Северный ледовитый Океан.

Все, что происходит в этой жизни — часть плана, который составлен для каждого из нас. Вселенная, Бог, Будда… не важно, кто именно сценарист. Красива будет игра и зрелищна только по средствам актера, а без его эмоций и дыхания жизни это всего лишь сухой текст. Этот год был особенный. Каждый из ныне живущих ощущал это, и совсем не важно: был ты магглом или же магом. Лето не ощущалось летом, теплые дни превратились в пасмурные будни - а заодно и напряженные в связи с приближением начала школы. Николь писала письма друзьям, но ответа не получала, а уже потом, где-то к середине каникул, Никки подумала, что почта не находит своего адресата. Семейство Ковенант было малочисленным. Оно состояло из Николь и ее отца — Арчибальда. Место хранительницы очага пустовало почти четыре года — Арчибальд не собирался заменять никем свою горячо любимую супругу и предавался воспоминаниям о ней при просмотре колдофотографий. На них Изабелла оставалась такой же прекрасной, а главное живой, как в его воспоминаниях. Неудачный магический эксперимент — вовсе не самое страшное, что могло случиться с сотрудником Министерства Магии. Едва ли, конечно, они смогли пережить этот удар. Николь была в самом пике переходного возраста, и на тот момент ей отчаянно требовалась мать. Конечно эта потеря наложила определенный отпечаток на них обоих, и стало ясно, что чем ближе становились школьные будни в Хогвартсе, тем больше нервничал Арчибальд. А в последние несколько дней он и вовсе места себе не находил. Провожая дочь на платформу 9¾, он молчал, но на лбу у мага было написано, как сильно он хочет оглушить собственную дочь чарами и сделать вообще все возможное, чтобы не пускать её в школу. Однако момент единения был упущен. Николь тоже чувствовала отцовские душевные переживания и потому не стала дожидаться неприятных разговоров: лишь поцеловав отца в щеку, она вскочила в вагон поезда и скрылась из виду. Для Никки каждый год обучения в школе становился отдушиной. Дома, без матери, с практически всегда молчаливым отцом она чувствовала себя никому ненужной. Лишь письма друзей были для неё частичкой света в этом царстве мрака. Она любила отца, но мечтала упорхнуть из родительского дома, поскольку подозревала, что Арчибальд не может найти замену её матери из-за дочери. Мало кто соблазнится на и без того не самый привлекательный субъект, да ещё и с наличием почти взрослой дочери. Большая девочка — большие проблемы: волшебница, да ещё и выпускница. — Николь! — Голос любимой подруги буквально вытащил из пучины мрачных мыслей. — Мерлин, я так рада тебя видеть! Писала тебе всё лето, чтобы узнать, поедешь ли ты в школу, но не получила от тебя ни одного письма. — Изи! — Николь бросилась обнимать волшебницу, вошедшую в купе поезда. Хогвартс-экспресс набирал ход, позади оставался Лондон, бесконечные поля и озера, а путь приближал их к заветной школе. — Я тоже писала тебе, но, как и ты, не получала ответа на свои письма. Видимо, министерство перехватывает сов. Наш Франс так и не вернулся. Девушки сели на мягкий диван и с упоением начали делиться друг с другом последними новостями. Николь слушала подругу с огромным удовольствием. Изабель, чистокровная волшебница из семьи Стеббинс, а потому и живет она чуть лучше, чем многие другие. Включая, собственно, и саму Николь. Изи рассказывала подруге о модных новинках из мира волшебников, о том, как весело она провела время на турнире по квиддичу, несмотря на то, что совершенно ничего в нем не смыслила, однако тот загонщик из Татсхилл Торнадос ей приглянулся. Девушки смеялись и даже успели забыть о том, как на самом деле обстоят дела в магическом мире, когда поезд остановился посреди пути в школу. Студенты обеспокоенно выглядывали из окон, кто-то открывал двери в свои купе, чтобы посмотреть, что происходит. Спустя несколько минут стало ясно, что в поезд вошли пожиратели смерти. И поезд продолжил свой путь, но уже вместе с ними. Изабель тревожно сжала палочку, когда по коридору прошел мужчина в черной мантии. Они боялись проронить хотя бы одно слово, ведь тем самым могли привлечь к себе внимание. Прошло около десяти минут с того момента, как экспресс возобновил свой путь к школе, когда дверь в купе открылась. Изабель показала жестом