"きっと空の飛び方なんて 誰も教えてくれなかったよ まっさかさま 海の底へ I fall 愛されるような 誰かになりたかっただけ"[1] ♫ Aimer — Black Bird
[1] Никто не учил меня Таким вещам, как, например, летать по небу. Я кубарем Падаю на дно моря. Мне просто хотелось быть Кем-то, кого можно любить. (пер. с яп.)
Порой кажется, что у мира нет на тебя совершенно никаких планов. Нас всех с раннего детства учат тому, что все, что происходит вокруг, не просто так. Нет бессмысленных встреч и нет случайных взглядов или событий, но наступает момент, когда каждый из нас спрашивает: «Зачем все это?». Токио — город потерянных душ. Я вижу их каждый день. Люди заходят в мой магазинчик и не надеются на то, что найдут ответы на свои вопросы. Я просто читаю их по взглядам, жестам, по тому, как они хмурят брови, перебирая листы для писем, усеянные падающими звездами. Мне хочется взять их за руку, улыбнуться и попросить загадать желание, сказать «тебя обязательно услышат», но я сдерживаюсь. Кто я такая, чтобы говорить им подобное? Да и поверят ли они мне, самой обычной женщине, которая владеет крошечным магазинчиком в Акасаке? Тут сотни заведений на каждой прямой, как копье, улице. А потому я молчу. Молчу в ожидании, когда они сами поверят в то, что мир вертится не просто так. Я рассказываю вам эту историю, чтобы она возродила в вашей душе нечто очень важное. Не все великие события ограничиваются мировыми новостями и учебниками. Не все красивые сказки обязательно повествуют о колдунах, магии и других вселенных. И не всегда человек может противостоять обстоятельствам. Даже очень сильный человек. Даже очень добрый. Всем нам нужен кто-то, кто, глядя на нас со стороны, захочет защитить от всех невзгод. Люди, вопреки распространенному мнению, не влюбляются в картинку или идеальную внешность. Порой достаточно искренней улыбки и горящей внутри веры. Веры в то, что на вопрос «Зачем?» рано или поздно найдется ответ. И он будет очень коротким. «Потому что ты этого заслуживаешь». Заслуживаешь любви. Заслуживаешь писем с падающими звездами на полях. Заслуживаешь того, чтобы кто-то задерживал дыхание, любуясь твоей красотой. Заслуживаешь знать, зачем с тобой случилось все то, что мучает тебя в кошмарах по ночам. И все это того стоит. * * * Токийский залив переливается под ярким, по-летнему теплым солнцем лазурью и серебром, из-за чего даже кажется пестрым. Искусственный остров Одайба, в который центр Токио будто выстрелил Радужным мостом, соединяющим их, выглядит странно и слишком уж… современно. Лань Чжань не очень любит эту часть Токио. Как говорит старший брат, все это из-за слишком футуристических построек, которые совершенно ничего общего не имеют с традиционной архитектурой. Возможно, именно поэтому он выбрал профессию реставратора. Современный стиль весьма интересен, но только лишь как исторический факт, определенная эволюция в сфере строительства, но никак не красоты. Лань Чжаню нравятся постройки, в которых ощущается дух времени, дух родственной им всем культуры: в летящих изгибах крыш, похожих на крылья журавля, в резных украшениях по периметру, в грациозности и изяществе во всем: от черепицы до порогов. Они снова встречались с инвесторами и заказчиками, но на совещании Лань Чжань больше занимался изучением корректировок к их плану по реставрации, чем вникал в денежные вопросы. Нельзя сказать, что Лань Сичэнь получает какое-то особенное удовольствие от организационной и финансовой сторон их профессии, но он хотя бы может успешно договариваться с людьми. Как показала недолгая, благодаря вмешательству их дяди, практика, подход Лань Чжаня к проведению совещаний мало кого радовал. Во время собрания Вэй Ин прислал ему сообщение, которое заставило, как ни странно, быстро переключить внимание на то, что служило темой для обсуждения между братом и инвесторами. Его номер Лань Чжаню дал Вэнь Юань в тот вечер, когда они вместе ужинали. Лань Чжань продиктовал мальчику свой, чтобы тот мог позвонить, если понадобится какая-то помощь. Вэнь Юань, конечно же, так и не звонил, зато Вэй Ин пишет в WeChat почти каждый вечер, когда возвращается с работы. Делает он это поздно, и Лань Чжань уже успел заметить, насколько изменился его собственный график за последние полторы недели. О том, чтобы ложиться в привычные десять, не может больше быть и речи — к полуночи телефон начинает дребезжать от уведомлений по деревянной поверхности прикроватной тумбочки. У Вэй Ина странная привычка дробить одно предложение на несколько отдельных сообщений. Почему он не может сначала написать все целиком, потом отправить, если Лань Чжань уже все равно не спит и отвечает ему? Собрание уже закончилось, и Лань Сичэнь предложил пообедать, но они уже около двадцати минут неспешно идут по залитой жаркими солнечными лучами улице в поисках кафе или ресторана. Этот район определенно слишком странный. — Я взял себе билет в Хиросиму на завтрашнее утро. Если все пройдет хорошо, встречусь с Нисимурой-саном в четыре, переночую и вернусь в Токио на следующий день, — говорит Лань Сичэнь, глядя в телефон. Лань Чжань делает шаг поближе к нему, чтобы тень от его зонтика легла на руки брата — так экран будет видно лучше. Лань Сичэнь благодарно кивает и улыбается, проверяя что-то в приложении. — Я хотел бы поехать с тобой, — говорит Лань Чжань. Брат тут же забывает про телефон и поднимает на него удивленный взгляд. — Правда? Но зачем, А-Чжань, ты же не любишь организационные вопросы? Если ты волнуешься за подбор материалов, не стоит. Нисимура-сан звонил мне утром и сказал, что просто хочет обсудить пару деталей лично. На сам проект это уже вряд ли повлияет, его одобрили все члены совета. Лань Чжань качает головой. — Не в этом дело. Лицо Лань Сичэня вдруг смягчается, и он чуть наклоняет голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — А-Чжань, у тебя какие-то дела в Хиросиме? — Мгм. Вэй Ин два дня назад попросил меня поехать с ним на Ицукусиму. У Вэнь Юаня школьная экскурсия, — говорит Лань Чжань. Брат задумчиво обхватывает двумя пальцами подбородок. — Сколько мы сюда ездим, ни разу не был на Ицукусиме. Говорят, там очень красиво. А зачем господин Вэй едет с детьми? Вэнь Юань же уже в средней школе. Лань Чжань кивает. Он тоже задался этим вопросом и адресовал его Вэй Ину в тот же вечер. — Вэй Ин едет сопровождающим. Эти школьные экскурсии стоят дорого, и Вэнь Юань планировал от нее отказаться. Дети сопровождающих едут бесплатно, — объясняет он. Лань Сичэнь хмурит брови и отводит взгляд, чтобы посмотреть