Родительский контроль

— Мебуки-сан меня напрягает. Извини, в другой раз, Сакура. Сакура сглотнула. Ей послышалось совсем другое. Твоя мать меня раздражает. В другой жизни, Сакура. Харуно сжала кулаки. Подошла ближе. — Я не понимаю, Саске… — запальчиво начала было Сакура, но тут же осеклась. Она ненавидела с ним ссориться и спорить. Ненавидела, потому что это почти всегда было бессмысленно. Она всегда проигрывала Учиха даже если была права. — Между прочим, мама поставила твою вазу на самое видное место! Всех наших знакомых уже созвала, чтобы ее показать. Почему тебе так сложно прийти и посидеть с нами одной семьей? Ты совсем не хочешь им понравиться? Саске продолжительно посмотрел на Сакуру. Она знала, что означал этот пустой взгляд — Саске начинал раздражаться. Закипать ледяным пламенем. Пламенем, которому никогда не позволял вырваться наружу. Только не при Харуно. — Я не собираюсь никому нравиться, Сакура. Девушка поджала губы. Раздражает. Неужели Саске настолько на нее плевать? Плевать на ее родителей — сам же говорил, как ему важно получить их согласие на брак! А сейчас что? Сакура терпеть не могла чувствовать себя дурой. Но Саске, видимо, нравилось изводить ее. — А я тебя тоже напрягаю, Саске? — Харуно с вызовом посмотрела Саске прямо в глаза, будто это она могла в любой момент сейчас активировать Мангеке и сжечь Аматерасу тут все к чертям. И Учиха тоже. — Сейчас — да, — невозмутимо честно ответил Саске, тем временем опершись о косяк двери, будто намекая Сакуре на выход. Харуно сегодня во всем как назло читала тайные смыслы. Во всем хотела увидеть повод сорваться. Признаться наконец, что Саске ее тоже напрягает. Раздражает. А еще признаться себе, что ей это очень даже нравилось. Да, Сакуре нравилось злиться на Саске. Нравилось подмечать в нем то, что раздражало. Нравилось видеть в Саске такого же неидеального, противоречивого, как она сама. Харуно уже в детстве возвела Учиха на созданный ею самой пьедестал, самолично вручив свое сердце. Сакура была влюблена до одури. Сакура почти обожествляла самого лучшего мальчика в классе. Она когда-нибудь хотела взойти на его личный пьедестал вместе. Хотя бы дотянуться до него. Сейчас же Сакура понимала: это всего лишь детские наивные мечты. Она через слишком многое прошла, слишком много выплакала слез, чтобы верить в воздушные замки. Саске — не ее прекрасный принц, да и она совсем не принцесса. Им обоим далеко до идеалов. Они оба неправильные, оба поломанные. Оба раздражают. Сакуре нравилось быть хоть в чем-то похожей на Саске. В чем-то это даже льстило. Давало надежду, что когда-нибудь они точно станут ближе. Наконец точно примут, что стать одним целым — не такая уж плохая идея. Сакуре нравилось выискивать в Саске недостатки. Нравилось видеть его живым, а не мертвым надуманным образом. Любить неправильного Учиха было намного интереснее. Чувства ярче. Искренней. Живее. — Ну и отлично, — буркнула Сакура, проходя вперед, попутно подбирая свое самообладание. Саске продолжал не сводить с нее взгляда. — Сегодня я останусь у родителей. — Так будет лучше, Сакура, — вместо прощаний согласился Саске. Вместо ответа раздался громкий хлопок входной двери. Ушла. Саске кинул взгляд на закрытую дверь. Сложно. Саске сложно было признать, что ему нравилось раздражать Сакуру. Нравилось видеть ее… раздраженной. Раздражающей. При виде вспыхивающей Харуно его невольно относило в детство. Туда, где он еще не совершил всех своих роковых ошибок. Туда, где у него еще был шанс не сломать свою и чужие судьбы. Туда, где у него оставалась семья. Раздражающая. Неправильная. Седьмая команда. Она и сейчас была. Только раздробленная. Уже давно чужая. У каждого из них теперь своя жизнь: у Наруто в доме Хьюга вместе с Хинатой, у Какаши-сенсея на посту Хокаге. Рядом оставалась только Сакура. Отчаянно пыталась сохранить семью. Вернее, создать с ним, с Саске, их новую.