подруге, чтобы та пересела на диван к ней, но Николь застыла в изумлении, рассматривая незнакомца перед ней. Мужчине было около сорока лет на вид, он был одет в черную мантию, выглядевшую идеально. Так сразу и невозможно было сказать, что он — пожиратель смерти. Изи, которую до самых костей пробирал страх, наступила своей подруге на ногу, чтобы та перестала так откровенно пялиться, но Ник была словно в ступоре. — Добрый день, юные леди. — Безупречно ровный голос, наполненный осколками ледяного металла. Аристократическая бледность его лица не оставляла сомнений в том, что в жилах этого человека течет голубая кровь, не иначе. — Вы не будете против, если я составлю вам компанию в дороге до Хогвартса? Изабель молча кивнула в ответ на его слова. Николь все также таращилась без зазрения совести, явно поражённая всем тем, что происходит. Мужчина же, не дожидаясь ответа, опустился рядом с волшебницей и, вытащив из внутреннего кармана мантии Ежедневный Пророк, начал бегло просматривать заголовки. Именно шуршание страниц газеты выдернуло Николь из пучины бездействия. — Неужели во всём Хогвартс-экспрессе не сыскалось для Вас свободного купе? — Всё то воспитание, какое только дали Николетте Изабелле Ковенант, испарилось в тот же миг. Мужчина посмотрел на нее с нескрываемым любопытством поверх газетного разворота, с которого широко улыбался министр магии, обещая счастливое будущее в новом магическом мире без грязнокровок. Этот пожиратель смерти… от него буквально веяло холодом, и Никки не вполне понимала, что именно толкнуло её на такие дерзкие речи. За время, прошедшее после смерти профессора Дамблдора, совершенно ясно стало одно: никто отныне не может чувствовать себя в безопасности. Учитывая только одно это волшебники и волшебницы по всему миру не пренебрегали лишний раз возможностью обезопасить себя. Никки же поставила жирный крест на своем инстинкте самосохранения. — Сэр. — Добавила волшебница. — Отнюдь. — Произнес маг, скользя взглядом по белоснежным волосам Николь. Волосы у нее и правда были белого цвета, это не метафора. Волшебница выделялась среди всех в школе, и, пожалуй, это было важно для неё. Волосы стали седыми за одну ночь. В ту ночь, Никки во сне видела свою мать. Изуродованную, в рваных одеждах лежащую на ледяном полу министерства. В отделе тайн. Эта сцена ещё долго будет стоять перед глазами волшебницы, ведь колдофотографий с места происшествия было хоть отбавляй. Рита Скитер позаботилась о том, чтобы люди вопили от отвращения, рассматривая труп её матери. Изи так широко раскрыла глаза, наблюдая за происходящим, что невольно ударила по ноге подругу. Надо ли говорить, что в жилах у нее стыла кровь от одного взгляда на пожирателя, усевшегося с ними в одном купе? Ник на этот раз отреагировала. Она нахмурила брови, а потом в ответ наступила подруге на ногу и фыркнула. От честности Николетты порой у многих сводило руки: хотелось придушить эту странную девочку. Она всегда отвечала предельно честно: если платье полнит, или его цвет не подходит; если пара не выгодная или ты, к примеру, законченное хамло. Недаром ее определили на факультет честности, ведь надо сказать, абсолютное отсутствие переживаний и возможности остановить поток откровений самостоятельно, делало из Николь образцовую студентку Пуффендуя. Прислонившись к оконному стеклу, Николь принялась незаметно наблюдать за соседом по купе. Он довольно быстро прочитал газету, затем отложил ее в сторону и засунул руку во внутренний карман мантии, извлекая оттуда небольшую, совсем крохотную книжечку размером с ладонь, на которой едва заметно было написано «История происхождения Древних Рун». Отец Николь занимался изучением магических существ, раньше работал на Министерство Магии, но после смерти жены оставил карьеру, посвятив себя дому. Раньше он писал письма своему коллеге, а тот написал об оборотнях такую же, как держал в руках пожиратель, небольшую книжечку и подарил Арчибальду. Украдкой, конечно же, Николь изучала мужчину, а не только то, что он делает. Читал он с упоением и, кажется, по-настоящему отключившись от реальности, поэтому со временем Никки позволила себе почти не скрывать своего любопытства. Изабель в атмосфере напряжённой тишины уснула, откинувшись на сидение, а вот ее подруга