Дом без номера

Даниэль Тиден. Записи 1920-2019       Мы с графом направились в бар. Оказалось, в баре Баррьеред у него был свой стол, в дальнем углу, возле окна, с видом на сад. Я сел напротив графа, боком к французскому окну, за которым плескался ярко подсвеченный фонтан. На столе, кроме пышной композиции из роз и гартензий, красовалось серебряное ведёрко со льдом, из которого выглядывала бутылка Дом Периньон. Официант, вытянувшись по струнке, уже ждал нас и открыл шампанское, стоило графу сделать жест рукой. Граф заказал роскошный ужин, со всеми изысками французской кухни, на какие только были способны тамошние повара. Я ощущал странное любопытство. Граф с живым интересом поглядывал на меня. Мы выпили, и я поздравил его с выигрышем. Он не ответил, лишь продолжал изучать меня. — Сколько вам лет, Даниэль? — вдруг без предисловий спросил Баранцов. — Сорок, — назвал я свой истинный возраст, внимательно следя за его реакцией. Я понял, что граф вызывает меня на партию словесного покера. Колебания его ауры не могли ускользнуть от меня, но в первые же минуты нашего разговора, я был приятно удивлен его сдержанностью и уверенностью в себе. Граф не выказал ни малейшего удивления и нисколько не усомнился в моих словах. Наоборот, в нём проскользнуло удовлетворение, как будто я только что подтвердил его догадку. — Послушайте, Даниэль, — сказал граф, спокойно и одновременно пристально глядя мне в глаза, — я не стану расспрашивать, в чем ваш секрет и какова природа ваших способностей. Мне все равно, что за мистическое создание вы собой представляете. Когда-нибудь, мы все получим ответы на все вопросы, а пока, я предпочитаю оставлять для себя некоторую долю недосказанности в этом мире. Мне доставляет удовольствие прикасаться к тайне, не раскрывая её, понимаете, о чем я говорю? Конечно, у меня сразу появились предположения насчет вас и ваших способностей. Когда-то я увлекался теорией Месмера о животном магнетизме. Психическое воздействие на расстоянии — люди с незапамятных времён предполагали возможность такого явления, знаете? — И вы даже не спросите, насколько вы с вашими догадками близки к истине? — спросил я. Граф все больше занимал меня. — Нет, — ответил он, — мне интереснее самому строить гипотезы. Да и потом, разве это так важно? Как я вам уже сказал, меня привлекает таинственное. Оно имеет свою красоту, свою эстетику. — А вы эстет, — с иронией предположил я. Он лишь развел руками, возвращая мне ироничную полуулыбку. — Но как вы поняли, что я имею какое-то отношение к проигрышу Элдриджа и вашей победе? — спросил я. Граф смерил меня своим ироничным взором. — Я привык быть внимательным к деталям. К лицам вокруг меня, к их выражениям, жестам. Если хотите, профессиональная привычка игрока. Когда вы обошли стол, вы так посмотрели на Элдриджа, будто хотели прочитать его мысли. Затем, вы закрыли глаза и… Я увидел, почувствовал, как вы буквально слились с ним, растворились в его поле, в его вибрациях. Я вздрогнул от неожиданности, невольно делаясь серьёзнее. Проницательность Баранцова поразила меня, он, сам того не ведая, попал в десятку. На тонких губах графа появилась удовлетворенная, хитрая улыбка. — Вот видите, вы всё мне и рассказали. Сами. Причём, без слов. К чему бы мне еще и задавать вопросы, — проговорил он своим низким, бархатистым голосом и поднял свой бокал. — Вы пугающе проницательны, — насмешливо произнёс я. А граф вдруг стал совершенно серьезен. — Вот что, Даниэль, — придвинувшись к столу, негромко сказал он, — вы вольны проделывать ваши кунштюки, сколько вашей душе угодно. Но я прошу и настаиваю, чтобы впредь они не затрагивали меня и тех, с кем я играю. Я привык полагаться только на себя и свою фортуну, и так будет и впредь. Его слова не были просьбой. Они не подразумевали возражений или отказа. — И ещё, — продолжал граф, — я не принимаю нечестных выигрышей. Поэтому все, что я получил сегодня, вы заберете себе. Эти деньги ваш гонорар за доставленное мне удовольствие от зрелища. Я выпрямился и ответил, перенимая его серьезный тон: — Я благодарю вас, граф, но вынужден отказаться. Этот выигрыш ваш, а разве вы не знаете, что отказываться от выигрыша дурная примета? Считайте, что сегодня ваша фортуна вам явилась в моем лице, вот и всё. Баранцов слегка поднял брови. Снова закурив сигару и предложив одну мне, он теперь смотрел на меня с явным интересом. — Ну как знаете, — сказал он, — тогда вот что. У меня к вам предложение, Даниэль. Выслушайте и не торопитесь с ответом. На днях, я отправляюсь в небольшое турне по Европе. Карточное турне, разумеется. Не хотите составить мне компанию? Вы сможете развлекаться тем же способом, что и сегодня, можете сами играть и выигрывать, но, как я уже сказал, не вовлекая меня. И ещё с одним условием. Не причинять зла честным людям. Игроки народ нервный, вспыльчивый. Ещё не хватало, чтобы по вашей милости кто-нибудь пустил себе пулю в лоб. Нет, упражняйтесь на негодяях, шулерах, растратчиках чужих денег. Их, поверьте, достаточно в любом казино. А если вы заметите, что какой-нибудь шулер нацелился на меня, вы дадите мне знать. Нечестных выигрышей я не приемлю, но и несправедливые проигрыши мне не нужны. Так что? Как вам моя идея и предложение? Признаться, предложение Баранцова было для меня более, чем заманчиво, и я прямо сказал ему, что идея кажется мне неплохой, тем более, что раньше я практически не путешествовал. — Но только, граф, — сказал я, — условие с моей стороны — я сам выбираю своих жертв. Это — исключительно на мое усмотрение. — Справедливо. По рукам! — снова повеселев, ответил Баранцов. После этого мы проговорили ещё очень долго, почти до рассвета. Граф был удивлен тем, что я никогда не был на родине своих предков и пообещал показать мне Германию, которую знал, как оказалось, вдоль и поперек. — Тем более, — сказал Баранцов, — вам не помешает, вдобавок к вашему родному диалекту, усвоить также и Hochdeutsch. Пригодится на будущее. Узнав, что я играю на органе, но мне давно не представлялось такого случая, граф пришёл в восторг. — Это я вам устрою! — пообещал он и прибавил, — Знаете, Даниэль, — мне отчего-то кажется, что вы принесете мне удачу. Такого со мной ещё не бывало. Впервые я был чем-то средним между диковинной экзотической зверюшкой и талисманом на удачу. Меня это забавляло. А потом внезапно мне на ум пришла одна безумная мысль. — Граф, — подавляя волнение, спросил я, — вы ведь вхожи в высший эмигрантский круг в Париже. Скажите, я прошу вас. Не случалось ли вам встречать княгиню Анну Бобринскую? Граф ответил мне долгим взглядом, пытаясь прочитать в моих глазах то, что мне стоило таких усилий скрыть. — Случалось, — ответил он, — но княгиня уже год как уехала из Парижа. С тех пор я о ней ничего не слышал. Я сразу пожалел, что спросил. Охваченный волнением, я почувствовал себя уязвимым. Я показал графу свою, совершенно человеческую, земную слабость, и он моментально уловил это. И я перестал быть для него мистическим явлением, посланником фортуны, или чем там ещё я казался поначалу. Теперь я окончательно укрепился в своей роли курьеза и талисмана.