметил, но ничего не сказал, также продолжая сидеть на месте, и изредка попивать остывший чай. Строптивая фантазия рисовала образ голубоглазого мужчины, преследующего цель, угнетенного предопределением фатума, уверенного в том, что я знаю все тайны этого мира. Я вспомнила острый ум Смита. Что, если он убежден в этом плане не потому, что движим слепыми выводами, а потому, что знает наверняка? Продолжая думать обо всем этом, я вновь прокрутила у себя в голове вчерашний с ним диалог: Идя по полутемному коридору к кабинету Эрвина, которому должна была принести свои планы касаемо тренировки новых поступивших солдат, я перебирала листки бумаг, выкладывая предыдущий отчет на первый план. Постучав в дверь и дождавшись ответного «входите» я скользнула внутрь, прижимая к себе папку. Комната, погруженная в полумрак, освещалась призрачным серым светом, проникающим сквозь стекло; Эрвин стоял у открытой фрамуги, смотря в пустоту. — Садись, Акира, — сказал он, не поворачивая головы. Я уселась на край жесткого стула, нервно поправив смявшийся воротник рубашки; неясное беспокойство подняло голову и зыркало по сторонам янтарными глазами. Эрвин отошел от окна, присаживаясь на своё обыденное место. — Правительство приказало начать разработку операции по возвращению стены Марии, — медленно, будто вытаскивая из горла колючки, произнес Эрвин, невидящим взглядом смотря на стакан перед собой. — Беженцы… принуждены вступить в ряды армии. Я промолчала. Но через несколько секунд благоразумие взяло вверх и я спросила чуть нахмурившись: — Сколько? — чувство, что я близка к чему-то, способному помочь разобраться в таинственном омуте, поглотивший главнокомандующего, не позволяло завершить бурю. — Все, кому больше пятнадцати. И тут же поняла, что нащупала горячую точку, мысли пришли к тому, с чего он начал. Осталось только удостовериться в числе и... — Сколько?? — Двести пятьдесят тысяч человек. ...сопоставить факты. От полученного ответа на долю секунды стало как-то дискомфортно. Эрвин замолчал ровно на пятнадцать секунд, а я уже отдалась гнусному шторму образов. — Это не все. Военная полиция теперь будет в качестве субординации. В штабе будет ежедневно проводится проверка. Они должны прибыть в Каранес послезавтра утром. Военная полиция умудряется мешать планам, пресекать желания, отравлять существование, даже находясь в другом месте. Неужели правительство проникло не только в мою историю? Неужели Эрвин тоже зависим от гребаных диссидентов? — Информация о тебе нигде не числиться. Если они узнают, что ты с другого мира, будут большие проблемы, — мужчина заметил как я напряглась. Меня колотило, словно окунули в прорубь. Если начнутся беспорядки, крайним сделают Развед.Отряд. Даже если что-то придумать, что бы то ни было, при таком раскладе свободно командовать разведкорпусом он не сможет. — И что же ты предлагаешь? — Поживешь некоторое время в Утопии. Там находится небольшая усадьба, в чаще леса. Леви периодически будет навещать тебя. А когда всё закончится, ты вернешься в штаб. — Что будет, если Военная полиция узнает, кто я на самом деле? — Легко и быстро задала вопрос, предваряя виноватую интонацию. Голос сам выбирал, как говорить. Не хватало ещё давить на мужчину в преддверии неприятной новости. — В первую очередь назначат суд, там будут решать твою дальнейшую судьбу, — задумчиво ответил голубоглазый блондин, сведя брови к центру. — Насколько предполагаю, Разведка понесёт наказание, а тебя скорее отдадут под охрану полиции. Или лишат жизни. Невесело заключил Эрвин, аккуратно почесывая лоб под пробором. — Я искренне надеюсь, что всего этого не случится, но мы должны приготовиться ко всему и уберечь тебя