Цветы — волосам, паруса — кораблю

“Vows are spoken To be broken, Feelings are intense, Words are trivial, Pleasures remain So does the pain” ♫ Denmark + Winter — Enjoy the Silence (Re:Imagined)

У Сюэ Яна яркий и острый, как у дикого животного, взгляд. На фоне приглушенной темноты его фигура кажется еще более темным пятном, и только белая кожа лица и запястий помогает понять, что перед Лань Чжанем человек, а не тень. Хотя не только она — когда Сюэ Ян улыбается, почему-то всегда язвительно, даже если просто здоровается, из мрака еще блестит ровный ряд зубов с острыми, сразу бросающимися в глаза клыками. Лань Чжань совершенно не хотел встречаться здесь, в шумном и пропахшем сигаретным дымом баре в Гиндзе, но спорить с Сюэ Яном не стал. В конце концов, тот имеет право проводить субботний вечер там, где ему угодно, особенно учитывая то, что он в этот день работал. — Господин Лань, — продолжая улыбаться, произносит Сюэ Ян, поднося к лицу зажигалку. Его тонкие черты озаряет вспышка света от огня, когда он прикуривает, а затем одним выдохом выталкивает изо рта сигаретный дым. — Почему-то я так и думал. Они сидят за небольшим столиком в отгороженной от основного зала нише. Кроме них, здесь лишь две подруги-кореянки, которые очень громко смеются и временами бросают на них взгляды, и мужчина, часто подзывающий к себе яркую, как Токийское Небесное Дерево ночью, хостес. — Думали что? — уточняет Лань Чжань, поднося к губам чашку с чаем. Сюэ Ян усмехается и сдвигает сигарету в уголок рта. — Что вас зацепит вся эта история, — пожимает плечами он. — Вы напоминаете мне нашего директора. — Сяо Синчэня? — Ага, — весело отзывается Сюэ Ян и садится ровнее, обдавая Лань Чжаня еще более ощутимым запахом сигаретного дыма. — Единственный человек в этом мире, кого белое пальто действительно красит. Лань Чжань смотрит на него какое-то время и молчит. Он не любит общество людей, к которым сразу не может понять, как относится. Сюэ Ян производит именно такое впечатление, о котором свидетельствовал его разговор с той громогласной девушкой, подозвавшей его к телефону. Но есть в нем что-то, что не дает Лань Чжаню с уверенностью определить свое отношение как отрицательное. Сюэ Ян глубоко и с удовольствием делает затяжку и забирает сигарету из губ, укладывая руку с ней на стол. С его лица не сходит улыбка — лукавая, хитрая. Лань Чжань ловит себя на мысли, что, улыбайся он спокойно и открыто, его можно было бы даже счесть дружелюбным. По крайней мере враждебности в нем сейчас не отыскать. Скорее — желание поиграть. — Можете рассказать мне о поисках Вэнь Цин? — переходит сразу к делу Лань Чжань. Он не видит смысла как-то откладывать этот разговор или долго подводить к нему — Сюэ Ян и так прекрасно знает, зачем они здесь. — Они завершены, — разведя в стороны пальцы, но не подняв руки со стола, заявляет Сюэ Ян с таким видом, будто эта новость должна кого-то обрадовать. — Официально — два с половиной месяца назад. — Но тело не нашли? Сюэ Ян прищуривает глаза и с силой втыкает сигарету тлеющим углем в пепельницу. — Верно, — кивает он, принимаясь наливать в маленькую стеклянную пиалу сакэ, который стоял перед ним еще тогда, когда Лань Чжань только пришел. — Что можно искать, если, к примеру, ее вынесло в океан? Вы хоть раз видели утопленников, господин Лань? — Нет. — А я видел! — по-прежнему весело восклицает Сюэ Ян и опрокидывает в рот сакэ, не прикасаясь губами к краю пиалы. — И они мало походят на людей, если проводят в воде около недели. А мы