на Токийский залив, с которого дует теплый влажный ветер. Помолчав, он произносит: — Господин Вэй очень заботится об этом мальчике. Это непросто — воспитывать ребенка в одиночку, особенно… когда он не твой. — Мгм. Брат быстро выходит из своего задумчивого состояния и, повернувшись, отвечает доброй улыбкой, которую Лань Чжань привык видеть на его лице. Они медленно идут дальше, рассматривая здания самых разных форм, которыми застроен остров. — Я с удовольствием составлю тебе и господину Вэю компанию, если вы не против. Мы очень давно не отдыхали, и я буду рад провести время с детьми, — говорит Лань Сичэнь, снова копаясь в телефоне. Лань Чжань кивает и опять заслоняет брата от солнца, чтобы он лучше видел экран. Сам он тоже отправляет Вэй Ину сообщение в ответ на то, что пришло во время собрания. «Да, я поеду». * * * Делать ремонт — само по себе не очень простое и веселое занятие. Делать его в комнате Вэнь Нина — значит умножить все трудности минимум в три раза. Вэй Ин изо всех сил старается производить как можно меньше шума, но, если с этим еще как-то можно разобраться, с запахом краски мало что получается сделать. Щель под дверью и так закрыта несколькими слоями разных материалов от бумаги до пленки для защиты пола, но выходить все равно приходится, а это не лучшим образом сказывается на запахах в квартире. Вэнь Нин все утро работает — Вэй Ин периодически встречает его на кухне или в коридоре. Он не может сидеть на одном месте, когда говорит со своими пациентами, а потому расхаживает из одного угла в другой, часто и сам не замечая, где находится в определенный момент. Он общается по гарнитуре, чтобы не держать телефон в руках, и бродит, уткнувшись взглядом в планшет. Вэй Ин периодически беспокоится, что он так врежется в косяк или споткнется об Орешка, но этого каким-то чудом не происходит. Вот уже три года Вэнь Нин работает в дочерней фирме от благотворительной организации Сяо Синчэня, которая занимается психологической помощью родным пропавших без вести или семьям жертв стихийных бедствий, авиакатастроф и других ужасов. У Вэй Ина мороз по коже идет каждый раз, когда он слышит обрывки его разговоров, но для Вэнь Нина такая помощь людям — отдушина. Никто из его пациентов не знает, что терпеливо слушающий об их горе человек по ту сторону связи тоже пережил подобный кошмар. Вэй Ин вздыхает и запихивает в уши наушники, стараясь не испачкать еще и их. На его рабочем планшете открыта инструкция по разведению краски, потому что на упаковке написано непонятно что в настолько заумных формулировках, что пришлось сдаться и искать более адекватное пояснение в Интернете. Но краска, надо отдать ей должное, красивая. Такой неяркий и мягкий пастельный оттенок, напоминающий приглушенный персиковый. Вэнь Нину должно понравиться. Если Вэй Ин разберется с этими валиками, потому что они всегда съезжают набок и не хотят держаться ровно. Он уже четвертый распаковывает. А это что такое? Вэй Ин, сев на пол, вертит в руках какое-то крепление, только что выпавшее из пакета. Не говорите только, что этой штукой все это и надо фиксировать. Японцы, серьезно? А сразу в собранном состоянии все продавать не вариант? Музыка в наушниках вдруг затихает, и Вэй Ин бросает взгляд на планшет. Ему звонят по видеосвязи, и, увидев имя на экране, он улыбается и откладывает валик. — Привет! На Цзян Яньли светит яркое солнце, и она прикрывается одной ладонью, чтобы оно не слепило ее. Она машет рукой и улыбается. — А-Сянь, я так рада тебя видеть! Судя по фону, она сидит в каком-то кафе прямо рядом с окном. Совсем недавно она постриглась, и теперь у нее красивое каре, которое до сих пор кажется Вэй Ину непривычным, хотя он уже дважды разговаривал с ней за это время. Только он собирается сказать ей об этом, как Цзян Яньли усмехается и приближает лицо к экрану. — А-Сянь, что у тебя на голове? Вэй Ин поднимает взгляд, словно таким образом сможет увидеть то же, что и она, и дотрагивается рукой до скрученных на макушке волос, которые держатся на честном слове — точнее, на карандаше, который просто попался под руку. — Это было на кухне. Кажется, А-Юань что-то заполнял им в учебнике по современному японскому, — со смехом говорит он, покачав пальцем карандаш. Волосам это не нравится, и вся конструкция с макушки уже угрожает съехать на ухо. — Ну вот, я все испортил. Что поделать, они мешаются. Цзян Яньли заливисто смеется и качает головой. — Если мешаются, постригись. Я очень боюсь позвонить тебе в следующий раз и увидеть на твоей голове что-нибудь похуже карандаша. Вэй Ин шутливо надувает губы. — Я не хочу стричься. Разве так я не красивый? — Самый красивый, — уверяет его Цзян Яньли таким тоном, словно разговаривает с трехлетним ребенком. — В таком случае я пришлю тебе хорошую заколку — это куда лучше школьных карандашей. Вэй Ин смутно слышит еще чей-то голос. Говорящего на экране не видно, а Цзян Яньли поднимает взгляд и смотрит куда-то поверх своего телефона, продолжая улыбаться. — А-Лин, не ешь мороженое так быстро, у тебя заболит горло. Она берет телефон и поворачивает его, чтобы Вэй Ин видел ее сына. Тот сидит за столом напротив и поедает мороженое, набирая его в маленькую ложечку столько, что на ней образовывается гора. Заметив, что Цзян Яньли наставила на него камеру, он хмурится и смотрит на Вэй Ина, который машет ему рукой. — Привет, А-Лин. Мальчик только надувает губы и опускает взгляд, снова занимаясь своим мороженым. — А-Лин, что нужно сказать? — строго спрашивает его Цзян Яньли. — Привет, — бурчит Цзинь Лин, даже не поднимая головы. Вэй Ин смеется. Цзян Яньли вздыхает, снова усаживаясь ровно и располагая перед собой телефон. — Папочкин характер, — качает головой она. — Жаль, что не все дети такие послушные, как А-Юань. — Дай А-Лину время, А-Юань его на четыре года старше, — напоминает Вэй Ин. — Когда ему было восемь, я думал, что моя сладкая жизнь с послушным ребенком кончилась и будет теперь только сниться мне в хороших снах. Цзян Яньли недоверчиво прищуривается. — Обычно так говорят про подростков. У тебя еще все впереди. — Как там А-Фэй? — переводит опасную тему Вэй Ин. Он даже думать не хочет о том, что будет делать, когда у А-Юаня и правда начнется переходный возраст. Как вообще родители справляются с такой напастью? Когда он приходит на школьные собрания, он порой слышит, как обсуждают некоторые мамы и папы своих старших детей, которым по четырнадцать-пятнадцать. Там только молча седеть всей головой