от правительства. На этот случай Майк и Ривай уже получили от меня специальные инструкции. Тебе остается только следовать приказам. Я посмотрела в его глаза цвета льда и вдруг почувствовала, как сердце зашлось в нездоровом ритме. — У меня возражений нет, — ощущение, преследующее меня от самой середины диалога, усилилось. Про себя я избегала слово «сомнение». Даже если отбросить Военную полицию, внедренную в мою жизнь, что-то мешало, не давало покоя, не складывалось. Эрвин ответил, даже не моргнув в сторону моей реакции, поделился тем, что знает, подготовил и организовал переезд в Утопию. Шкатулка воспоминаний бесповоротно захлопнулась, и я ощутила, как передо мной снова оказался Аккерман. Завораживающий, отвлекающий, нагоняющий мурашки по телу. Я поежилась. Вздохнула, поерзала на стуле, зевнула. Несколько раз поправила свои темные волосы, а потом и вовсе собрала в хвост. Ждала. Ждала, нервно сжимая кулаки. То ли от волнения, то ли от скуки... Над головой только возникло это противное чувство, чувство совершенной лени и противоречия. Что тогда, что сейчас, я ничего не могла сделать ни со своим положением, ни с положением разведки. Сейчас, я по привычке сидела у окна, с правой стороны, глядя куда-то в сторону совершенно отсутствующим взглядом. Отсутствующим до такой степени, что кажется, будто отсутствует и моё сознание или же запрещено проявлять хотя бы малейший интерес. Вновь передёргиваю плечами, будто почувствовала холодный взгляд, но по-прежнему смотрю куда-то в сторону. — Пора выплеснуть силу! — несдержанно крикнул Джин, от чего сидящие рядом как-то испуганно дёрнулись, удивлённо вскинув брови. — Каким образом, идиот? — Оруо подавляет желание закатить глаза. Но в конечном итоге, сверкнув глазами, отталкивается от спинки стула и наклонившись чуть вперед, в ироничной манере вскидывает брови. — По-старинке, — отвечает блондин, демонстративно сгибая руку и напрягая бицепс, снисходительно улыбнулся. — Померяемся силой, так, для забавы. Меня неимоверным образом это повеселило, сама эта сцена. Я даже не стала сдерживать смех, хотя тот и был беззвучным. Леви также с нескрываемым любопытством молча посматривал на ребят. Кстати, взгляд у него тоже был особенный. Обычно он выражал скепсис, иногда презрение и брезгливость, изредка в нем можно было уловить усталость... И очень редко — это можно было бы даже назвать эксклюзивом... Как сейчас. Возможно, он единственный человек во всём этом грёбаном мире, чьи запертые на замок двери хочется открывать целую бесконечность. Я хочу, чтобы он открылся мне. Хочу стать ему тем человеком, кому он будет безмолвно доверять. Признал меня как вышестоящее лицо. Но кто же я для тебя сейчас? Что ты думаешь обо мне? В тот самый момент, когда я, безвластная над собственной психикой, широко улыбнулась мыслям в голове, в разум вторгся мужской голос: — Согласен, всё равно скучно, — подтвердил его слова Гюнтер. Покинув подоконник, возле которого он провёл всё это это время, мужчина уселся напротив Эрда, преднамеренно оперевшись локтем о стол, готовясь к поединку. Но тот не особо спешил, скорее намеренно приближался к нему плавно, растягивая этот момент. Так, словно он в замедленной съёмке. — Чудно, я с вами ребята, — отзывается Ралл, обрывая связь двух сторон. Её увлекает всё происходящее. Петра хорошая девочка. Мамина папина радость, божья милость. Умница — в школе никого лучше не было; читала много, была физически крепка, со всеми вокруг предельно мила. Живее всех живых. Зависть душит тебя Акира... — А вот это уже интересно. — раздался вернувший меня к реальности оживленный голос Джина. — Акира, давай с нами. Как раз потягаешься с Петрой. Он посмотрел на меня и наши взгляды встретились. Я пожала плечами, переводя взор на девушку и вызывающе глянула в тёмные глаза. Она смотрит неотрывно, бесстрашно и бесстыдно. Её безмятежность и тон вызывают не то раздражение, не то пренебрежение, я не могу разобрать до конца, слишком распалена. — Только если проигравший выполняет желание, — высказала своё требование, на мгновение склонив голову. А ведь в отношении Петры Ралл эта авантюра может быть весьма интересной. — Говоришь так, будто уверена что победишь, — Оруо этот выпад заставил разве что хмыкнуть. Он произнес неожиданно, поворачиваясь ко мне лицом и опираясь рукой на край столешницы. Возможно желая насмехнуться надо мной или добиться хотя бы какой-то реакции, сбить слой этой самооценки с моих плеч. Кто бы знал, как сильно мне хотелось стереть с его лица самодовольную усмешку... Он выжидающе смотрит на меня, словно я самой себе бросила этот нелепый вызов. — Я в себе и не сомневаюсь, — вдруг подаю голос и стремительно поднимаюсь с места. Ирония Бозарда тут же прекратилась. Он действительно считал сейчас меня наивной, но также он знал, что если я серьезно настроюсь, то доведу это дело до конца. Ралл неотрывно следит за мной до самого столика. Каждое моё движение кажется теперь иным, и в то же время ничто не выдаёт того, что могли бы выдать мои глаза. Ребята делают шаг назад, расширяя пространство, Петра же ждёт, пока я плавно перемещаюсь всё ближе. Мы стоим близко друг к другу, и я насмешливо жду, когда она отступит. Мне нравится то, что она даже не замечает этой насмешки, словно такого понятия не существует в мирке Петры Ралл. Все обращают внимание на то, как тонкие девичьи пальцы обхватывают чужую ладонь, как фаланги пальцев белеют от прикладываемой силы, когда та напирает в противоположную мне сторону. Её лицо меняется, приобретая угловатые черты, когда я опускаю подбородок и смотрю исподлобья. В это мгновение во мне нет ничего прежнего — только оголённая хищная суть. Поединок, понятное дело, дружеский, но и Петра и я были серьёзны в своих намерениях. Мы не хотели выяснить, кто из нас сильнее, нет, просто не могли иначе. Все пристально следили за малейшим наклоном, атмосфера накалялась всё больше. Держались до последнего: руки колебались то одной, то к другой стороне. Остальные болели. Ни одна из нас не желала сдаваться. Наконец, я поднажала и всё же приложила её руку к столу. — Победа! — С пылкостью бросила я, ударив рукой по столу и резко вздёрнув подбородок. Девушка с живыми блестящими глазами вызывала у меня, на время вылезшее из кокона внутреннего энтузиазма, воодушевление в высшем его проявлении. — Готовься Акира, теперь мой черёд, — призвал Ауро. Лукавая ухмылка играла на его тонких губах, когда он дёрнул руку вперёд нацеленно указав пальцем на меня. — Уж тебе я точно не продую. Поджав губы, я стала сверлить светловолосого мужчину взглядом. Невесть откуда нашедшая в себе мужество, я расправила плечи и настырно, даже, можно сказать, бесстрашно удерживала встречу взоров. Вероятно, эту смелость породила победа в нашем с Петрой поединке. Неожиданно нашу затянувшуюся игру в гляделки прервал сам Джин: — Победитель самостоятельно выбирает следующего противника, дубина, — невозмутимо произнёс он, отвесив Бозарду подзатыльник, прежде чем тот успел уловить сказанное. — Выбор за тобой, — Гюнтер выразительно посмотрел на меня. Я лукаво улыбнулась. Наверняка было очень похоже с тем, как это делает Ауро, потому что хищная улыбка на аристократичном лице лишь разразилась пылкостью, и мне до ломоты в костях захотелось сдержать эту улыбку. Я смело посмотрела в глаза сидящего за столом мужчину, воздух едва не трещит от желания состязаться