говорим о восьми годах. — Но… Сюэ Ян выставляет перед собой руку, оттопырив указательный палец. — Стоп-стоп, я, кажется, забываюсь. Конфиденциальность и все такое. Вы буквально вскружили мне голову своей решительностью, — он громко смеется и обводит пальцем круг над своей макушкой. — Какое вам до всего этого дело, господин Лань? Какая-то пропавшая без вести девчонка в диких, забытых богами местах Таиланда. Если вам так хочется заняться благотворительностью, можете… — Сюэ Ян вскидывает глаза к потолку и демонстративно постукивает себя пальцами по пухлой нижней губе. — Не знаю, усыновить ребенка? Поработать в хосписе? Зачем вам заниматься пропажей госпожи Вэнь? Лань Чжань стискивает в пальцах чашку с чаем. Хоть он и ждал всех этих вопросов, более того, они логичны, он прекрасно видит, что Сюэ Ян сам знает ответы на них, просто ему интересно, что скажет сам Лань Чжань, как объяснит. — Это близкий человек моего друга, — не намереваясь отрицать и без того очевидное, произносит Лань Чжань. Сюэ Ян расплывается в еще более широкой улыбке, похожей на идеальный полукруг молодого месяца. Или на серп. Как посмотреть. — Вэй Ин, — произносит он медленно. Лань Чжань кивает. Человек напротив фыркает и заливает в себя еще глоток сакэ прямо из бутылки, запрокинув голову. Сглотнув, он продолжает: — Вокруг него все вертится с тех пор, как он сюда приехал. Сяо Синчэнь души не чаял в брате и сестре Вэнь, а еще винит себя в том, что с ними произошло. Ведь он тоже там был, господин Лань. И уехал чуть раньше случившегося. Одна задержка и… — Сюэ Ян щелкает пальцами почти перед самым лицом Лань Чжаня, но он только хмурится и не отстраняется. — А тут Вэй Ин. Приезжает, дает деньги на лечение спасшегося чудом Вэнь Нина, нянчит маленького племянника Вэнь Цин. Сердце Сяо Синчэня было покорено, — выпятив нижнюю губу, заканчивает Сюэ Ян, приложив ладонь к груди. Его взгляд темнеет. — Только вот Вэй Ину не очень идет белое пальто. Никогда не шло. Лань Чжань хмурится еще сильнее. — О чем вы? Лицо Сюэ Яна становится серьезным. От этого его черты вытягиваются и, несмотря на плавный изгиб его щек и скул, он становится похожим на волка. — Похоже, ваш драгоценный друг не все вам рассказал. Тц-тц-тц, — щелкает языком он, вновь вытаскивая из пачки сигарету. — А вы знаете, почему они с Вэнь Цин и Вэнь Нином так близки? Они ведь не родственники. Лань Чжань отставляет чашку, опасаясь, что, если не сделает это, расколет ее прямо так, в руках. Этот разговор начинает его злить. Он действительно не все знает о Вэй Ине. И понимание, что Сюэ Ян в курсе куда больших подробностей, неожиданно выбивает из-под ног и без того содрогающийся от танцев и музыки пол. Если бы они не сидели за перегородкой, едва слышали бы друг друга. — Вэй Ин сирота, — говорит он. Сюэ Ян указывает на него зажатой в пальцах сигаретой, которую еще не прикурил. — Бинго! — радостно произносит он. — Полный любви к этому миру отец Вэнь Цин и хороший друг родителей Сяо Синчэня был владельцем того самого приюта, в котором он рос. «Пристань Лотоса» — прекрасное, цветущее место, готовое пригреть бедных брошенных детей. Лань Чжань неотрывно смотрит на его лицо, вспоминая роспись, которую Вэй Ин делал в кофейне в Акасаке, и лотосы на ней. «Похожая роспись была в доме, где я вырос». Сюэ Ян подносит к губам сигарету и продолжает, держа руку у лица. — Вэнь Ли и Цзян Фэнмянь основали этот приют, чтобы сделать мир лучше. — Цзян? — уточняет Лань Чжань раньше, чем успевает себя остановить. В памяти