Вкус яблока

      Меня разбудил стук в дверь, и, открыв глаза, я с досадой поняла, что еще даже не рассвело. Потребовалась всего пара минут для того, чтобы подняться с кровати и повязать платок на шею, но нетерпение моего гостя было велико, и стучал он все громче и чаще.       Открыв дверь, я увидела Марию. Она стояла совсем одетая, очевидно давно бодрствующая. Было темно, но скудный лунный свет показал мне ее встревоженное лицо из-под платка.       — Клара, это я! — воскликнула девушка, но тут же опомнилась, прикрыв рот рукой.       — Я вижу, Мария. Ты разбудила меня. Зачем шумишь?       — Тебе надо спуститься во двор, — сказала она напряженным шепотом. — Сейчас же.       Мария взяла меня за руку и потянула за собой.       — Постой. Объясни мне, что случилось. Иначе я никуда не пойду.       — Ну почему ты такая, Клара? Нет времени, пошли же!       Она вновь попыталась сдвинуть меня с места, но, когда увидела, что у нее ничего не получится, сокрушенно вздохнула и произнесла:       — Там Сигурд. Ему нужно тебе что-то сказать. Что-то важное. Или ты забыла?       — Нет, не забыла. Постой секунду, только накину что-нибудь.       — Быстрее, Клара! Он не может ждать.       Я неохотно надела свой кожух и пошла за Марией. Сигурд стоял в тени, но его доспехи все-таки поблескивали и этим сразу привлекли мое внимание, стоило мне спуститься. Мария подскочила к своему избраннику, перебежав через двор, оглядываясь. Я же неспешно прошла по ее следам, заставляя девушку нервничать и подпрыгивать на месте от нетерпения.       — Здравствуйте, Сигурд. Я надеюсь, вы не зря вытащили меня из постели в такой час?       — Тюремщикам следовало сделать тебя более учтивой. Хотя ты должна радоваться, что тебя не сослали, как старину Берси.       Сигурд смотрел на меня сверху вниз, улыбаясь.       — Сослали? Почему?       — Тебе лучше знать, почему. Однако ты его искала. А я говорю тебе, где он. На лесопильне. На принудительных работах, — сказал Сигурд, будто нарочно делая продолжительные паузы после каждого предложения. — Туда я, конечно, не поеду.       — Конечно… Конечно…       У меня закружилась голова.       — Надеюсь, ты довольна, и я могу рассчитывать, что больше тебя не увижу. Но чтобы уж наверняка, скажу и еще одно, — стражник стал говорить еще тише и подошел ко мне почти вплотную. — Кажется, ты спуталась с Бардом Лучником? Да, не отпирайся, об этом все давно знают. Держись от него подальше. От его подельников теперь мало что осталось. Скоро бургомистр их всех разгонит, и тебе не поздоровится.       — О чем ты говоришь? Что ты знаешь о Барде?       — Знаю достаточно, чтобы открыто говорить о нем, как о преступнике. Теперь в ратуше будет праздник, — Сигурд широко улыбнулся. — Заметь, я не должен был тебе этого говорить.       Мария все это время стояла рядом и стала похожа на испуганного зверька. В отличие от Сигурда, она была очень встревожена и беспрестанно выглядывала из укрывающей нас тени во двор.       — Вы мне толком ничего не сказали. В чем обвиняют Барда? — произнесла я.       — В том, что он контрабандист. Впрочем, это так и есть, можешь не сомневаться. Жалко мне тебя, последний шанс, наверное, был, — сказал Сигурд и издевательски поддернул пальцем мой подбородок, заставив отойти. — Надеюсь, теперь ты не доставишь проблем?       — Если бы я хотела доставить вам проблемы, Сигурд, я бы давно это сделала. Мне всего лишь нужна была помощь.       — Меня это не интересует. И больше нет времени с тобой беседовать. Если я опоздаю на пост, у меня будут проблемы похлеще, чем у тебя. Не скажу, что получил удовольствие от встречи, так что простого «прощай навсегда» должно быть достаточно.       — Почему, ну почему вы так долго. Мама скоро проснется, она в это время обычно уже выходит.       Мария, до этого судорожно семенящая по краю двора и заглядывающая в окна, подбежала теперь к нам и умоляюще смотрела на Сигурда. Тот нежно с ней попрощался и, не глянув на меня, удалился.       — Мария! С кем ты там разговариваешь?       Обернувшись, мы увидели, как по лестнице спускается мать Марии. Она осторожно ступала, держась за перила и кутаясь в шаль. Очевидно, она только проснулась и, не застав дочери рядом, решила пойти поискать ее.       