Следующую неделю Тим собирался провести дома. У него не было никаких особых дел, встреч, концертов. Целую неделю он был совершенно свободен. Эрин каждый день собиралась утром и уезжала на конюшню, была там до самого вечера. Ей нужно подготавливать Беатрикс к выставке и помимо этого помочь одной девочке, которая только-только начала этим увлекаться.
В первый день Скольд, выспавшись как следует, до десяти часов, заварил себе кофе и ушёл в студию репетировать.
За долгое время он смог хоть немного расслабится за гитарой. Когда делом занят, о всякой херне не думаешь, да и мальчишка спит пока, так что можно спокойно заниматься своими делами.
Макс проснулся уже днём. Половину ночи он не спал и просто ворочался, думая над словами отца и своём будущем. Поэтому проснулся так поздно.
С соломой на голове, даже не удосужившись причесаться, он пошёл на кухню. По тишине в доме, подумал, что все уехали. Он и не знал, что в студии стены со звукоизоляцией, поэтому не может сейчас слушать, как отец играет на гитаре.
Открыв холодильник, мальчишка скривился. Есть только молоко, какие-то йогурты, несколько творожков, какой-то подозрительный сыр, немного овощей. В общем, для одиннадцатилетнего мальчика там не было ничего съедобного. Поэтому он захлопнул дверь холодильника. А ведь он со вчерашнего дня ничего не ел. Желудок больно сводило от голода. Найдя в ящике коробку с хлопьями, он принялся грызть их так, прямо сухими из коробки. Ненавидел он молочные продукты и даже с голоду заливать их молоком не собирался.
Быстро эти хлопья приелись. Поэтому убрал пачку обратно. Было немного обидно. Взрослые свалили и даже не позаботились о еде для него. М-да, это реально не мама, которая всегда забивала холодильник, покупала то, что Макс больше всего любит, готовила перед уходом на работу. Никто тут так о нём беспокоиться не будет.
Он уселся на диван сев по-турецки в гостиной и включил телевизор. Остановился на MTV, по которому крутили клипы и скучающе пялился на экран.
Вскоре ему это сильно наскучило, и он продолжил щёлкать каналы. Остановился на cartoon network по которому шёл старый сериал Courage the Cowardly Dog, в России его уже давно не показывали. Просмотрев несколько серий, он отметил, что Российский дубляж просто отвратительный и портил весь мультфильм.
Вдруг позади себя Макс услышал громкие шаги. Обернувшись, он встретился взглядом с отцом.
—Ты завтракал? — спросил мужчина, проходя на кухню с чашкой в руках.
—Нет. В вашем холодильнике мышь повесилась. — ответил мальчика повернувшись вновь к экрану.
—Не понял тебя. Откуда там мышь? — возмутился музыкант и подойдя к холодильнику раскрыл его.
Ребёнок уже потом понял, что немного неправильно выразился и тихо хихикнул.
—Это выражение такое. Образно говоря. Настолько жрать нечего, что даже мышь от голода совершила самоубийство.
Произношение у него было отличное, а вот формулировал фразы иногда не правильно.
—Чёрт. — выругался Тим и глянул на сына через плечо. А он ведь воспринял всерьёз. —И чего же ты желаешь? Русской кухни? Чего вы там едите… Борщ? — последнее слово далось ему крайне трудно.
—Нет. Не люблю её. У вас даже тостов нет. А молочные продукты я не ем. — мальчик выключил телевизор, обошёл диван и встал недалеко от родителя.
—Насколько же ты привередливый. — Тим покачал головой и вытащил коробку с молоком, сделал несколько глотков.
Мальчик немного скривился.
И как он это пьёт?
—Сейчас поедем с тобой за продуктами. Чтобы Русским — братьям нашим меньшим, было чего жрать. — посмеялся Тим.
Макс отметил, что отец не такой уж и мудак, каким казался в начале. Даже пытается шутить. Хотя обида, конечно же, никуда не пропала.
Перед тем, как поехать, они выгуляли собак. Мальчишка вёл старого мопса, который шёл очень медленно из-за чего всех тормозил и одну лохматую собаку по кличке Оскар. Тим вёл второго лохмача и Бьянку, которая то и дело возмущённо фыркала в сторону пацана. Тима это забавляло.
—Не будешь меня слушаться, натравлю на тебя Бьянку, она тебе задницу отгрызёт. — пригрозил мужчина.
Ребёнок, сузив глаза, глянул в сторону белой бестии, у которой, казалось бы, нижняя челюсть выпятилась ещё больше.