сразу и писать завещание. Услышав про Вэнь Фэй, Цзян Яньли мягко улыбается той самой улыбкой, которая появилась у нее с рождением Цзинь Лина. Пристроив телефон перед собой на какую-то опору, она берет со стола небольшую чашку с кофе или чаем и обнимает ее обеими руками. — У А-Фэй все хорошо. Я была у нее в воскресенье, и мы вместе написали письмо А-Юаню. Она прекрасная девочка, А-Сянь. В школе ее очень хвалят. Вэй Ин кивает и тоже улыбается. Цзян Яньли часто навещает Вэнь Фэй в приюте и неусыпно следит за тем, чтобы у нее все было хорошо. Если бы не она, все было бы куда сложнее. А-Юаню тоже спокойнее, что кто-то присматривает за его сестренкой, кроме воспитателей приюта. Восемь лет назад, несмотря на новорожденного Цзинь Лина, которому требовалось стопроцентное внимание, Цзян Яньли все равно нашла время на то, чтобы перевести Вэнь Фэй в другой детский дом, получше, и за это Вэй Ин вечно будет ей благодарен. От идеи поместить девочку в «Пристань Лотоса» они оба отказались почти сразу — Вэй Ин был уверен, что Вэнь Цин бы это не понравилось, учитывая все обстоятельства. Вэй Ин устраивает планшет около банки с краской и возвращается к борьбе с валиками. Теперь-то понятно, как это все фиксировать. — О чем они переписываются с А-Юанем? — спрашивает он, бросив взгляд на Цзян Яньли. Та тыкает пальцем в камеру. — Все тебе расскажи, любопытный нос. Спроси у А-Юаня. Вэй Ин смеется, примеряя валик к поддону для краски и прикидывая, с какой стены лучше начать. — Вот как раз А-Юань мне и не рассказывает. Все только в общих словах. Я не лезу, говорят, у детей в этом возрасте должно быть свое личное пространство. Что? Что у тебя за выражение лица? Я опять измазался в краске? — спрашивает он, касаясь ладонью щеки. Цзян Яньли качает головой, продолжая улыбаться, пристроив подбородок на согнутую руку. — Нет, А-Сянь. Просто думаю, как быстро время летит, и вот мы уже разговариваем о трудностях взросления наших детей. Вэй Ин вздыхает, глядя на нее и положив валик на колени. Она всегда так говорит — «наших» детей, как будто он может вот так взять и забыть про то, что у А-Юаня была когда-то своя собственная семья, а Вэй Ин ему, по сути, никто. Цзян Яньли отвлекается и что-то говорит Цзинь Лину. Задумавшись, Вэй Ин не успевает расслышать ее слова, видит только, как мальчик обходит стул, на котором она сидит, и, задержавшись, коротко целует ее в щеку, когда она с улыбкой показывает на нее пальцем. — Отправила его к папе. Хочу немного поговорить с тобой наедине, А-Сянь, — устраиваясь поудобнее, говорит Цзян Яньли. Вэй Ин хмурится. — О чем? Она сцепляет пальцы в замок и подносит руки к губам. — Мы с А-Сюанем поговорили и подумали, что А-Лин уже большой, так что… мы могли бы вернуться к той теме… Вэй Ин мотает головой и, дотянувшись, берет планшет в руку. — Нет, ты же знаешь, что я не могу, — говорит он. — Подожди, А-Сянь. У меня сейчас намного больше времени, чем раньше. Я могу сама приехать в Японию и забрать А-Юаня на каникулы к нам. Никто не будет против! И тебе не придется бросать работу и прилетать в Китай. Этот разговор уже случался между ними когда-то. Вэй Ин чувствует, как легкое настроение, которое у него было с самого утра, улетучивается с огромной скоростью. Он прекрасно понимает, что сам боится этой темы, а Цзян Яньли ни в чем не виновата и хочет помочь, но… — Цзян Яньли, — вздыхает Вэй Ин, сжимая пальцами бока планшета. — Чтобы везти ребенка через границу, нужно разрешение от родителей. — Ты можешь его дать, — возражает Цзян Яньли. — Не могу! — Вэй Ин понимает, что сказал это слишком резко, и сбавляет тон. — Не могу, пойми. Все бумаги, на которых держатся наши с А-Юанем официальные отношения, делал Сяо Синчэнь через свою организацию. Любая, совершенно любая проверка, и его просто могут забрать. Цзян Яньли прикрывает глаза и трет одной рукой висок. — А-Сянь, наступает возраст, когда ребенок может сам решать, с кем хочет жить. И они не смогут закрыть на это глаза. Ты замечательный отец, и… — Я ему не отец! — восклицает Вэй Ин. Лицо Цзян Яньли вытягивается, с него исчезает даже намек на улыбку. — А-Сянь… Вэй Ин расслабляет руку, позволяя планшету лечь перед собой на пол, и сам чуть сгибается, чтобы видеть экран. Он так и сидит на старом паркете, на котором до этого было так тепло и уютно, а теперь кажется, будто небольшая комната Вэнь Нина стала продуваемой всеми ветрами. Они никогда не разговаривали с А-Юанем о том, как им называть друг друга. Мальчик рос, и Вэй Ин из «Вэй-гэгэ» превратился в «господина Вэя», причем сейчас уже не особо понятно, результат это простой вежливости или школьного воспитания. Это не отдалило их друг от друга и не сделало их отношения хуже, просто Вэй Ин боится, что, став для А-Юаня кем-то совсем близким, незаменимым, он рано или поздно сделает ему больно, если им придется перестать жить так, как они живут сейчас. Все зыбко и хрупко, — этому Вэй Ина научила жизнь. Он только последние лет пять перестал вздрагивать от любого стука в дверь или телефонного звонка, а первые годы в Японии едва не заработал себе нервный тик под стать Вэнь Нину. Только у того серьезная травма головы, а у Вэй Ина — что? — А-Сянь, если что-то подобное случится, мы сможем помочь тебе. Я понимаю, ты боишься, но я просто хочу, чтобы дети увиделись и провели вместе время. Это всего на пару недель. А-Фэй каждый раз спрашивает меня о… об этом, — запнувшись, заканчивает Цзян Яньли. Он все это прекрасно понимает. А еще понимает, что А-Юань становится взрослее, и Вэй Ин не успевает замечать одни перемены в нем, когда приходят другие, еще более существенные и яркие. Да, его действительно могут забрать, если он приедет в Китай, неважно, с Вэй Ином или без, учитывая обстоятельства, при которых они покидали эту страну. Здесь, в Японии, под защитой Сяо Синчэня, эти риски снижены в несколько раз. Если он даст разрешение как опекун, это может вызвать ряд вопросов, так как родителей у ребенка нет. Да, это страшно лишь тем, что, отправив А-Юаня в Китай, он может его просто потерять. Цзян Яньли не даст ему пропасть, разумеется, он останется с ней, она уже говорила, что готова к этому, но… Вэй Ину страшно. От одной этой мысли все внутри сжимается. Это эгоистично, так ведь? Вэй Ин вздыхает, чуть подвинув планшет по полу, чтобы лучше видеть Цзян Яньли. Она грустно смотрит на него, прикусив нижнюю губу, будто жалеет о своих словах. — Извини. Я не хотел так говорить, — просит Вэй Ин. — Я понимаю, что ты