***
С утра Шото успевает переделать тысячу дел — мысль о волшебном вечере согревает его не хуже огня и придает ускорение как у Ииды. Но после полудня счастливое возбуждение сменяется мандражом — а вдруг он все неправильно понял? Вдруг Мидория согласился на это из жалости? Однако черный омут так и не успевает его окончательно затянуть, потому что “уже совсем скоро семь”. А заставлять ждать Мидорию он точно не будет. Ровно в семь измученный сомнениями Шото стоит около заветной двери. Отросшая челка удачно прячет шрам и глаза, а правая рука успокаивающе гладит левый рукав: совсем некстати будет сейчас полыхнуть. Пока Шото мучается, удобно ли ему постучать, дверь распахивается и из нее вылетает возбужденный Мидория. — Ох. Т-тодороки-кун, ты уже здесь? Я опоздал? Серая куртка оттеняет зеленые кудри и порозовевшие щеки, отчего Мидория кажется ему еще красивей. И он так открыто и счастливо ему улыбается, что Шото буквально слепит. — Нет. Это я пришел раньше, — Шото резко отворачивается, потому что долго смотреть на такого Мидорию нельзя, как на солнце. — Пойдем? Краем глаза Шото ловит кивок и тут же решительно движется к лестнице, надеясь, что Мидория не заметит, как он смущен. Шото в принципе редко смущается — жизнь его этому не учила, но с Мидорией у него всё в первый раз. Но сейчас Шото на самом деле очень волнуется, поэтому каждый шаг, каждый жест выверены как задание, которое важно не провалить. Мидория шумно топает следом, и от того, что он сам — сам! — идет рядом с ним на это почти что свидание, колотится сердце и почти дымится левый рукав. Чтобы успокоиться, Шото ставит перед собой мелкие цели, например: не споткнувшись, пройти к выходу через первый этаж. И Шото уверен в победе, в конце концов должно же когда-то и ему повезти? — Эй, вы куда?! Мимо дружелюбного Киришимы незамеченной не пройдет даже мышь. Шото молчит — он просто не в силах сейчас заставить себя отвечать. Поэтому с некоторым облегчением слышит за спиной чуть растерянный голос: — П-привет, Киришима-кун. Мы… в кино. — Крутяк, — выдает свой вердикт Киришима, и откидывается на спинку дивана, почти ложась Ашидо на плечо. — Что смотреть? — Мы… ну это… Похоже, этот вопрос ввел в ступор даже Мидорию. И действительно, как им всем сейчас объяснить, что они собираются смотреть ровно то же, что и вчера? Обернувшись, Шото ловит легкую панику в зеленых глазах, и этого ему, как обычно, хватает, чтобы броситься Мидории на выручку: — Я вчера в первой части не понял, как он проводит верхний удар. Мидория обещал мне все объяснить, — Шото совершенно не помнит, кто там что и как “проводил”, но драк в фильме было так много, что наверняка верхний удар там непременно должен был быть. Киришима озадаченно трет переносицу, а во взгляде Мидории читается такая искренняя благодарность, что Шото почти рад, что все повернулось именно так. — Вы в кино? Можно я с вами? — Иида внезапно вырастает у них на пути. — Я бы тоже с удовольствием послушал объяснения Мидории-куна. Пересмотрю еще раз. Шото глядит на Ииду настолько спокойно, как будто это не Тенья сейчас вышиб у него из легких весь воздух. Кажется, это первый раз в жизни, когда Шото Ииде настолько не рад. — Тодороки-кун, Мидория-кун, подождете меня? Я только оденусь. Мидория вопросительно смотрит на Шото, как будто только от Шото зависит ответ. И отчаяние, мелькнувшее в зеленых глазах, служит Шото временным облегчением. — Ну так как? Но поскольку Шото так и не находит в себе сил для ответа, из последних сил удерживая непроницаемое лицо, Мидория выдавливает кривую улыбку: — К-конечно, Иида-кун, пойдем вместе. Мы будем рады. Иида удовлетворенно кивает, он явно ожидал от своих друзей именно этот ответ, и тут же кричит куда-то вглубь коридора: — Урарака-сан, ты идешь? Иида хороший друг. И заботливый. Именно за это Шото сейчас ненавидит его больше всего. — Давайте лучше завтра пойдем! — кричит Ашидо, и хоть она это делает не специально, Шото бросает на нее исполненный благодарности взгляд. Но, к сожалению, их уже ничто не может спасти. — Аояма, зачем тебе в кино эти стразы? — Минета, мне нужна куртка, уйди, ты заслоняешь проход. — Тсую, давай возьмем один зонт на двоих? — Момо, я готов пойти только