Через час они уже подъезжали к одному из крупных супермаркетов Ralph's. Впервые Макс посетил американский магазин. Когда они с матерью жили в отеле, они лишь заказывали еду или покупали уже готовую в забегаловках. У них не было возможности покупать продукты и готовить.
В первую очередь мальчишка отметил, что супермаркет просто огромный. Они ходили между стеллажами с продуктами и набирали всё необходимое. Макс катил тележку, а Тим шёл впереди. Мальчик отметил, что даже в помещении он не снимает тёмные очки. Наверное, для того, чтобы не узнали. Хотя, такую причёску, как у него сложно не узнать. Скольд хватал по дороге овощи и фрукты уже в упаковке и закидывал в тележку.
—Возьми там пару бутылок фруктовых соков. — скомандовал мужчина.
Макс молча, не возмущаясь, выполнял, что ему было велено.
Они шли дальше по магазину. Мальчик был немного удивлён, узнав, что лекарства продаются прямо в супермаркете. Взрослый взял несколько упаковок витаминов и какую-то мазь.
Дальше Тим закинул ко всем остальным продуктам креветки, какое-то мясо, сыр, хлеб для тостов, яйца, рис, лапшу, сосиски и ещё молочных продуктов. Под конец он забросил четыре бутылки пива. Тележка стала тяжёлая.
Уже направляясь к кассе, он разрешил сыну взять упаковку Cheetos.
Подходя к машине, Макс обернулся к выходу из супермаркета и увидел, как какие-то молодые девушки перешёптываются, одна указывает на них пальцем, а вторая явно направляет на них камеру телефона.
Отец, открыв дверь, окликнул мальчику и тот уселся на заднее сидение.
—Привыкай к подобному. Просто не обращай внимание, если тебя это напрягает. — достал пачку сигарет из бардачка и закурил в окно.
—Часто тебя узнают?
—Не особо. В основном это фанаты на концертах, которые сторожат на улице после выступления. Так, чтобы где-то в магазинах, на улицах, очень редко. Я же тебе не звезда мирового уровня. — выдыхает дым.
—Тебе нравится популярность? — Макс наблюдает, как разочарованные девушки уходят. Хорошо, что у них машина с тонированными окнами.
—Как тебе сказать… Я не завидую тем, кто спокойно из дома выйти не может. Такая известность не даёт спокойно жить. При этом, мне льстит, когда молодые милые девушки подходят ко мне с просьбой сфотографироваться или за автографом. — тут он обернулся на сына. —И не надо делать такое лицо. Ещё четыре года и ты сам будешь мечтать, что бы клёвые девчонки сами липли к тебе. Просто ты пока ещё глупый ребёнок. Не знаешь всех прелестей жизни. Тебя кроме грёбаного мобильного телефона вообще ничего не интересует. — он начал отъезжать со стоянки.
—Ты так уверенно рассуждаешь, будто знаешь меня, но откуда ты можешь знать. Ты же не жил со мной. — пацан угрюмо отвернулся.
—Да с тобой и так всё понятно. Избалованный мальчишка. Неприспособленный к жизни. Который ничего не умеет и не хочет. Ничем не интересуешься. Без каких либо хобби.
—Ты меня не знаешь, чтобы делать такие выводы. Я играю на гитаре. Соло. — мальчик рассматривал пейзаж за окном.
Тим задумался.
—И где же твоя гитара? В гостинице? Что-то ты не рвёшься её забрать. Делаю вывод, что не особо-то она тебе и нужна. — мужчине не верилось, что у этого апатичного мальчишки могут быть какие-нибудь увлечения.
—Я её продал. Когда уезжали из России. Деньги нужны были. — по тону было понятно, что ему очень жаль.
—Что за инструмент?
—IBANEZ JEM JR-WH. — мальчишка тяжко вздохнул. Как же он был в восторге, когда на его десятый день рождение мама повела его в музыкальный магазин и разрешила выбрать любую гитару. Мальчик, конечно, выбрал самую лучшую по его мнению. И не дешёвую… Жаль, что не долго он поиграл на ней. Всего лишь год…
—За сколько продал? — музыканту действительно было интересно.
—За двадцать тысяч. — и поймав непонимающий взгляд от отца добавил. -Рублей.
—Мне это не о чём не говорит. — покачал головой Тим.
Макс недовольно цокнул.
—Ну, смотри. Нынешний курс доллара 25 рублей*. Так что если посчитать… Гитару я продал за-а-а-а… жалких восемьсот долларов. — подытожил мальчишка.