хочешь помочь. — А я понимаю, как тебе страшно, — говорит Цзян Яньли. — А-Сянь, мы этого не допустим. А-Юань твой… твой воспитанник, а мы лучше всех знаем, что это значит для обеих сторон. Прошу, подумай об этом. Я не буду тебя торопить, обещаю. Вэй Ин кивает, отводя взгляд от экрана. Ему нужно разобраться с этими стенами, а то краску придется разводить заново. — Хорошо, — произносит он. — А я обещаю подумать. Цзян Яньли улыбается и машет ему рукой. — Мне пора. Передавай привет Вэнь Нину и А-Юаню. Пока, А-Сянь. — И ты — Цзинь Цзысюаню. Пока, — говорит Вэй Ин и сбрасывает видеозвонок. Он какое-то время сидит, обнявшись с планшетом и разглядывая объемы предстоящей работы, когда телефон в кармане коротко вибрирует. Вэй Ин вытягивает ногу перед собой, чтобы залезть в карман, и улыбается, едва взглянув на экран. «Да, я поеду», — гласит превью сообщения в WeChat от Лань Чжаня. * * * Вэй Ин в Хиросиме никогда не был. Этот город одним названием напоминает о произошедшей здесь во время войны катастрофе, но кто, взглянув на него сегодня, скажет, что она вообще была? Если выбросить все учебники по истории и посмотреть на это место, забыв о том, какую трагедию оно в себе скрывает, сложно увидеть что-то, что свидетельствовало бы о пережитом кошмаре. Хиросима цветет, живет и всем своим видом демонстрирует, что будущее есть даже у горстки пепла. Пока учитель А-Юаня по дороге рассказывает детям леденящие душу подробности из истории, Вэй Ин разглядывает город, который почти ничем не отличается от обычного японского. Таких на Хонсю очень много. Разумеется, в нем нет такой помпезности, какой отличается Токио, но и свойственной Киото традиционности — тоже. Парки, сады, небольшие частные дома, на крышах которых народ выращивает овощи и зелень, дворы, засаженные грядками лотосов, которые здесь растут не в прудах, как рисуют на всех картинках, а прямо так, в огородах. Их цветение уже почти закончилось, а корзинки хозяева уже успели собрать, так что остались лишь пышные огромные листья на высоких крепких ножках. В центральной части Хиросима застроена многоэтажными зданиями и торговыми центрами, а на окраинах, которые они проезжают по пути в порт, вот такая истинно японская красота — в крошечных садиках, где сажают все так тесно, что, кажется, скоро все это великолепие очутится у соседа на голове. Лань Чжань сказал, что приедет с братом. Вэй Ин наслышан о нем, но ему так ни разу и не довелось с ним пообщаться. Если подумать, то и с Лань Чжанем они не виделись уже почти две недели с того ужина: тот постоянно занят проектом, а Вэй Ин — работой до полуночи. Если это не очередная смена в одном из нескольких заведений, где он трудится по мере надобности управляющих и менеджеров, то дизайнерские заказы от каких-нибудь старых клиентов. С ними Вэй Ин, бывает, сидит до двух или трех ночи. Теперь — не один, потому что Лань Чжань отвечает на каждое сообщение, которое он ему отправляет. Вэй Ин гадает, чего ему не спится, но тоже отвечает. И так переписки затягиваются до тех пор, пока Вэй Ин не делает вид, что идет спать, потому что иначе они не закончатся никогда, а Лань Чжаню вставать в семь утра. Сейчас Лань Чжань с братом, должно быть, на собрании. Вэй Ин как раз успеет прогуляться с детьми по Ицукусиме с официальной частью школьной экскурсии, когда они приедут. Благо, паромы на остров ходят до самого позднего вечера, как он уже успел прочитать в Интернете. А-Юань увлеченно слушает учителя, и Вэй Ин вскоре ловит себя на том, что и сам заинтересовался рассказом. Мадо-сэнсэй — молодая и очень подвижная девушка, которая только недавно начала работать в школе, — вся преисполнена энтузиазмом и буквально светится от внимания детей. Экскурсия сюда — ее идея. Вэй Ин пришел в ужас, узнав, что А-Юань собирается отказаться ехать из-за того, что это очень дорого, так что пришлось искать обходные варианты. Мадо-сэнсэй обрадовалась его предложению поехать сопровождающим, сказав, что такая поддержка будет очень кстати. Вэнь Нин уверил, что все будет в порядке, если он останется один на это время. Их соседка обещала зайти вечером, чтобы проверить, как он. Вэй Ин попросил его писать хотя бы каждые пару часов. Когда они перебираются на пароме на остров, Вэй Ин чуть не теряет дар речи, едва сойдя на берег. Он идет в самом конце вереницы детей с целью проследить, чтобы никто не потерялся, и останавливается, когда видит сидящего на лавочке под белым зонтиком от солнца Лань Чжаня в окружении оленей. — Олени! — кричат дети, тут же бросаясь врассыпную, чтобы погладить животных, которых, как верно предупредила Мадо-сэнсэй, на Ицукусиме очень много. — Господин Лань! — в свою очередь, восклицает А-Юань. Олени, как и Лань Чжань, особой эмоциональностью не отличаются. Они спокойно разгуливают в тени деревьев, нисколько не обращая внимания на окружившую их толпу детей. Вэй Ин слышит, как посмеивается Мадо-сэнсэй, предупреждая ребят, чтобы не давали животным ничего съестного, кроме корма, который продают в лавочках у побережья. Он видит, как Лань Чжань поднимается с места и здоровается с подошедшим к нему А-Юанем. — Лань Чжань! — зовет Вэй Ин и машет рукой. — Я думал, ты приедешь позже. А где твой брат? — Еще на собрании, — отвечает Лань Чжань, кивая ему, когда он подходит ближе. — Я уехал раньше. — Мне еще нужно погулять здесь с детьми. Присоединишься? — спрашивает Вэй Ин, указывая на ребят в школьной форме. — Мгм. Лань Чжань, как и всегда, одет в строгую белую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и черные брюки. Сложно не заметить, как на него смотрят люди. Даже Мадо-сэнсэй, которую Вэй Ин с ним знакомит, не скрывает заинтересованного взгляда. Вэй Ин начинает чувствовать себя неловко в джинсах и футболке. Может, тоже стоит на встречи с Лань Чжанем одеваться, как на прием в императорский дворец? И как ему не жарко? Все вместе они прогуливаются по короткой, но широкой набережной до знаменитого святилища Ицукусима, стоящего на сваях и похожего на лабиринт пересекающихся ярко-оранжевых мостов, перетекающих один в другой. К этому времени уже начинается отлив, и морское дно обнажается, покрытое светло-зелеными водорослями, в которых копошатся мелкие креветки и крабы. Дети то и дело перевешиваются через перила, чтобы рассмотреть ракушки или оставшихся после ухода воды морских обитателей. — Правда, что с этим местом связана какая-то легенда? — спрашивает Вэй Ина одноклассник А-Юаня, идущий рядом с ними. Вэй Ин пожимает