Дом без номера

      Теплая, ясная ночь пятницы переливалась пестрыми огнями, и на пешеходной улице было многолюдно. Алекс и Дани шли небыстро, и можно было подумать, что двое друзей просто гуляют, наслаждаясь свободным вечером, как десятки других праздных, веселых, модно одетых персонажей на ярко освещённой нарядной мостовой, среди разноцветных вывесок и ярко подсвеченных витрин. Нередко их провожали заинтересованные взгляды, особенно, женские — всё же, оба заметно выделялись из толпы. Дани с живым интересом разглядывал прохожих и обитателей летних кафе. — Ты будто уже в музее. Или у прилавка с деликатесами? — подначил Алекс и чуть подтолкнул Дани локтем. Тот бросил в ответ азартный взгляд. — Посмотри, они же прекрасны! — со страстью в голосе произнёс Даниэль, — какое бесконечное разнообразие разумных существ! Как светится аура, как она плещется под их тонкой кожей. Чудные большие куклы с начинкой внутри. Одни — как фонтанчики шампанского на вечеринке, так и искрят беззаботной щенячей радостью. Другие — как спокойное вино. Третьи — как стейк с пылу с жару, так и брызжут соком. А иной раз встретишь и тех, что как цветы по осени, сорваны, приглушены болезнью или горем — они как ходячий реквием, с упрямо бьющейся внутри мелодией… а старики — те как угасающие звезды, у которых света больше, чем времени. Сколько форм принимает жизнь, Лекс! Сколько таинств, трагедий, комедий, лирики, фарса… А дети! Ты видел человеческих детей? Их аура касается тебя, как солнечный луч. Алекс повернулся и посмотрел на точеный профиль Даниэля. — И ты когда-нибудь… Дани вскинул брови и вонзился в Алекса внезапно испуганным взглядом. — Никогда! — с жаром перебил он, — Ты что. Даже у демона должно остаться хоть что-то, что будет для него святотатством. Они свернули на улицу, что вела к музею. Здесь прохожих было меньше, а вскоре пятничная толпа совсем поредела, и, когда аурики повернули в подсвеченный приземистыми коваными фонарями сквер, впереди перед ними маячила лишь одна единственная тёмная фигура. Это был молодой мужчина среднего роста, лет тридцати восьми от силы, крепкий и, как определил Алекс, тронув его ауру, немного усталый — скорее приятной, привычной усталостью после трудового дня. Он шёл домой, предвкушая горячий ужин, кружку пива, ванну и сериал. Дани ускорил шаг. Алекс насторожился, потянул его за рукав футболки и сделал предупреждающий знак. Но тот лишь саркастически фыркнул и продолжал бесшумно нагонять незнакомца, с холодной, слишком знакомой Алексу решимостью в глазах. Мужчина споткнулся, невольно замедлил шаг, и Даниэль вытянул вперёд руку. — Простите, пожалуйста, — заговорил он фальшиво-непринужденным, будничным голосом. Алекс начал злиться. Мужчина остановился, вопросительно оглянулся и замер на месте. Без единого слова, Дани приблизился, ухватил его за шею и прижал виском к своему виску. Он выпил его залпом, и, когда через минуту Алексу удалось рвануть своего обращённого прочь от несчастной жертвы, незнакомец тяжело и безвольно осел и рухнул на асфальт. Алекс ринулся к нему, надавил обеими ладонями ему на грудь и застонал от напряжения, спеша вернуть ему ауру. Когда мужчина очнулся, Алекс рывком поднял его на ноги, взглядом приказал забыть все произошедшее и резко развернул к себе спиной. Незнакомец удалялся прочь по тёмной аллее, растерянно озираясь и поправляя одежду, а Даниэль, увлекаемый Алексом прочь, к музею, беззвучно смеялся совершенно пьяным, шутовским смехом. — Идиот! — глухо зарычал Алекс, припечатав Даниэля к красной кирпичной стене, — у него дочка восьми лет, жена, пожилая мать. Ты же сам видел! Дани запрокинул лицо, жадно ловя воздух и закусывая губу, точно удар о стену доставил ему острое удовольствие. — Но всё же хорошо, ты его спас, мой праведник! — выдохнул он, прожигая Алекса пылающим взглядом. — Не зли меня дальше, — раздельно проговорил Алекс. — Почему? — Как в тебе… Уживается всё это, — голос Алекса будто бы дал трещину, сорвался в надрывную хрипотцу. — Лекс, — став в одно мгновение серьёзным, сказал Дани, — ни одно хищное создание не откусывает от пойманной жертвы по кусочку, позволяя ей убежать с кровоточащей раной. Это верх лицемерия. Алекс выпустил его и в досаде помотал головой. — Я еще поговорю с тобой дома. Философ, — бросил он и махнул рукой, — Пошли. У нас мало времени. В тишине и темноте музея, под высокими сводами спящих залов, даже бесшумные шаги ауриков звучали гулко, опасно гулко. — Где она? — В запаснике, ясное дело! Им понадобилось около часа, чтобы отыскать портрет. — Подержи это, — деловито приказал Алекс, протягивая Дани какую-то материю, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась большой шёлковой наволочкой. — Ты рехнулся? — прыснул Дани, — Мы заделаемся ворами? — Не говори глупостей, — шикнул Алекс, — мы просто возьмем его на время. Чтобы изучить как следует. Никто его не хватится в ближайшее время, в этом можешь быть уверен. Но перед тем, как уйти, Дани непременно захотел пройтись по залам спящего музея. — Неет, — жадно протянул неуемный аурик, — этот музей не спит. Именно сейчас он бодрствует по-настоящему. Именно сейчас, без дневного шума, едкого света, суеты экскурсий, все эти нимфы, сатиры, голландские мастерицы и екатерининские офицеры могут наконец побыть сами собой. А в гобелены можно шагнуть, поохотиться вместе с этими безумными хлыщами, или просто целоваться до потери рассудка в этих заросших аллеях, а? Как считаешь? Можно, я сыграю на клавикорде? — Не в этот раз, — снисходительно бросил Алекс, — пошли, а не то сработает сигнализация. Дани вздохнул и покачал головой. — Ты стал таким нудным и душным, Лекс! Но всё же покорно направился к выходу. В дверях Алекс передал ему портрет. — Держи. Выходи, я верну на место замок и сигнализацию. Но лишь только Дани ступил за порог, осторожно держа перед собой картину, дверь захлопнулась, и Алекс остался внутри. Дани усмехнулся, постукивая по двери. — Там заночуешь, искусствовед? И похолодел, услышав неожиданно звонкий голос Алекса из-за двери: — Дани, я не могу открыть. Ауры не хватает. Никак.