Дом без номера

      Макс не поверил ни единому слову. Не видя лица Наташи, он совершенно отчётливо понимал по её голосу, что она одновременно лжёт и говорит правду — она говорит правду, что не хочет разыгрывать спектакль, но лжёт, говоря, что не разыгрывает его. И спектакль предназначен для того, чтобы запугать Макса. Таинственные влиятельные и страшные сектанты, жертвоприношения — всё, что она говорила, должно было впечатлить, желательно даже повергнуть в панику, чтобы, когда им «чудом удастся выбраться», Макс бежал бы отсюда без оглядки. Он нисколько не сомневался, что «чудесное спасение» очень скоро последует. Проколотые колёса, странные звуки, история с похищением наташиного друга, этот тёмный подвал — всё это было слишком театрально и выглядело полной бессмыслицей, но имело одну цель: запугать и сбить с толку. Макс вдруг понял любопытную и удивительную вещь: он почти научился находить ту точку обзора, с которой люди представали, будто раскрытые книги. Было это влиянием ауриков, воздействием источаемой ими энергии? Или, пожив некоторое время среди этих странных существ, способных без труда читать и чувствовать людей, Макс и сам научился видеть нечто, скрытое от глаз большинства ему подобных — этот вопрос теперь чрезвычайно занимал его. И, сидя в кромешной темноте, он с любопытством бродил в лабиринте собственного непознанного. Он снова вспомнил о Нике, и что-то кольнуло, внезапно, неожиданно и больно. Ещё вчера утром он убеждал себя, что Ники в его жизни слишком много, что уехать на время и не видеть её гарантированно означало не думать о ней. Теперь такой грубый самообман казался смешным. Но Макс больше не врал себе. Если это зависимость, а Ника — наркотик, пусть. Думая об этом, Макс с головой купался в своём обжигающем сожалении. Что не сказал, куда едет, не ответил и не позвонил. Но сейчас не это было главное. Увидеть, сказать всё прямо, глядя ей в глаза — вот что он сделает, как только выйдет отсюда, а о последствиях думать рано. Он скажет ей, что давно не цепляется за иллюзию, которой она была для него вначале. Может быть, это безумие, но реальность стала для него притягательнее и дороже. Только она. Настоящая. Стодвадцатилетний монстр, сверхъестественное, смертельно опасное существо с вечно юным лицом, холодным рассудком и стальной волей. Необъяснимое, никакой науке неподвластное создание, хищник-одиночка, который ни в ком не нуждается, ничего не боится, ни к кому и ни к чему не привязан. Она не меняется, не стареет, никуда не спешит, ей нет нужды сожалеть об упущенных возможностях. Нет ничего, что было бы ей не под силу, ведь в её распоряжении бесконечный запас времени. Её физическая оболочка совершенна и начисто лишена слабых мест и погрешностей. Тогда, на крыше, они проговорили ночь напролёт, до самого утра, и в медленно розовеющем свете нового утра, Макс внимательно и жадно рассматривал её, по-новому изучал её вблизи. Теперь, зная правду, он ясно видел, что Ника, с земной, человеческой точки зрения, абсолютно неестественна. Алекс был таким же. На самом деле, только если не приглядываться, ауриков можно было принять за людей. Их кожа была гладкой и ровной, словно винил, без пор, без изъянов, лишь слегка полупрозрачная, благодаря чему сохраняла близкий к человеческому оттенок и румянец. Волосы выглядели неестественно блестящими и прочными, белки глаз были белоснежные, как фарфор, а радужка отражала свет, так что глаза под определённым углом светились в темноте, как у хищных зверей. Их движения были быстрее и точнее, чем у людей, а ещё — аурики совершенно ничем не пахли. Даже на сильной жаре их тело сохраняло стерильную, холодную свежесть, подобную чистому, тщательно отглаженному трикотажу. Впрочем, им никогда и не было ни жарко, ни холодно, собственную температуру они легко подстраивали под внешнюю среду. Но дело было даже не в том, что Ника аурик. До встречи с ней, Макс едва ли задумывался над тем, есть ли у него какой-либо абстрактный идеал женской красоты или, по крайней мере, любимый типаж. Был набор черт, из которых складывалось для него привлекательное — и наоборот, но, в целом, девушки Максу нравились довольно разные, и выбор он для себя делал, скорее, по наитию. Что-то цепляло — а уж дальше, он быстро отмечал про себя примерный набор тех самых, условно существенных для него черт. Впрочем, дальше, чаще всего, разочарование наступало быстрее и намного легче, чем очарование. Форма переставала быть интересной вслед за содержанием. Но Ника… Она с самого начала была явлением иного порядка. Она была до онемения, до безумия, до откровения прекрасна. Несомненно привлекательная Наташа, как внезапно понял теперь, в темноте, Макс, не вызвала в нём и мысли о том, чтобы сравнивать. Это было бы чем-то до крайности нелепым, несопоставимым, как материи из разных миров. Теперь в его картине мира была Ника — и все остальные, сливавшиеся в общую массу образы. Неужели ему нужно было оказаться в кромешной тьме, чтобы увидеть всё с такой безжалостной ясностью? И неужели, холодное совершенство сверхъестественной твари стало для него ближе и притягательнее зыбкой человеческой красоты, живого обаяния? Может, самое время по-настоящему испугаться? «Ты отвык от нормальных людей» — с усмешкой подумал Макс, но эта мысль лишь повеселила его. Расхожее утверждение, что всё идеальное скучно, и раньше, а уж теперь и подавно, казалось ему смешным. В идеальном крылась огромная тайна. Оно бросало вызов самой природе, а разве может существовать в мире бóльшая дерзость? Вместе с тем, совершенство таило в себе бесконечное спокойствие и ясность. Абсолютную гармонию. Подобно неопровержимой стройности математической формулы. Подобно музыкальной фразе, неизменно стремящейся к тонике. Нет, для Макса нечто идеальное точно не могло быть скучным. Наоборот — вызывало трепет, как вечная, высшая загадка. А Ника была самой завораживающей загадкой, потому что в ней совершенство формы, которое невозможно было бы вообразить в реальности, скрывало за собой непроглядную бездну, и можно было лишь гадать, какие демоны населяли её. Макса выдернул из размышлений какой-то грохот наверху. В следующую секунду, прямо над ним распахнулся подвальный люк, и, щурясь от света, он увидел в квадратном проёме, в кружении взметнувшихся пылинок, Нику, с сердито нахмуренными бровями и брезгливым раздражением во взгляде. — А ну вылезли сию секунду, все трое! — звучно скомандовала она, быстро оглядев ошалевшего от неожиданности Макса и тут же уставилась вглубь подвала, — ну, чего зашкерились там, как помойные крысы? Сказала, по одному на выход!