Скольд возмущённо фыркнул.
—Это же ничтожная сумма за неё.
—Я в курсе. Мне нужно было срочно продать её до того, как мы улетели в Америку. Ещё продал компьютер, и мама почти все свои вещи за бесценок отдала. Чтобы нам здесь хоть какие-то время можно было на что-то жить. — ребёнок бросил на отца презрительный взгляд. Тим это проигнорировал. Он не собирался винить себя за это. Эту бабу никто не заставлял ввязываться в такое дерьмо. В слух он, конечно, так не сказал.
—Ладно. Не убивайся. Дам я тебе гитару. Может из тебя что-то достойное вырастет. — последнюю фразу он сказал сам себе. —Сейчас заедем в вашу гостиницу за вещами. Пока есть возможность, надо забрать.
В номере Тим очень удивился, когда все вещи Макса и его матери поместились в две небольшие сумки.
—Я же сказал, что мама почти всё продала. — пожал плечами мальчишка, когда Тим переспросил его, точно ли всё они собрали. Уже перед выходом, мальчик забрал с тумбочки своё кольцо. Серебряное, средней ширины с какими-то руническими буквами. Он закинул его в крайний карман своего рюкзака.
Эта поездка заняла достаточно времени, поэтому приехали они домой где-то к пяти вечера. Занесли сумки в дом, и сразу пошли выгуливать собак.
—Скоро приедет Эрин. Нужно что-то приготовить. — задумчиво проговорил Тим, проходя на кухню.
Макс был настолько голодный, что готов был съесть недавно купленный бекон прямо сырым.
—Так что готовить-то? Я есть хочу. — мальчишка принялся рыться в одном из пактов.
—Овощи с креветками. Доставай этих тварей из второго пакета. — сам мужчина вытащил из морозилки замороженную овощную смесь.
—Какой-то бабский перекус. — недовольно проворчал пацан, но морских обитателей всё-таки достал.
—Что ты там пропищал? — Тим резко повернулся, оторвал кусочек льда от пакета и запустил в мальчишку. Макс попытался увернуться, но не вышло. Кусочек замёрзшей воды отскочил от него и упал на пол. Бьянка тут же просекла и быстрее всех прибежала проверять, что там упало. Правда, это её не заинтересовало.
—Я хочу нормальной еды. А не девчачий салатик с креветками. — возмутился мальчишка.
—Отправлю тебя в армию. Там ты выёбываться сразу перестанешь. Там тебя научат сэндвичи с пиздюлями жрать, на завтрак, обед и ужин.
Макс посмеялся.
—Не выйдет. У вас в Америке армия добровольная, контрактная. Без моего желания ты меня туда не отправишь.
Ребёнок ещё что-то бурчал себе под нос, но Тим пригрозил, что если тот не заткнётся, то вообще есть ничего не будет. Вообще, ему самому не очень устраивал такой вариант ужина, но Эрин это любит.
Единственный плюс этого блюда то, что его особо готовить не пришлось. Разогреть овощи на сковородке, сварить и почистить креветки.
—Она всё время проводит со своими лошадьми? — Максу наскучила эта тишина. Ему оставалось очистить ещё половину креветок и хотелось скоротать время за разговором.
—Большую часть—да. — Тим отпил немного пива из бутылки, которую достал пару минут назад.
—И она нигде не работает?
—Это и есть её работа. К ней приходят люди, просят помочь с подготовкой лошадей к выставке. Обучению детей верховой езде и так далее. По-моему это идеально. Совмещать любимое дело с заработком. — Скольд начал потихоньку забывать, что он говорит с одиннадцатилетним ребёнком, но этот пацан говорил как взрослый и задавал вполне не детские и не глупые вопросы.
—Ну-у-у да-а-а… — язвительно протянул мальчишка.
Мимо мужчины это не прошло.
—Ты не согласен?
—Как-то это не серьёзно. На содержание и покупку таких животных нужны большие деньги. И большие расходы всю их жизнь. Очень сомневаюсь, что к ней люди толпами ходят, чтобы заработок хоть как-то покрывал такие расходы. Хотя, больше чем уверен, что без твоих вложений у неё бы ничего этого не было… И кем бы она была тогда? — Макс говорил спокойно и уверенно.
Тим оторвался от перемешивания овощей и обернулся на него.
—Повтори-ка ещё раз, сколько тебе лет? — сощурившись, он с подозрением посмотрел на макушку ребёнка.