напротив — была крайне заинтересована. Он выглядел достаточно сильным, ему было около пятидесяти лет, может быть чуть меньше или чуть больше. Волосы темные, волнистые. Интересно, он успел отрастить их после побега из Азкабана? Или он вовсе не был там? Невольно Николь взглянула на его руки: плотная ткань мантии прилегала к коже — метку, если она там и была, точно не увидеть так просто. На лице в привычном для всех мужчин месте начинала расти щетина, холодные серые глаза торопливо бегали по строчкам в маленькой книжке. Николь наблюдала с таким вниманием, словно от этого зависела ее жизнь. Или, по крайней мере, успехи в учебе. Внезапно серые глаза оторвались от книги и устремились прямо на волшебницу. Это было настолько внезапно, что девушка не успела отвести взгляд, и была поймана на месте преступления. За подглядыванием. Это, конечно, ее сильно смутило. Николь постаралась отвернуться и глядеть в окно, чувствуя при этом, что она сильно краснеет. Хогвартс был уже близко. Николь чувствовала, что в этом году обучение будет непростым и, возможно, она ошиблась, когда не послушала отца и отправилась в школу без его одобрения. Молчаливое принятие решительности дочери было основано лишь на том, что Арчибальд не хотел лишний раз ссориться с дочерью. И тем не менее, сама девушка уже пожалела о том, что покинула отца. Именно сейчас, пока она сидит на этом небольшом диванчике рядом с абсолютно незнакомым человеком… пришло осознание, которое буквально кричало о том, что ничего уже не будет так, как прежде. Пожиратели смерти разыскивали Гарри Поттера, но разве они не понимали, что ни одна живая душа, будучи в здравом уме, не расскажет о его местоположении, даже если и знает. Он был единственной надеждой на счастливое будущее у большого магического сообщества не только Британии, но и мира. Никто не хотел умирать, никто не хотел жить, преклонив колени перед Волан-де-Мортом. Никто, кроме этих людей в черных мантиях. На платформе их встречал Хагрид. На его лице отражалась вся тяжесть нынешнего положения вещей, отражавшаяся в глубоких морщинках, ссадинах и свежих, тёмно-синих синяках. В какой-то практически мертвой тишине, под строжайшим надзором и контролем пожирателей, которые сели в поезд вместе с учениками, они добрались до школы. Разбились по факультетам и начали расходиться по гостиным, игнорируя накрытый в большом зале стол. Разумеется, игнорировали не все, а очень немногие: почти все Гриффиндорцы ушли в свою гостиную, не желая иметь ничего общего со Снейпом и его товарищами по оружию. Слизерин же, наоборот, оказался на коне. Они чувствовали себя королями в школе, а это был всего лишь первый вечер… Николь, вместе с друзьями с факультета, тоже не стала поддерживать змей и отправилась вниз, в гостиную Пуффендуя. Те, кто выбрал подчинение новым правилам школы, вскоре вернулись в гостиную за бунтарями. Их устами говорил Снейп, призывая учеников «по-хорошему» занять свои места за факультетскими столами. Немного поразмышляв, Изабель, Николь, Бриджит и трое парней с шестого и седьмого курсов приняли решение внять совету нового директора школы. Никто из них не уважал Снейпа, все помнили рассказ Гарри о том, что произошло на самом деле на вершине астрономической башни и почему так вышло. Все помнили огромную метку в небесах над Хогвартсом, и мало кто из учеников простил профессору это предательство. Они вошли в большой зал и с упоением обнаружили, что почти все ученики, бойкотирующие нынешнюю политику Хогвартса, вернулись в Большой зал и заняли свои места за обеденными столами. Директор сделал объявление, как, в общем-то, и каждый год до этого момента делал профессор Дамблдор. Николь была уверена, что Снейпа слушал лишь Слизерин: всё их поведение, выражение их лиц красочно давали понять о степени чувства собственного достоинства и о том, как оно подскочило от осознания протектората со стороны директора школы. Теперь они могли делать буквально, что хотели. Половина студентов Слизерина являлась наследниками пожирателей смерти. Такие, как Малфой, например. Его лицо, как успела заметить секунду назад девушка, было полно истинного напряжения. О чем он тревожился? Когда Снейп занял свое место за преподавательским столом, студенты и преподаватели приступили к трапезе. Стол, как