если ты сделаешь такой же попкорн, как вчера! — Момо, не вздумай кормить Каминари! Он опять обожрется и будет храпеть! Шото растерянно отступает от них назад, как от бушующего океана, и в полнейшем отчаянии смотрит на этот бедлам. Кажется, в кино собираются даже те, кто там не был вчера. — Удачно. Вчера не сложилось, сегодня с вами пойду, — сообщает ему на ходу Токоями и кутается по горло в темный плащ. — Мне кино тоже понравилось, — пыхтит Сато. — Хорошо, что вы опять собрались. — Извини, — пожимая плечами, бросает Тодороки идущая к выходу Мина, и Шото вдруг приходит в голову осознание, что возможно она пыталась всех отговорить неспроста. — Кацуки, ты идешь? — вопит от самой двери Киришима, и надежды “забыть” в общежитии хотя бы Бакуго теперь тоже нет. Бакуго, скривив недовольную рожу, лениво отлепляется от стены и с деланным недовольством тащится к выходу за Киришимой. Черт побери.***
Во время рекламы Мидория сидит напряженно, и даже в темноте Шото видит, как неестественно напряжены у него грудь и спина. А еще Шото кажется, что Мидория боится посмотреть на него. И ему больно, потому что он совсем не понимает, в чем виноват. Хотя чему удивляться, если Шото всю его жизнь так “везет”. Зато вокруг них царит веселое оживление: — Урарака-сан, смотри и слушай внимательно, сейчас Мидория-кун нам будет все объяснять. — Иида-кун, вообще-то я не планировал… — Деку, не скромничай! Ты у нас молодец. — Эй, круглолицая, сядь и захлопнись! Мешаешь смотреть. — Бакуго, тебе видимо интересно, как поет огурец? — Слышь, зеленая, ты походу бессмертная? — Тсую, забей на него, иди к нам! — Хогакуре, а давай ты поменяешься с Токоями? Через тебя так удобно смотреть! — Серо, ну ты и хам! — Момочка, будь осторожна с Минетой! Он пялится на твою грудь! — И никуда я не пялюсь! Я просто изучаю попкорн! Шото пытается не смотреть на это безумие, но ему все больше кажется, что он попал на китайский базар. И если он наивно надеется, что его это все не касается, то… — Данго хотите? Вкус — офигеть. Прямо в нос ему дружелюбно тычется шарик на палке, но вместо благодарности Шото бросает на Каминари испепеляющий взгляд. Он не хочет ни сраных данго, ни гребаных такояки. Он просто хочет, чтобы ему дали возможность хотя бы раз в жизни побыть с Мидорией наедине. Но на Каминари убийственные взгляды просто не действуют, иначе он уже давным-давно был бы мертв. — А ичиго аме будете? Просто улетный! Шото на автомате хватает себя за левый рукав. — Тодороки-кун, ты дымишь?! — за весь вечер это первые слова к нему от Мидории, но Шото не успевает даже посмотреть на него. — Эй, Тодороки, ты точно дымишься! А ты не мог бы заодно мне поджарить попкорн? Шото недоуменно глядит на наглого Каминари: тот реально не понимает, что Шото сейчас поджарит его самого? — Дай сюда! — Бакуго выхватывает у Денки клубнику и всовывает ее Киришиме. — И хлебальник на ноль, Пикачу. Или скоро тебе будет нечем все это жевать. К середине фильма все наконец успокаиваются. Кто-то жует, кто-то пьет, но главное, что все они наконец-то молчат. Шото тоже пытается смотреть на экран, но ему обидно и стремно, что рядом с ним сидит непривычный Мидория. Он не прижимается к Шото, не шепчет на ухо. Всё не так. И Шото буквально в отчаянии, потому что не знает, что надо сделать, чтобы все изменить. На экране гремят один взрыв за другим. — Тодороки-кун, — глаза Мидории в темноте огромные, умоляющие. Повернув к Шото лицо, он не глядит на экран, хотя сейчас там как раз какой-то мегаважный момент. — Ты сердишься, что так получилось? Прости. Я не мог отказать. — Я не сержусь. Шото и правда не сердится, разве на Мидорию можно сердиться? Он просто разочарован так, что давно забытые слезы щиплют глаза. Но от того, что Мидория наконец-то к нему обращается, он хотя бы снова может нормально дышать. Мидория непонятно глядит на него: — Тодороки-кун? Хочешь мы завтра снова пойдем сюда вместе с тобой? На мгновение сердце заходится. Но лишь на мгновение. А потом Шото пожимает плечами. Он больше не верит, что ему удастся выбраться куда-то только с Мидорией. Не судьба. Видимо, Мидория считывает его ответ как-то по-своему. Он расстроенно отворачивается, и Шото кажется, что у него поникают