***

— Мам, Саске не придет, — тихо исподлобья проговорила Сакура, заметив, как Мебуки достала еще одну лишнюю тарелку. Женщина вопросительно посмотрела на дочь. После сделанного Учиха подарка, который Мебуки сочла за очевидный и несомненно неожиданный знак внимания — даже Кизаши за все время их совместной жизни не дарил ей такой бесценный антиквариат, она немного оттаяла, самолично притупила свое недоверие. Ну и что, что бывший нукенин — людям свойственно меняться. Особенно рядом с ее чудесной дочерью; особенно с таким чутким вкусом к прекрасному. Мебуки нахмурилась. Сакура же почувствовала, как тугой ком невольно подкатил к горлу — ссориться еще с одним человеком она совсем не хотела. — Он занят. У Саске на днях миссия — ему нужно подготовиться. Он всегда, если дело касается заданий, очень дотошный. Ответственный — все как ты любишь, мам. Последнюю фразу Сакура проговаривала уже на выдохе. Глубоком и усталом. Едва не сквозь зубы. Ей совсем не хотелось прикрывать Саске, снова и снова обелять его в глазах матери, лишь бы они приняли его. Какого черта она вообще надрывается? Почему только она должна работать над их отношениями? Почему она постоянно должна пихать Саске, подталкивать к решительным действиям? Особенно, когда дело касалось ее родителей. Сакуре было сложно признаться, но ей было обидно. Она знала, чувствовала, что даже в деревне, будучи тоже одним из героев войны, Саске чувствовал на себе давление и щемящее одиночество. Сакура ведь не была слепой. Саске было тяжело. Тяжело начинать новую жизнь со старыми ранами. Сакура очень хотела помочь. Очень хотела, чтобы Саске приняли хотя бы в ее семью. Но, кажется, этого хотела только она одна. Саске ничего не хотел. Как всегда. Раздражал. Саске раздражал тем, что ничего не хотел менять. Саске подстраивался, пусть и говорил (и порой даже делал) совершенно обратное. Он подстраивался под людей, не принимающих его. Подстраивался под свою же жизнь, полную одиночества и постоянных исканий. Сакуре это не нравилось. Не нравился такой Саске. Смирившийся. И все еще потерянный. Сакура наивно и самонадеянно думала, что хотя бы рядом с ней, в ее семье, Саске сможет найти себя. Принять себя. Принять, что он кому-то нужен. Сакура ошибалась. Саске было хорошо с самим собой. Он привык к такой жизни. Все, что он делал вопреки этой самой жизни — он делал ради Сакуры. Понять бы еще: зачем. Сакура уже устала разгадывать эти головоломки. Слишком сложно. И бессмысленно. Искать ответы все равно нужно было у самого Саске. Или… — Мам, это же нормально, когда два человека, которые друг друга очень любят, все равно ссорятся? Часто ссорятся. Мебуки скептически посмотрела на дочь. Многозначительно хмыкнула. Все было ясно как божий день. — Смотря, из-за чего они ссорятся. — Я всегда думала, что люди, которые любят друг друга — никогда не ссорятся. Они уважают и ценят друг друга. Прислушиваются к друг другу. И... ну ты понимаешь. — Мы с твоим отцом постоянно ссоримся. И ничего, все еще вместе, любим. И тебя, непутевая доча, тоже любим. Не забивай голову ерундой — ссорятся все. Даже близкие. Даже любимые. Поверь мне на слово, я все-таки дольше тебя живу. Сакура ничего не ответила. Ей никогда бы не пришло в голову сравнивать отношения своих родителей и свои отношения с Саске. Небо и земля. Сакуре с Саске до идиллии четы Харуно никогда не дотянуться. — Мам, вы обычно ссоритесь с папой из-за того, что он опять что-то не то купил на рынке. Это… да это даже за ссору не считается. Мебуки не изменилась в лице. Только едва улыбнулась уголками губ. Многозначительно. Печально. — Если ты думаешь, что у нас с твоим отцом все ссоры сводились к покупке баклажана вместо перца, то ты ошибаешься, Сакура. Мы с твоим отцом через многое прошли, у нас было все. И ссоры, и крики — все. Как у всех. Это в первую очередь наши эмоции. И их тоже когда-то и на кого-то приходится выплескивать. Но мы никогда не позволяли себе это делать при тебе, Сакура. Понимаешь, почему? Сакура кивнула, задумчиво опустив глаза. Слишком многое хотелось переварить, переосмыслить. Прямо сейчас. Сакура машинально прокручивала в голове свое детство, подростковый возраст — родители и правда никогда не позволяли себе даже повышать друг на друга голос. Не позволяли себе выяснять отношения при ней. При их же ребенке. Сакура подошла к матери ближе. Крепко обняла. — Спасибо, мама. Мебуки в легком непонимании в ответ приобняла дочь. — Ссориться — нормально, только если это не переходит в привычку. Запомни и перестань себя накручивать. Надеюсь, с Саске вы успеете разобраться до следующего ужина. Сакура сдавленно улыбнулась. Ей впервые за долгое время не хотелось перечить матери. Впервые за долгое время захотелось поверить, что она права. Они с Саске обязательно помирятся. Снова. Потому что оба понимают — друг без друга не смогут. Снова простят. Снова найдут компромисс. Сакура лгала себе, ослепляла себя же обидой — Саске менялся ради нее. Сакура забыла, что Саске остался в Конохе ради нее. Она забыла, что Саске просто нужно было время. Время принять себя. И Сакуру в его новой жизни.