обычно, был полон всяческих изысков, вот только есть не очень хотелось. Николь без энтузиазма рассматривала содержимое серебряных блюд, но ничто не вызвало у нее желания попробовать. Кроме, разве что, трюфельных сладостей. — Ты слышала, что он сказал? — Изабель кивнула в сторону директора, шепча. — Не-а. Не знаю, зачем вообще сюда пришла. И кушать не хочется. — Пожаловалась Николь, ковыряя десерт в виде Египетской пирамиды. Изи выпучивает глаза, затем хватает за руку подругу под столом и крепко сжимает, вновь кивает на преподавательский стол. — Декан нашего факультета не мадам Стебль. — Говорит она чуть громче, явно пытаясь заострить внимание подруги на том, что кого-то среди профессоров не хватает. — А кто же? Брось, Изи. Вон она, сидит справа от профессора Слизнорта. Ученики сидели более или менее тихо, видимо боясь привлекать новых смотрителей за дисциплиной — Кэрроу. Чьи-то шаги за спинами подруг нарушили робкое перешептывание, но никто не смел обернуться. Зато как только фигура в безупречной мантии цвета тёмного изумруда заняла пустующее место за столом преподавателей, Николь и Изабель окатило ледяным потом с головы до ног. Изи открыла было рот, чтобы сказать подруге что-то о том, что она знает этого мужчину, потому что это был тот самый пассажир, что ехал с ними в одном купе, но Ник зажала подруге рот рукой. Очевидные вещи не требовали озвучивания. Некоторое время спустя ученики отправились в гостиные комнаты своих факультетов, где собрались обсудить последние новости. Девочки живо обсуждали предстоящие занятия, а мальчики, собравшись в небольшой кружок у камина, шептались о каком-то протесте против новой образовательной реформы. В прошлый раз, с Амбридж, у них получилось, так отчего не получится в этот раз? Абсолютно всем было понятно, что Кэрроу будут во время защиты от темных сил преподавать те самые темные силы, без возможности им противостоять. Так что, надо сказать, этот разговор куда больше заинтересовал Николетту, чем восторженные вздохи по поводу похорошевших парней. Потому, совсем незаметно, но волшебница перекочевала в кружок заговорщиков. Там она узнала, что бунтовать будет не только Пуффендуй, но и Равенкло, а главным образом Гриффиндорцы — те вообще в полном составе решили броситься грудью на амбразуру. Впрочем, это никого уже не удивляло. — Это недальновидно. — Заметила Николь, когда кто-то из Пуффендуйцев сказал, что сохранил «вспышки», приобретенные в магазинчике Уизли, и с удовольствием сорвёт урок ЗоТИ. — Ты сорвешь урок, а Амикус сорвёт тебе голову. Послушайте, я очень поддерживаю наше сопротивление, но нужно быть хитрее. Они взрослые, опытные маги. Вы не думаете, что наши шалости могут обернуться чем-то таким, с чем мы уже не сможем бороться? На минуту в гостиной воцарилась пугающая тишина. Каждый для себя принимал решение, и каждый точно мог знать, что никакого осуждения после принятого решения участвовать в бунте или нет, не последует. Они уже не дети, но вступать в открытое противоборство с пожирателями смерти… многие из тех, кто собирался срывать уроки Кэрроу и другим «пришельцам», даже не могли регулярно вызывать патронуса. Никки покачала головой, прерывая тишину. — Вот-вот. О чем я и говорю. — Девушки, что сидели в отдалении, тоже пришли послушать разговор. — Нестор, — волшебница обратилась к самому изобретательному студенту их факультета. Он был чрезвычайно находчив, но практически не говорил, соблюдая, видимо, правило «молчание — золото». — Ты можешь сделать что-то похожее на вспышки, только, чтобы они при взрыве… Это обсуждение продлилось ещё долго. Было ещё больше придумано и реализовано за эту ночь, однако студенты решили не выступать в открытом противостоянии прямо сразу. А посмотреть, вдруг им удастся сохранить то хрупкое равновесие, пусть оно и было основано на презрении друг к другу. Утро в Хогвартсе было непривычно мрачным… Никакого смеха, никто не бегал и не суетился в коридорах. Студенты обеспокоенно озирались по сторонам, многие ходили небольшими группами, боясь столкнуться с пожирателями смерти. Единственный, кто не держал наготове палочку, был незнакомец из поезда. Он молча прошествовал меж рядами за стол профессоров, позавтракал и удалился. Кэрроу, которая Алекто, уже успела наказать какого-то