—Одиннадцать, будет в ноябре. Не думал, что у тебя такие провалы в памяти. — пацан даже не взглянул на него. С серьёзным видом терзал несчастную креветку.
—У меня с памятью всё отлично. А вот ты, по-моему пиздишь. Какая дата рождения?
—Двенадцатое ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого. У меня есть паспорт США. Если не веришь. Показать?
—Откуда он у тебя? Ты же сказал что жил в России.
—Родился я здесь. Паспорт у меня США. По факту я гражданин Америки. Фамилия Скотт. Как у матери. А второе имя Коди.
—Да ну тебя нахуй. Дурость какая. Родила тебя здесь, чтобы потом свалить в Россию?
Макс пожал плечами. Он не знал всех причин, почему его мать поступила именно так.
В коридоре послышался звук открывающейся двери. Бьянка тут же полетела встречать хозяйку.
Макс, уже покончив с ненавистными креветками, выбросил весь мусор и встал у раковины отмывать руки. Тим уже как с минуту выключил овощи и сразу забросил в них очищенных ракообразных. После этого пошёл в коридор встречать жену.
Ребёнок с презрением слушал, как эти двое ворковали в коридоре. Мало, конечно, что понял из разговора, но он и не хотел.
Муж с женой прошли в гостиную. Парень их не видел, так как стоял спиной. Эрин что-то сказала, что ей нужно переодеться и привести себя в порядок. Поэтому поднялась наверх. Макс понял, что ему дали возможность быстро поесть и смыться к себе. Так он и поступил. Сидеть в обществе этой женщины ему не хотелось. Ей видимо как же. Тим напоследок глянул в сторону сына и ушёл к жене.
Он оказался такой голодный, что смёл все ненавистные ему овощи. Когда два дня подряд ничего не ешь, то сожрёшь всё что угодно. Он теперь это знал. Закончив, прихватив с собой упаковку Читос, (которую отец закинул в шкаф, когда вернулся) ушёл к себе в комнату. Там он, не доев вредную еду, улёгся спать. Больше в комнате делать было нечего. Ни телевизора, ни компьютера, ни телефона у него не было.
А Тим с Эрин тем временем сидели в гостиной на диване, медленно расправляясь с ужином. Эрин попивала вино из бокала, а Тим пиво. Смотрели какой-то фильм. Женщина ластилась и прижималась к своему мужчине. Наконец-то они могли побыть наедине и провести вечер, как это делали раньше. Ей совершенно не хотелось думать о мальчишке на верху, который сейчас спал.
Мирно спящий ребёнок и не подозревал, что его матери стало намного хуже этой ночью. Рано утром Скольду на мобильник позвонил врач, оповестив о том, что мать мальчика стала совсем плоха, и у неё осталось крайне мало времени…
В шесть утра Тим вошёл в комнату к сыну, начал его тормошить, чтобы тот проснулся. Сонный мальчишка непонимающе повернулся к нему.
—Вставай. Твоей матери стало хуже… Надо ехать в больницу.
Сон как рукой сняло. Макс резко сел на диване. Скинул с себя одеяло и принялся тут же одеваться. Мужчина, кинув напоследок, что будет ждать его в машине, ушёл. Вот только Эрин поймала его в дверях коридора, когда тот собирался обуваться.
—Куда это ты так резко сорвался? — кутаясь в тёплый халат, спросила она.
—Его мать умирает.
В её глазах не было ни капли жалости или сострадания. Ни один мускул на лице не дрогнул. Она лишь подошла к нему вплотную и посмотрела прямо в глаза.
—Я бы могла его отвезти… Не обязательно ехать именно тебе. — намёк был понятен.
—Эрин, не думай, что это важно для меня. Тебя волнует моё мнение по этому поводу? Так вот знай. Мне плевать. Сам я бы не поехал. Я делаю это только ради Макса. Возможно, сегодня ему предстоит узнать, какого это терять близких людей. И всё же я считаю, что лучше всего именно мне быть рядом с ним сегодня.
—Ладно. Только обещай мне. Ты к ней не пойдёшь.
—Не пойду. — мужчина отвёл взгляд, не выдержав её давления.
Уже через минуту они выехали в больницу. Эрин провожала мерседес мужа из окна, непринуждённо попивая чай из кружки. С одной стороны ей было глубоко плевать. С другой, было жаль. Жаль, что она не вылечилась, не сможет забрать своего гадёныша и уехать обратно в Россию. Эрин была готова заплатить любые деньги, лишь бы избавится от этого недоразумения, ворвавшегося в её жизнь. А по сути, по её мнению, эта тварь получила то, что заслужила. Нечего ложиться под чужих мужей. Так считала Эрин. Возможно, это жестоко. А не жестоко ли портить их семейную идиллию, никому не нужным ребёнком?