с ним. И перед тем как произнести вслух имя избранного противника, я указываю пальцем на самого Аккермана. — Напрасно, Акира, — мужской голос полоснул слух изнутри. Контрастируя с солнечными лучами, они подсвечивали белоснежный воротник брюнета, чьи лёгкие наполнялись кислородом. В воображении я вымыла подсознание с мылом. — Если не попробую - не узнаю! — Я облизнула губы. Он посмотрел на мои руки, а потом вновь вернулся к лицу. Леви внимательно наблюдал за тем, как меняется моя мимика, очевидно, из-за необузданного волнения. Губы капрала сжались. Он неспеша подошёл к столу, около которого все собрались и осмотрел перед собой деревянную поверхность. Я увидела несущуюся к себе руку. Ту самую, с острыми пальцами и теплой ладонью. Она обхватила мою, сжимая её так, словно она была для него плюшевой игрушкой. Я делаю судорожный вдох, подаваясь навстречу. Леви вытягивается, как зверь, готовящийся не прыгнуть, а действовать. Восторг подавляет мою осторожность, хоть он рядом, но слеп к тому, что я чувствую. Секунда, и началось. Я резко напрягла руку, стараясь не на шутку. Меня переполняет торжество так же плотно, как похоть, как голод. Это восхитительное чувство играет на нижней губе, которую я прикусила. — Уже можно напрягать руку? — ровный тон придавил меня. С любопытством и колко я рассматривала мерзавца. Отдающий приказы явно не испытывал никакого напряжения. — Не издевайся! Задранные брюнетом рукава обнажали предплечья, по которым вились голубые вены. Через рубашку было плохо видно мою напрягшуюся руку, зато капрал отлично демонстрировал шикарные рельефные мышцы. Однажды я слышала, что девушек больше привлекают накаченные мужские руки, поскольку в их объятиях они чувствуют себя защищёнными. Распалённые губы скинули полоску усердности и превратились в дугу веселья. Капля правды в этом есть, но всё же мне больше нравится это не по всяким причинам, а просто потому что я девушка. Только вот, действительно ли я хотела состязаться с ним? Или же мне просто хотелось......коснуться его?
Поиграв ещё немного с приравниванием силы, Аккерман шумно выдохнул и наклонил голову, исследуя меня пронзительным взором. Вмиг приложив мою руку к столу, он произнёс голосом, полным существенности: — Отвлекаешься Акира, — от этого заявления, мне показалось, я поседела. Я уже было открыла рот, чтобы возмутиться, но в последний миг всё же прервала позыв вступить в дискуссию. Верхние ресницы, соприкоснулись с нижними, и вновь раскрылись. На секунду замерев, я опустила взгляд на пол, и, поджав губы, мотнула лохматой головой, тут же худые икры напряглись, а ступни оттолкнулись от прохладного покрытия. — Ещё раз! — Мужчина остановился, почувствовав как мои тонкие пальцы потянули его за рукав. Я была слишком увлечена ярким поединком, до сих пор разжигающий, казалось, отпечатанными прямо на ладони, те точки, где побывали его острые пальцы. — Достаточно. Два желания ты не потянешь... Жёсткое приземление. Я затормозила, не преодолев полного расстояния. Поза мужчины ничуть не поменялась. Он лишь отвёл взор в сторону, издав смешок, словно в ситуации было что-то комичное, и неспешно перевёл его обратно, делая шаг вперёд. Я вернулась в точку, из которой сумела сойти. Трепещущий янтарный взгляд плавно опустился на руку. Если бы не бесконтрольное волнение от его слов… Тяжело, медленно пройдя путь до выхода, Леви Аккерман покинул столовую. Сейчас ни гостиная, ни кухня не заслуживали внимания. Только приоткрытая дверь напротив него, легко поддавшаяся толчку белой ладони.***
