Цветы — волосам, паруса — кораблю

“So will you please show me your real face Draw the line in the horizon Cos I only need your name to call the reasons why I fought” ♫ Poets of the Fall - War

Когда я остаюсь в своем магазинчике одна, а случается это чаще всего утром в рабочие будни, когда люди еще слишком увлечены течением своих жизней, чтобы думать о словах и письмах, мне очень нравится пройтись между полок и закругленных стеллажей. Я делаю это, стараясь смотреть на то, что вижу, глазами своих посетителей. Зачем люди пишут письма? Сегодня, когда отправить сообщение можно одним кликом мышки или нажатием на кнопку в телефоне, — зачем ко мне снова и снова приходят те, кто берет в привыкшие к современным технологиям пальцы ручку? На самом деле в наше время письма стали еще большим выражением чувств и любви, чем раньше. О ней приятно писать. Это ощущение, когда через чернила, собственные руки — порой неловкие в обращении с самым простым средством письма, — на бумагу переносятся мелодии душ. У всех такие разные, но всегда похожие в одном — в стремлении, чтобы тебя поняли, заметили. А, получая ответ, мы осознаем это волшебство — нас услышали сквозь расстояния и пространства. Это как докричаться до звезд. Однако, как бы далеки они ни были, мы не кричим — мы говорим шепотом. Письма — это шепот. Нежный и трепетный, когда не хочется рассказывать что-то всему миру, нет, хочется осторожно произнести со звуком не более громким, чем дыхание, то, что заставляет быстрее биться сердце. Это будет вечным: чем больше в душе любви, тем сложнее выразить ее до конца. Тебе кажется, что ты уже не можешь сказать яснее, обнять сильнее, объяснить понятнее, но чувство накатывает снова и снова, заставляя тебя быть… просто быть. Осознание того, что ты жив, приходит, когда для тебя куда важнее становится жизнь другого человека. Я знаю этого ребенка очень давно. Чужие дети растут весьма быстро, но даже так я понимаю — это давно. Какая это пропасть в воспоминаниях: наши четыре года и двенадцать, правда? Сначала он бывал здесь, как на экскурсии: смотрел, трогал, смеялся над юморными открытками, которые еще не мог прочитать, но ему их всегда зачитывали вслух. У его взрослого спутника всегда было время на то, чтобы это сделать. Взрослого… Человек рядом был так же юн внутри, как этот малыш, но с ребенком он — взрослый. И мне приходилось мириться с этим, ведь для меня они оба — дети. Мальчик становился старше, но все равно приходил. Его визиты — словно добрая традиция, от которой ни за что не откажешься, хотя в ней не больше смысла, чем в исчерканной нетвердой детской рукой бумаге. Но для кого-то это — целый мир. Я всегда лишь наблюдала, но однажды это изменилось. Вэнь Юань — так зовут это очаровательное юное создание — подошел к моей стойке, краснея от шеи до линии роста волос, и вежливо попросил меня прочитать написанное им письмо. Ему было восемь, почти девять, но он очень не хотел, чтобы в его строках были ошибки или разночтения. Я тогда бросила взгляд на сопровождавшего мальчика юношу, который словно специально не подходил к нам, рассеянно изучая полки, но не стала отказывать. До сих пор я помню вставший в моей горле ком и взвившееся из центра груди чувство, обуявшее меня, когда я прочитала это письмо. Вэнь Юань писал своей маленькой сестре, но тронуло меня вовсе не это. Похоже, он знал, что человек, который заботится о нем, не прочитает его. Скорее всего — по его же просьбе. А жаль. Такую любовь — безусловную, благодарную, сбивающую с ног своей чистотой — нельзя прятать. Нельзя терять ни капли этого чувства. Но всему свое время. Так я тогда подумала, не в силах сдержать улыбку, не в силах заставить себя не смотреть на человека, воспитавшего такое мягко греющее солнце. Вэй Ин заслуживал каждого написанного о нем в том письме слова. И сейчас — заслуживает. * * * Как ни старается, Вэй Ин не может до конца понять, зачем попросил Лань Чжаня остаться на кухне, пока они будут разговаривать с А-Юанем. Как будто его присутствие за стенкой что-то меняет. Как будто этот человек, как талисман на удачу, сможет что-то сделать лучше самим фактом наличия. Но так и правда спокойнее, каким бы странным это ни казалось. А-Юань