не только плечи, но и вихры. Конечно же Шото не может этого допустить. — Я хочу, — говорит он, не особенно веря, что Мидория расслышит его голос сквозь экранные взрывы. Но он слышит. Он поворачивается. Улыбается. И Шото с облегчением видит, как у него снова сияют глаза. И ради этого сияния Шото снова готов идти сюда со всей этой толпой. Мидория неожиданно наклоняется к Шото и наконец-то как прежде вжимается в ухо губами, отчего Шото пробивает озноб. — Только ведь они опять не дадут, — шепчет он и тихо смеется. И хотя в этой ситуации для Шото ничего веселого нет, он все равно готов смеяться следом за ним. — А как ты… Если мы… — Мидория чуть от него отстраняется, и Шото даже в темноте киношного зала кажется, что он покраснел — ...Если мы сегодня вечером посмотрим его у меня? Сейчас они друг к другу так близко, что их носы почти соприкасаются, отчего сердце Шото гулко стучит. — В твоей комнате? — Шото кажется, что его голос его выдает. Но он слишком сильно влюблен, слишком сильно им очарован и сейчас, как никогда, готов сбросить все маски с лица. Мидория смущенно кивает и тут же встревоженно глядит на него: — Ты придешь? Он так волнуется, как будто и правда считает, что Шото в состоянии ему отказать. — Я приду.***
Обратно они бредут в тишине. Шото боится надеяться, поэтому не хочет ни с кем говорить. Почему-то все его надежды разбиваются к чертовой матери. Наверное надо это просто принять. — Тодороки-кун, тебе понравился фильм? — Момо слишком хорошая, и у нее красивое, заботливое лицо. Шото жалко ее огорчать, но и врать он тоже не в силах: — Нет. Совсем не понравился. Мидория бросает на него быстрый встревоженный взгляд.***
— Т-тодороки-кун! Подожди! Иида и Урарака тормозят у крыльца вслед за Мидорией, но он им делает энергичные знаки, что хочет поговорить с Шото наедине. Пока Мидория, краснея, пытается объясниться с друзьями, Шото молча стоит рядом с ним. Наверное его судьба всегда его ждать. — Тодороки-кун. Тебе правда совсем не понравилось? — освободившийся Мидория подходит к нему и неловко прячет глаза. — Мне так жаль. Это мне жаль, думает Шото. Жаль, что я никогда не смогу тебя получить. — Но если тебе совсем не понравилось... — Мидория краснеет все больше и больше. — ...значит ты... больше не хочешь… его со мной посмотреть? Теперь Шото чувствует, что и сам неприлично краснеет: — Я хочу. Не говоря больше ни слова, чтобы не дать Мидории возможности передумать, он движется в корпус, и Мидория в два шага нагоняет его. Они молча и быстро проходят мимо спорящих одноклассников, и — о чудо! — никто даже не пытается их задержать. На пороге собственной комнаты Мидория замирает, и сердце Шото пропускает удар. Передумал? — П-прости… У меня здесь такой... беспорядок... Шото улыбается и решительно входит в приоткрытую дверь. Бардак — ерунда. Потому что самая лучшая комната в мире — это та, в которой Мидория. И Шото сейчас стоит прямо в ней. — Деку здесь! Я его видела, он только что проходил, — слышится голос Урараки за дверью, и Шото опять напрягается: его невезение по-прежнему с ним. Но Мидория как всегда его изумляет. Одним рывком он закручивает замок на два оборота. А потом стоит и изумленно глядит на него, словно сам не веря тому, что он натворил. У Шото перехватывает дыхание. Кто-то энергично долбится в дверь. Мидория бросает на Шото испуганный взгляд — он смущен, растерян и явно не знает, как поступить. И Шото не знает. Его настроение похоже на летнее облако — чуть дунь и растает. — Нет его здесь! — звучно кричит откуда-то Ашидо (кажется, Шото пора начинать ее обожать). — Я бы увидела. Наверняка он к кому-то зашел! Поищите его у Ииды! В дверь вяло стукают еще пару раз, и шаги наконец удаляются. Становится тихо. Мидория растерянно стоит у двери. Он смотрит в пол и, кажется, боится поднять на Шото глаза. Но в планы Шото точно не входит, чтобы все так кончалось. Он прилежно разглядывает на полках бесчисленные фигурки Всемогущего, делая вид, что ничего особенного не произошло. — Фильм. Мы будем смотреть? — его голос от волнения звучит резковато. — Ты передумал? — Нет… — Мидория тут же пугается. — Конечно же нет! Он суетливо начинает метаться по комнате, периодически норовя что-нибудь