Мария смертельно побледнела. Она резко обернулась на голос матери и посмотрела наверх, хлопая ресницами и будто забыв все слова.       — Доброе утро, — решила ответить я. — Мы захотели выйти посмотреть на последнюю звезду. Сегодня чистое небо.       Мне пришлось произнести первую попавшуюся на ум глупость, но, заметив меня, женщина улыбнулась.       — А, это вы, Клара? Доброе утро, — она подошла к нам и взглянула на дочь. — Вы еще больны, а вышли в такой холод.       — На себя посмотри, мам. Ты же в одной шали. Простудишься.       Мария, наконец, пришла в себя и приняла тот же оживленный вид, что и обычно. Она утянула мать обратно наверх, не переставая разговаривать. Я же, посмотрев на небо, уже светлеющее, решила больше не ложиться.       Пройдя на кухню и поставив кастрюлю с водой на огонь, я села за стол и уронила голову на руки. То, что сообщил мне Сигурд о Берси Колсене меня теперь не волновало. Разумеется, было жаль беднягу, хоть я и не знала его, но опасность, что грозила Барду не могла не вызывать чувства страха. Я боялась за его детей. Что с ними будет, если с отцом что-то случится? На что они будут жить? К тому же эти потрясения… Сигрид и Баин, возможно, были достаточно взрослыми и сильными духом, чтобы пережить их, но Тильда…       Я вспоминала себя, оставшуюся без родителей. Мне было всего двенадцать, и когда мою семью оторвали от меня, я ощутила сильнейшую, душераздирающую боль. Моим убежищем стало обучение в Старой Школе, полностью поглотившее меня, и сочувствие доброй Хелены, но что будет у детей Барда, если его отберут у них?       Мне совершенно не хотелось верить в то, что такой благородный, мудрый и красивый духовно человек, как Бард может быть замешан в контрабанде. Зная, в каком бедственном положении находятся многие семьи Эсгарота, меня бы не удивило, что честные люди промышляют чем-то подобным, чтобы прокормить себя. Я чувствовала, что обвинение может оказаться правдивым, но верить все-таки не хотела. Мне ли было не знать, как это тяжело, когда доброго имени касаются грязные лапы клеветы.       — Клара! У тебя сейчас вода выкипит! Сожжешь кастрюлю, ну ты чего!       Мария подбежала, сняла кастрюлю и поставила ее на деревянную подставку.       — Я… С тобой поговорить хотела, — она села передо мной и сложила руки на столе. — Вот все эти дни не могла, а теперь решила поговорить.       Я молчала. Мне не хотелось разговаривать, мысли все еще роились в моей голове, и я рассеянно глядела в окно.       — Ты соврала про последнюю звезду, когда мама спустилась. Но в эти сказки уже никто не верит. Я перестала ждать эту проклятую звезду, когда отчим не вернулся с охоты. Это так глупо… И мама об этом знает. Я думаю, она догадается.       — Да, ты права, это было глупо, — сказала я. — Первое, что пришло в голову. Прости.       Я перевела взгляд на Марию. Она все еще была бледна, а ее красивые зеленые глаза распахнуты широко, придавая лицу вид наивный и добрый.       — Ты попыталась. Думаю, я еще смогу скрываться какое-то время, так что…       Мария опустила взгляд и закусила губу. Наступила тишина, но спустя минуту вновь раздался голос. Он был тихим и, как мне показалось, его хозяйка готова была заплакать.       — Мне правда думалось тогда, что ты из этих. У нас тут слухи ходили. И я поверила… И когда ты исчезла, мне показалось, что тебя просто переселили или что-то наподобие. Но потом…       Мария теребила края своего платка и изредка поднимала взгляд на меня.       — Но ты тоже хороша. Зачем же так пугать-то? Ты знаешь, мы с Сигурдом весной познакомились… Он не здешний. Приехал откуда-то… Как же называется это место?       — Мария, я уже говорила тебе, что все понимаю и не хочу в это вмешиваться. Мне жаль, что у тебя могут быть неприятности, но ты можешь рассчитывать на мое молчание. Тем более теперь. Успокойся, не стоит так переживать.       — Моя мама тратит столько эмоций… — продолжала Мария, будто не слыша меня. — И на радости, и на неприятности. Я бы ей все рассказала, но она ведь… Я все не о том говорю, что ж такое…       Мария смутилась, и я решила спросить:       — Ты ему доверяешь? Сигурду…       Лицо Марии осветилось улыбкой. Было видно, что ей приятно о нем говорить.       — Конечно, — произнесла она восторженно. — Он увезет меня отсюда. Говорит, что надо подождать немного только, и…       — Я бы не доверяла, — перебила я Марию.       — Почему? Что он тебе плохого-то сделал?       — Мне — ничего. А вот тебе, скорее всего, сделает. Или уже сделал? Впрочем, меня это не должно касаться.       — Ничего плохого он мне не сделал, — сказала Мария, и глаза ее будто еще больше расширились. — Ты так говоришь, потому что завидуешь. В твоем возрасте — и не замужем. Из-за шрамов, наверное. Неудивительно, что ты так к этому Лучнику зачастила. Жалко, что преступник. Он беден, с детьми, но все-таки красив, и это лучше, чем ничего. А теперь…       Я ударила ладонью по столу.       — Мария! О чем ты говоришь? Ты думаешь не о том! И видишь не то, что нужно!       Девушка вздрогнула и закрыла рот рукой. Я давно не повышала голоса, кроме того болезнь все еще давала о себе знать. Голос мой был хриплым и не таким сильным, как хотелось бы. Мне всегда казалось, что я выгляжу нелепо, когда выражаю свои эмоции так бурно, но теперь их было слишком много, чтобы сдерживаться.       — Ты хоть понимаешь, к чему это приведет? С таким спокойствием ты и твой Сигурд рассуждаете о его якобы преступлениях, а у него трое детей, Мария! Трое! О том, что с ними будет, ты думать не хочешь. Тебе куда интереснее поговорить о том, почему я не замужем. Какое тебе дело до этого? Причем здесь мой возраст и шрамы? Ты вообще ничего про это не знаешь, и знать не можешь!       — Прости, прости, я все время не о том говорю!       Мария вскочила со своего места и принялась ходить по кухне, сжимая свои руки.       — А о чем тут говорить, Мария?       — Он рассказал мне, что твой отец погубил десятки жизней, — произнесла она внезапно, резко вдохнув перед этим воздух и закрыв глаза, как будто нырнула с головой в воду.       От неожиданности я ничего не могла сказать и просто молча уставилась на Марию.       Немного оправившись и поняв, что я готова слушать, она продолжила:       — Мы, конечно, все здесь слышали о том, что это был яд, но… Не всех убил он, верно? В тот год погиб и еще один человек. И, кажется… Убила его ты.       Меня обдало холодом. Я вскочила со своего места, вновь ударив ладонями по столу.       — Замолчи! Все было не так!       Мария отошла от меня, испуганная и еще более бледная. Рыжие волосы ее, не укрытые теперь платком горели огнем, напоминая мне еще больше о той злосчастной ночи. Мысли о тех событиях я отгоняла от себя с усердием, достойным этих ужасных пыток, но одна фраза, произнесенная девчонкой, подняла их обратно, как поднимают со дна реки затонувшие сундуки, прогнившие насквозь и полные зловонных водорослей и ила.       Я была еще слаба после болезни, кровь отхлынула от головы, и в глазах потемнело. Мне пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть, но все время я чувствовала на себе взгляд Марии.       — Твоя тетушка Иви так много хорошего о тебе рассказывала. Знаешь, она сделала все, чтобы отбелить твое имя. И я даже поверила. Все поверили.       Я сделала над собой усилие и вздохнула, закрыв глаза.       — А теперь не веришь?       Мария ответила мне не сразу.       — Клара, ну пойми, пожалуйста. Все-таки не просто так тебя прямо с порога в ратушу забрали. И не каждого узника первый помощник бургомистра под руку домой приводит… — сказала она быстро и снова закрыла рот рукой.       — А остальные… Тоже не верят?       — Остальные… — произнесла Мария, осторожно подойдя ко мне. — Сомневаются. Вот Маргарита — точно верит. И мама верит, — она села обратно напротив меня. — А кто-то сказал, что ты приехала из-за денег. Мол, город отобрал дом и имущество, а ты вернуть хочешь. Оттого и с Альфридом Подхалимом связалась, чтобы он тебе помогал. И вы… Ну…       Мария замолчала, очевидно, понимая, что говорит лишнее, но потом закончила свой рассказ не менее потрясающей, чем все остальные, теорией:       — А в тюрьме и вовсе не была, а просто на берегу что-то выискивала. Там и простудилась.       — О, Эру, какая чепуха…       Я села обратно, вновь уронив голову на руки. Слушать эти выдумки не было сил.       — Так это неправда? — не унималась Мария.       Было очень больно в груди, и я чувствовала, что скоро снова закашляюсь.       — Я пойму, если неправда. Ты же знаешь, как тут любят болтать. Я оттого и прячусь. Никого же не интересует, что там у нас с Сигурдом на самом деле. Будут сплетничать. Мама не переживет. Она у меня ругается и ругается. Ругается и ругается, а на самом деле очень добрая. Сигурд обещал, что мы и ее заберем отсюда. Знаешь, он такой хороший, умный. Я…       — Мария! — закричала я в отчаянии. — Ты понимаешь, насколько мне это сейчас неинтересно?       Она снова вздрогнула и замолчала. Немного успокоившись, я продолжила:       — Скажи мне, что он еще тебе рассказал обо мне? Откуда у него такие сведения?       — Больше ничего не рассказал. Только, что была очень запутанная история. Сама-то я не помню, совсем маленькой была, а вот Сигурд говорит, что видел пожар. Тогда чуть город не сгорел, еле потушили. Но погиб только один человек, и тебя где-то рядом видели.       — Видели где-то рядом? Это все? Этого достаточно, чтобы обвинять меня в убийстве?       — Недостаточно, конечно недостаточно. Но я потому и говорю с тобой. Понимаешь, Сигурд и сам ни в чем не уверен. Он сказал, что сразу узнал тебя по имени, но когда ты стала искать этого… Забыла, как его… То стало понятно, что ты из-за того пожара приехала. И кроме пожара много еще другого тогда происходило… Набеги эти, эпидемия тоже… И все с Линдбергами связывают. Ты вот не слышала, все в ратуше своей пропадала, а люди чего только не говорили. Хотели даже выселить тебя, но Маргариту побоялись. И многие другие тоже за тебя, так что не бойся…       Я слушала Марию завороженно, а когда она закончила говорить, произнесла с трудом:       — Это неправда. Все неправда. Не верь слухам, Мария. И Сигурда своего остерегись. Если кто и связан с делами бургомистра, так это он. Как он мог видеть пожар, если нездешний и приехал сюда весной? Ты наивная дурочка, Мария. И никто из вас ничего не знает. Никто.       Оставив Марию в замешательстве, я поспешила покинуть кухню, так и не поев.       Я шла по городу, по пока еще почти пустым улицам и думала без устали о том, что услышала. То, что я вызвала у горожан такой интерес своим приездом, стало для меня неожиданностью. Если бы не болтливость и любопытство Марии, вероятно, мне пришлось бы узнать об этом другим способом. За эти месяцы мне ни разу никто не показывал недоброжелательности. Кроме Альфрида, разумеется. Я не могла больше молчать, и шла к нему с твердым намерением разговорить, пусть даже он снова меня заключит под стражу или вовсе выгонит из города.       Альфрид должен был обо всем знать, и знание это не давало ему права оставаться в стороне. Его отчужденность и совершенное нежелание признавать во мне ту самую Клару, с которой он столько пережил, казались мне теперь невозможными. Если кто-то и мог мне помочь в Эсгароте, то это был только Альфрид, и если мне не удастся добиться его откровенности и расположения, то что бы я ни делала дальше, все будет бесполезно.       Я застала его в архиве. Он ждал меня с книгой в руках и, заметив меня, положил ее на стол, сложив руки на груди.       — Ты пришла слишком рано. Впрочем, тем лучше для тебя.       — Я должна задать тебе вопрос, Альфрид.       Должно быть, я сказала это голосом, не похожим на мой собственный, и подошла слишком близко, потому что Альфрид вдруг изменился в лице, и мне показалось, что был готов даже отступить назад. Он смотрел на меня растерянно, что придало мне еще больше уверенности.       — Скажи мне, ты тоже считаешь меня убийцей? Или это ты пустил такие слухи?       Альфрид все-таки сделал шаг назад и отвернулся от меня.       — Ты умудрилась снова что-то натворить? Кого-то убила? — произнес он как-то слишком тихо.       — Не издевайся надо мной, Альфрид. Ты знаешь, о чем я говорю. Все это время ты ведешь себя так, будто ничего не помнишь, будто не узнаешь меня.       Ответа не было, и отчаяние поглотило меня.       — Скажи мне что-нибудь… — произнесла я и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Почему ты молчишь? Посмотри на меня хотя бы. Неужели ты и правда меня не узнаешь?       Вдруг в одночасье все, что я держала в своем сердце столько времени, вырвалось наружу, захлестнуло меня с головой, лишив меня возможности не только разговаривать, но и дышать. В глазах снова потемнело, и я упала. Меня подхватили, не дав ударится головой о доски пола, и это последнее, что я почувствовала перед тем, как провалиться в темноту.