Быть героем

Шото ревнует. Еще никогда он так сильно не ревновал его, как сейчас, во время этих танцев. Мидория держит улыбающуюся и красивую Урараку за талию, прилежно шевелит губами — не иначе боится сбиться с такта — и старательно кружится с ней по огромному залу. Урарака немного откидывает голову назад, смотрит на Мидорию очарованным взглядом, и румянец, выступивший на ее щеках, придает ей еще больше прелести. И, конечно же, Мидория не может этого не замечать. Помимо мучительной ревности, Шото еще и отчаянно завидует всему, что получает от него Урарака, потому что уверен, сам он этого никогда не получит. Ни ласковых прикосновений, ни ладоней на талии, ни восторженных взглядов. А еще — и это особенно больно — Шото знает, что Урарака тоже в него влюблена. Мидории остается лишь догадаться об этом, и в их классе возникнет новая счастливая пара. Шото остается только молиться, чтобы это произошло не сейчас и не здесь. — Сегодня так много народу. Шото вздрагивает от неожиданности и чуть оступается: он так поглощен своей ревностью, что почти забывает о том, что вообще-то и сам сейчас танцует с самой сексапильной девушкой школы. — Да… много, — хоть он честно пытается, но ему не особо удается поддержать разговор. От Момо ненавязчиво пахнет какими-то сладкими фруктами, в глубоком вырезе белеет нежная грудь, а талия ее гибка и податлива под огрубевшей ладонью. Но какое Шото до всего этого дело, если зеленые вихры безнадзорно мелькают на другом конце зала? Раз-два-три, раз-два-три... Шото и сам не замечает, как пытается вести Момо поближе к Мидории, — ему и так всегда хочется быть ближе к нему, так что уж говорить про сейчас. Момо послушно движется туда, куда он ее направляет, и Шото ей благодарен за это непротивление. Яойорозу — замечательная партнерша, чего не скажешь о нем самом. Высматривая зеленую голову, он практически не обращает внимания на первую красавицу школы. Лицо Момо выглядит немного расстроенным, и Шото не хочется думать, что это из-за того, что он настолько тупой кавалер. Яойорозу хорошая, пожалуй, даже, слишком хорошая, но... Она не Мидория, вот в чем всё дело. Мелодия все быстрее кружит пары по залу, прижимая друг к другу тела, и Шото от ревности уже совсем не помнит себя. Он уже совсем не видит Мидорию, поэтому уже просто не отрывает глаз от толпы. Ему всего лишь нужно высмотреть зеленую голову, подобраться поближе, и тогда… Что тогда, Шото и сам толком не знает. Мидория прекратит танцевать? Перестанет влюбляться в девчонок ради того, чтобы влюбиться в него? Но, даже понимая, что все это глупо, Шото все равно тянет к нему. Как будто это даст ему хоть какой-то призрачный шанс удержать все под контролем. Довольная физиономия Каминари внезапно закрывает обзор, и Шото чуть не морщится от его улыбки от уха до уха. Рука Денки сползает все ниже и ниже, и Шото не удивится, если тот скоро попытается облапать Кьеку за зад. Странно, что тот еще цел. Тсую с Оджиро, Токоями и Хагакуре (как хорошо, что через нее удобно смотреть), Ашидо, повиснувшая на Киришиме. Бакуго… Боги, какой у него яростный взгляд… Шото мельком думает, что на месте Ашидо он бы не стал так рисковать. И даже успевает порадоваться тому, что в своей ревности не одинок, прежде чем видит Урараку у Мидории на руках. Видит то, как она его обнимает за шею, и то, как Мидория ее прижимает к себе. К счастью, музыка умолкает, прежде чем успевает вспыхнуть рукав. Шото (наверняка он сейчас выглядит не лучше, чем Бакуго) следит, как Мидория поспешно отпускает раскрасневшуюся Урараку, как неловко отступает назад, как смущенно она ему