мгновенно всплывает имя второй подруги Вэй Ина — Цзян Яньли. — Да. И где они оба, хах? — спрашивает Сюэ Ян, обхватив губами сигарету и хватая со стола зажигалку. Щелчок — перед его лицом вспыхивает узкое и высокое пламя. — В могиле, господин Лань. Над столом повисает облако дыма и тяжелое молчание, которое не разбавляет даже звучащая в смежном зале громкая музыка. Лань Чжань продолжает смотреть на курящего Сюэ Яна. Он прекрасно понимал и до этого, что детство Вэй Ина не было наполнено хорошими событиями, а потому старался о нем не спрашивать. Ему неприятен этот разговор, но без него он не будет располагать достаточной информацией, чтобы хоть как-то помочь в поисках Вэнь Цин. — Как это связано с исчезновением Вэнь Цин? — спрашивает он, снова делая глоток чая. В горле пересохло от сигаретного дыма. Сюэ Ян хмыкает и снова берется за бутылку с сакэ. К их столику подходит хостес, но он лишь резко отмахивается от нее с ледяным «не сейчас», и та удаляется, стуча похожими на гвозди каблуками по блестящему полу. — Вы отнюдь не глупы, господин Лань, — говорит он, облизывая губы. — Просто у вас на руках маловато фактов. «Пристань Лотоса» сгорела четырнадцать лет назад. Семьи Цзян и Вэнь потеряли отцов. И общественность обвиняла вовсе не тех, кто был судим по этому делу, а нашего с вами общего знакомого. Лань Чжань, несмотря на все старания контролировать каждое слово и каждый жест рядом с этим человеком, слишком резко опускает на стол свою чашку. Чай из нее едва не выплескивается через край. — Вэй Ина? — Именно. — Но почему? — Спросите его, — хмыкает Сюэ Ян и тушит сигарету. — Если вы так близки, уверен, он расскажет вам побольше о том, как он и Вэнь Цин вырывали друг у друга право нести эту вину на себе всю жизнь, словно это не бремя, а военный трофей. И знаете! — Сюэ Ян поднимает на Лань Чжаня взгляд, в котором снова пляшут веселые искры. — Мне было бы на это все наплевать с Токийской Телебашни, если бы такое же чувство вины не висело над Сяо Синчэнем. Лань Чжань вздыхает и кладет ладони на стол, сжимая его края большими пальцами. — Простите, что отнял у вас время, — ровно произносит он. — Мне не следовало просить об этой встрече. Сюэ Ян громко смеется, но его смех резко обрывается, когда он видит, как Лань Чжань поднимается с места. От его пальцев, вдруг сомкнувшихся на запястье, кожу обдает неприятным жаром. — Спорим, я заставлю вас передумать за две секунды? — говорит он, скаля острые зубы в улыбке. — Я не собираюсь с вами спорить. — Вы бесподобны, господин Лань. Сяо Синчэнь пришел бы от вас в детский восторг, — мягко растягивая слова, продолжает Сюэ Ян, а потом резко дергает Лань Чжаня за руку, заставляя наклониться к себе. Чтобы не упасть, приходится упереться ладонью в стол. Бутылка сакэ опасно звякает. — Только вот что я вам скажу. Не вздумайте идти к нему с этой темой, — вкрадчиво говорит он почти Лань Чжаню на ухо. Тот слышит, как еще громче смеются девушки за соседним столом. — Если мы с вами союзники, так давайте играть по одну сторону поля. — Мы не союзники, — твердо отзывается Лань Чжань. — Больше, чем вы думаете, господин Лань, — чуть отстранившись, чтобы посмотреть ему в глаза, говорит Сюэ Ян. — Не вы один хотите освободить дорогого вам человека от бремени вины. — Почему тогда поиски прекращены, если вас этот вопрос тоже так волнует? — спрашивает Лань Чжань, все же вырывая руку из тонких и слишком горячих пальцев. Сюэ Ян откидывается на спинку своего стула и коротко усмехается. Этот смешок похож на скрипучий