ведет себя очень расслабленно. У него явно хорошее настроение. Наверное, удачный день в школе, думает Вэй Ин. А тут он с вопросами, которые ставят в тупик даже его самого, взрослого. Хотя с этим Вэй Ин бы, наверное, поспорил. Сейчас он, как никогда в своей жизни, чувствует себя маленьким ребенком, которому хочется зажмуриться, зажать ладонями уши и спрятаться в шкаф, сделав вид, что ничего не происходит. Если это игнорировать, оно уйдет. «Ну конечно», — язвительно и хлестко отзывается какая-то часть Вэй Ина, которая, наверное, всегда и отвечает за его «взрослые» решения. Он вздыхает, открывая дверь в комнату А-Юаня и пропуская его вперед. Внутри из освещения — только экран ноутбука да токийские фонари теплых оттенков от красного до желтого, которыми залита вся улица внизу. До их третьего этажа доходит мягкий рассеянный свет, от которого не всегда понятно, какого цвета небо над высоченными зданиями вокруг. Так даже лучше. Вэй Ин ловит А-Юаня за запястье, когда тот собирается включить свет, и ведет его к кровати. Чем меньше света, тем легче будет говорить то, что ему предстоит произнести, хотя во рту все пересохло, и болят зубы от крепко стиснутых челюстей. Когда-то это была комната Вэнь Цин. Она и кухня единственные в квартире выходят окнами не во двор, а на оживленную улицу. Вэй Ин беспокоился, что А-Юаня городской шум, который слышно даже за закрытыми створками, будет отвлекать от уроков или мешать спать, но тот сам захотел жить именно здесь. Вэнь Цин всегда была аккуратной. Это Вэй Ин разбрасывает вещи, какими бы важными они ни были, и сам же потом на них наступает на полу. Она же, пусть и могла позволить себе бросить кофту на диван и забыть про нее на ближайшую неделю, всегда содержала в изумительном порядке книги, рабочие тетради и технику, — все, что было необходимо ей для учебы и медицины. Вэй Ин до сих пор зачем-то хранит ее записи о какой-то очень сложной операции на брюшной полости, от которых аж внутри все сводит, хотя изложено все сухим медицинским языком. У Вэнь Цин всегда и везде был порядок. Что в голове, что в комнате. Несмотря на то, что последние восемь лет здесь живет ребенок, порядок остается. Вэнь Нин на время ремонта тоже переехал сюда. Диван, на котором он спит, находится максимально далеко от окна. Он полностью собран, хотя Вэй Ин не раз просил его не утруждаться и оставлять постель, чтобы каждый день не тратить время и силы на то, чтобы все это застелить, сложить, убрать, но Вэнь Нин умеет быть упрямым и непоколебимым, как горный перевал. Можно сколько угодно уговаривать, мы все равно сделаем по-своему. Вэй Ин окидывает взглядом комнату снова и снова, как будто что-то могло измениться здесь с утра, когда А-Юань собирался в школу, а он сам — в Киото с Лань Чжанем. Над кроватью А-Юаня висит пробковая доска, к которой приколоты разноцветные стикеры и две крупные бабочки-оригами. Их они делали вместе, когда мальчик еще ходил в младшую школу. Бабочки у Вэй Ина получались, в отличие от журавликов. Наклейки, купленные в магазинчике открыток, который находится по пути от станции метро, глянцево блестят в рассеянном свете фонарей. Вэй Ин замечает, как много среди них улыбающихся тыкв и веселых ведьмочек в фиолетовых мантиях на метлах. Скоро Хэллоуин. — Хочешь чаю? — спрашивает А-Юань, выдергивая Вэй Ина из пространных мыслей. — Вы же промокли в Киото с господином Ланем. Он стоит у кровати в неловкой позе, словно от ответа Вэй Ина зависит, сядет он на покрывало или понесется на кухню. И нет, если Вэй Ин сейчас хоть что-нибудь съест или выпьет, его просто стошнит. Он качает головой. — Нет. Такая жара, промокнуть было за счастье. А-Юань усмехается и все же опускается на кровать, скрещивая ноги, и выжидательно смотрит на Вэй Ина. В размытой теплым светом с улицы и синеватым — от ноутбука темноте Вэй Ин видит его ясный и внимательный взгляд, и становится совсем тошно. Он прочищает горло и садится — но не на кровать, как явно ожидает А-Юань и как, собственно, всегда и было, а на компьютерное кресло. Требуется время, чтобы пододвинуть его к кровати, но Вэй Ин не отступает. А-Юань хмурится. — Все в порядке? — спрашивает он, когда Вэй Ин заканчивает борьбу