Долгий-долгий путь к вечности

      Меньше всего на свете Кагоме хотела выбираться из тёплых объятий Сещёмару. Конечно, было уже утро, и надо было вставать и готовить завтрак, надо было продолжать путь и наполнять осколки светом, и жрица понимала это. Но продолжала лежать на руках дайёкая с плотно закрытыми глазами, притворяясь спящей. Только улыбка против воли расцвела на лице, и никакими силами её не удавалось стереть.              — Ты проснулась, — голос Сещёмару звучал легче ветра над самым её ухом.              — Не хочу вставать, — призналась она.              — Хм? — дайёкай встретился с ней взглядом. — Тогда не вставай.              — Но ведь нам нужно идти, — мрачно выдохнула Кагоме. — И надо поесть…              — Ты не хочешь никуда идти? — уточнил Сещёмару.              — Не хочу покидать твои объятия, — смущённо признала мико.              — Джакен, — позвал дайёкай, и верный слуга будто из-под земли вырос, — займись завтраком для Кагоме и мальчишки.              — Да, Сещёмару-сама! — жаб с готовностью ринулся выполнять поручение.              — Я сам этого не хочу, — сообщил ей дайёкай. — Но мне это не помешает продолжить путь.              Кагоме удивлённо посмотрела на него, но промолчала. Она подумала, что он намеревался лететь теперь куда-то и не желал ждать неторопливого А-Уна. В итоге Сещёмару выпустил её только тогда, когда пришло время готовить чай. Жрица нехотя выбралась из его меха, уверенная, что сможет снова коснуться его не раньше вечера. Она тяжело вздохнула, но скоро встряхнулась и принялась наливать чай, и когда каждый получил свою чашку, она устроилась рядом с демоном-псом, чтобы поесть и самой.              — Ты вернёшь их мне, — произнёс Сещёмару, и Кагоме по его интонации не смогла понять, спросил он её, велел или предрекал.              — Ты о чём? — озадачилась она, лишь смутно догадываясь.              — Чётки. Верни их немедля, — даже выражение его глаз было не терпящим никаких возражений.              — Но… Сещёмару… — Кагоме замялась. — Ты же понимаешь теперь, что произойдёт, если я…              — Ты знала об этом, когда надевала их на меня в прошлый раз, — отрезал он.              — Я сделала тогда, как ты просил! — страдальчески произнесла мико.              — Что мешает тебе и сейчас сделать, как я сказал? — Сещёмару сощурился.              — Я… — Кагоме смутилась. — Сещёмару, ты, правда, считаешь, что тебе они необходимы?              — Несомненно, — утвердил он.              — Я правильно понимаю, — мико говорила тихо, чтобы увлечённый бормотанием под нос Джакен не слышал, — ты без всякой угрозы хочешь позволить смертной себя приручить?              — Это — моя с тобой нерушимая связь, — так же тихо, над самым её ухом, произнёс дайёкай. — Я желаю вернуть её.              Кагоме, расправившись за время разговора с завтраком, достала чётки из кармана. Она сжала их между ладонями, подняв руки к лицу, и коснулась пальцами лба. Несколько секунд она беззвучно шевелила губами, и чётки будто отзывались биением. Всё ещё держа их в ладонях, мико повернулась к Сещёмару. В его взгляде не было ни тени сомнения, и ей оставалось только вздохнуть.              — Ты сняла то заклинание? — нахмурился он.              — Нет, — она покачала головой. — Заклинание, уже наложенное на чётки, нельзя снять. Я добавила ещё одно.              — Какое? — сверлил её взглядом дайёкай.              — Не скажу, — улыбнулась мико. — Надеюсь, оно никогда не пригодится тебе.              Кагоме беззвучно произнесла заклинание, и чётки, на несколько мгновений разлетевшись, собрались на шее Сещёмару. За тот краткий миг до того, как жрица прошептала активирующее слово, дайёкай успел отметить, как потяжелели бусины, налившись духовной силой. Но осознал окончательно эту мысль он, будучи распластанным по земле и обездвиженным.              Когда пришло время идти дальше, Кагоме неохотно поднялась с земли и собралась было направиться к А-Уну, ведь никаких предпосылок к тому, чтобы лететь, а не идти, не было. Но не успела она и шага сделать, как мех Сещёмару тяжёлым боа лёг на плечи, а ещё через мгновение мико оказалась на руках дайёкая. Его лицо как будто ничего не выражало, но Кагоме уже достаточно времени провела рядом с ним, чтобы определить самодовольство. Она улыбнулась, покачав головой, и не стала вырываться и просить отпустить её.              — Если какому-нибудь болвану придёт в голову напасть на нас, — Сещёмару опустил взгляд на Кагоме, — я доверю тебе и твоему барьеру свою жизнь.              — Кагоме, ты больна? — спросил Джакен, оказавшийся под ногами господина. По его тону было неясно — сочувствует он или осуждает её.              — Нет, — ответил за мико дайёкай. — Это для меня.              Жаб заткнулся. Его господин никогда прежде не испытывал недомогания, насколько ему было известно. Даже будучи израненным в битве, Сещёмару просто останавливал свой путь, ожидая, пока затянутся раны. И всегда отказывался от любой помощи. По убеждению Джакена, дайёкай никогда не нуждался ни в чём и искал лишь силы. Теперь же жаб видел, как его господин изменился. Для него Сещёмару всегда был совершенным демоном, и появление жрицы в глазах слуги портило его куда быстрее и сильнее, чем даже присутствие Рин. Джакен ещё раз посмотрел на них — на то, как дайёкай нёс в своей руке мико, и на его лицо при этом. И жаб внезапно отчётливо ощутил, как невероятно выросла сила его господина оттого, что оттаяла его душа. И про себя Джакен отругал себя так, как, возможно, не повернулся бы язык отругать его у самого Сещёмару.              Дорога шла полем, и в пути они слушали щебет птиц и шёпот ветра. Казалось, наступил мир, и они просто гуляют. И никакого Нараку, никакой битвы впереди, никаких опасностей… Но идиллия разбилась о существо, которое ждало их прямо на дороге впереди. Оно, как показалось Кагоме, было призвано заклинанием и не имело собственной ёки. Больше всего это было похоже на юношу, который был одет в голубой суйкан и хакама. На лице его жутковато выделялись чёрные глазницы.              От предложения узнать секрет Тенсайги Сещёмару просто не мог отказаться. Но он не исключал возможности боя, потому нехотя выпустил Кагоме из рук. Она шла теперь рядом с ним, но не говорила ни слова.              На каменном мосту через пропасть существо с чёрными глазницами исчезло. Сещёмару поднял голову, а через мгновение на них обрушился удар пути тьмы. Дайёкай прыгнул вперёд, А-Ун с Кохаку на спине взмыл в воздух, а Ранмару поймал жрицу и Джакена, уже летящих в пропасть. Демон-пёс едва уловимо кивнул им и атаковал гору, на которой стоял враг. Огромная дыра возникла в ней, и там сразу же запел ветер.              Свою речь с вершины горы начал Шишинке. Поначалу слова его касались его прошлой встречи с Ину-но-Тайшо, но с появлением Инуяши его речь приобретала всё больше оскорбительных оттенков, пока не превратилась в прямо-таки поток гнусных излияний в адрес Сещёмару и его наследия. Дайёкай всё больше приходил в ярость и был намерен уничтожить Шишинке одними когтями.              Инуяша оказался рядом во время очередной атаки, но против пути тьмы не возымела эффекта его Конгосоха. Братья поднялись в воздух, и Шишинке направил на них новую атаку из шести маленьких полных лун. Тессайга и Тенсайга взывали к своим хозяевам, и Сещёмару вёл отчаянный внутренний бой — как бы ни был неприятен ему этот демон, он напомнил ему о желании владеть истинным наследием отца.              Кагоме рухнула на колени и сложила ладони у губ. Атака Шишинке была всё ближе к Сещёмару, и тем ближе к тому, чтобы остановиться, было её сердце. В уголках глаз почти выступили слёзы, но она заставила себя сдержать их — не хватало ещё, чтобы Сещёмару отвлёкся на неё сейчас. Она сглотнула, надеясь, что её голос не будет дрожать.              — Сещёмару! — крикнула она. — Не будь идиотом!              Дайёкай встряхнулся, но оставалось слишком мало времени, чтобы успеть достать меч и отправить свой путь навстречу атаке Шишинке. И всё же он начал вытаскивать Тенсайгу, готовя атаку. Неожиданно он почувствовал, как налились тяжестью чётки, но был уверен, что не слышал активирующего слова. Его не дёрнуло вниз и не обездвижило, но атака замедлилась, будто наткнувшись на преграду. Сещёмару различил тонкие линии плетения печати, едва светившиеся розовым.              — Она не выдержит долго! — крикнула Кагоме. — Ты обещал!              Сещёмару рыкнул и отправил навстречу атаке Шишинке огромную полную луну, сумевшую не только поглотить атаку, но и самого Шишинке. Напоследок демон успел заметить, что у Ину-но-Тайшо было весьма злое чувство юмора.              Сещёмару злился — он едва смог принять Тенсайгу, как свой меч, а теперь выяснилось, что это обломок Тессайги. Он чувствовал себя оскорблённым. И пламенная речь Инуяши о его превосходстве только усугубила дело, ведь дайёкай отчётливо видел, что мейдо зангецуха вышел только потому, что мечи были рядом.             