третьекурсника Равенкло — на его лице красовался огромный фиолетовый кровоподтёк. Что конкретно случилось — источники умалчивали. Николь бегло просмотрела расписание — Зельеварение было первым в списке предметов, а значит, пора навестить профессора Слизнорта. Против него они ничего не затевали, поэтому мисс Ковенант выдохнула с успокоением. Всякий раз ей становилось страшно, когда она думала, что участвовала в организации оппозиции. И потом, не хватало ещё, чтобы кто-то вмешался в их план с сывороткой правды… это уж точно погубит все их старания на корню. Хорошо бы живыми уйти после такой вот авантюры. Следующим был урок Защиты от Темных Сил. Николь села на свое место рядом с подругой и взяла в руки учебник с яркой надписью, контрастирующей с цветом обложки: «Грязнокровки. Как распознать и что делать?» Единственная мысль, с ироничной интонацией произносила в голове цикличное «потрясающе…» с предвкушением интересного и познавательного урока. Алекто кружила между рядами рассевшихся учеников словно акула в ожидании жертвы. Никто не смел произнести ни слова, а она всё перебирала в пальцах рукоятку своей волшебной палочки. Она и без того выглядела устрашающе, когда улыбалась (честно говоря, эта улыбка больше напоминала безумный оскал), а жестикулируя подобным образом и вовсе незримо хватала за горло. Урок длился бесконечно. Николь была сосредоточена изо всех сил, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Кэрроу и так несколько раз дернула волшебницу за волосы, отчего пришлось убрать их на другое плечо. Безусловно, это была провокация, но Никки решила стоически терпеть. Ведь она просто не может подвести своих оппозиционеров. Тем не менее под конец урока Алекто решила провести опрос. Она поднимала каждого ученика в классе и спрашивала с него по одному травмирующему заклятию. Драко Малфой… с гордостью презентовал всем свой вариант травмирующих чар — Фурункулус. Следующей была Николь. Малфой настолько премерзко улыбался, что девушке захотелось дать ему в нос. Однако она сумела сдержаться. Амикус, чье терпение уже давно лопнуло, дал Николь пять минут на размышления. С горечью волшебница осознала, что все ее познания в заклинаниях похожи на мыльный пузырь, который вот-вот лопнет. Пожиратель смерти встал в нескольких шагах от девушки, свирепо отсчитывая сквозь зубы: — Пять, четыре, три… — Николь знала, что будет, когда счёт дойдет до нуля. Перед ней и Малфоем уже наградили Круциатусом троих настолько же сведущих в чарах учеников. — Время вышло, малышка. — Бешеная улыбка мелькнула на его лице, прежде чем Амикус занёс палочку и взмахнул. В тот же миг тело Николетты пронзила дикая боль, какую и представить невозможно. Она резко, со стоном, выдохнула, ноги подкосились, и блондинка упала на пол, визжа от причиняемых непростительными чарами страданий. А буквально через несколько секунд закончился урок Защиты от Темных Сил. Изабель подбежала к подруге, помогая ей подняться. Ноги были ватными и не слушались, но Николь постаралась покрепче схватиться за руку Джастина, который тоже поспешил на помощь. Ей, можно сказать, повезло, если можно вообще так выразиться, после того как к тебе применили Круцио. Остатки сил Никки приложила для того, чтобы поскорее добраться до гостиной факультета, однако на пути к студентам подошёл другой пожиратель смерти. Он остановил компанию, игнорируя поток волшебников, покидавших вместе со всеми предыдущие занятия. — Добрый день, — как и в первую их встречу, он был безукоризненно вежлив, холоден и сдержан. — Могу я поинтересоваться, почему двое студентов моего факультета под руки ведут третьего? Николь прикусила губу, чтобы не выдавать произошедшее. Прямо перед ней прошел Амикус Кэрроу, на лице которого читалась угроза скорой расправы, стоит девушке только намекнуть на происшествие этому человеку. Однако Николь, даже если и не собиралась ничего говорить, опередил Джастин. Дело в том, что он давно подбивал к Ковенант клинья, и все это знали, видели и сочувствовали, поскольку сердце волшебницы совсем не располагало ни к какой романтике уже довольно давно. Пожиратель аккуратно, со всей присущей для него деликатностью, взял Николь за подбородок двумя пальцами, направляя лицо чуть вверх, чтобы волшебница, которой помогали идти, не