Дом без номера

      Свернув с ярко освещённой улицы в проулок, Анна посмотрела на часы — половина первого. Обойдя пятиэтажку, она разглядела в конце изогнутой аллеи освещённые окна. Дом Алекса был единственный, где в этот час горел свет. В проулке не оказалось ни единого фонаря, и для человеческого зрения темнота была бы почти непроницаемой. Анна шла вперёд, не глядя по сторонам: она успела хорошо рассмотреть это место засветло, даже представить, каким оно было, когда Даниэль жил здесь ребёнком. Поднявшись по узким ступеням крыльца, Анна позвонила и стала ждать, спокойно глядя в узкий чёрный зрачок камеры. Ника открыла через минуту. Размашистым движением распахнула дверь и вопросительно смотрела на Анну — исподлобья, не заботясь поднять лицо. Из-за каблуков Анны их разница в росте была особенно ощутима: без обуви, в одних носках, Ника едва ли была ей по плечо. — Чего тебе? Анна заметила, что Ника бросила быстрый, цепкий взгляд мимо неё, в темноту проулка. — Может, впустишь? — негромко произнесла Анна, — не стоит разговаривать на пороге. Ника молча сделала шаг в сторону и, когда Анна вошла, резко захлопнула позади неё входную дверь. — Даниэль по телефону сказал, что тебе нужна будет аура, — аккуратно, убедительно произнесла Анна. Ника скрестила руки на груди, прожигая гостью тяжёлым, полным неподвижного отвращения взглядом. — Как мило с его стороны. Вспомнить по пути в аэропорт, что мне нужно чем-то питаться. Что мне тоже нужна аура. И он думает, что я возьму её у тебя. А прослезиться от ваших щедрот мне полагается? Анна вздохнула, делая шаг обратно к двери. — Я знала, что ты так скажешь. Я приведу тебе кого-нибудь. А там сама разбирайся. — Подожди, — окриком остановила её Ника, когда Анна уже взялась за ручку двери, — не надо. Не напрягайся. Никакой разницы все равно не будет, в какой форме мне принимать от тебя подачку. Анна задержала взгляд на её лице и, выждав пару секунд, начала расстегивать пальто. — Не стоит так драматизировать. — По моим наблюдениям, — поднимаясь по лестнице и не оборачиваясь, сказала Ника, — самые отвратительные личности всегда говорят это «я знала, что ты так скажешь». И княжеские манеры, значит, не помеха. — Выходит, так, — спокойно, почти весело отозвалась Анна, расстегивая ботильон. Войдя следом за Никой в гостиную, она огляделась. — Приятная комната. И дом, — сказала Анна, пытаясь вызвать в Нике ответное дружелюбие или, по крайней мере, вывести их общение в нейтральный ключ. Ника прошла и устало плюхнулась на диван, сползая вниз и почти утопая в своём объемном сером худи. Анна заметила на экране телевизора стоп-кадр какого-то, поставленного на паузу, аниме. Ника поспешно вскинула руку с пультом и выключила телевизор. — А всё-таки, почему ты пришла? — с почти отсутствующим выражением спросила Ника, — Какое тебе до меня дело? Или, — она лениво оскалилась, косясь на Анну, — ни в чем не можешь ему отказать? Анна приблизилась и села рядом, так близко, что Ника могла различить плетение волокон на её чёрной кашемировой водолазке. — Дай руку, — сказала она, небрежным, точным жестом протягивая Нике свою узкую ладонь, — ты тянешь время, а я ненавижу пустую болтовню. Ну же! Она вдруг улыбнулась, и лицо Ники стало вопросительным. — По дороге сюда я зарядилась с избытком. Специально для тебя выбирала. Сначала компания спортивных парней, они возвращались с поздней тренировки. А потом целая стайка молодых красоток на пути в клуб. Добавь сюда стройного волосатого мечтателя с «Гибсоном» в новеньком зимнем кофре, влюбленную, поистине кустодиевскую купчиху и патруль ППС, и ты не захочешь дольше испытывать свою силу воли! Ника ухмыльнулась, с невольным любопытством разглядывая вблизи лицо Анны. — Ты меня как ребенка капризного уговариваешь. Кашу съесть. Ложечку за маму, ложечку за папу… — Дай руку. Ника выставила ладонь. И тут же, почувствовав первые искры живой ауры, вздрогнула и жадно схватила руку Анны. — Вот так, — прошептала Анна. Ника задышала чаще, закрывая глаза и заливаясь блаженным румянцем. На глазах оживая, наполняясь силами, она все сильнее стискивала тонкие пальцы Анны. Наконец, та тихо вскрикнула, выпрямляясь и отодвигаясь. — Ты уж так не увлекайся! Ника облизнула губы, с бесшабашным коварством глядя куда-то мимо. В следующую секунду, не целясь и не прилагая ни малейшего видимого усилия, она схватила свободной рукой лежавший на столе старинный нож для бумаги, который Алекс использовал как закладку для книг, и всадила его по рукоять в грудь Анны, точно между рёбер. Анна дернулась, высвобождая руку, но Ника, наполнившись аурой, держала её крепко. И, сузив глаза и откинувшись на спинку дивана, завороженно смотрела, как Анна хватает воздух, как бледнеет, пока её сердце на несколько секунд перестало биться. Крови было мало — чёрная водолазка быстро впитала тёмную влагу. Лишь несколько капель упало на чёрную кожу дивана, когда Анна вытащила нож и аккуратно положила на стол. — Что ты делаешь? — её голос стал хриплым, зрачки расширились, почти скрыв серо-голубые радужки. Ника неотрывно смотрела на неё, широко распахнув сияющие глаза. — Не могу без десерта! Анна потерла место, где была рана, беззвучно