с колесиком на ножке кресла, в которое, похоже, что-то попало, и устраивается у кровати. — Да, — улыбается Вэй Ин. А-Юань хмурится еще сильнее. Когда этот ребенок научился так чувствовать все, даже то, что ему чувствовать не положено? Потому что дети должны быть счастливыми и радостными, требовать у родителей денег на новый телефон и гулять с друзьями. Вот так правильно, а видеть, что взрослые готовы провалиться сквозь землю прямиком в ад, они не должны. Со временем помнится только хорошее. Это становится очень явно понятно, когда перестает болеть то, что появилось в результате плохого. Вэй Ин сам не назвал бы свое детство безоблачным, но в нем определенно были прекрасные моменты и замечательные люди. Как же ему хочется, чтобы у А-Юаня в жизни было только нечто подобное. Нет, лучше. А главное — чтобы это не лопнуло однажды, как мыльный пузырь, будто и не существовало никогда. — Как Вэнь Фэй? — спрашивает Вэй Ин, сцепив руки в замок и устроив их на животе. Потом вспоминает, что нельзя сидеть в закрытой позе, а потому с усилием заставляет себя положить ладони на подлокотники. А-Юань чуть разворачивается на кровати, чтобы сидеть к нему лицом. — Все хорошо, — говорит он. — В последнем письме она рассказывала, что учитель Лу очень доволен ею. Даже предложил посещать его дополнительные занятия совершенно бесплатно! Вэй Ин улыбается, чувствуя в груди то тепло, на которое невозможно не обращать внимания. — Это же ее учитель математики? А-Юань кивает, тоже расплываясь в улыбке. Вэй Ин знает, как он гордится своей маленькой сестрой. — Да. Она почти совсем не помнит нашу маму, но она тоже была способной в математике. У меня этого нет. — Ну-ну! — Вэй Ин тут же садится ровнее и качает указательным пальцем. — Ты в свои двенадцать знаешь в совершенстве два языка и уже говоришь на английском лучше меня! Это он, конечно, кривит душой. Причем в отношении себя, а не А-Юаня. У того действительно прекрасно получается познавать чужую культуру, а особенно — языки. Учитель английского даже присылал Вэй Ину сообщения с восторгами по поводу его эссе. И эссе прикрепил. Вэй Ин читал его со словарем, но весьма упорно — нужно же было понять, что в голове у его ребенка. Точнее убедиться, что там все просто прекрасно. Его ребенка… Вэй Ин прикусывает нижнюю губу. Слишком сильно — из появившейся трещинки начинает сочиться кровь. Словно заметив смену настроения, А-Юань чуть подается вперед, складывая руки на коленях. — О чем ты хотел меня спросить? Вэй Ин не может сказать, что они часто вот так разговаривают. Да, они много общаются, по крайней мере, он старается и всегда старался, чтобы А-Юань никогда не чувствовал себя одиноким или брошенным — это же самое главное, знать, что тебя примут и поддержат. Однако великие и ужасные серьезные разговоры — это не про них. Вэй Ин в принципе не видит смысла в подобных вещах: все можно объяснить и показать, не нагоняя на себя вид учителя, только что спустившегося с гор, на которых пробыл пару десятилетий. Чем проще, тем легче и понятнее. Но сейчас сделать разговор непринужденным просто не получается; это из-за этого А-Юань вот так хмурится и беспокойно переплетает свои пальцы без единого заусенца. Он никогда не грыз ногти. В отличие от Вэй Ина. Вэй Ин вздыхает и все же делает то же, что и всегда — улыбается. Не плакать же. Все это к лучшему. — А-Юань, ты же хочешь увидеться с А-Фэй? А-Юань отводит взгляд, но лишь на долю секунды. — Но мы видимся! Когда госпожа Цзян приходит к ней, мы созваниваемся по видеосвязи. Кстати, ты не хочешь… ну… в следующий раз тоже поговорить с ней так? А-Фэй, она… — Он вдруг теряется и крепко стискивает пальцы между собой. — Она очень хочет тебя увидеть. Вэй Ин прекрасно об этом знает. А еще знает, что в этом нет никакого смысла. Что он скажет девочке, которая столько лет живет с осознанием, что у нее есть родные в Японии, которые до сих пор не забрали ее к себе? А он для нее вообще никто. Как объяснить ребенку ту истину, что он не только не может оформить для этого необходимые бумаги, но и, даже если бы мог, просто не поднимет двоих детей? Тот случай, когда в детском доме лучше, чем с ним. — Как-нибудь — обязательно. А-Юань, мне звонила