Макс, не слушая отца, влетел в больницу, стоило ему остановить машину, он нёсся по коридорам, в поисках нужной палаты, а уже когда до неё оставалось меньше десяти метров, двое врачей остановили его, схватив за предплечье.
—Парень, не спеши! К ней пока нельзя! Где твой отец?
—Пустите меня! Я должен быть с ней! — рявкнул на них мальчишка и попытался резко выдернуть руку, но врач крепко его держал.
Тим появился позади, стоило врачу его увидеть, как он крикнул:
—Она просила, что бы вы зашли к ней! Она очень плоха! Поторопитесь!
Скольд не сдержал своего презрения. Он не собирался с ней прощаться. Как бы жестоко это не было, но нет. Он глянул на то, как сын тщетно пытается вырваться и попасть в реанимацию к матери.
—Лучше мальчишку пропустите. Ему это нужно. А я ей никто! — Тим уже собирался уйти, как доктор вновь крикнул.
—Она потребовала, чтобы вы к ней зашли! Ей нужно сказать вам, что-то лично! Вы понимаете, что сами крадёте у себя время?! Она запретила впускать мальчика, пока вы к ней не подойдёте! Думайте, что хотите, но последнее желание пациента для меня — закон! — судя по голосу, врач переживал за женщину в разы больше, чем сам отец ребёнка.
—Сука! Да зайди ты к ней уже! Не будь хоть раз в жизни уродом! — проорал мальчишка, в глазах которого уже блестели слёзы.
В другой ситуации Скольд врезал бы сопляку, без раздумий, но не сейчас. Перед тем как войти, медсестра уговорила его набросить халат на плечи.
Он молча прошёл в реанимационную, пока врач пытался успокоить ребёнка, которого уже начало трясти.
Она была в ужасном состоянии. Почти труп. Бело-серого цвета кожа. Впалые глаза, синяки. Отсутствие волос. Взгляд потухший. Скольд, вроде взрослый человек, много повидавший в жизни, почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. От той восемнадцатилетней, улыбчивой, весёлой, красивой, эффектной девчонки ни осталось ничего. Даже веснушки на лице стали бледные. В какой-то момент ему показалось, что она уже умерла. Так плохо она выглядела. А ведь только чуть меньше месяца назад она ходила, разговаривала, пусть он и не видел её лица тогда за очками и платком, но всё же… Как быстро сгорают люди от этой болезни.
—Я, правда, так плохо выгляжу? — голос был настолько слаб, что Тим не сразу всё разобрал, а только с полминуты и тогда подошёл ближе к ней. Он не стал отвечать. Врать не хотелось, а говорить правду было бы жестоко. Хотя куда ещё более жестоко? Умирать почти в тридцать лет…
—Ты хотела меня видеть… — напомнил он.
Он чувствовал, что здесь не к месту. Он не тот человек, который должен быть рядом с ней в эту минуту. Это должен быть её сын.
—Да… Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не бросишь Макса. Никогда. Поклянись мне, что будешь с ним.
Тим стыдливо отвёл взгляд. Он уже пообещал сегодня жене, что не пойдёт к этой женщине и не выполнил. С мальчишкой тоже не всё так однозначно. Но как это ей сейчас объяснить?
—Тим. — она попыталась придать своему голосу серьёзный тон, но была слишком слаба. —Он ведь и твой сын. Неужели ты к нему ничего не чувствуешь?
—Я не хочу обещать того, чего не факт, что смогу сдержать. Я не знаю, как повернётся жизнь и что случится. Кому, как не тебе это знать? Я не буду давать пустых обещаний.
—Пообещай хотя бы, что приложишь все усилия доля этого! Только подумай, какого мне знать, что мой ребёнок стал ненужным и совсем один, при живом отце! — её голос стал срываться на хрип. Было понятно, что ей очень тяжело говорить дальше.
—Я сделаю всё возможное. — мужчина поймал себя на мысли, что совершенно не смотрит на неё. Не от отвращения, а от стыда.
—Спасибо тебе за это. И за сына. Все эти одиннадцать лет я жила только для него. И не жалею. Хоть что-то после меня останется… Хочу чтобы он вырос порядочным, добрым человеком.