вскрик хищной птицы. — Я сказал, что они прекращены официально. Он сует руку в карман узких черных джинсов и извлекает из него какую-то карточку, сразу выкладывая ее на стол. Лань Чжань опускает взгляд на белый кусочек бумаги, напоминающий визитку, и видит, как тот медленно ползет к нему, подталкиваемый указательным пальцем Сюэ Яна. — Я потратил на это много времени. Не подведите меня, господин Лань. Лань Чжань коротко смотрит на его ухмыляющееся лицо и все же берет карточку и переворачивает ее надписью вверх. Это не визитка, на ней лишь фамилия и адрес, написанные от руки. Киото? — Кстати, — снова прикуривая, произносит Сюэ Ян, скривив губы набок, чтобы удержать ими сигарету. — Сейчас вам эта информация совершенно не пригодится, но, может, потом сыграет на руку. Финансирование поисков Вэнь Цин действительно больше не производится. Официально, — выдохнув дым, после паузы добавляет он. Лань Чжань вскидывает бровь, сжав край карточки пальцами. — К чему вы это? — Ежемесячно на счет, открытый для сбора денег на ее поиски, приходили платежи. Ни разу за всю нашу практику никто, не связанный родством с кем-то из пропавших, не перечислял средства настолько упорно даже после официального уведомления о прекращении дела. — Я не понимаю. — Аноним. Мне стало интересно, и я проверил, хоть это и было непросто. Средства перечисляют с расчетного счета «Пристани Лотоса». Приют открыли заново после пожара. А знаете, кто сейчас им заведует? Лань Чжань только вздыхает, глядя Сюэ Яну в глаза. Тот победно улыбается, как прокурор, приводящий в суде неоспоримое доказательство вины подсудимого. — Сын Цзян Фэнмяня — Цзян Чэн. Не знаю, настолько ли вы близки с Вэй Ином, чтобы он рассказал вам эту часть истории. * * * Киото отличается от Токио, как горы — от бушующего океана. Город настолько спокоен и величественен, что напоминает древнего бога, окутанного облаками и туманами. С самого утра гремел гром, и начавшийся еще на подъезде к Киото ливень прекратился только час назад, превратив воздух в прозрачное, но тяжелое, густое марево. Лань Чжань очень удивился, когда Вэй Ин сказал ему, что хочет поехать в Киото вместе с ним. На его немой вопросительный взгляд тот только пожал плечами и усмехнулся, опуская глаза. — Я никогда там не был, Лань Чжань. Почему-то казалось, что причина совершенно не в этом, но переспрашивать Лань Чжань не стал. Как и отказывать. Умение отрицать и говорить «нет» рядом с Вэй Ином полностью отключается, лишая его возможности даже подумать о том, чтобы это сделать. Старый исторический район Арашияма, куда они направляются, почти пуст в этот день из-за погоды. Только небольшая кучка одетых в расписные кимоно девушек гуляет по саду близ бамбуковой рощи, да туристы из Канады делают фотографии на фоне реки Кацура, размахивая прозрачными зонтами. Лань Чжань не только не стал отказывать Вэй Ину в его желании поехать сюда, но и сказал ему правду… почти всю. У него действительно дела в Арашияме, а какие, Вэй Ин, к счастью, не уточнял, наверное, решив, что это снова вопросы проекта по реставрации. Адрес кого-то по фамилии Киришима не был даже адресом в полном смысле этого слова. Вернувшись после разговора с Сюэ Яном в свой номер в отеле, Лань Чжань долго сидел за ноутбуком, пытаясь работать, но так и не смог. Вместо этого, он одну за другой просматривал фотографии горы Арашияма и реки Кацура, читал статьи, по большей части написанные путешественниками, чтобы понять, куда именно ему предстояло пойти. На карточке от Сюэ Яна торопливым почерком было написано лишь: «Киришима. Киото, Арашияма, храм на горе по левой стороне реки Кацура». Ни названия, ни имени. Лань Чжань даже не понимает, женщиной или мужчиной является человек, которого он ищет. По Кацуре сплавляются одинокие и редкие плоскодонные лодки. Вода в реке мутно-изумрудного цвета из-за недавно прошедшего ливня, и мост Тугэцукё на высоких сваях кажется дорогой в никуда из-за тумана, клубящегося по обоим берегам. Он низкий, жмется к земле, поэтому на горизонте все равно видны пышные, как кексы, горы, покрытые медленно рыжеющими деревьями. Со стороны кажется, будто они облиты насыщенного цвета ржавчиной. — Ищешь вдохновение? — хмыкает идущий рядом Вэй Ин. Лань Чжань поворачивается к нему. Вэй Ин отвечает ему коротким взглядом и улыбкой, прежде чем засунуть руки в карманы джинсов и снова опустить голову. Из-за влажности его волосы, которые успели к тому же намокнуть на станции, когда они только приехали из Токио и пересаживались на другой поезд, топорщатся у лба, и Лань Чжань бесконечно борется с желанием поправить их. Вэй Ин глубоко вдыхает и медленно выдыхает, ступая по намокшему асфальту. — Почему ты решил, что я ищу вдохновение? — спрашивает его Лань Чжань. — Не знаю. — Вэй Ин пожимает плечами и переводит взгляд на реку под ними. Мост идет вдоль высокого порога, огороженного для безопасности лодок, который мерно шумит бесконечно льющейся водой. На крупном валуне, нахохлившись, сидит белая цапля. — Ты так и не сказал, куда мы идем. — Просто гуляем, — отвечает Лань Чжань. — Еще… рано. Тебе здесь не нравится? Вэй Ин, наконец, снова смотрит на него. Лань Чжань невольно думает о том, насколько ему подходит вот такое омытое туманами место, в котором — ничего, кроме деревянного моста, медленно плывущих по реке сампанов и воды, окруженной цепью гор. Даже взгляд Вэй Ина кажется сейчас спокойным, приглушенно-серым, как этот самый туман после грозы. — Как здесь может не нравиться, Лань Чжань? — расплывается в улыбке Вэй Ин. — Я уже сто лет никуда не выбирался вот так, без какой-либо цели. И без А-Юаня. У Вэнь Юаня сегодня — занятия в школе, у Вэнь Нина — работа с пациентами. Вэй Ин рассказал Лань Чжаню, чем тот занимается, вызвав еще более глубокое уважение к своему соседу. Каждый в этой семье борется за то, что считает правильным, по-своему. Вэй Ину к вечеру нужно вернуться в Токио, чтобы пойти на работу, а Лань Чжань даже не знает, успеет ли найти в Арашияме того, кого ищет. Возможно, пойти вот так на поводу у Сюэ Яна — нечто абсурдное, но почему-то отказываться от этого решения Лань Чжань не хочет. Хотя бы проверить… — Расскажи мне еще о себе, — просит Лань Чжань, заложив руки за спину. Медленный шаг Вэй Ина на какое-то короткое мгновение сбивается, словно он запнулся обо что-то невидимое на совершенно ровном, потемневшем от влаги асфальте. — Что? Я даже не знаю, о чем могу рассказать, Лань Чжань. Истории из моей жизни — не самая лучшая тема для беседы на прогулке, — говорит он, глядя прямо перед собой. — Как ты рос? Чем любил заниматься в детстве? Вэй Ин смеется. — Рисовать. И есть сладости, которые готовила моя мама, пока ну… ты знаешь. Потом десертами нас баловала только Цзян Яньли. — Как вы с ней познакомились? — осторожно спрашивает Лань Чжань. Ему хочется отругать себя за то, что он задает такие наводящие вопросы Вэй Ину, который не знает о том, что уже известно Лань Чжаню. И не только ему. Сама мысль о том, что в этой истории копался Сюэ Ян, заставляет крепче сжимать