***

      Стоило им отойти достаточно, чтобы их уже не было видно, как Сещёмару рыкнул, сорвался с места и улетел вперёд. Кагоме задумчиво посмотрела ему вслед, а затем вопросительно уставилась на Ранмару. Дракон несколько растерялся.              — Что?              — Видимо, давай выберем место для ночёвки, — задумчиво произнесла мико. — Мне кажется, он скоро вернётся.              — А куда это он? — нахмурился Ранмару.              — Полагаю — остыть, — отозвалась Кагоме, приметив уютную полянку на краю леса. — Мы с ним познакомились, когда он пытался завладеть Тессайгой. Для него слова Шишинке как горящей головёшкой в глаз. А как и говорил Джакен, Сещёмару весьма вспыльчив.              — Кагоме-сама, а ты не расскажешь, как вы познакомились?              — Как это было? — она остановилась на полянке и кивнула, утвердив это место. — Сещёмару узнал, что Тессайга находится в усыпальнице его батюшки, а вход туда открывался чёрной жемчужиной, которая хранилась в глазу у Инуяши. Он нашёл ёкая, который создал иллюзию матери Инуяши и должен был утащить его в иной мир, пока Сещёмару бы спокойно забрал отцовский меч. В итоге мы оказались на границе миров вчетвером.              — Вчетвером? — переспросил Ранмару. За разговором они вполне слаженно разбивали лагерь.              — Да, — кивнул она. — Сещёмару, Инуяша, я и Джакен. Они не смогли вытащить меч из камня, а у меня получилось. Случайно, — добавила она, пожав плечами. — Сещёмару попытался убить меня своим ядом, но меня защитил барьер Тессайги. А потом Инуяше удалось вызвать истинную форму меча и отрубить Сещёмару левую руку. Ну, в тот момент переднюю лапу — он был в истинном обличии. Но после этого Сещёмару быстро ушёл.              — Он что попытался сделать? — не поверил демон.              — Растворить меня ядом, — с абсолютно ясным взором отозвалась Кагоме. — Ну, я не вижу в этом ничего этакого. До того, как я стала путешествовать с ним, почти что каждый демон при первой встрече пытался меня убить. Я бы не назвала это неожиданностью. Хотя то, что Сещёмару не смог вытащить меч, меня несколько удивило.              — Ты думаешь, это честно? — спросил дракон, когда на огонь поставили чайник. — Я имею ввиду Тессайгу и наследство.              — Я не знала Ину-но-Тайшо, и мне никто не рассказывал о нём. Разве что я видела воспоминания Инуяши о его матери, — она вздохнула. — Это была очень добрая и любящая женщина. Уверена, она любила Ину-но-Тайшо, а значит, он наверняка был… как бы сказать?.. Ну, положительным…              — То есть?              — Я не думаю, что он мог зло пошутить над Сещёмару, — произнесла Кагоме. — Я думаю, что он не хотел давать ему силу Тессайги, чтобы никто не мог сказать, что у него ничего нет, кроме этой силы. Я, правда, не знаю. Но он ведь оставил Сещёмару правителем западных земель. И насколько я успела познакомиться с миром ёкаев, вряд ли Сещёмару сохранил бы титул, если бы хоть кто-то посчитал, что вся его сила лишь в мече.              — Хочешь сказать, что Ину-но-Тайшо так распределил своё наследие, чтобы Сещёмару мог показать, что достоин быть правителем благодаря своим силам? — нахмурился Ранмару.              — Я не знаю, — она пожала плечами. — Просто я так думаю. Ну, и его матушка ведь сказала, что он должен был ещё научиться ценить жизнь. Мне кажется, Ину-но-Тайшо хорошо знал его.              — Но почему тогда он отдал свой меч Инуяше?              — Вот скажи, я похожа на дайёкая? — Кагоме слегка рассердилась. — Тебе его мотивы должны быть более понятны.              — На дайёкая… — повторил Ранмару. — Ты не похожа на дайёкая, но у тебя глаза стали в последнее время…              — Да? — в жрице поднялось любопытство.              — У тебя глаза дайёкая — чистый взгляд без сомнений, — дракон произнёс это очень серьёзно. — Такой взгляд бывает у тех, кто познал и принял свою силу и свой путь.              — Да, я… — Кагоме вздохнула. — Сещёмару тоже сказал про глаза дайёкая после моего разговора с Когой-куном. Теперь я поняла, о чём он.              — Кстати об этом. Мне показалось, ему было неприятно, что ты говорила с этим волком наедине.              — Ну, он ведь знал, где я и с кем, — она пожала плечами.              — Я думаю, он ревновал, — доверительным тоном изрёк дракон.              — Хм, — Кагоме ответила ему долгим пронзительным взглядом. Уже некоторое время мико испытывала странное ощущение, и только теперь разобралась, что это было — Сещёмару находился достаточно близко, чтобы слышать всё, о чём они говорили, но достаточно далеко, чтобы оставаться незамеченным дайёкаем. — Никогда бы не подумала, что у него могут быть с этим проблемы.              — Учитывая всё, я бы не удивился, что у него проблемы с проявлением любви, — хмыкнул Ранмару.              — Любви? — переспросила Кагоме. — Проявления любви — это забота, внимание, поддержка, нежность. А ревность — проявление неуверенности в себе и страха, что твой избранник предпочтёт тебе другого. Этот страх заставляет ограничивать избранника, следить за ним, буквально сажать на цепь. И ни к чему хорошему это не приводит. Я не думала, что Сещёмару может быть настолько не уверен в себе.              — А ты, Кагоме-сама? — дракон склонил голову набок. — Тебе хватает уверенности в себе, чтобы не ревновать?              — Ох… — она вздохнула. — Видишь ли, я… Скажем так, когда я впервые увидела этот каригину, моей первой мыслью было, что он прекрасно подчеркнёт мою неказистость.              — Вздор! — горячо возразил Ранмару.              — Но я просто доверяю ему и его решениям, — продолжила Кагоме, будто не заметив выпада. — А Сещёмару не из тех, кто легко изменяет себе.              Кагоме подозвала Кохаку, который слушал весь их разговор с большим интересом, и принялась за осколки. Свет из её пальцев наполнял их, сияя ярче, чем костерок, на который уже поставили котелок для риса.       

***

      Сещёмару скорее ощутил, чем почуял, что находится достаточно близко к месту, где решили остановиться его спутники. Он был ещё слишком зол и не хотел, чтобы это привело к драке, поэтому не стал подходить ближе. Вместо этого дайёкай прислушался. Голос Кагоме — ясный и чистый — сам по себе действовал на него успокаивающе, однако Сещёмару прислушивался к словам. Жрица как раз рассказывала об их первой встрече. Дайёкай и сам вспомнил их знакомство в красках. Злость, в это мгновение на самого себя, вспыхнула в нём так ярко, что ближайший валун одним ударом был превращён в кучку песка.              Их разговор перебрался к Тессайге, и дайёкай буквально обратился во внимание. Сам Сещёмару не понимал замысла отца и полагал его решение весьма неприятным, но мнение Кагоме на этот счёт он находил существенным. И её мысли, что он услышал сейчас, он посчитал вполне имеющими право на жизнь. На пару секунд ему даже захотелось, чтобы так всё и было. Сещёмару это даже несколько успокоило — если версия Кагоме была хоть сколько-нибудь близка к истине, это значило, что отец признавал его силу, а вот Инуяши… Собственно, Инуяше он и дал то, что нужно слабаку.              Слово «ревность» обожгло. Сещёмару даже немного приблизился, а затем и вовсе пошёл к лагерю, пока Кагоме говорила об этом. Он чувствовал себя немного пристыжённым тем, что не проявил должного доверия к ней. Сещёмару почувствовал острую потребность коснуться её и услышать её голос, заглянуть в её глаза.              Дайёкай вышел из тени деревьев за спиной мико и бесшумно приблизился. Он опустился на колено и склонил голову, утыкаясь лбом в её плечо. Кагоме едва заметно вздрогнула от неожиданности, но её пальцы продолжили наполнять осколки камня Душ светом. Прикрыв глаза, жрица потёрлась щекой о голову дайёкая.              — Пришёл в себя? — тихо спросила она.              — Смею ли я просить у тебя прощения? — так же тихо произнёс Сещёмару.              — Э… — Кагоме озадаченно нахмурилась. — А что ты натворил?              — Я хотел убить тебя в нашу первую встречу, — ещё тише изрёк он. — И сделал бы это, если бы не Тессайга.              — А, ты про тот случай, — мико улыбнулась. — Мне не за что тебя прощать. К тому же, ты спасал мою жизнь столько раз, что уже и не сосчитать.              — Я хотел бы изменить нашу первую встречу, — вздохнул Сещёмару.              — Нельзя исправить первое впечатление, — Кагоме повернулась к нему. — Но оно утрачивает значение, когда по-настоящему узнаёшь кого-то. По крайней мере, обстоятельства нашего знакомства нельзя назвать банальными.              Её пальцы перестали светиться, и она легонько похлопала Кохаку по плечу. Мальчик поднялся и повернулся к Сещёмару. Дайёкай уже сидел, выпрямив спину.              — Сещёмару-сама, почему Вы хотели убить Кагоме-сама?              — Я подумал, как жалкая смертная смогла достать меч, который не дался мне, Сещёмару? Как смела она коснуться наследия моего покойного батюшки? Она осквернила его своими грязными руками и должна смыть этот позор своей смертью.              — Ты всё ещё не находишь повода злиться за тот случай, Кагоме-сама? — подал голос Ранмару.              — Нельзя злиться на кого-то из-за того, что он такой, как есть, — вздохнула жрица. — Ты же не злишься на воду за то, что она мокрая, а на огонь — потому что он горячий. Сещёмару тогда не сделал ничего такого, чего не сделал бы любой другой ëкай на его месте. И довольно об этом.              — Кагоме, — Сещёмару сверлил взглядом её затылок, — сколько раз и кто пытался тебя убить?              — Серьёзно? — она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. — Я осталась жива и не стремлюсь к самоистязанию мыслями об этом.              Дайёкай немного опешил от её взгляда — в нём не было теней прошлого, лишь уверенный взгляд вперёд. Там, в гробнице своего отца, он пытался убить дерзкую девчонку, человеческого детёныша, а сейчас перед ним сидела мико, принявшая свою силу. Он находил её слова мудрыми, а мысли разумными. И её возраст теперь вовсе утратил значение. «Если его химе была хоть немного похожа на Кагоме, я мог бы понять отца, — осознал Сещёмару. — Но я не стану спрашивать о матери Инуяши».              — Сещёмару, — позвала мико, оказавшаяся уже по правую руку от него, — можешь рассказать о своём отце?              — Он был… — дайёкай задумался. — Думаю, у него было много общего с Рюей-доно. По крайней мере, он был для меня семьёй, в отличие от матери. Не знаю, как был заключён их брак, но у матушки совсем нет души. И никогда не было.              — Думаешь, она не любит тебя? — мягко произнесла Кагоме.              — Возможно, в её представлении её отношение ко мне есть любовь, — задумчиво произнёс Сещёмару. — Но она никогда не была со мной такой, какой с тобой бывает твоя мать или какой была мать Ранмару с ним.              — Вот как, — улыбнулась мико и привалилась к его плечу. — Теперь я понимаю.              — Хм? —дайёкай вопросительно покосился на неё.              — Сложновато объяснить сейчас, — она вздохнула. — Просто я понимаю теперь тебя чуточку лучше. Мне это приятно.              — Вот как.              Сещёмару понял, что ему стоило не носиться по окрестностям и крушить в ярости камни, а поговорить с ней. Когда она была рядом, всё вставало на свои места, а картина мира обретала ясность. Теперь, когда её голова лежала на его плече, он успокоился. «Тессайга не стоит её. Ничто её не стоит», — мысленно произнёс Сещёмару, прикрывая глаза.