Не та пуля

      — Ну, ты где там застрял, нациста кусок? — грубый голос Советов слышится чуть ли не по всей лесной округе.       — Да не ори ты! Сейчас я… — раздражённо прорычал нацист сквозь сжатые клыки, вроде озвучивая свои мысли, а вроде и полноценно отвечая своему подопечному в походе.       Наконец-то найдя свою драгоценную, ненаглядную фуражку, ариец ловко цепляет её за козырёк своими тонкими пальцами и надевает на голову, после чего сразу с опаской оборачивается и быстрее идёт к выходу из дома, дабы не сильно раздражать Союза. Хотя, немец уже чудесно понимает, что и одного того весьма грубого ответа хватит, чтобы отхватить от Советского. Фриц, поправив на плече лямку от вещмешка, что всё время немного съезжала вниз, со спешкой выходит на крыльцо, захлопывая за собой дверь. Всем телом он оборачивается к коммунисту и похоже, что очень даже вовремя.       — Чего так долго-то, а? Обязательно было вообще эту фуражку напяливать? — русский награждает Фюрера несильным, но с угрозой, подзатыльником, как бы говоря им, что за ещё большее непослушание можно получить ещё большего леща.       — Ох, простите меня, Господин, — с нескрываемым сарказмом сказал Рейх, при этом смотря на революционера вполне серьёзно, будто он и правда понял свою ошибку.       — Хрен с тобой, пошли, — после того, каким образом к нему обратились, большевик резко и сам замолк, замыкаясь в себе, устремил немного потерянный и сбитый взгляд на потрёпанную временем карту лесной местности, при этом и без её помощи зная, в каком направлении им нужно идти. После слова «Господин» тело Советов по неизвестной причине, словно молнией прошибло.       Стараясь быть внимательным к мимике и поведению Союза, Третий смог заметить в нём замешательство, но зато не смог подобрать тому причину. Долго ещё гадая над тем, что он мог сказать такого необычного, ариец так и не докопался до ответа, решив плюнуть на это гиблое дело.       Тот шёл за Советами спокойным размеренным шагом, но при этом и не медленно, чтобы не отстать от впереди идущего, что ростом был намного больше, чем нацист. Примерно шесть часов утра показывают стрелки на наручных часах Советов. Безустанно поют птицы, позволяя двум путникам насладиться их прекрасными звонкими голосами. Зелёная трава, среди которой то и дело попадались такие цветы, как клевер, ромашки и васильки, сминалась под лакированными чёрными спогами, пока-что ещё не успевшими испачкаться. Немец полной грудью вдыхал свежий воздух, наполненный запахом хвои и сыростью. Всё-таки в городе дышать было не так приятно, даже немного противно. Между стволами могучих сосен гулял ветер буквально незаметный, совсем слабый. Почти везде темно, лишь некоторые лучи солнца пробирались между кронами деревьев. Свежо, хорошо, природа была близка к своему полному расцвету, что был так приятен каждую весну. Ну, или лето. Не всегда ведь тепло приходило именно в весеннюю пору. Фриц наслаждался. Он наслаждался в полную силу, в голове перестали роиться дурацкие мысли, все чувства сменились на абсолютное спокойствие, будто бы Фюрер слился в одно единое с этим тихим лесом. От зоркого глаза Рейха не смогла улизнуть белка, ловко проскочившая с одной ветки на другую, из-за чего их кончики гнулись под весом юркого зверька. Он готов был радостно воскликнуть: «Белочка!», как маленький ребёнок.       Он был ещё способен радоваться мелочам, пускай, бывает, и глупым до ужаса. Каждый пытается «убить» в себе того ребёнка, но в итоге ему всё равно удаётся сбежать, укрыться где-то в тёмных, пыльных уголках, в подсознании, а потом, дождавшись момента, показать себя. Потом снова убежать, снова скрыться, и так по, заданной почти каждому человеку, схеме. Третий не смог уйти от этой системы, как и Советский, множество других стран, помимо этих двоих, вокруг которых сейчас крутится всё наше внимание. Сейчас не о них. Не о Британии, что вместе с Францией может спокойно разгуливать по серым улицам Лондона. И точно уж не про олицетворения Японской Империи и Королевства Италии. Это совсем отдельные истории.       — Так, стой, дай секунду, разобраться надо, — говорит революционер, останавливаясь посреди поляны, которая освещается тёплыми лучами раннего солнца.       Совсем замечтавшись, ариец врезался в спину коммуниста. Тот с недопониманием оглянулся на фрица, сказав:       — Ты ещё и глухой, похоже, раз не слышал о том, что я сказал, — было произнесено с интонацией, а-ля «тяжёлый случай мне попался».       Во враждебном жесте нацист очередной раз прижал к своей спине крылья, с показушной брезгливостью отряхивая рукава тёмно-зелёной гимнастёрки. На спине данной части одежды были проделаны два длинных разреза, сделанных специально, думаю, уже понятно для чего. Сама гимнастёрка изначально принадлежала одному из сыновей большевика, но, поскольку у немца больше не было нормальной верхней одежды, пришлось отдавать её в целях эксплуатации именно нацистом. Новые штаны-галифе ему тоже «обеспечил» один из отпрысков революционера. Сапоги были надеты всё те же. Вообще, у русского в том доме было много старого барахла, в том числе и ранее принадлежавшего его детям. И если Россия вырос и стал более крепкого телосложения, то на фрице его старые вещи были, как на влитом. Особого сопротивления Фюрер не оказывал, когда ему предложили, а точнее приказали, надевать шмотки РСФСР. Поворчал разве что немного и успокоился, на самом деле даже и не возражая носить одежду сына коммуниста. Главное, чтобы она была чистая и ухоженная.       — Говорить громче надо было, — с упрёком в голосе сказал Рейх, отходя от русского на один шаг.       Тот в свою очередь опять занято смотрит на карту, стараясь не обращать внимания на, недовольного всем на свете, нациста. В тот момент ему просто показалось, что они не туда свернули, но на самом деле всё было в порядке, что в скором времени Союз и сам понял, ещё раз внимательно осмотрев нужное место на карте. Убедившись в том, что они двигаются в верном направлении, Советы решил больше не смотреть на карту, дабы не путаться ещё сильнее и сбивая себя с нужной мысли. Оглядев раздражённого на вид фрица, Советский сдержал недобрый смешок и развернувшись обратно спиной к своему спутнику, пошёл более быстрым шагом. Всё-таки он не намеревался долго находиться в пути, скорее бы добраться до рынка и разойтись.       Фыркнув, ариец снова пошёл вслед за коммунистом, стараясь не отставать от него. Нацист замечал одну очень интересную вещь — с каждым разом ему становится всё сложнее изображать перед революционером неприязнь, брезгливость и желание держаться дальше. Магия со временем крепчала, при чём больно уж быстро. Вывод всегда у немца был один — нужно скорее избавиться от неё.       На сборы в поход времени много не ушло, да и это, скорее всего, благодаря тому, что оба уже прекрасно понимали, какие вещи нужно брать с собой. Привалов нужно было делать как можно меньше, а идти как можно быстрее. Магия крылатой любви была для обоих дотошной болезнью, от которой нужно было избавиться, пока она ещё не переросла во что-то большее, принося вред и усложняя задачу. Но для большевика основной неизменной целью оставалось узнать о тёмной сущности фрица.