улыбается, откидывая прилипшую челку со лба. И Шото кажется, что его глаза, вынужденные смотреть на все это, наливаются кровью как у быка. — Ты тоже можешь меня отпустить, — легкая рука ложится ему на левый рукав. Шото бросает быстрый, почти испуганный взгляд на Яойорозу, понимая, что со всей силы сжимает ее, но та всего лишь ему улыбается — понимающе и немного грустно — и отступает назад. — Я... извини, — Шото наконец-то отдергивает руки от тонкой талии. Он понимает, что ведет себя на грани приличия, но, не в силах с собой совладать, снова ищет взглядом Мидорию. Он все еще с ней. Зеленые вихры все так же мелькают возле каштановых прядей, и Шото вместе с неожиданным приступом духоты чувствует потребность выйти из зала, пока он здесь ничего не спалил. Быстрым шагом он буквально вырывается на свободу, почти бежит в дальний конец коридора, падает на потертый диван у окна и закрывает руками лицо. Как ему это выдержать? "Он просто друг". Шото снова и снова повторяет себе эту наивную мантру, как будто она способна хоть как-то помочь. Как будто может хоть ненадолго успокоить жестокую ревность, когда ты впервые влюблен. Из зала слышится музыка и веселые голоса, и Шото, откидывая голову назад, устало закрывает глаза. Кто бы мог знать, что бороться с собой окажется гораздо сложнее, чем с десятком злодеев? Что как ни старайся, ты все равно в тысячный раз будешь думать “где он и с кем”? Музыка играет то громче, то тише — кто-то постоянно шныряет из зала и в зал, но Шото очень надеется, что здесь они его не найдут. Сейчас он не в силах общаться. Вдалеке слышится взрыв, следом еще и еще, и Шото невесело усмехается: Киришиме придется хорошо попотеть, чтобы успокоить этот вулкан. Он снова вспоминает ревнивый взгляд Бакуго и выдыхает. Почему у Киришимы все получилось, а у него… У него в жизни всегда и всё именно так. Через пятую точку. Наверное, он просто не достоин любви. — Почему ты ушел? Мидория. Падает рядом, шумно возится, толкает плечом. Шото открывает глаза. Хорошо, что темно: он все равно боится смотреть. — Без тебя стало скучно. — Тебе? — Шото, забывшись, невольно ему улыбается, он всегда ему улыбается, когда тот рядом с ним. — Девочки заскучали, — Мидория теребит свой манжет и рассеянно смотрит на дверь, за которой слышится музыка. Девочки. Да. Тоска ловкой змеей снова вползает в искусанное ревностью сердце. — А как ты хотел? Самый популярный парень ушел. Куда нам всем до тебя? — поддразнивает его Мидория с веселой улыбкой, и Шото пытается выдавить кривую улыбку в ответ. Он снова безумно ревнует. Когда все стало так сложно? — Это они тебя прислали за мной? — Меня? — Мидория искренне удивляется этой идее. — Не-ет, это я сам. Что мне там делать? Я ведь вообще танцевать не умею. Урараке со мной не повезло. — Мне показалось, наоборот. Шото вспоминает Урараку у него на руках и предусмотрительно кладет руку на левый рукав. Во избежание. Мидория бросает на него быстрый, чуть испуганный взгляд. — Ты смотрел? Шото молчит. Он слишком сосредоточен на том, чтобы держать левый бок под контролем. Да. Он. Смотрел. Постоянно. И сознаваться в этом совершенно не хочется. Хочется убивать. Мидория неожиданно улыбается: — Я тоже смотрел на тебя. Т-то есть на вас. Ты красиво танцуешь. Стоит Шото всего лишь на секунду отвлечься на грустную мысль, что Мидория его совсем не ревнует, как левая рука все-таки полыхает огнем. — Шото... п-прости... я что-то не то?.. Мидория старательно прихлопывает рукой его спасенный рукав, хотя ткань еще тлеет. — Осторожнее. Не обожгись. Где взять силы, чтобы не накрыть его руку своей? — Я п-просто имел