Цзян Яньли. Он говорит совсем не то, что планировал, пока ехал в синкансэне из Киото. Те слова будто мгновенно выметает из головы, и остается вот это — какое-то монотонное изложение фактов. О том, что Цзян Яньли может приехать и забрать его в Китай, что так у него будет шанс провести с сестрой какое-то время, а потом, возможно, даже остаться там. Вэй Ин произносит все это и с каждым предложением обещает себе, что скажет главное — чем все это грозит. Но за него это делает ребенок, который не должен вообще думать о таких вещах. Снова хмурясь, А-Юань спрашивает: — Но что будет с нами? Вэй Ин неловко пожимает плечами, скрещивая руки на груди. Опять закрытая поза, в которой вроде как нельзя сидеть при таких разговорах, но невозможно по-другому. — Если… будет проверка, меня, вероятно, лишат права на опекунство. Но Цзян Яньли и Цзинь Цзысюань обещали помочь. Они хорошие, и у них есть замечательный сын, думаю, вы поладите… — Господин Вэй. — Голос А-Юаня звучит звонче, чем обычно. И это привычное обращение режет слух. — Что произошло? У тебя что-то случилось? Вэй Ин быстро мотает головой. — Нет. Пойми, Вэнь Нин не может поехать из-за здоровья. И не справится без меня. А я обещал тебе, что вы с сестрой будете вместе. Как долго вы еще будете ждать, пока у нас появится возможность это осуществить каким-то другим способом? А-Юань медленно качает головой, глядя на свои руки, а потом задает вопрос, который не просто ставит Вэй Ина в тупик, а вбрасывает в него — лицом в кирпичную кладку. — Я не могу остаться? — Что? — Господин Вэй, я буду стараться еще больше! А-Фэй знает, зачем мы здесь. И она готова ждать, она все понимает! — А-Юань запинается, но упорно продолжает, хотя Вэй Ин видит, что он буквально захлебывается словами. — Еще немного, и я смогу помогать тебе! К тому же с четырнадцати я сам могу решать, с кем хочу жить! Вэй Ин моргает, еще крепче прижимая к себе скрещенные руки. — Это ты откуда знаешь? У А-Юаня блестят глаза — на его лицо падает размытый городской свет из окна, и Вэй Ин замечает это, хотя старается об этом не думать. — Я читал. По закону, мое мнение учтут, когда мне исполнится четырнадцать. Это еще два года. Господин Вэй, пожалуйста… Что — пожалуйста? — панически думает Вэй Ин, глядя на то, как А-Юань уже еле сдерживает слезы. Почему все это выглядит так, будто он заставляет его уехать? Ведь он и сам этого не хочет. Он просто мечтает сделать в этой жизни хоть что-то правильное, что приведет только к хорошему, а не снова — к разрушению судеб тех, кто ему дорог. — А-Юань… — Господин Вэй! — А-Юань подается вперед очень быстро, но руки на его колени кладет так, словно боится, что его оттолкнут. — Я знаю, что это очень сложно, ты столько заботишься о нас, совсем не думаешь о себе. Честно, я… Я сделаю, как ты. Пойду работать, как только будет можно, я помогу тебе, и А-Фэй сможет приехать к нам! — Откуда ты это все берешь? — тихо спрашивает Вэй Ин, накрывая его подрагивающие пальцы ладонью. Ледяные, влажные от волнения. — Дядя рассказал, — стирая с щеки слезу свободной рукой, говорит А-Юань. — Что ты работать пошел еще до того, как школу закончил. Я тоже хочу, чтобы ты жил для себя, а не для нас! Я знаю, что я не твой ребенок, ты не обязан… все это. Я буду помогать… Я… Вэй Ин не выдерживает и пересаживается на кровать поближе к нему, обхватывает обеими руками его подрагивающие плечи. А-Юань, будто только этого и ждал, бросается ему на шею, обнимая так крепко, что невозможно вдохнуть, хотя горло и без того сжалось от вставшего в нем кома. — Можно я останусь с тобой? Господин Вэй, пожалуйста, я не хочу так рисковать! Если тебе запретят… меня... Вэй Ин уже не понимает, это у А-Юаня так сердце колотится или у него самого. Голова идет кругом от того, что он слышит, половину он просто не может даже осознать, особенно когда мальчик утыкается лицом ему в шею, как всегда любил делать в детстве, и горько плачет. Ничего не помогает: ни просьбы Вэй Ина, больше похожие на мольбы, успокоиться, ни ответные объятия, ни заверения в том, что не нужно помогать, не нужно так говорить или думать, ни слова о том, что, обязан или не обязан, Вэй Ин никогда не жалел об этом решении в своей