прятала взгляд. Николь была удивлена этому жесту не меньше других. Серые глаза мужчины сверкали огоньком… злости, что ли. Он выглядел устрашающе и в тоже время достаточно спокойно, чтобы не напугать и без того пострадавшую девушку. Правда это единение взглядов продлилось недолго, ибо тот самый Джастин Уизерби, к слову, магглорожденный (не то, чтобы для Никки это имело какое-то значение, но в свете недавних событий, стоило упоминания), едва справившись с замешательством, охватившим всех свидетелей этой сцены, схватил мужчину за руку и оттолкнул её. Это было посягательством на «его» территорию, ревность мгновенно затмила его разум. Он уже не слышал никого и ничего вокруг: — Убери свои руки от неё! — Рыкнул парень, сжимая талию Николь другой рукой, да так, что девушка охнула. Она всё ещё чувствовала боль где-то там, в глубине сознания, и начинала понимать, почему этим заклинанием можно свести с ума во время пыток. Ей казалось даже, что Круциатус все ещё применялся к ней каким-то образом, может быть, невербально, но это, конечно, было лишь ощущением. — Мистер Уизерби, — пожиратель посмотрел на свои пальцы, которыми держал Николь за подбородок, и потер их между собой, словно пытаясь запомнить прикосновение. В другой руке у него были четки, шарики которых он неспешно перебирал. — Да будет Вам известно, что за подобное поведение по отношению к декану Вашего же факультета я не собираюсь вас поощрять. — Лица всех троих студентов исказила гримаса крайнего удивления. — Декан…?! — Как это декан? — Я не успел представиться, — невозмутимо произнес мужчина, оглядывая студентов одного за другим. — Августус Руквуд, декан факультета Пуффендуй, а также преподаватель Древних Рун. За ваше поведение, мистер Уизерби, я вынужден отнять у нашего с Вами факультета десять очков и пристыдить Вас за то, что учебный семестр едва успел начаться, а Вы уже отодвинули Пуффендуй в самый конец списка факультетов. Джастин не нашелся, что сказать, только опустил в расстройстве голову. Николь собрала в себе все силы и выпрямилась. В конце концов, не так уж она и пострадала — пытка длилась всего минуту или даже меньше. Многие выдерживали и более страшные пытки. Зачем? Да просто показывая преподавателю-пожирателю смерти, что с ней все в порядке. Так они и стояли, молча глядя друг на друга, до тех пор, пока Руквуд не решил дальше следовать своей дорогой. Лишь обойдя троицу и сделав пару шагов от них, он остановился, окликая Ковенант: — Мисс Ковенант, не могли бы Вы зайти ко мне сегодня вечером? Я хотел бы обсудить этот инцидент с Вами лично. Он не стал дожидаться ответа и дальше зашагал по своим делам. Николь только опустила голову вниз, почему-то чувствуя, будто она предала кого-то или обманула. Она не планировала никому ябедничать, а уж тем более посещать каких-либо странных мужчин, даже если они были деканами или преподавателями. Он все ещё оставался носителем черной метки (Николь ее не видела, но была уверена в своих суждениях). С ним не могло быть никаких переговоров. Оставшиеся занятия сегодня Николь не посетила. Изабель говорила, что отвела свою подругу в Больничное Крыло — и, что характерно, не лукавила. Почти час Николь пролежала на кровати в под чутким руководством мадам Помфри. Это навеяло воспоминания о госпитализации в Святом Мунго после знакомства с папочкиным дрессированным фестралом. Инцидент с переломом и смещением осколков при помощи его копыта произошел аккурат перед тем, как Арчибальд покинул свою должность в министерстве. Было что-то в тех временах прекрасное. Детство, беззаботность, отсутствие каких-либо обязательств. Разве что замужество… так было принято у них, в семьях чистокровных — обещать своих детей кому-то ещё, дабы продолжить свой род. Надо сказать, так было не у всех. Но Арчибальд очень беспокоился за продолжение рода Ковенант, тем более что дочь у него была единственной наследницей, а жена умерла. Его опасения можно было понять. Да и в подборе жениха отец был крайне внимателен. Он был выпускником Гриффиндора, кажется, они виделись несколько раз, но волшебница отнеслась к будущему мужу без особого энтузиазма. Помолвка так и не состоялась — возвращение Волан-де-Морта порядком спутало карты многим людям. Николь задумчиво листала книгу заклинаний, когда на диван