плечами. — Я знаю только про врата, — говорит он и указывает на рыжие священные тории, стоящие в воде неподалеку от острова. — Они выстояли войну. Из чего же их такие делают, что все оказалось разрушено, а они — остались? Тории действительно выглядят величественно даже в свете яркого солнца. Они стоят, высокие и непоколебимые, в водах моря, которое ушло в отлив настолько, что до врат можно добраться пешком, замочив ноги лишь по колено. — Из камфорного дерева, — отвечает вдруг молчавший всю дорогу Лань Чжань. — Последний раз их реставрировали в 1875 году. — Ничего себе, — с придыханием говорит мальчик, дергая за рукав идущего рядом А-Юаня. — Ты слышал, уже сколько лет прошло, а им ничего не делается! А-Юань вежливо улыбается и кивает. — Да, я читал, что они считаются границей между миром живых и миром мертвых. — По легенде, эти тории установили для петухов, которые должны были на рассвете разбудить богиню солнца Аматэрасу, — говорит детям Лань Чжань, который даже в тени навесов не закрывает свой белый зонтик. — Она спряталась на этом острове от бога ветра в гроте, и, чтобы заставить ее выйти оттуда, люди установили тории, на которые и посадили петухов. Вэй Ин с улыбкой смотрит на Лань Чжаня, испытывая странную гордость, когда замечает, с каким восхищением на него повернулись и идущие рядом дети. — Расскажите еще что-нибудь! А это что такое? — начинают они спрашивать хором. Вэй Ин закладывает руки за спину и замедляет шаг, слушая Лань Чжаня. Они небольшой группой отстают от основного класса, который уходит вперед в сопровождении Мадо-сэнсэй. Лань Чжань ровным и спокойным голосом рассказывает новые и новые подробности о святилище, в котором, по его словам, ни разу не бывал. Потом легенды и исторические факты переходят уже на остров в целом. Когда они добираются до конца стоящих на сваях мостов и спускаются к храму, дети уже совершенно очарованы Лань Чжанем. Вэй Ин и сам настолько успевает заслушаться, что чуть не забывает о своем основном предназначении в этой поездке. — Дети, заходим в храм. Обязательно снимайте обувь. И уберите телефоны, фотографировать нельзя! — громко сообщает Мадо-сэнсэй, стоя у входа. — Идем? — спрашивает А-Юаня одноклассник. Тот кивает. — Господин Вэй, вы будете снаружи? Вэй Ин, бросив взгляд на Лань Чжаня, отвечает: — Да. Думаю, в храме вы точно не заблудитесь. А-Юань улыбается ему и идет дальше вместе с одноклассниками. — Клевый у тебя папа, — говорит ему мальчик, который первым спросил Вэй Ина о святилище. — Столько нам рассказал! — Тихо ты, балда! — толкает его локтем в бок другой. — Это не его папа! Вэй Ин тяжело вздыхает и неловко усмехается, повернувшись к Лань Чжаню. — Вот так, Лань Чжань. Тебе уже приписали ребенка. Он даже со своего места заметил, как А-Юань покраснел и опустил глаза. Вот только этого не хватало. Мальчишка новенький, что ли? Вроде Вэй Ин всех друзей А-Юаня уже выучил за эти годы. Лань Чжань смотрит на него, но ничего не отвечает. Он всегда такой молчаливый, что Вэй Ин удивляется, как он может писать ему по вечерам сообщения, в которых даже больше двух-трех слов. В жизни он совсем не разговорчив. Они полдня гуляют с детьми, обойдя за это время половину острова. Экскурсия завершается набегом школьников на магазины, в которых уследить за ними — та еще задачка. Когда Мадо-сэнсэй, наконец, говорит, что они отправляются заселяться в гостевой дом, чтобы отдохнуть и поужинать, Вэй Ин облегченно выдыхает. К этому времени солнце уже опускается почти до самых гор на горизонте, кутая остров в персиковый цвет. Они с Лань Чжанем остаются одни на побережье, и Вэй Ин рушится на ближайшую лавочку, обнявшись с пакетиком мандзю {[2] — пирожок или мягкое печенье с разной начинкой} в форме кленовых листочков, который ему вручил А-Юань. Лань Чжань опускается рядом с настолько прямой спиной, что Вэй Ину хочется сгорбиться еще больше от одного взгляда на него. — Лань Чжань, неужели ты не устал? — спрашивает он, шурша пакетом в поисках сладости с зеленым чаем. — Нет. Ты устал? Купить что-нибудь попить? Вэй Ин смеется, наконец, извлекая из пакета нужное печенье. — Сейчас. Ты будешь? Лань Чжань качает головой. — Ах да, я забыл, что ты не ешь сладкое, — говорит Вэй Ин, откусывая половинку мандзю. — Хотя купить попить все же хорошая идея. Подождешь меня здесь? — Мгм. Оставив ему пакет, Вэй Ин идет в сторону лавочек, в которых уже не толпится столько народу, как днем. Решив, что детей на сегодня выгуливать уже больше не надо, он покупает пару сакэ. Он забавно выглядит на этом острове, потому что разлит в коробочки, напоминающие стаканчики, в которых продают сок или йогурт, с нарисованными на них кленовыми листочками. Со стороны и не скажешь, что это спиртное. Когда он возвращается, Лань Чжань сидит в той же позе, глядя на море, которое шумит всего метрах в двадцати от него. Вэй Ин ловит себя на мысли, что любуется им. В лучах заходящего солнца Лань Чжань похож на настоящую мраморную статую. В его аккуратно собранных смоляных волосах путается багровый отблеск заката, а внимательные светлые глаза кажутся и вовсе бездонными, когда он вот так смотрит вдаль. Вэй Ин даже замедляет шаг, разглядывая его. Интересно, что такой человек делает рядом с таким, как он? Да, они друг другу никто, это Вэй Ин очень хорошо понимает. Лань Чжань закончит свой проект и вернется в Китай, где у него своя жизнь. Но ведь почему-то он согласился сопровождать его в этой поездке. Не сказал, что ему некогда, не высмеял просьбу Вэй Ина поехать вместе с ним и А-Юанем… Почему? Он решает выбросить на сегодня эти мысли из головы и подходит к лавочке, протягивая Лань Чжаню коробочку с сакэ. — Держи, Лань Чжань. Мы заслужили, это был длинный день. Вэй Ин садится, отрывает фольгу от своего стаканчика и делает глоток. Слегка прохладный сакэ приятно обволакивает горло и сразу согревает изнутри. Он смотрит, как Лань Чжань делает то же самое. Хорошо, что хоть от сакэ он не отказывается. А вот от сладостей — зря. Они здесь очень вкусные. Вэй Ин едва успевает додумать эту мысль, когда рука Лань Чжаня со стаканчиком в пальцах вдруг резко опускается. От удара об лавочку часть напитка проливается на рукав его рубашки. — Лань Чжань? — зовет Вэй Ин, хмурясь. — Эй, Лань Чжань? Он протягивает руку и касается чужого изящного запястья. Никакой реакции. Вэй Ин обхватывает его пальцами и слегка трясет. Ничего. Лань Чжань что, заснул? Вэй Ин встает с лавочки, оставив свой стаканчик, и садится перед