руки в кулаки. Взгляд Вэй Ина словно становится теплее. Его глаза кажутся грустными, несмотря на улыбку, но это не тяжелая печаль, скорее — нежная тоска. — Мы вместе росли. Ее отец владел приютом, в который я попал после смерти родителей. — Вэй Ин чуть приподнимает плечи, словно на него вдруг подул холодный ветер, хотя на реке тихо, как в храме. — Ее брат был моим лучшим другом. — Был? — тихо спрашивает Лань Чжань. Вэй Ин закатывает глаза, а потом расслабляет лицо, но так и продолжает смотреть на низкое светло-серое небо. — Цзян Чэн… Не из тех людей, которые могут легко проститься с прошлым. И я никогда не смогу его в этом обвинить. В том, что мы не разговариваем вот уже восемь лет, виноват только я сам. Он замолкает, и Лань Чжань не может больше задавать вопросы — у него появляется ощущение, что он не имеет на это права. Но уверенность в том, что на свои плечи Вэй Ин взваливает куда больше вины, чем есть на самом деле, никуда не девается, а становится только крепче. Мост заканчивается, и они оказываются на левом берегу Кацуры. Он уходит петляющей и узкой асфальтированной тропой вдоль резко уплывающей в высоту горы, из расщелин которой струятся мелкие, кристально-белые водопады, с расстояния похожие на застывший в падении лед. Справа находится пристань, около которой привязаны в несколько рядов деревянные лодки. Их слегка покачивает на волнах, из-за чего слышится слабый плеск воды, когда она ударяет по тонким бортам. Снова начинает накрапывать дождь, и Лань Чжань раскрывает свой зонт, который с момента его приезда в Японию использовался только как защита от солнца. Вэй Ин придвигается ближе к нему, и от его руки и бока идет приятное тепло. — У тебя кончились вопросы? — спрашивает вдруг он, когда молчание затягивается, хотя и не кажется неуютным или неправильным. — Я не хочу заставлять тебя, — честно отвечает Лань Чжань и слышит, как Вэй Ин резко выдыхает рядом. — Ты не заставляешь. Просто… это эгоизм, наверное. — Эгоизм? Вэй Ин кивает, когда Лань Чжань поворачивает к нему голову, но в ответ не смотрит. — Ты слишком добр ко мне, Лань Чжань. Ко мне очень давно так никто не относился, кроме семьи, которую я потерял по своей же вине. Как сказала однажды мать Цзян Яньли и Цзян Чэна, все проблемы из-за того, что я не умею вовремя закрывать свой рот, — он горько усмехается. Дождь вокруг постепенно превращается в ливень — поверхность реки утыкана струями воды, как подушка — иголками. — И я просто… не хочу, чтобы и ты… — Нет, — четко произносит Лань Чжань, только после понимая, что перебил его. — Я так не скажу и не подумаю. Вэй Ин смотрит на него. Зонта на них обоих не хватает, и он ровно посередине, так что и у Вэй Ина, и у Лань Чжаня постепенно намокают руки и волосы с противоположных сторон. — Ты так в этом уверен. А что, если я скажу тебе, что это из-за меня погиб отец Цзян Чэна и Цзян Яньли? Что Вэнь Цин поехала в Таиланд, потому что не могла избавиться от чувства, что это на ней лежит смерть ее собственного отца, директора Цзяна и одного из воспитанников? А на самом деле это я не смог вовремя отступить, — сузив глаза, спрашивает Вэй Ин. — Вэй Ин… — Помнишь, как на прошлой неделе в Камакуре? Не всегда нужно нырнуть или прыгнуть, иногда достаточно просто остановиться, — продолжает Вэй Ин. Он перестает улыбаться и замедляет шаг настолько, что они оба почти останавливаются. — Мои близкие страдали из-за того, что я не мог что-то принять. И я больше не позволю страдать А-Юаню. — Он счастлив с тобой, — возражает Лань