шипя и морщась. — Ну ты знаешь, когда-то это было моей работой. Уничтожать таких, как ты, — вкрадчиво проговорила Ника. Анна отбросила выбившуюся из прически прядь и хозяйски схватила руку Ники, забирая назад часть ауры. Ника смеялась, как пьяная. — И знаешь что, сиятельство? Расстрел тогда был для твоих сородичей большим везением! Просто расстрел. Анна бросила её руку, встала и взяла из кресла свою сумочку. Вытерла руки влажными салфетками. Потом, вытащив зеркальце, оглядела своё лицо и поправила прическу. — И что? — спросила она, — Ты сама это делала? Ника вздохнула и помотала головой. Она вдруг побледнела и стала серьёзной, будто Анна, отойдя, заставила её протрезветь. — Неа. Сама нет. Но видела, как это делают другие. Анна налила в тяжёлый хрустальный стакан бурбона из стоявшей на столе бутылки и села поближе к камину. Ника продолжала: — Это было такой проверкой на лояльность. Мы должны были смотреть. Она поднялась и подбросила дров в камин, потом вернулась на своё прежнее место. Анна смотрела на огонь. — Там была одна. Похожая на тебя, — Ника криво усмехнулась уголком рта, — барыня. Молодая совсем. Красивая, почти как ты. Это было видно. У нее лицо было почти целое, только нос сломан и передние зубы долой. Я спустилась в подвал, там была дверь настежь. И она, прямо напротив, на стуле, привязанная крепко, иначе давно упала бы. Одна рука висит и ноги переломаны. Увидела меня. И у неё тогда было такое лицо, будто она ужасно рада меня видеть. Будто мы родные и наконец встретились после разлуки. Представляешь? До этого было несколько часов ада, а тут передышка. И я, новое лицо, в дверях. У неё болевой шок ещё не прошёл, мне потом объясняли, как это. Оттого и эта дикая радость в глазах, когда всё наконец затихло. Она подписала целой рукой какой-то листок, потом выстрел и всё. Ника умолкла. Анна поставила стакан на стол. — И что потом? — А ничего. Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что все поняла тогда, что бежала оттуда в слезах? Да нифига. Мне и некуда было идти. Только я больше не ходила в подвал. Анна встала, взяла со стола стакан и сделала глоток. — Тебе точно нужна моя ненависть? Это не очень дальновидно. Пройдясь по комнате, она остановилась напротив Ники. — Я просто говорю как есть, — спокойно сказала Ника, — я ненавидела таких, как ты. Вполне идейно и последовательно. — Идейно. Последовательно, — повторила Анна, — мертвые слова. Из пыльной газетной бумаги. Мусор, а не слова. — Я никогда не хотела быть одной из вас. Мне было плевать на ваше богатство, вашу власть, ваш… опыт богатства и власти, вашу привычку к ним, ваше чертово je ne sais quoi. Ваше искусство. Ваше дьявольское обаяние рождённых сильными мира сего. Я считала, что вы лишь ненужная пыль на лице этой несчастной планеты. Таков был мой юношеский максимализм. Самый искренний. Анна присела на край стеклянного стола, прямо перед Никой. — У тебя было достаточно времени избавиться от всего этого, от твоей злости, как от постыдной болезни. И записать это в свои достижения. Это же всё так уродливо и вульгарно. А ты такая хорошенькая. И очень умна, к тому же. «Классовая ненависть» — ты думала о том, как нелепо само это словосочетание? Тебе не к лицу. — Вот оно, то, о чем я говорю. Ты начинаешь читать мне лекцию, не споткнувшись ни о малейшее сомнение. Как вагонетка на наклонных рельсах. Вжух! — Ника сделала неопределённый жест, — Не беспокойся, сиятельство. Я избавилась от всего, что считала лишним. И знаешь, в чем ирония? Анна неторопливо отпила бурбон. — В чем? — Да в том, что мы с тобой стали тем, чем стали. Меня не спрашивали, хочу ли я этого. Будто какая-то дьявольская сила, будто сам фатум спросил меня, ухмыляясь мне в лицо, ну как, можно, можно осчастливить насильно? Знаешь теперь ответ на свой глупый вопрос? Ника закрыла лицо руками. Анна обошла стол и снова села рядом с ней на диван. — Меня тоже не спрашивали. — Зачем он это сделал? — зло выкрикнула Ника, — никогда не пользовался ауросвязью, и вдруг, сейчас. Не иначе, решил покрасоваться перед Лексом. Анна провела кончиками пальцев по её растрепавшимся кудрям. — А может, он даёт тебе время? Не думаешь? Макс… Тебя влечёт к нему, ты его отталкиваешь. Я знаю, почему. У тебя есть только два пути. Быть с ним и увидеть, как он стареет и умирает. Или обратить его и навсегда лишить свободы. Человеческой свободы. Ты не можешь так с ним поступить, так ведь? Потому что, вероятно, худшая форма несвободы — это длинный поводок. Такой, что нажмешь кнопку, катушка закрутится, и он в любую секунду сократится. Я была в твоем положении. Я знаю, что такое ауросвязь. Когда хочешь уйти, но не можешь. Я знаю, как глубок этот ужас. От того, что кто-то извне может управлять твоей волей. Ника отняла свои ладони от лица и взглянула Анне в глаза. — Я не знала, что есть еще вещи, которых мне не выдержать. — Тебе за этим нужен портал, так ведь? — спросила Анна, — нам всем нужны ответы на вопросы. Но почему мы так уверены, что потом сможем жить с этими ответами? Ника выпрямилась, перевела дыхание, беря себя в руки. — Я думала, ты одна из них, — сказала она, пристально глядя на Анну, — из тёмных ауриков. Знаешь, почему?