Я, сама того не замечая, сверлила взглядом стоящую напротив вазу. Ничего необычного. Ничего сверхъестественного. Обычный приказ Смита. Все составленные пункты тут же сложились в единый пазл. В единое целое. Однако девичий разум барабанил по ушам — на этом все? Это твоя причина, Эрвин? Я глубоко вздохнула. Вот оно. То самое, что не даёт покоя. Просто не хочу уезжать. Собственно, это место и стало мне домом. Последняя мысль не успела уложиться у меня в голове, как я уже собирала оставшиеся вещи: чистое бельё, личный дневник, несколько пустых блокнотов, запас чернил, обдерганное перо, шерстяной плед которым я укрывалась этой ночью... Сделав шаг к двери, я накинула на себя форменную куртку и поправила складки на новообреденной юбке. Словно желая отсрочить момент, когда вновь столкнусь с «ним». И остановилась в сантиметре, наткнувшись на преграду. Что такое? Преграда оказалась в голове. Рука зависла в паре миллиметров от железной обтертой ручки. Меня словно обдало ледяным ветром. Я потрясла головой. Наваждение, ничего более. Но все тело напряглось, а сердце только быстрее начало разгонять кровь по венам. Боюсь ли я выйти в наружу? Конечно, нет. Хочу ли я уходить? Опять же нет. Я аккуратно опустила руку, всматриваясь в испещренную трещинами дверь. Чувствуя, что вот оно — то самое. Слабость привязанных людей. Глаза опасно сощурились, правая рука схватилась за проем, сжав до боли в пальцах. Один шаг за порог и является той ниточкой, которая распутает клубок событий. Наконец, развернувшись от двери, я спешно, но бесшумно, спустилась с деревянных ступеней. Моя пегая кобылка, которой я пока не успела придумать имя, паслась в загоне — погода была солнечной и теплой, и Несс решил, что лошадям полезно будет проводить больше времени на свежем воздухе. Очевидно, это из-за свежего воздуха его собственная психованная кляча по кличке Шарлотт все время стремилась выдрать ему волосы с корнем, после чего Несс внезапно полюбил носить косынки. Я тихонько свистнула, и лошадь, приветственно заржав, подбежала к ограждению, влажно фыркнув в протянутую руку. — Готова покататься, девочка? — тепло улыбнувшись, ласково прооизнесла я, после чего резко обернулась на тропу. Рядом оказалась фигура капрала. Я выпрямилась, не отводя взора. — Поедем на моей, — сказал Леви, а затем отправился мимо меня в конюшню. — Почему так? — тихим надломленным голосом спросила у него. — Приказ Эрвина, — замерев на секунду, ответил на это брюнет. — Она тебе там все равно не понадобится. Последняя фраза капрала, почему-то разозлила меня. И дело не в том, что он произнёс это холодным тоном. К нему я привыкла. Было что-то иное... Я конечно не собираюсь сбегать, и если так, то приказ Смита можно считать выполненным. Лишь отъехав от замка примерно на полкилометра, мы перешли на галоп; прохладный воздух бил в лицо, на горизонте ширились рваные полосы зданий, а перед нами стелилась убегающая в густой лес дорога. Приобняв мужчину за торс, я уткнулась Аккерману лицом в спину. Он был уже столь желанным мне человеком. И что-то в этом заставляло меня задумываться о другой жизни, о том, каково иметь кого-то, кто тебя любит и защищает, кто-то, кто называет тебя своей и готов бороться за это право. Это не было завистью, скорее, лёгкой печалью, какая обычно имеет желтоватый окрас — цвет осени. Мне нравится разделять чувства по цветам, подбирать ассоциации, порой даже запахи, возможно, это немного успокаивало. Слегка отстранившись, я оглянулась на местность и вновь приблизилась к нему, крепче прижимаясь телом. Он никак не реагировал, просто подганял лошадь и смотрел вперёд. Я не знала, сколько прошло времени, с момента нашего отъезда. Мне просто нравится что сейчас у меня есть возможность обнимать его. Я чувствовала себя странно, словно на какой-то миг мне удалось прикоснуться к чему-то из другого мира, но не тому злому, что бывает за стеной, а тому, что таит в себе волшебство. Было странно ощущать подобное. Но наверно всё же приятно.***