жизни, которые он, сам путаясь и запинаясь, бормочет А-Юаню в волосы. Если так продолжится еще хоть сколько-нибудь, Вэй Ин тоже начнет плакать, и тогда это будет окончательное фиаско. Он не думал, что этот разговор может привести к такому. Тем более — не ожидал услышать от А-Юаня те слова, что тот ему сказал. — А-Юань… Ну пожалуйста, успокойся, — пробует Вэй Ин еще раз, нисколько не ослабляя объятия. — Я не заставляю тебя ехать. Я… Я не хочу, чтобы ты ехал. Но я должен был дать тебе выбор, рассказать тебе об этом варианте, понимаешь? Не бойся, не надо так… не думай ничего такого, хорошо? — Тетя вернется, и дяде станет лучше, — всхлипывая, глухо говорит А-Юань в его плечо. — Обещаю. Вэй Ину бы сказать ему, чтобы не был, как он, чтобы не говорил «обещаю», как бы ни хотелось, потому что обещания порой становятся невероятно тяжелой ношей, когда в дело вмешиваются обстоятельства. Но он может только кивать — снова и снова, успокаивающе проводя ладонями по его затылку и лопаткам. — Я не хочу… без тебя. Лучше подождать, — продолжает А-Юань, когда справляется с новым потоком слез. — Вэй-гэгэ. Так он Вэй Ина не называл уже очень давно. Сердце замирает и куда-то проваливается; Вэй Ин сглатывает и прижимает его к себе еще крепче. — Никуда не поедешь. Я позвоню Цзян Яньли и скажу ей это. Прости, что вообще все это завел, — произносит он как можно тверже, чтобы голос не дрожал и не выдавал его состояния, в котором в голове ни единой связной мысли. А-Юань длинно выдыхает и слегка отстраняется, качая головой. Вэй Ин наклоняется, чтобы заглянуть ему в лицо. — Я рядом. Никуда не денусь. Помнишь? А-Юаню тогда было четыре, они возвращались с кладбища, и он спросил об этом. И Вэй Ин помнит, что ответил, глотая слезы. Какой бы дурной ни была его память, это из нее не уйдет никогда. Сейчас А-Юань, который вот уже пару лет ведет себя, как взрослый: серьезно говорит, ответственно подходит к учебе и любому делу, за которое берется, удивляет Вэй Ина — порой ежедневно — умом и какой-то особенной, мудрой добротой не по годам, — наконец-то снова кажется ребенком, которому нужна защита. Которому нужен он. Просто так. Потому что они семья. И как глупо было с его стороны сомневаться в этом. Они какое-то время сидят молча. Вэй Ин слушает постепенно становящееся ровным дыхание А-Юаня, который снова жмется к его груди, спрятав лицо, и тихое позвякивание чашек на кухне — Вэнь Нин готовит кофе, и им пахнет даже в этой комнате. Внутри снова разливается тепло. Когда-то Вэнь Нин не мог даже самостоятельно удержать кружку в руке, а теперь он справляется с приемом гостей. Время все-таки лечит. Но победит ли оно обстоятельства, на которые никто и ничто не может повлиять? Имеет ли смысл еще верить в возвращение Вэнь Цин? Она, словно недостающий пазл в картине. Если она снова будет здесь, Вэй Ин почему-то уверен в этом, все встанет на свои места. Он уже потерял одну семью. Цзян Яньли бесконечно далеко. Цзян Чэн не хочет и слышать о нем. Мадам Юй ненавидит его. Директор Цзян и Ван Шэн мертвы. Но… Вэй Ин опускает голову и прижимается щекой к макушке А-Юаня. Он нужен здесь. Вэнь Нину, который так старается делать все, что в его силах, чтобы выкарабкаться, чтобы жить. А-Юаню, который держит эту семью сплоченной и, кто бы что ни говорил, не дает Вэй Ину сорваться. Вэй Ин вспоминает, как той ночью на острове, когда они промокли, загадывая желание у тории, его обнимал Лань Чжань, советуя просто поговорить с А-Юанем и не принимать решение в одиночку. Как будто Вэй Ин важен для него. Как будто, кроме Вэй Ина, ничего не существовало в этом мире, где были лишь темнота и плеск прилива. Это было тепло и казалось таким правильным. Он сказал когда-то А-Юаню «я рядом, я не уйду». Как же сильно на самом деле ему самому нужно было услышать эти слова. «Можно я останусь с тобой?» «Я не хочу без тебя». «Бороться нужно не только когда ты сам любишь, но и когда любят тебя, Вэй Ин». Вэй Ин бросает взгляд на дверь, за которой только теперь слышит приглушенный разговор Лань Чжаня и Вэнь Нина на кухне. А-Юань шмыгает носом и отстраняется, вытирая одной рукой щеки и глаза. Второй он продолжает стискивать край футболки Вэй Ина, как будто тот убежит