Лань Чжанем на корточки, заглядывая ему в лицо, в котором, в целом, ничего не изменилось, только глаза закрыты. Вэй Ин водит перед ним ладонью. — Лань Чжань, ты что, серьезно? Один глоток сакэ, и ты спишь? — с досадой спрашивает он. Он даже берет стаканчик, из которого пил Лань Чжань, подносит к носу, потом делает небольшой глоток. Да, это сакэ, точно такой же, как у него. Сам Вэй Ин в принципе редко ощущает сильное опьянение от алкоголя, а уж от такого количества… Но делать нечего. Лань Чжань спит. Так он даже еще больше похож на изваяние, чем до этого. Посмеиваясь, Вэй Ин садится на свое место рядом и роется в пакете с мандзю. Кажется, там еще должна была остаться одна штучка с зеленым чаем… — Господин Вэй? От внезапно раздавшегося за спиной голоса Вэй Ин подпрыгивает на месте и резко оборачивается. Окликнувший его мужчина, который просто удивительно похож на Лань Чжаня, расплывается в приветливой улыбке и поднимает перед собой раскрытые ладони. — Простите, я не хотел вас пугать. Я только что приехал. Кажется, Вэй Ин мельком видел его с Лань Чжанем в кафе в тот вечер, когда пропал А-Юань. Так это его брат? — Вы Лань Сичэнь? — спрашивает он. Тот кивает и протягивает руку. Вэй Ин пожимает ее, и Лань Сичэнь обходит лавочку, чтобы присесть рядом. — А-Чжань, как прошел день? Я немного задержался на собрании, у Нисимуры-сана много интересных идей. Он предложил использовать… — Лань Сичэнь замечает, что Вэй Ин беззвучно смеется, и, наклонившись, заглядывает в лицо брата. — А-Чжань? — Он спит, — справившись с приступом смеха, сдавленно произносит Вэй Ин. Лань Сичэнь бросает взгляд на стаканчик, который Вэй Ин аккуратно поставил на место перед пальцами Лань Чжаня. — Он что, выпил? — вскинув брови, спрашивает он. Вэй Ин кивает. — Всего глоточек. Лань Сичэнь какое-то время смотрит на него, и Вэй Ин уже готовится узнать какую-нибудь страшную правду о том, что у его брата аллергия на алкоголь или еще что похуже, но тот поднимает голову и смеется, прикрыв глаза ладонью. Вэй Ин облегченно выдыхает. Значит, хотя бы не аллергия. — Ох, давно такого не было. Вы не сказали ему, что это сакэ, господин Вэй? — Нет, а должен был? — спрашивает Вэй Ин, пожав плечами. — Всегда так? — Да, — кивает Лань Сичэнь. — Ничего, он скоро проснется. Вэй Ин протягивает ему пакетик с мандзю. Когда Лань Сичэнь с готовностью запускает в него руку, он усмехается, отмечая про себя, что брат Лань Чжаня явно не разделяет его отношение к сладкому. — Рад познакомиться с вами лично, — говорит Лань Сичэнь, откусывая кусочек от сладости. — И спасибо, это очень вкусно. Люблю эти кленовые листочки в Хиросиме. — Угощайтесь, А-Юань отдал мне целый пакет, — отзывается Вэй Ин, делая еще один глоток сакэ. — Он очень хороший ребенок, А-Чжань рассказывал мне о нем. Вэй Ин удивленно вскидывает брови. — Правда? — Да. Вас это удивляет? — Не в этом дело, — говорит Вэй Ин, покачав головой. — Ваш брат не кажется… ну… — Разговорчивым? — спокойно подсказывает Лань Сичэнь. — Это так. После смерти родителей он совсем ушел в себя. Он и раньше не был особо общительным, но, знаете, у него очень доброе сердце. Возможно, его нелюдимость немного отталкивает окружающих, ведь всем больше нравится, когда им улыбаются, когда поддерживают беседу, но брат хороший человек. Вэй Ин улыбается, бросив взгляд на Лань Чжаня. — Я знаю. Лицо Лань Сичэня смягчается еще больше. Он доедает мандзю и прислоняется спиной к лавочке, переводя взгляд на омытое закатными лучами море. — Здесь очень красиво. Спасибо, что позвали. Мы с братом очень давно нигде не отдыхали. Он так занят работой. Вэй Ин прикусывает губу, но потом все же решается задать этот вопрос. — Господин Лань, что случилось с вашими родителями? Простите, можете не отвечать, но… — Все в порядке, — уверяет его Лань Сичэнь, продолжая смотреть на приливные волны. — С тех пор прошло уже двенадцать лет. Они погибли в автокатастрофе. А-Чжань был особенно близок с нашей матерью, это был для него куда больший удар, чем он демонстрирует. Вэй Ин снова смотрит на Лань Чжаня. У него такой умиротворенный вид — невозможно сказать, что он уснул под влиянием алкоголя. Ему очень хочется, чтобы он проснулся. Поговорить с ним о чем-нибудь, даже если он будет, как обычно, просто слушать, почти ничего не отвечая. Он вздыхает. — Вы осиротели еще раньше, господин Вэй? — спрашивает Лань Сичэнь. Вэй Ин кивает. — Да. Я рос в приюте. — И сейчас воспитываете мальчика, который не является вам родным по крови, — кивает брат Лань Чжаня. — Вы тоже очень хороший человек, — говорит он, переводя взгляд на Вэй Ина и улыбаясь. — Я… никогда не думал об этом в этом смысле. — Потому я это и говорю, — непонятно отзывается Лань Сичэнь. — Что ж, мой младший брат скоро проснется, а мне стоит пойти в гостевой дом освежиться. Надеюсь, завтра я смогу наверстать упущенное и погулять с вами и детьми. Где вы остановились? — В глубине острова, — отвечает Вэй Ин, разворачиваясь на лавочке и указывая направление. — Вы этот гостевой дом не пропустите, дети вряд ли уже легли спать и скорее всего ужинают. Лань Сичэнь с улыбкой кивает и поднимается на ноги. — Спасибо, господин Вэй. Хорошего вам вечера, отдыхайте. Сказав это, он уходит, оставив Вэй Ина наедине со спящим Лань Чжанем и безразлично шумящим морем. Солнце уже почти село, прочертив вдоль неровного из-за гор горизонта горящую линию закатного зарева. Прогуливающиеся по набережной люди о чем-то негромко разговаривают. Метрах в пятнадцати на пляже в песке играет маленькая девочка. Ее мама ждет на каменном парапете чуть поодаль, болтая с подругой. Посидев еще несколько минут и допив сакэ, Вэй Ин решает пойти купить себе еще, а заодно взять воды для Лань Чжаня. Когда тот проснется, наверняка захочет пить, если считать, что он, перескочив стадию опьянения, сразу перешел ко сну. Вэй Ин по себе знает, каково это — потом просыпаться и желать осушить Марианскую впадину. Он отлучается всего на несколько минут, а, когда возвращается, застывает в изумлении, не дойдя до лавочки несколько шагов. Лань Чжань сидит, чуть наклонившись вперед, и самозабвенно разговаривает… с оленем. — Это сладости Вэй Ина, — слышит Вэй Ин его голос, подойдя чуть ближе. — Уходи. С этими словами Лань Чжань толкает морду оленя ладонью. Тот тут же поворачивается и снова начинает тянуться к пакетику с мандзю, который Лань Чжань прижимает к груди, как великую драгоценность. Вэй Ина начинает распирать от смеха, но он сдерживается, чтобы