в виду, что… Ох, ты т-так неожиданно вспыхнул… Тодороки-кун, с тобой все х-хорошо? — Нормально. Просто устал. Почему его голос звучит всегда так скупо и сухо? И как Мидория еще только общается с ним? И почему продолжает водить рукой по плечу, хотя уже давно все погасло? — Знаешь, я тоже. Деку ему улыбается, чуть виновато и Шото вопросительно глядит на него. — От одного танца устал так, как не устаю после дня тренировок. Не для меня это все, — Деку наконец-то отнимает свою руку от его рукава — Шото еле удерживается, чтобы ее не поймать — съезжает вниз по сиденью дивана и вытягивает вперед ноги в непривычных, надетых по случаю бала туфлях. Туфли совсем новые, и Шото это очень не нравится. Шото вообще не любит в нем перемен, потому что когда Деку в своих привычных красных ботинках, есть иллюзия, что он в них как будто... немного его. Его собственный. — Дурацкие, да? — привычно читает его мысли Мидория, и Шото молча пожимает плечом. — Представляешь, так поскользнулся в конце, что мы с ней оба чуть не упали. Я ее еле поймал. Шото молчит. Он вообще очень часто молчит, но вовсе не потому, что у него нет чувств и эмоций, а потому что он не знает, что можно сказать. Они просто споткнулись. Он ее поддержал. Облегчение наполняет тело воздушными пузырьками. — Переобуться бы, — Деку рассеянно крутит ногой. — Но, кажется, мне придется терпеть до конца. — Не так долго осталось. Шото мысленно рычит сам на себя: ну почему он такой скучный дебил? Не способен выдумать более оригинальную фразу? Но, к счастью, Мидорию ничто не смущает. — Тебе хорошо говорить, — произносит он жалобно. — Ты вот умеешь такое носить. Ты вообще все умеешь. Знаешь, Тодороки-кун, иногда с тобой тяжело, потому что ты такой… Он замолкает, и Шото жадно глядит на него. — Какой? — голос у Шото всегда резковатый, но сейчас хриплый настолько, что похож на карканье ворона. Но все это совершенно неважно. Важен ответ. — Идеальный, — Деку лукаво ему улыбается, и от этой улыбки уставшее сердце медленно наполняется светом. И только потом до сознания доходят слова. — Я? Идеальный? Шото непонимающе глядит на него. Как кто-то вообще может считать его идеальным? Тем более… он. Но Мидория только задорно смеется, так, что непонятно, шутит он или нет. — Ну, ты сам посчитай — он вскидывает руку — руку, переломанную им ради Шото — и начинает считать: — Красивый — раз, умный — два... Мидория загибает палец за пальцем, а Шото кажется, что это происходит во сне. — ... Причуды крутые. С тобой интересно… Это у нас уже восемь и девять. Красивый? С ним интересно? — Ты вообще... про меня говоришь? Эти слова вырываются прежде, чем Шото успевает их поймать, и Деку снова хохочет, искренне и заразительно. — Т-тодороки-кун, ну ты даешь. Конечно про тебя. У кого хочешь спроси. Знаешь, девчонки считают… Снова девчонки. Да пусть они считают, что им угодно. — А ты? Эти слова вырываются у него против воли, и Шото готов откусить свой язык. Смех Мидории неожиданно обрывается. — К-конечно. И я так считаю, — он аккуратно садится и прячет ноги куда-то вниз под диван. И хоть Шото пугается, что он что-то разрушил, но он совершенно не представляет, как это вернуть. — Думаешь, я красивый? С каким же трудом выталкиваются наружу эти слова. Хорошо, что в спасительной темноте коридора не видно его красных щек. Мидория смущенно косится на него. — Все так думают. Снова “все”. Шото не нужны эти все, ему нужен он. Наверное это отчаяние отражается у него на лице, потому что чуткий Деку буквально замирает рядом с ним на диване и чуть испуганно глядит на него. — И я… ну да… я тоже так думаю, — поспешно