куда-то. Да куда он от него денется? — Прыгаем или ныряем? — Прыгаем, — отвечает А-Юань и поднимает на него взгляд. Вэй Ин улыбается ему. Вот уже больше восьми лет между смирением и борьбой все они здесь выбирают борьбу. * * * В офисе Сяо Синчэня очень просторно и почти нет мебели, если не считать большого полукруглого стола у окна с двумя креслами и белого невысокого шкафчика с открытыми полками. На них стоят различные сувениры из самых отдаленных уголков мира, и Лань Чжань понимает, что ни один из них не был куплен в обычной лавке. Такую куклу из соломы и глины, например, вряд ли будут продавать туристам. Потому что это оберег, который делают своими руками женщины в племенах или затерянных деревнях. Помимо кукол, на полочках стоят тарелки с неровными краями, лежат или висят какие-то подвески, украшенные камнями и перьями. Сам хозяин кабинета тоже похож на этот скромный интерьер, наполненный памятными вещами. В его образе нет ничего лишнего: он одет вовсе не как директор или руководитель крупного звена — в льняную белую рубашку и легкие светлые брюки. Его длинные волосы, которые, если их распустить, будут доходить до лопаток, заплетены в аккуратный жгут и скреплены короткой плетеной лентой, которая тоже явно не из этой страны. Лань Чжань сидит напротив в мягком кресле с высокой спинкой и смотрит на Сяо Синчэня, задумчиво постукивающего пальцами по столу. — Господин Лань, мы восемь лет не могли найти никаких зацепок, а тут… — Сяо Синчэнь поджимает губы, по-прежнему не глядя на Лань Чжаня. — Звучит практически невероятно. Те племена, о которых вы говорите, боятся людей и избегают их. Лань Чжань вздыхает, сцепляя руки в замок. — Они могли принять ее за свою или просто спасти от бедствия. Эти народы не изучены, — говорит он. — Разве мы не можем проверить это? Сяо Синчэнь быстро кивает, что-то открывая на своем компьютере — Лань Чжань со своего места видит лишь заднюю сторону монитора. — Сорок километров от поселения Пай? Там практически дикие места, почти нет деревень, не то что городов. — У вас есть кто-то, кто специализируется на этом вопросе? — спрашивает Лань Чжань. Сяо Синчэнь снова кивает, все же оторвавшись от монитора. — Да. Конечно. Я и сам много времени провел, изучая настоящие первобытные племена. Хотя больше мы с Вэнь Цин, конечно, сосредотачивались на медицине. — Мгм. — Господин Лань, если позволите, задам вам вопрос. Почему вы занимаетесь именно этим делом? Вы друг семьи Вэнь? И снова то же самое, о чем его уже не один раз спрашивали. Лань Чжань и рад бы дать людям какой-то более понятный и логичный ответ, чем «я чувствую, что должен, я хочу это сделать», но, к сожалению, в голову ничего не приходит. Сяо Синчэнь, расценив по-своему его молчание, вдруг улыбается. Лань Чжань замечает, какая у него приятная и открытая улыбка — почти как у Вэй Ина. — Вы друг Вэй Ина? — Да, — на этот раз без единой секунды промедления отвечает Лань Чжань. Сяо Синчэнь продолжает улыбаться. — Он замечательный человек. Я был очарован им еще до того, как познакомился с ним лично — по рассказам Вэнь Цин. У всех у них было очень сложное детство. Я все больше и больше убеждаюсь в том, что видевшая зло и тьму добрая душа станет в будущем бороться с ними до последней капли крови. И эта семья только подтверждает мои мысли. — Сяо Синчэнь садится ровнее и тянется к высокому графину, стоящему рядом с монитором. — Будете холодный чай? — Не откажусь, — вежливо отзывается Лань Чжань. Вот уже который раз он слышит, как о Вэй Ине и его близких говорят это — «семья». Он и сам мысленно называет их именно так. Сложно видеть в этих сплоченных невзгодами людях что-то другое. — Конфетку? — спрашивает тем временем Сяо Синчэнь, доставая из ящика стола целую горсть маленьких круглых конфеток ярко-красного цвета. Лань Чжаню они на мгновение напоминают карамельки, похожие на яблочки, из детства. — Спасибо, я не ем сладкое. — Ах, это досадно, — усмехается Сяо Синчэнь. — Все мои сотрудники обожают эти ягодные конфеты. В этот момент за дверью слышатся какие-то шум и возня. До Лань Чжаня долетает женский возглас, но он не может разобрать слов. Сяо Синчэнь не обращает на это совершенно никакого внимания. — Что