Чжань тихо. Он так сжимает ручку зонта, что та скрипит под его пальцами. — Он был бы куда счастливее с дядей и тетей. Но Вэнь Цин мертва. А у меня до сих пор не хватает духу сказать ему об этом. Как не хватает духу сказать тебе, что я вовсе не такой, как ты думаешь, — заканчивает Вэй Ин и опускает голову. Намокшие с одной стороны волосы липнут к его щеке черными разводами, делая его кожу еще бледнее, до прозрачности. — Вэнь Цин пропала без вести, Вэй Ин. И в этом нет твоей вины. Или ты считаешь себя виноватым в том, что тогда случилось стихийное бедствие? — спрашивает Лань Чжань, протягивая руку вперед, чтобы получше укрыть его зонтом. Вокруг ревет вода. Ни ветра, ни какого-либо движения, только бесконечные потоки воды: с неба, в воздухе, в реке рядом. Туман исчезает, но серый цвет остается. Все окрашивается в него, так как ни зеленых гор, ни белых росчерков водопада не видно. Лишь вода и серые глаза напротив с таким же свинцовым отчаянием в глубине. — Вэнь Цин сейчас встряхнула бы меня так, что челюсть набок бы съехала, — говорит Вэй Ин. — Она как-то сказала, что я несу вину, как знамя. Только в этом чувстве нет ничего подобного. Оно просто… есть. И нет смысла жалеть. И врать тоже. Только не А-Юаню. Прошло уже восемь лет. Лань Чжань даже не пытается остановить себя, потому что понимает, что это бессмысленно. Он протягивает свободную руку и берет Вэй Ина за плечо. — Ты сдаешься? — Я принимаю правду, — отвечает Вэй Ин, и Лань Чжань своими пальцами чувствует, как напрягается его тело. — Ты можешь сказать Вэнь Юаню правду. И он ее уже знает, — говорит Лань Чжань, повышая голос, чтобы Вэй Ин слышал его за шумом ливня. — Но не говори ему, что она мертва. Вэй Ин делает шаг назад, вырывая руку. На его лицо падают крупные капли. — Она мертва, — бесцветным голосом говорит он. — А ему стоит поехать в Китай к сестре. — Что?.. Вэй Ин вздыхает и смеется, смаргивая воду. Когда Лань Чжань делает шаг к нему, чтобы снова укрыть его от дождя, он упрямо отступает опять. — Я решил, что попрошу Цзян Яньли забрать его в Китай. И, если он захочет, он сможет там остаться. Мы жили здесь, потому что ждали, что Вэнь Цин найдется. А теперь в этом нет смысла. Каждое его слово переворачивает в Лань Чжане вселенную. Раз за разом. Снова и снова. В это не хочется верить. На это не хочется смотреть. Видеть отчаяние в этом человеке — все равно что смотреть на несправедливую, бессмысленную, кровопролитную войну и не закричать «хватит!». Лань Чжань понимает, что это был лишь вопрос времени, когда в Вэй Ине все это вот так прорвется наружу. Нельзя так долго держать такое в себе, полагая, что у этого не будет последствий. Он не хотел своими вопросами доводить до этого, но разговор вышел из-под контроля практически незаметно. — Вэй Ин. — Лань Чжань встает чуть ближе к нему, и на этот раз Вэй Ин не отстраняется. У него за спиной — крутой берег Кацуры. — Не делай этого. Хотя бы дай Вэнь Юаню выбор. Ты дорог ему. — Он мне тоже, — шепотом произносит Вэй Ин. — Именно поэтому я это и делаю. Если повезет, у нас будет еще пара месяцев, пока будут проверять, насколько я подхожу на роль опекуна. Без образования, нормальной работы и с Вэнь Нином на руках, который не может жить один. А-Юань научился различать его крики во время кошмаров и приступов и помогать мне делать уколы раньше, чем начал самостоятельно завязывать шнурки. — Он любит тебя, — произносит Лань Чжань, прикрывая на мгновение глаза. Когда открывает их, то видит спину Вэй Ина и его намокшие