В коридоре послышалась возня, мат и возмущение персонала. Мальчишка упорно пробирался в реанимацию.
—Ему нужно побыть с тобой. — Тим уже собирался выйти, но напоследок подошёл вплотную к ней и взял её ослабевшую, худую руку.
Она попыталась выдавить подобие улыбки, но тонкие губы лишь устало растянулись, выражая всю боль на лице.
Они молчали. Ничего не говорили. Это было и не нужно. Испытывал ли он что-то? Кроме жалости больше ничего. Он не любил её. Не знал. Они были друг другу чужие, пусть и с общим ребёнком. Вот как бывает.
Пока ей не стало ещё хуже, Тим отпустив её руку, вышел из реанимации, жестом дал понять, что Максу нужно пройти к матери. Его тут же отпустили врачи, и он вихрем пронёсся мимо отца. Мужчина закрыл за ним дверь и ушёл на улицу курить. Внутри была пустота.
Он стоял и смотрел на дорогу за территорией больницы. Машины проносились, мелькая друг за другом. Он выкуривал одну сигарету за другой. Так как сейчас раннее утро, было прохладно. Ветер трепал светлые волосы.
Когда это случилось, это было в начале 1997 года. Он тогда закончил со своей сольной карьерой, которая длилась недолго, и перешёл в KMFDM. Давал концерты. Тогда он и встретил эту Арину. Симпатичную фанатку, которую кто-то из её знакомых провёл к ним за кулисы после концерта. Они тогда уже достаточно подвыпили. Отмечали успешный концерт. И тут появилась она. Да, он не отрицал, она была красивая, эффектная. Потом принялись пить вместе. О чём-то говорили. Он уже не помнил. Как оказалось, спорить с Сашей Конецко о том, кто больше из них выпьет, оказалось идиотская идея… А затем повёл её к себе в номер. Уже не соображая, что делает. Не думая, что дома его ждёт жена. Они тогда только поженились с Эрин. У него ещё была дурная привычка проводить время в компании симпатичных девчонок. Что поделать… У каждого свои грехи. В юношестве у него было множество симпатичных подружек. Без каких либо обязательств. Но он не будет тратить всю жизнь на размышления о них. Так он считал, когда уехал тогда после ночи с ней. Он и не знал, что она залетела. И подумать не мог, что пока он пишет музыку, продюсирует, даёт концерты, снимает клипы, где-то там рос его сын. Научился ходить. Разговаривать. Пошёл в школу. Он не знал этого. Он выбросил эту Арину из своей головы и как думал навсегда.
А что бы изменилось, если бы она нашла его тогда и сказала? Поменялось бы что-то? Бросил бы он Эрин? Конечно же нет. Он бы всеми силами попытался уговорить её на аборт, взял бы все расходы на себя. Какой там ребёнок, если он уже тогда нашёл свою любимую женщину. Если у него была колоссальная занятость. Уже в 2002 он присоединился к «Marilyn Manson», а это очень большая нагрузка, работа. Ему бы было просто не до этого ребёнка. Такие люди как он крайне редко специально заводят детей. На них просто нет времени.
«Не будь хоть раз в жизни уродом!» — всплыли слова сына в памяти. Урод ли он на самом деле? Да нет. Просто эгоист. Дети иногда говорят что-то, сами не понимают что. Особенно в порыве злости.
Сколько он здесь уже стоит и размышляет о жизни? Кажется, довольно долго. Пачка сигарет, которая была наполовину полная, уже закончилась.
Позади него открылась дверь. Тим обернулся. Мальчишка уже без халата, который на него набросили, перед тем как влететь в реанимацию, медленно шёл к нему, засунув руки в карманы толстовки. Лица его он не видел. Голова опущена. Растрёпанные светлые волосы, которые он, кажется, специально никогда не приводит в порядок, спадали на лицо так, что закрывали глаза. Вот только как бы он не наклонял голову, мимо мужчины не прошло, как с его щеки скатилась слеза. Он встал примерно в трёх метрах от него, не поднимая головы. Не показывая своего заплаканного лица.
Тим не знал, что сказать. Глупо было бы говорить какие-то слова утешения. Сожаления. Что может утешить ребёнка потерявшего мать, который всю свою жизнь только с ней и провёл? И никого кроме неё у него не было. Его сейчас ничем не утешить.
Вслед за мальчишкой вышел доктор. Тот самый, что держал его до этого. Лечащий врач Арины. На его лице было сильное сожаление, будто это его родственница умерла.