рядом села Изабель. Она четко понимала, когда ее присутствие нужно подруге, а когда стоило оставить ее одну. Почти час девушка потратила на то, чтобы успокоить совсем уж расстроенного Джастина. В итоге, конечно, у нее лишь получилось убедить молодого мага в том, что отнятые десять баллов он может только наверстать и тот, по крайней мере сосредоточенный на домашнем задании, отправился в библиотеку. — Ну, как ты? — Изи постаралась заглянуть подруге в лицо, чтобы прочитать или угадать переживания однокурсницы. Гостиная была почти пуста: многие студенты разбрелись по спальным, библиотеке и большому залу. Среди учеников сейчас преобладало какое-то стадное чувство — все будто бы старались передвигаться группками, боясь ходить по одному. — М? — Николетта, смотревшая до этого на потрескивающие в камине поленья, посмотрела на волшебницу, сидящую рядом с ней, и вздохнула. — Нормально, уже лучше. Одна из самых ценных черт характера Изабель Таутвуд было умение четко распознавать когда «что-то» не так. Николь знала, что у подруги нюх на какие-то странные изменения в мышлении, сознании или чувствах — в такие моменты Изи буквально пронзала взглядом, словно стрелой. Как правило, она после этого выдавала нечто провокационное, основанное лишь на интуитивном восприятии происходящего. Вторая ценность ее характера — Изи очень часто оказывается права. Немного помолчав, Изабель хмыкнула, забрала у подруги книгу и заставила ее смотреть себе точно в глаза. — Ты решила идти? Николь снова издает тяжёлый вздох. — А как же иначе? Изабель понимающе молчит. Ещё бы! Ведь Руквуд — декан. — Но ты ведь не будешь нарываться на неприятности, как в поезде, правда? На этот раз многозначительным молчанием одарила свою подругу волшебница из семьи Ковенант. Изабель смотрела таким взглядом… словно знала куда больше, чем говорила, а ещё больше она хотела бы сказать, но пока не может. Ждёт подходящей возможности. Часы пробили семь. Николь поднялась с дивана, поправила обтягивающие джинсы, горчичного цвета свитер крупной вязки, который прикрывал поясницу и половину ягодиц, расправила волосы. — Как я выгляжу? — Спросила она у своей подруги. Изабель вздернула бровь. — Для похода к декану… вполне. Кивнув, Никки зашагала к выходу из общей комнаты. А уже через пятнадцать минут стояла у большой, черной двери из массивного дуба. Стояла-стояла и думала, что же привело ее сюда. Так не хотелось стучать, не хотелось заходить в этот кабинет. Не хотелось абсолютно ничего, что связано с этим человеком. Мерзким, отвратительным, высоким, статным, спокойным… стоп! Она тряхнула головой, в надежде понять, что это за эпитеты такие? По отношению к человекоподобной особи, которая наказывает студентов всех возрастов Круциатусом! Николетта Изабель Ковенант сжала руку в кулак. Сейчас так не хватало отца… он никогда не бросал свою маленькую девочку в одиночестве перед проблемами. Будь то проблемы морального и психологического плана, или же вполне себе осязаемые, может даже, самосочиненные. Но сейчас она была одна, и костяшки пальцев так и замерли в нескольких сантиметрах от той самой злосчастной двери. Вдруг за спиной послышались шаги, и голос, такой знакомый, спокойный, с нотками металлического безразличия ко всему живому, произнес: — Прошу меня простить, обычно я не имею привычки опаздывать на встречи. Но сегодня я был вынужден отлучиться по чрезвычайно важному делу. Надеюсь, Вы не слишком давно ждёте? — Нет, что Вы. — В таком случае, проходите, — Руквуд произнес что-то неразборчиво, затем толкнул дверь от себя и жестом пригласил Николь войти в комнату первой. Вот оно, хвалёное воспитание чистокровных: сразу становится понятно, что Августуса в детстве держали в строгости. Такие как он — в основном конечно выпускники Слизерина — не отличались чрезвычайной эмоциональностью и проявлениями любви к своим детям. — Вы сегодня на редкость вежливы, мисс Ковенант. Девушка сделала, как он просил — вошла в кабинет и начала озираться по сторонам, игнорируя замечание профессора по поводу воспитания. Это были профессорские покои, состоящие из двух комнат. В первой, где они оказались, стоял камин, напротив него замшевый черный диван, видавший виды. В углу рабочий стол, стул и книжный шкаф, в котором было полным-полно книг. Они