волосы. Он стоит, отвернувшись к реке и скрестив руки на груди. Если Лань Чжань сделает шаг назад, сможет различить только его силуэт — настолько сильно разошелся ливень. — Меня любить очень хреново, Лань Чжань, — слышит он сквозь рев воды. Лань Чжань отводит от себя зонт и опускает его на землю на купол, не закрывая. На голову льется вода, волосы мгновенно липнут к шее, но он не обращает на это внимания. Он делает шаг к Вэй Ину и берет его обеими руками за плечи, разворачивая к себе. — Лань Чжань? — Вэй Ин морщится от попадающей в глаза воды, но все равно выглядит удивленным. — Ты что делаешь? Плечи под пальцами Лань Чжаня мелко дрожат, хотя ни лицом, ни видом Вэй Ин не показывает, что нервничает. У него холодная кожа, и это ощущается даже через мокрую ткань футболки. — Тебе не идет отчаяние, — проговаривает Лань Чжань, внимательно глядя на него, несмотря на заливающую глаза воду. — Кто угодно, только не ты. Оно разрушает тело и душу, и я не могу молча смотреть на это. Бороться нужно не только когда ты сам любишь, но и когда любят тебя, Вэй Ин. Вэй Ин качает головой. У него побледнели губы, но он все равно растягивает их в улыбке. Упрямства ему не занимать. У Лань Чжаня больно сжимается сердце от того, что он видит. — Я боюсь, Лань Чжань. — Вэй Ин усмехается и резко пожимает плечами под его руками. — Мне просто страшно. — Я знаю. — Я обещал бабушке Вэнь найти Вэнь Цин и забрать Вэнь Фэй. Обещал А-Юаню, что они с сестрой будут вместе, что Вэнь Цин вернется. Что Вэнь Нин выздоровеет. Но ничего не меняется. Пусть лучше он сейчас поймет, что я не умею держать обещания. Пусть узнает об этом от меня. Я… Лань Чжань крепче перехватывает его плечи, и Вэй Ин отводит взгляд. — Я не хочу, чтобы однажды А-Юань, как Цзян Чэн, позвонил мне с криком «почему?», — заканчивает он. — Тогда дай ему выбор. Вэй Ин. — Лань Чжань берет его лицо в ладони, убирая с щек и скул мокрые пряди волос. — Дай ему шанс сказать «нет». Пожалуйста, дай хотя бы возможность другим выбирать с тобой один путь, каким бы он ни был. Вэй Ин опускает голову. С них обоих течет, одежда промокла насквозь, но ливень медленно стихает. Уже можно различить цвет реки за спиной Вэй Ина, горные изгибы на горизонте. — Лань Чжань, кто я для тебя, что тебе это так важно? — спрашивает Вэй Ин. Лань Чжань молчит. Звуки вдруг пропадают, словно их выключили, словно шум дождя — единственное, что удерживало в реальности, и теперь, когда он почти исчез, вокруг разливается свистящий вакуум. Вэй Ин, не услышав ответа, поднимает на него глаза. Лань Чжань не знает и, наверное, никогда не поймет, что в это мгновение тот видит на его лице, но в следующую секунду Вэй Ин резко выдыхает, как перед прыжком в ледяную воду, и целует его, прижав мокрые ладони к щекам. Лань Чжань не сразу закрывает глаза, отвечая на прикосновения этих губ, на которых чувствуется вкус дождевой воды, а потому видит, как Вэй Ин отчаянно жмурится, уронив одну руку с его лица и сжав пальцами его рубашку. Он сдавленно всхлипывает, когда Лань Чжань обнимает его обеими руками за талию и привлекает к себе, целуя еще глубже. Кем бы ни был незнакомый Лань Чжаню человек по фамилии Киришима, в каком из тридцати храмов Арашиямы он бы ни прятался, он его отыщет, даже если придется перевернуть эти горы вверх дном. Он прижимает крупно вздрагивающего от каждой попытки вдохнуть между поцелуями Вэй Ина, который будто боится, что Лань Чжань отстранится или оттолкнет его, к себе еще крепче и вплетает пальцы в его мокрые волосы.