ж, думаю, я лично поеду в Таиланд на этот раз. Вэнь Нин не сдается, и я не буду. К тому же есть еще как минимум один человек, который продолжает верить в чудо, кроме нас. — О ком вы? — О том, кто ежемесячно перечисляет в фонд средства на поиски. Даже после того, как они официально прекратились. Цзян Чэн? Лань Чжань уже размышлял на эту тему. Вэй Ин практически не рассказывал ему об этом, но хватило и той информации, которой поделились Вэнь Нин и, как ни странно, Сюэ Ян. Несмотря на ссору, после которой они с Вэй Ином за восемь лет и словом не обмолвились, Цзян Чэн продолжает переводить деньги на поиски Вэнь Цин. Прошлое скрывает слишком многое. Нужно решить сначала самую основную проблему. По какой-то причине Лань Чжань верит в то, что, отыщи они Вэнь Цин, дальше все соберется воедино. Пусть даже придется приложить огромные усилия. — Вэнь Цин замечательный врач. И очень ответственный человек. Уверен, она все бы отдала, чтобы вернуться к своей семье. И я ничего не хочу больше, чем помочь ей сделать это, — продолжает Сяо Синчэнь, прокручивая в руках обертку от конфеты. Лань Чжань делает глоток чая, который он ему налил. Вкус лимонной травы очень освежает. — Нет! Стой, кому говорят! Не мешай господину Сяо, у него посетитель! — раздается за дверью звонкий голос, и по нему Лань Чжань узнает девушку, с которой в тот день разговаривал по телефону. — Слепышка, если ты сейчас не отойдешь от двери, я использую тебя, как таран. Сюэ Ян? — Используй себя, как таран, и выйди уже в окно! — рявкают в ответ. Сяо Синчэнь успевает только набрать в грудь воздуха, когда дверь распахивается, и в кабинет, едва не растянувшись на полу, вваливается миниатюрная девушка в пышной зеленой юбке. Лань Чжань мельком видел ее, когда пришел, но Сяо Синчэнь сразу позвал его в кабинет, так что времени познакомиться у них не было. Следом спокойно, но широкими шагами заходит Сюэ Ян. Лань Чжань ощущает к нему неприязнь, как и тогда, когда они разговаривали в баре, но не может отрицать, что он действительно предоставил ему ценные сведения. Если они приведут к нужному результату, будет совершенно неважно, какие цели изначально он преследовал. Здесь сейчас, как на войне. Хороши любые средства. И полезны любые люди, пока с ними по пути. Сюэ Ян похож на высокое нагромождение черных камней у скалы, которое вот-вот отколется и упадет в море, а потому от него лучше держаться на расстоянии. Только произойти это может как этим вечером, так и через столетие. Не узнаешь. — Глупая Слепышка, разве ты не знаешь, что я все равно войду, если мне надо? — самодовольно спрашивает Сюэ Ян, демонстративно останавливаясь рядом с девушкой и натягивая на руку уже знакомую Лань Чжаню перчатку без пальцев. Девушка — Лань Чжань понятия не имеет, почему Сюэ Ян в который раз уже называет ее Слепышкой, она даже очков не носит, — упирает руки в бока и топает ногой в маленькой черной балетке. — Тебе сказали, хамло, занят человек, какого демона ты лезешь сюда? — кричит она. — А ну пошел вон! Не обращая внимания на них с Сяо Синчэнем, девушка упирается обеими руками в грудь Сюэ Яна, скрытую черной тканью рубашки, и толкает его к двери. Тот не сдвигается и на сантиметр, продолжая играться с перчаткой. — А-Цин! — зовет Сяо Синчэнь. — А-Ян! Прекратите немедленно! Если первое обращение не вызывает у Лань Чжаня никакого удивления — девушка выглядит лет на семнадцать-восемнадцать, то обращение к Сюэ Яну кажется весьма странным. Да, Сяо Синчэнь старше, но это так непривычно. Как к брату или близкому человеку. — Я ничего не делаю, — разводит руками Сюэ Ян, улыбаясь. В этот момент девушка открывает рот и изо всех сил кусает его за обнаженное предплечье — рукава рубашки Сюэ Яна закатаны до локтей. Тот коротко вскрикивает и отталкивает ее от себя. — Ах ты мерзавка! — Сам говна кусок! — А-Цин! — возмущенно восклицает Сяо Синчэнь, поднимаясь с места. Лань Чжань делает еще один глоток чая. Что бы ни происходило вокруг, его это явно не касается, а он уже выполнил то, ради чего пришел сегодня к Сяо Синчэню. Сейчас остается только ждать и быть готовым подключиться в любой момент, если понадобится. И помочь ждать Вэй Ину. На сердце тяжелеет, но эта тяжесть — теплая. Лань Чжань вспоминает, как обнимал Вэй Ина поздним вечером два дня назад на внешней лестнице его дома, как от волос Вэй Ина так приятно и знакомо пахло молочным чаем, и это ощущалось, даже несмотря на сигаретный дым. И как потом они вернулись на кухню, где А-Юань несколько раз извинился перед ним за свой внешний вид. У него были покрасневшие глаза, и ситуацию не смогла исправить даже холодная вода. Вэй Ин только виновато и все равно нежно смотрел на него и гладил по голове. А затем предложил сварить какао и тут же написал Цзян Яньли, которая прислала по его просьбе свой рецепт. Вэй Ин рассказывал, что это вкус его детства — все проблемы сразу кажутся не такими сложными и нерешаемыми, когда ты пьешь этот напиток. Из того вечера Лань Чжань вынес еще одно удивительное открытие — он не ест сладкое, но это какао готов пить хоть каждый день. — Ты мне руку прокусила, зверюга, — чересчур спокойно для человека, у которого с запястья капает кровь, говорит Сюэ Ян. Звук его голоса возвращает Лань Чжаня из воспоминаний в реальность. Сяо Синчэнь, уже приблизившийся к своим сотрудникам, берет его за руку и смотрит на укус. — Надо обработать. А-Цин, что ты, в самом деле? — говорит он, качая головой. — Чего ты еще ожидал от девчонки, которая притворялась слепой, чтобы ты пожалел ее? — язвительно спрашивает Сюэ Ян. — Если бы не я, ты бы до сих пор считал ее несчастной калекой. Хотя не так уж ты был бы не прав. — Заткнись! — кричит А-Цин, но по ее щекам и скулам все равно расползается румянец от этих слов и стыда перед Сяо Синчэнем. — Не ссорьтесь, я устал от ваших скандалов, — вздыхает Сяо Синчэнь. — А-Ян, зачем ты так рвался ко мне? Что-то случилось? Сюэ Ян впервые за все это время переводит взгляд на Лань Чжаня и смотрит ему прямо в глаза. — Хотел удостовериться, что этот господин пришел к тебе по действительно важному вопросу. Сказав это, Сюэ Ян дергает бровью, словно давая понять, что, если это не так, его это крайне беспокоит. Лань Чжань чуть прищуривает глаза, встречая его взгляд. — Господин Лань принес новые сведения о Вэнь Цин. И очень интересные. Это был важный разговор, — поясняет Сяо Синчэнь, продолжая осматривать его руку. — А-Цин, пожалуйста, принеси мне антисептик и бинт. — Но… — пытается возразить девушка. — А-Цин, прошу тебя. Надув пухлые губы, она все же разворачивается и выходит за дверь, демонстративно медленно прикрывая ее за собой. Сяо Синчэнь вздыхает. Сюэ Ян переводит на него внимательный взгляд. — Не волнуйся, это просто царапина. А-Цин возвращается довольно быстро, несмотря на явное недовольство просьбой директора. Она ставит небольшую круглую аптечку на стол и выходит, смерив Сюэ Яна, сидящего на столе Сяо Синчэня, злым взглядом. Сам директор расположился в своем кресле и теперь, нацепив очки, рассматривает укус. Лань Чжань бросает на ранку короткий взгляд. Девушка действительно постаралась на славу — на бледной коже вспухают глубокие отпечатки зубов. — У тебя такой вид, словно она мне руку отрубила, а не укусила, — усмехается Сюэ Ян, глядя на Сяо Синчэня сверху вниз. Лань Чжаню кажется, что ему все это скорее доставляет странное удовольствие. — Вы замучили меня своими ссорами, — отзывается Сяо Синчэнь, смачивая ватный диск антисептиком и прикладывая его к чужой коже. — Не щиплет? Сюэ Ян снова коротко смеется. — Нет. Вообще не понимаю, зачем ты это делаешь. — Съешь конфетку, — вздыхает Сяо Синчэнь и, не глядя, выбирает из россыпи круглых конфеток на столе одну и протягивает Сюэ Яну. Тот берет ее, но не ест, а просто держит в здоровой руке. Лань Чжань поднимается со своего места. — Я пойду, — говорит он. — Пожалуйста, позвоните мне, как только… что-нибудь узнаете. Сяо Синчэнь едва не подпрыгивает на своем месте. — О, извините, господин Лань! Давайте я вас провожу! — Не стоит, я справлюсь. — Прошу, простите за эту сцену. Мои сотрудники несколько… — Сумасшедшая семейка, — договаривает за него Сюэ Ян, широко улыбаясь и обнажая зубы. — Как и многие самые сплоченные семьи этого мира, не так ли, господин Лань? Он выразительно подмигивает, и Лань Чжань только выдыхает, глядя на него. Может, это и правда так. В любом случае, на сегодня он сделал все, что было нужно.