не только стояли, но и беспорядочно лежали на полках, даже были воткнуты поверх уже выстроившегося ровного ряда книг. Николь одобрительно хмыкнула — профессор, видимо, очень любил книги и, если он все их прочёл, значит достаточно умён. Что, впрочем, неудивительно. Во вторую же комнату дверь была закрыта. — Прошу, присаживайтесь. — Руквуд вошёл в кабинет вслед за ней, указал девушке на стул напротив стола, куда, вероятно, и должны садиться ученики и другие посетители этого кабинета, чтобы поговорить и выяснить все обстоятельства интересующих вопросов. Николетта безропотно повиновалась. — Итак, Вы, вероятно, уже догадываетесь о чем я собираюсь спросить Вас? Николь отрицательно качнула головой. — Я бы хотел узнать, что произошло на уроке Защиты от Темных Искусств. — Ничего. — Невозмутимо произнесла девушка. Руквуд вздохнул. — Поймите, мисс Ковенант, несмотря на то, что я не преподавал у вас в школе никаких предметов раньше, и Вы, возможно, не доверяете мне… — Именно. — Вдруг выпалила волшебница, чем, собственно, сбила мужчину с намеченного разговора. — На уроке не произошло ничего из того, о чем стоит рассказывать. — Вы уверены? — Руквуд смотрел на студентку с какой-то толикой надежды на ее благоразумие. И возможно, она не подвела его ожидания, ведь для нее этим самым благоразумием являлось молчание. — Абсолютно. Комната погрузилась в тишину. Руквуд несколько минут смотрел на ученицу, сидящую напротив, затем опустил голову и принялся записывать что-то на пергамент, развернутый на столе перед ним. Николь все ещё молчала и наблюдала за тем, как он это делает. Как заправляет волосы за ухо, чтобы они не лезли в глаза. Они у него не длинные, но уши оказываются закрыты. При всей небрежности прически, он одет, как и всегда — с иголочки и, надо сказать, довольно красив. Белая рубашка с воротником стойкой, поверх изысканная мантия. Девушка позволяет себе ещё несколько секунд рассматривать профессора, а затем поднимается со стула и, подходя к двери ведущей в коридор, говорит: — Я могу идти, профессор? Но вместо этого Руквуд лишь коротко кивает, не поднимая головы. Николь бежит бегом в общую комнату. Как ей казалось, в коридоре первого этажа она видела мерзкое лицо Амикуса, и постаралась скрыться из виду ещё до того момента, как он крикнет ей что-то вслед. И вот уже родная гостиная Пуффендуя: теплый очаг, повсюду запах домашней выпечки и свечи, парящие над каминной полкой (спасибо Пию за то, что он тренируется в левитировании предметов). У небольшого книжного шкафа сидела Изабель, внимательно читая книгу. У нее была мечта — открыть лавку в Косом переулке, продавать в ней собственные картины. Да, Изабель потрясающе рисует. Немного мрачновато, но всем, кто видел ее рисунки, они нравились. Некая душевность в них была, что ли. Искусство вообще сложно объяснить, даже если ты ценитель. Николетта идёт прямо к подруге, садится на ковер перед ней, подтягивает ноги к груди и утыкается в колени носом, при этом шумно выдыхая. — Ну? — Крайне заинтересованная событиями подруга отложила книгу, которую читала, ради того, чтобы расспросить Николь. — Что было? О чем говорили? — Спрашивал, что случилось на ЗоТИ. — Как-то нехотя ответила та. — Потом я ушла. Ничего не рассказала. Как думаешь, я поступила правильно? Изи нахмурилась, размышляя. Она долго молчала, сначала вглядываясь в лицо подруги, затем рассматривая книжные полки позади Никки. — Ты случаем не влюбилась? — Вдруг поинтересовалась подруга, хитро улыбаясь. Николь, хоть и ожидала услышать, казалось бы, абсолютно любой комментарий, сейчас просто выпала в осадок. На ее лице читалось такое недоумение, а вместе с тем и веселье, что, когда смысл сказанного всё-таки дошел до её блондинистого ума, Ковенант уже буквально задыхалась от смеха. Как ей вообще такое в голову могло прийти? Она — почти отличница, да ещё и влюбилась в какого-то там старого пожирателя смерти? Немного отсмеявшись, Николь утерла блестевшие от слёз глаза и произнесла: — Ну и шутки у тебя, Изи. — Я не шутила. — Сказав это, Изабель встала с кресла, поставила книгу на полку, где ей и было место, а потом зашагала к спальням девочек. — Ответишь на мой вопрос, тогда ответишь и на свой. Философски заключила волшебница и оставила Николь в одиночестве в гостиной.