понаблюдать, что будет дальше. — Уходи, — ровным тоном повторяет Лань Чжань, снова толкая оленя. Хорошо, что у многих животных на этом острове слегка подпилены рога, а то Вэй Ин стал бы свидетелем кровопролитных боев за печенье. — Лань Чжань, — зовет он и обходит лавочку, чтобы сесть рядом. — Ты проснулся? Как себя чувствуешь? Уйди, зверюга, — добавляет он, обращаясь к оленю, который с интересом обнюхивает бутылку воды в его руке. Лань Чжань переводит на него совершенно осмысленный взгляд. Но что-то все равно не так… — Держи, — говорит он, передавая Вэй Ину пакетик с мандзю. — Это твое. — Спасибо, Лань Чжань, что бы я без тебя делал, — смеется Вэй Ин. — Хочешь воды? Отбившись от оленя, который ушел только после того, как Вэй Ин угостил его печеньем, он открывает бутылку воды и протягивает ее Лань Чжаню. Тот смотрит на нее пару мгновений, а потом делает несколько жадных глотков. Вэй Ин, усмехаясь, протягивает руку и стирает тыльной стороной ладони капли с его подбородка. — Тише, Лань Чжань, не спеши. Вода вся твоя, — уверяет он, открывая сакэ. — Попробуешь мандзю? Это очень вкусно! — Мгм, — послушно отвечает Лань Чжань. Вэй Ин смеется снова, передавая ему сладость. — Ты такой послушный, когда выпьешь. Вот, с зеленым чаем самые вкусные, эта последняя. Лань Чжань не берет угощение сам, а наклоняется и откусывает кусочек прямо из его руки. Вэй Ин внимательно следит за тем, как он тщательно пережевывает и глотает печенье, при этом совершенно не меняясь в лице. — Вкусно? — уточняет он, не дождавшись реакции. — Нет. Сладко, — спокойно отзывается Лань Чжань и отпивает еще воды. Вэй Ин громко смеется и доедает оставшийся кусочек. — Кто бы мог подумать, Лань Чжань, что ты бываешь таким. Зачем тогда все же согласился съесть, раз настолько не любишь сладкое? — Ты попросил. А это интересно. Вэй Ин отставляет на лавочку сакэ и разворачивается к нему. — А ты сделаешь все, о чем бы я ни попросил? — Мгм. — И ответишь на любой вопрос честно? — Мгм. Вэй Ин удивленно вскидывает брови и думает, что грех не воспользоваться такой удачно сложившейся ситуацией. — Тебе нравятся олени? — спрашивает он, улыбаясь. Лань Чжань качает головой. — А какие животные тебе нравятся? — Кролики, — едва заметно растянув губы в улыбке, отвечает Лань Чжань. Вэй Ин, засмотревшись на это редкое явление, даже забывает на секунду, зачем вообще все это затеял. — Кролики? А Орешек тебе не нравится? — Нравится, — сразу же отвечает Лань Чжань. — Я ему передам, он будет рад. Ты у него любовь на всю жизнь, — снова смеется Вэй Ин. Лань Чжань странно смотрит на него, словно чего-то ждет. — А тебе нравится А-Юань? — снова задает вопрос Вэй Ин. — Да. Он очень хороший. — Да… Тебя сегодня даже сочли его папой, — вспоминает Вэй Ин слова одного из детей. Лань Чжань с серьезным видом качает головой. — А-Юань сказал этому мальчику, что его отец — ты, — говорит он. Вэй Ин кашляет, когда сакэ, который он снова начал пить, попадает ему не в то горло. Вытерев рот и подбородок рукой, он переводит на Лань Чжаня изумленный взгляд. — Что? А-Юань бы так не сказал. — Сказал, — упрямо повторяет Лань Чжань. — Я слышал. Вэй Ин передергивает плечами. От ветра, дующего с моря, вдруг становится холодно. Уже окончательно стемнело, и по ряби невысоких морских волн прокатываются тени и слабый отблеск фонарей с более оживленной части набережной. — И все же тебе показалось, — вздыхает Вэй Ин. — Не будь, как Цзян Яньли. — Кто это? — спрашивает Лань Чжань, моргнув. — Моя подруга. Мы… вместе росли, — отвечает Вэй Ин, отпивая еще сакэ. — Она звонила мне сегодня. Лань Чжань внимательно слушает, пока Вэй Ин коротко пересказывает ему разговор с Цзян Яньли. Он и сам не понимает, зачем все это говорит. Возможно, в глубине души он надеется, что Лань Чжань просто не запомнит все это, несмотря на то, как он внимает его словам, не перебивая и даже не шевелясь. — Вэнь Фэй — это младшая сестренка А-Юаня, — объясняет Вэй Ин. — Я знаю. — Знаешь? Лань Чжань кивает. — Он мне рассказывал. Вэй Ин прочищает горло и смотрит на него, но решает ничего не уточнять. Когда они успели поговорить с А-Юанем так, чтобы он не слышал? Неужели в тот вечер, когда он в очередной раз вырубился на кухне, даже не проводив Лань Чжаня? А-Юань говорил, что он закрывал за ним дверь. — Так что я не знаю, что мне делать, Лань Чжань, — признается Вэй Ин, закончив рассказ о разговоре с Цзян Яньли. — Я очень хочу, чтобы А-Юань увиделся с сестрой, но… — он замолкает, не в силах до конца озвучить это самое «но», вызывающее в душе какую-то неясную горечь, у которой нет имени. — Поговори с ним, — говорит Лань Чжань. — С кем? — С Вэнь Юанем. Вэй Ин усмехается, запрокинув голову и глядя на ночное небо, на котором впервые за долгое-долгое время сияют звезды. В Токио такую картину увидеть просто невозможно из-за миллионов городских огней. Слова Лань Чжаня будто повисают в воздухе, как эхо. Поговорить с А-Юанем? Что он ему скажет? Разве можно ставить маленького ребенка перед таким выбором, если ты сам не в силах принять решение? Ему кажется, что он отвлекся всего на секунду, но за это время Лань Чжань успевает куда-то пропасть. Вэй Ин садится ровнее и озирается по сторонам, чтобы в следующее мгновение застыть, глядя на побережье. — Лань Чжань! Ты что делаешь? Лань Чжань, стоя по щиколотку в воде, оборачивается и, не говоря ни слова, быстрым шагом подходит к нему и хватает его за запястье, заставляя встать. — Идем, — твердо произносит он. — Куда? — опешив, спрашивает Вэй Ин. Совершенно не меняясь в лице, Лань Чжань указывает на силуэт священных врат на фоне ночного моря и горящих на берегу напротив огней Хиросимы. Не дав Вэй Ину ответить, он отпускает его, снова идет к воде и не останавливается, даже когда она доходит ему до колен. — Лань Чжань! — Вэй Ин подбегает к берегу, глядя на облизывающие песок волны, почти спокойные, несмотря на свежий ветер. — Лань Чжань, прилив уже начался! — Видя, что тот даже не собирается останавливаться, он чертыхается и, выхватив из кармана телефон, кладет его на камень подальше от воды. — Лань Чжань, выпил — веди себя прилично! Никакие уговоры не действуют. Вэй Ин тоже заходит в море, и оно после дневной жары кажется очень даже холодным. Содрогнувшись, он следует за Лань Чжанем, которому вода дошла уже до пояса, намочив белую рубашку, и она теперь прилипает к его торсу, как вторая полупрозрачная кожа. Он что, собрался плыть до этих врат? Но делать это не приходится. Они вполне