—Мне очень жаль. Мы сделали, что могли. Она обратилась за лечением слишком поздно. На таких стадиях… Извините. — он положил руку на плечо мальчишке. Тот сразу же резко дёрнул плечом, сбрасывая с себя руку. И не произнеся ни слова, пошёл к машине.
Доктор с грустью смотрел ребёнку в след.
—Его можно понять. Вам бы стоило сводить его к психологу. Мальчику сейчас нужна помощь и поддержка. Не оставляйте его одного надолго. Пусть он и будет упираться, возможно даже агрессивно себя вести. Попытайтесь помочь ему пережить эту утрату. — обратился врач к Тиму. Отец, не выражая никакой скорби просто слушал.
—Я всё понял. Спасибо вам. — Тиму даже не хотелось думать о том, как ему теперь вести себя с мальчишкой и как им всем втроём уживаться вместе. Одно он знал точно — все его проблемы только начинаются.
Доктор коротко кивнул и протянул ему женскую сумочку.
—Это её. Там кредитные карты, документы и прочее.
Скольд забрал вещь и пошёл к машине.
Стоило ему открыть ключом автомобиль, как Макс тут же сел назад, громко хлопнув дверью. Тиму очень хотелось возмутиться и сказать, чтобы он так не делал, но знал, что сейчас лучше молчать. Он коротко глянул на ребёнка в зеркало заднего вида.
И вновь глаза скрыты за чёлкой, голова низко опущена. Тим про себя отметил, что мальчишка стойко держится, не смотря на большую потерю, не показывает своих слёз. Любой другой бы на его месте сейчас задыхался в рыданиях.
Мужчина завёл мерседес и поехал. Ребёнок отвернул голову к окну и посмотрел на облака в небе своими блестящими от слёз глазами.
—Я с ней даже не попрощался.
Тим не стал переспрашивать, что он там сказал. Если бы пацан хотел, что бы он его понял, то сказал бы это на английском.
Когда мальчишка забежал в реанимацию и упал перед ней на колени, она уже не могла ничего говорить. Только посмотрела на него в последний раз и еле слышно вздохнула. Он никогда не забудет её измученный взгляд и последний вздох. Он задавался только одним вопросом, почему она потребовала, что бы первый зашёл отец? Что она такого ему хотела важного сказать? Из-за этого он даже не успел с ней поговорить. Он не знал, что так всё закончиться. С того самого дня, как её положили в больницу, он был уверен, что ей помогут. Он жил в этой иллюзии. Он хотел в это верить. Он и представить не мог, что его мама действительно может умереть. Не один ребёнок никогда не смог бы принять тот факт, он всё равно бы до последнего верил в лучшее. Но счастливый конец бывает только в сказках. Реальная жизнь слишком жестока. Даже к детям.
Макс плохо помнил, как они доехали. Совсем не помнил, как на ватных ногах, весь бледный поднялся в комнату, где спит и захлопнул за собой дверь. Снизу послышалась ругань Эрин по поводу того, что он нарушил тишину в доме. Но ему было плевать. Сейчас он почти не живой. Внутри будто что-то сломалось с уходом матери. Будто это он сам умер, а не она.
Только оказавшись один, он уже не смог сдерживаться. Слёзы градом хлынули из глаз. Внутри пустота. Руки трясутся. Будто только сейчас пришло осознание того, что самого родного человека больше нет. Больше никогда она ему мило не улыбнётся, не обнимет, игнорируя его протест, больше никогда они не сходят вместе в кино или погулять в парк. Больше не будут кидаться друг в друга осенними листьями, и кататься на роликах вместе. Её больше нет. И этих моментов больше никогда не будет. Всё это в прошлом. А в будущем её рядом не будет никогда.
От бессилия он упал на колени точно так же, как и перед ней. Он поднял покрасневшие глаза к потолку.
—З-за что? За что т-ты с ней так? Ч-что она тебе такого сделала? — заикаясь произнёс. Он не знал, к кому обращается и зачем. Он просто не мог понять, почему всё именно так. Почему в мире куча мерзких, злых, алчных людей, моральных уродов, насильников, убийц, пьяниц, наркоманов, а из всех забрали именно его маму. Милую, добрую, любящую, заботливую, позитивную. Почему куча подонков живут себе, доживают до старости, а его мама ушла, когда ей ещё не исполнилось тридцать? Что это за несправедливость? Чем она провинилась? За что ей такие мучения и в конечном итоге смерть? Столько всего у неё могло быть впереди?! Целая жизнь… Она так хотела жить. Видеть, как вырастает сын. Заканчивает школу, приводит домой девушку, идёт в институт. Погулять на свадьбе. Понянчить внуков. Простого человеческого счастья. Этого у неё уже никогда не будет.