уронить. — Я с-сейчас. Тодороки-кун, ты садись! Мидория машинально машет ему рукой на кровать. Возможно это слишком нахально, но Шото не хочет отказываться от такого подарка судьбы. Поколебавшись, он все же решается усестся туда, где Мидория спит. Это волнует. — Вот. Я п-принес… — Мидория с попкорном и ноутбуком растерянно топчется рядом с кроватью и во все глаза глядит на него. — Я что-то не то?.. — Шото чуть-чуть привстает, и Мидория тут же пугается: — Нет-нет. Что ты. Конечно, сиди. Я совсем не имел… То, что Мидория в этот момент спотыкается и рассыпает ему по коленям и по всей кровати попкорн, Шото находит очаровательно милым. В Мидории ему кажется милым практически всё. Поспешно вскочив, он помогает Мидории собирать белые хлопья. И если их пальцы периодически и задевают друг друга, то... Шото тут совсем ни при чем. — П-прости… Я знаю, что я ужасно неловкий, — Мидория трет кулаком кончик носа и на какой-то момент Шото кажется, что он видит слезы в глазах. — В школе Каччан на меня постоянно за это орал. — Бакуго будет орать, даже по случаю того, что солнце каждый день встает на Востоке. Все в порядке с тобой, — Шото знает, что утешать он совсем не умеет, но Мидория, вскинув голову, изумленно ему улыбается, а потом и вовсе тихо смеется в кулак. — Тодороки-кун, ты такой остроумный. Мидория слишком добрый, раз видит то, чего нет. Шото хочется ловить его улыбки как солнечных зайцев, чтобы оставить их все только себе. — Мне с тобой весело, — Мидория отводит кулак от лица и смущенно ему улыбается. — А тебе со мной наверное… — Мне с тобой хорошо. Шото готов поклястся, что эти слова за него произносит кто-то другой. Он не мог… — Мне… с-c тобой тоже. Нос, щеки и шею Мидории заливает плотный румянец, но он мужественно вскидывает на Шото глаза. Он же герой. Смущенный, растерянный, Мидория сейчас стоит слишком близко, и Шото чувствует, как от его тела исходит тепло. А еще запах свежего яблока, от которого у Шото кружится голова. Поэтому Шото просто шагает вперед, хватает его за рукав и тянет к себе. Зеленые глаза слишком близко. И Шото слишком сильно влюблен. — Т-тодороки-кун? Шото затыкает вопрос поцелуем. Быстрое касание — губы к губам. И еще раз, словно для верности, — губами к горячей щеке. Мир взрывается и исчезает. На какие-то мгновения Шото кажется, что все его органы чувств разом обожжены. — Т-тодороки-кун… Мидория смотрит на него растерянными большими глазами, и Шото успевает себя проклясть тысячу раз. Мидория слишком добр, чтобы его теперь ненавидеть, но Шото и сам ненавидит себя за то, не сумел удержаться и потерял разом все. Он не понимает, как вдруг оказался возле двери, но уже через секунду он, забыв про запоры, исступленно дергает ее на себя. Потому что сейчас в мире нет ничего более важного, чем открыть эту проклятую дверь. И только когда Шото уже почти готов сжечь ее дотла вместе с собой, до него доносится неуверенное: — Тодороки-кун… А… кино? И Шото замирает в нелепой позе у двери с зажатой ручкой в руке. Действительно. А как же кино. Ему стыдно обернуться, стыдно посмотреть на Мидорию. Неужели этот парень добр настолько, что даже не сердится на Шото за то, что он только что натворил? — Т-тодороки-кун. Пожалуйста. Ты же посмотришь его вместе со мной? Заледеневшей ладони осторожно касаются теплые пальцы, и Шото послушно, как в детстве, идет за ведущей его рукой.***
— ...Смотри, Тодороки-кун, она умеет становиться невидимой, потому что у нее есть кристалл... А у него такая причуда, что этот кристалл невозможно разбить. Именно поэтому они идеальная пара. А тот рыжий им постоянно мешает… Они оба сидят на кровати Мидории, их плечи тесно прижаты друг к другу, а на ногах лежит плед. — Видишь, Тодороки-кун, я знал, что тебе непременно понравится. Глаза Мидории сияют так ярко, что Шото просто обязан кивнуть. Женский голос из монитора визжит слишком знакомо — еще бы, Шото смотрит эту картину уже в третий раз! И пусть он по-прежнему не понимает, кто эти люди и что они делают на экране, но ему действительно очень нравится всё. Потому что впервые в жизни он так откровенно и плотно прижимается к боку Мидории, а его вечно холодной ладони наконец-то тепло и спокойно в сильной, надежной руке.