бормочет он, но так неуверенно, что Шото становится больно. Врет, чтобы его не обидеть? — Даже так? — Шото внезапно забирает длинную челку назад, позволяя ему увидеть лицо целиком. Вместе с ожогом. И сердце колотится так, как не билось даже на битве. Шото уже и сам не знает, какой ответ он хочет прочитать в этих глазах. — И так тоже. Очень... — Мидория уже однозначно испуганно таращится на него. А Шото чувствует себя дураком. Ну и что он этим себе доказал? — Прости. Я не должен был… — волосы падают обратно на лоб, но Мидория этого словно не замечает. — Т-тодороки кун... Шото… Ну что сегодня с тобой? — огромные глаза, приближаются, как обычно, глядят прямо в душу. “Ты, Мидория. Сегодня. Вчера. И всегда”. — Ты… хочешь еще танцевать? — Ч-что? Мидория всегда умеет сбить его с толку. — Танцевать. Еще. Ты пойдешь? На язык так и рвется “ с тобой?”. Потому что единственный, с кем бы Шото хотел танцевать, сидит рядом с ним, прямо здесь. Но это утопия. Поэтому Шото только молча мотает в ответ головой. — Ну и ладно, — решительно выдыхает Мидория. И внезапно падает головой ему на плечо. Мир вокруг Шото вдруг замирает. — Тогда и я не хочу, — бормочет Мидория, и зеленые вихры невозможно щекочут щеку и нос. — Можно я тут с тобой посижу? Шото снова молчит, потому что ему кажется, что он попал в другую реальность. В ту, в которой счастье все-таки есть. — Ты не против? — так и не получив ответа, Деку начинает вопросительно ерзать головой у него на плече, и Шото, испугавшись, что он сейчас встанет, выталкивает из себя короткое “нет”. Красноречием он как обычно, не блещет. Это чертово “нет” такое отрывистое и сухое. Что с ним не так? А если Мидория сейчас переду... — Знаешь, я вот вообще не люблю танцевать. С девчонками почему-то так сложно, — Мидория, как ни в чем не бывало, перемещается головой у него на плече, словно устраиваясь всерьез и надолго, и привычно начинает болтать: — Мне кажется, я их вообще никогда не пойму. А ты понимаешь? Шото снова молчит. Что на это ответить? Что вообще можно ответить, когда в горле дыхания нет? "Меня не интересуют девчонки. Мне нужен ты. Что мне сделать, чтобы я тоже был нужен тебе?" — Мне все равно. — Я же говорю, ты крутой. Мидория неопределенно хмыкает у него на плече, и Шото боится спросить, что это значит. Издалека слышится веселая музыка, где-то хлопает дверь, но их конец коридора словно огорожен от внешнего мира. А потом они еще долго сидят и молчат в темноте. Так долго, что Шото наконец расслабляется рядом с теплым боком Мидории. Его сердце, вначале скакавшее как бешеный кролик, теперь еле стучит, да и у Изуку дыхание становится все тише и тише — они так устают, что давно уже могут заснуть, где придется. — Я... что-то... спать... — невнятно выдыхает Мидория, сонно трется щекой по плечу, словно в поисках лучшего места, и Шото осторожно, словно боясь спугнуть мотылька, обнимает его за плечи рукой и прижимает к себе. Неужели так можно? Мидория уютный, тяжелый и сонный благодарно наваливается на Шото плечом. Значит, все-таки да. Шото расслабленно улыбается. Глаза слипаются сами собой. — Вот с тобой мне... всегда хорошо... — уже совсем засыпая, бормочет Мидория ему куда-то под скулу, и — как любимого медведя во сне — перехватывает рукой через грудь. — Я бы хотел... всегда быть… только с тобой… Мидория давно уже дышит ровно и мерно, а резко проснувшийся Шото в неверящем оцепенении смотрит перед собой в темноту. Жадно вслушивается в расслабленное дыхание, которое глушат далекие ритмы и, осторожно накрыв его руку своей, все сильнее прижимается щекой к мягким зеленым вихрам.