Её любимое время года это осень. Золотая осень. Когда листья опадают, всё вокруг в жёлто-красных цветах. Кто-то не любит осень за дождь, прохладу, хандру. А она вот любила. У Арины вообще был талант находить хорошее и позитивное во всём. Этому она и учила сына. Именно в последний месяц осени родился её сын, и она была рада. Пусть он не оправдал многих надежд, она безумно его любила и всячески это показывала. Отдавала всю себя ему. Много работала, трудилась, что бы у её сына было всё и что бы он ни в чём не нуждался.
Он так и стоял на коленях, смотря в потолок, пока из глаз ручьём лились слёзы. Он не мог с этим ничего поделать.
Лишь спустя время он поднялся. Шея затекла и болела от такого положения. Макс потянулся к своему рюкзаку и из кармана вытащил кольцо. То самое, что в последний момент забрал из номера. Именно его подарила ему мама.
Год назад
Арина в приподнятом настроении пришла домой, сняв верхнюю одежду, сразу направилась в комнату сына. Тот как обычно сидел с акустикой, прогонял аккорды.
—Максим, отвлекись на минуточку. Я тебе кое-что принесла. — с улыбкой произнесла мама.
Мальчик нехотя отложил инструмент и выжидающе посмотрел на мать. Не любил, когда его отвлекали в такие моменты.
—Посмотри. Это тебе. Красивое, правда? — женщина выудила из сумки прозрачный пакетик, в котором лежало серебряное кольцо, с какими-то знаками, похожими на руны. Она положила его на руку ребёнку.
Макс скептически оглядел подарок. Он не любил кольца. Никогда их не носил.
—Дуратское какое-то. — пробурчал мальчишка. Обычно он так себя не вёл, но в этот день был не в настроении. Да и эта вещь не казалась ему интересной и достойной внимания. Уж чем Макс отличался от всех это прямолинейностью. Что думает, то и говорит.
—Ну, какое же оно дуратское? Вот посмотри. Давай, примерь. — мать не стирая улыбку с лица открыла пакетик и вытащила украшение, одела его на безымянный палец мальчика. Оказалось велико.
Он хмуро осмотрел свою руку.
—Великовато… Ну, ладно, подрастёшь — будешь носить. — не расстраивалась мама.
—Даже если бы подошло, не стал бы. Глупое оно. Ты же знаешь, не люблю я кольца. А на нём ещё и знаки уродливые. Нет. Зря только купила.
Арина тогда не показала сыну, что огорчилась. Она, правда, думала, что сыну понравится. Ей оно очень приглянулось.
—Может, когда подрастёшь, ты передумаешь? — мама с надеждой взглянула на сына. Тот отрицательно покачал головой.
С грустью она убрала кольцо. Ей так хотелось сделать сыну приятное, и снова она прогадала. Очень часто то, что она покупала, ему не нравилось. Но с кольцом было обиднее всего. Конечно же, ребёнку она это не показала.
Это кольцо одно из не многих вещей оставшихся после переезда. Много вещей было роздано знакомым, много продано, чтобы ехать налегке.
Именно это кольцо, это единственный подарок, оставшийся от матери. Теперь единственный.
Макс сжал кольцо в руке и повалился на диван. Прижал кулак с подарком к груди и улёгся в позу эмбриона.
—Прости… Прости… мам… Оно вовсе не дуратское… Э-это я грёбаный дурак… Это я глупый… Прости меня за всё… Я не ценил то, что ты делала для меня… Я вёл себя как мразь… как… как отец… — не прекращая плакать, говорил он.
Имеем — не ценим, а потерявши — плачем.
Мальчик сам себе поклялся хранить это кольцо всегда. Носить его, не снимая. Даже когда оно станет мало, он будет носить его на цепочке, на груди. Это единственная память. Подарок, который она ему когда-то сделала, а он не оценил. Не просто так она выбрала именно это кольцо. Об этом он узнает, повзрослев, когда разобравшись с надписями, переведёт их и узнает, что они значили:
«Я всегда с тобой»
Макс и не знал, что всё это время за дверью стоял отец, прислонившись спиной к двери, и слушал его рыдания, сжимая руки в кулаки с комом в горле. Не решаясь войти внутрь, чувствуя себя самой последней тварью на планете.