Вечер подошёл к той отметке, когда принято говорить «довольно поздний» или «глубокий», кому как нравится. Впереди виднелись светлые стены поместья. За столько лет каждый житель Утопии выучил расположение белоснежных кирпичей так, что смог бы их узнать даже с закрытыми глазами. Не был исключением даже хозаин этого дома, проводивший нас до самых дверей. С почти потухшим факелом на стене он узнал пару обшарпанных плит у порога и замыленные окна. — Извините сэр, двор абсолютно пуст, я не могу распрячь вашу лошадь, — тихо извинился старик и одним сильным движением руки открыл дверь в жилище. — Ничего страшного. Стук деревянной двери о каменную стену гулким эхом раздался по поместью, будя всех его обитателей. Собака хозаина яростно залаяла, метнувшись из гостиной в коридор. Вовремя ухватив пса, мужчина поднял голову, уставившись в спину Аккермана. Взгляд Леви взметнулся вдаль, откуда веяло пустотой. Воздух стоял густой, расплавленными пластами он обволакивал тело, наполняя его тяжестью. — Что-то случилось, мессиры? — беспокойно спросил старик, поддерживая за ошейник пса. Лай собаки прекратился, когда тот резко дёрнул на себя. — Всё хорошо, — повернулся к нему брюнет. — Вы можете идти. Старик кивнул головой и тут же скрылся в дверях, оставив нас двоих. ________________________________________________________ Два часа улыбок, диалога, взглядов. Два часа — всё, что доступно мне в присутствии Леви. Два часа без шёпота молодых солдат и криков командора в кабинете. Я сидела очень неудобно, но мне было неуютно из-за одолевающего чувства, что каждый миг мне может понадобиться сорваться с места и побежать, поэтому я не могла расслабиться и откинуться на спинку дивана. Дом старика был обставлен со вкусом, в камине пылал огонь, который должен был распространить тепло, но я по-прежнему зябла. — Я не могу остаться тут на ночь, Акира. Чем раньше вернусь в Каранес, тем лучше. Эрвин объяснил причину, тебе стоит понять это. Изящный поворот кистью руки держашая факел, и огонь в камине запылал с удвоенной силой. Вспышка огня осветила сосредоточенное лицо капрала. Я заметила пару свежих шрамов на лбу и щеках. — Ничего не могу с собой поделать, слишком ты мне симпатичен, — пошутила в ответ и замолкла, чтобы увидеть реакцию. Но шутка не звучала как шутка, и мы это знали. Мне ничего не оставалось делать, как следить за выражением лица мужчины. В свете камина оно было по-своему красивым. Словно сам Бог Войны склонил свои колени перед воином, отдавая своё почтение. — Мне пора... Доброй ночи, Акира. — в момент, который я почему-то упустила, Леви поднёс руку к моему лицу, забираясь под волосы и кладя ладонь на щёку, приблизился сильнее, едва касаясь губами моего лба. Не успела я опомниться, как мужчина отстранился и стремительно двинулся прочь. Щека горела от прикосновения, а внутри клокотали все собранные эмоции. Я не могла в это поверить, но собственное сознание упорно наталкивало меня на мысли, причём почти беспочвенные, ведь по большому счёту ничего не произошло, что мы оба молчим о своих желаниях. Я вела себя, будто человек с раздвоением личности, из которых обе хотели Аккермана. Одна — раскрыть его чувства. А вторая? Вторая хотела что-то сказать в таинственном доме на опушке. Но не смогла. Или не успела. Глубоко вздохнув, я посмотрела на улицу за окном. Вершина церкви прямо уставилась на меня. Осознание собственных чувств кольнуло где-то внутри. На пути наших отношений стоит лишь одно. И мне повезло, что это препятствие мешает не только мне одной.