успешно доходят до них по дну. Вэй Ину вода оказывается по грудь, футболка вся промокает из-за небольших волн. Когда Лань Чжань, наконец, останавливается, он подбирается к нему, разводя руками. — Вот и что мы делаем в море посреди ночи? Лань Чжань поворачивается и смотрит на него. Вэй Ин не выдерживает его серьезного взгляда и начинает смеяться, убирая со лба растрепавшиеся от ветра и успевшие намокнуть волосы. Возвышающиеся над ними тории молчаливы и спокойны, как и человек напротив, которого Вэй Ин, несмотря на темноту, видит в мельчайших деталях. Лань Чжань какое-то время просто наблюдает за ним, потом протягивает к нему руку. — Что? — спрашивает Вэй Ин, подходя ближе. — Что такое? Он подставляет ладонь, и Лань Чжань опускает на нее монетку в сто йен. — Желание. Вэй Ин вспоминает рассказ Мадо-сэнсэй о традиции, по которой в трещины в колоннах священных врат принято вставлять монетки, чтобы загадать желание, и снова смеется. — Лань Чжань, так мы здесь для этого? Вот уж не думал, что в тебе живет тяга к такому вандализму. Ты же реставратор! — говорит он, все же подходя к колонне и дотрагиваясь до нее свободной рукой. Поверхность шершавая из-за облепивших тории ракушек и мокрая от морских волн. — А ты? Лань Чжань качает головой. — Только ты. Продолжая смеяться, Вэй Ин вставляет монетку ребром в трещину, ненадолго задержав на ней ладонь. Закончив, он поворачивается к Лань Чжаню, который стоит рядом с таким невозмутимым видом, как будто они не торчат в море посреди ночи в одежде и обуви. Появившаяся на небе полная луна бросает на его лицо и волосы хрупкий серебристый свет. — Поговори с ним, — переведя на Вэй Ина взгляд, вдруг говорит Лань Чжань. Вэй Ин сразу перестает улыбаться и вздыхает, вновь прикасаясь к колонне врат. — Лань Чжань, ты опять… Я не хочу заставлять ребенка принимать такие решения. — Но это должно быть его решение, — настаивает Лань Чжань. Вэй Ин зажмуривается и упирается кулаком в тории. — Он еще маленький. — Ему двенадцать, — веско напоминает Лань Чжань. — Я знаю, ясно?! — выкрикивает вдруг Вэй Ин. — Черт, Лань Чжань. Ты ничего не знаешь о нас. Прости, я сам виноват, что рассказал тебе, будто прошу помощи или совета, но я справлюсь, хорошо? Я… я обещал ему, что все сделаю. — Почему ты думаешь, что он согласится ехать? — раздается в ответ спокойный голос. Прекрасно. А что Вэй Ину еще думать? А-Юань много лет мечтает увидеться с сестрой. Видеозвонки, с которыми им помогает Цзян Яньли, когда приходит к Вэнь Фэй, — этого мало. Одна поездка в Китай ничего не изменит, но для него это будет возможность хотя бы встретиться с ней, провести с ней время. Разве это не стоит того, чтобы рискнуть? Только что, если этот риск оправдается, и они больше не смогут жить вот так? Имеет ли право Вэй Ин решать это за него? — Я ничего не думаю, — говорит он устало. — Мне холодно, давай вернемся на берег. Сказав это, Вэй Ин разворачивается и идет назад, с облегчением выдыхая, когда, добравшись до сухого песка, обнаруживает свой телефон на том же камне. Лань Чжань-то свой куда дел? Вэй Ин приглядывается к лавочке, на которой они сидели, и видит на ней смартфон. Это хорошо, а то утром, протрезвев, Лань Чжань обнаружил бы, что остался без связи. С него стекает вода. Вэй Ин выжимает, насколько это возможно, футболку и поправляет волосы. Обернувшись, он видит, как Лань Чжань выходит на берег. Он что, продал душу за то, чтобы так выглядеть? Даже выбираясь из моря ночью в одежде и ботинках он похож на кинозвезду, а не на промокшего и дерганого человека, каким себя ощущает Вэй Ин. Он садится на лавочку и допивает свой сакэ, наблюдая за тем, как Лань Чжань подходит и опускается рядом. Он молчит, глядя на море. В свете луны Вэй Ин замечает, как с кончиков его волос медленно капает вода. Совесть недовольно ворочается внутри, как еж. Вэй Ин совершенно не хотел так с ним разговаривать, он ведь только пытался помочь. Может, поговорить с А-Юанем — не такая уж плохая идея, а Вэй Ину просто страшно услышать ответ? Как страшно было задать вопрос Лань Чжаню, который из-за алкоголя был честен с ним, «Нравлюсь ли тебе я?» или «Почему ты здесь?». Какой в этом смысл? Вэй Ин усмехается, несмотря на горечь внутри, и придвигается поближе к Лань Чжаню. Тот поворачивает к нему голову. — Что ты делаешь? — Вот это ничего себе, Лань Чжань! Из-за тебя я промок, и мне холодно, а ты даже не хочешь поделиться со мной теплом? — притворно возмущается Вэй Ин. Не встретив больше сопротивления, Вэй Ин кладет голову Лань Чжаню на плечо. Мокрая рубашка неприятно холодит щеку, но это только сначала. Через пару мгновений становится даже жарко — к лицу вдруг приливает кровь, а от ощущения тепла чужой кожи сквозь влажную ткань становится… уютно. Вэй Ин сглатывает и, прочистив горло, продолжает шутить: — Лучше бы тебе завтра ничего не помнить, Лань Чжань. Ты себе не простишь, что добровольно дал мне монетку для желания. Эти тории стоят здесь уже… Он не договаривает, резко оборвав фразу, потому что на его плечи ложится рука. Лань Чжань еле слышно вздыхает и обнимает его. Макушки касается теплый подбородок. Вэй Ин на мгновение перестает дышать, а воздух в легких будто раскаляется за считанные секунды. — Лань Чжань… — Все будет хорошо. Это единственные слова, которые он слышит скорее из-за того, что прижимается ухом к ключице Лань Чжаня, так как сказаны они были очень тихо. Больше Лань Чжань ничего не говорит. Вэй Ин прикрывает глаза, заставляя себя расслабиться хоть немного. Он слышит шум моря, шелест ветра и спокойное дыхание человека рядом. Внезапно появляется осознание, что его вот так уже лет восемь никто не обнимал. Завтра. Завтра Лань Чжань протрезвеет и, что скорее всего, даже не вспомнит об этой ночи. А Вэй Ин не станет ему напоминать, потому что ему слишком тепло сейчас несмотря на то, что они оба промокли. Выдохнув, он придвигается еще ближе, и Лань Чжань позволяет ему устроиться в своих руках. На мгновение Вэй Ину даже кажется, что объятия становятся еще чуть крепче. Нужно возвращаться к детям. А еще принять душ, переодеться. Они даже не заселились в гостевой дом, а уже стемнело. Все потом, думает Вэй Ин, по-прежнему не открывая глаза. Хоть в жизни и нет ничего постоянного, пусть хотя бы сейчас будет вот так. Он даже не осознавал до этого момента, насколько устал. Сердце Лань Чжаня отстукивает ровный, но слегка учащенный ритм. Вэй Ин в глубине души радуется, что тот не слышит, как колотится его собственное.