Не та пуля

      Ариец продолжал покорно идти за Советами, своим видом напоминая пленника: нахмуренные брови, опущенный вниз на дорогу взгляд, скованная в некотором роде походка. После того столкновения с коммунистом фриц ушёл в свои далеко не позитивные мысли с головой. Советский, в отличии от нациста «сиял», хотя тоже не обладал особо довольным лицом — немец, что плёлся позади, капал на нервы поведением, тоном, которым всё время говорит, наконец своим элементарным огрызанием, да всем, вплоть до мельчайших деталей. Сколько СССР не ломал голову, ничего не вышло. За маской агрессии он никак не мог увидеть «настоящего» Рейха, но надежды назло всему становились только больше.       Фюрер ощущал небольшую, но назойливую и раздражающую головную боль. Она пульсировала в висках, словно по ним били молоточками. Являясь метеозависимым, ариец желал лишь того, чтобы погода осталась такой же, как и сейчас, а то есть солнечной и достаточно тёплой. Дождь будет совсем не к месту в этом путешествии, время было на вес золота. Нацист всё пытался связать внезапно наступившую мигрень с его перепадами здоровья и нестабильным состоянием в последние дни. Выходило неплохо. Ведь всё может быть, в конце концов, связано именно с этим. До полного восстановления хорошего самочувствия ещё ой, как долго.       На могучих плечах русского покоилась тяжёлая шинель, уже поверх неё были перекинуты лямки от вещмешка. «Ну и странный этот коммуняга. На улице жара, а он всё с этой тряпкой не расстаётся», — думал немец, в недоумении подняв одну бровь. Так же его беспокоил вопрос того, почему Союз всегда носит шапку-ушанку, буквально не расставаясь с ней, подобно самому Рейху и его фуражке.       — Эй, СССР? — позвал тот, на что сам революционер даже не обернулся, продолжая спокойно идти. Сначала это было игнорирование чистой воды, но через пару минут русский задумался о том, что фриц мог сказать что-то важное.       — Чего тебе? — грубо и неохотно ответил большевик, как бы намекая, что лучше от него отвалить и больше не приставать.       — Зачем ты носишь шинель, когда так тепло? — уже более неловко и со страхом спросил фриц, сжимая кулаки и закусывая губу. Теперь он жалел о том, что решился вообще вымолвить хоть слово.       — Я-то думал ты чего важное сказать хотел, — усмехнулся Советы, продолжив ещё более грубым и чёрствым тоном, дабы к нему не лезли с такими вопросами. Это ранило чувства фрица, холодный голос прокрадывался в душу, вынимая оттуда все мечты о хорошем общении. — На всякий случай. Тебя это беспокоить не должно.       После такого разговора у Фюрера пропало любое желание построить диалог дальше, в то время, как у Советского его и не было. Противное, липкое это чувство — разочарование, и сколько бы раз ариец не испытывал его на своей шкуре, было только больнее с каждым разом.

***

      — Дождь собирается, — тихим голосом констатировал факт революционер, озвучивая свои мысли.       От немца ему в ответ следовало лишь «Угу», и ничего больше. Третий зажался, не желая больше сильно разглагольствовать, хоть и знал, что потом, ради «образа», придётся «распускать» свой язык.       — Ищи место для укрытия, — сразу продолжил большевик.       На этот приказ не могло следовать несогласия со стороны нациста. Сопротивляться чужой воле глупо и бесполезно, а в данной ситуации совсем не нужно.       С момента неудачного разговора прошло примерно минут тридцать. На чистое голубое небо начали наплывать тучи, пугающие своим видом. Смятение само собой закрадывалось в сердце Рейха. На первом месте было конечно же разочарование тем, что дождь, ранее уже ожидаемый, всё-таки проявит себя во всей красе. Да и головная боль начинала усиливаться, что не могло как-либо радовать Третьего, разве что, наоборот. Глазами он уже начинал искать место, где можно было бы переждать погодное явление. К сожалению, появлялись лишь варианты просто укрыться под деревом, ничего большего позволить себе они не могут. Да, будет холодно; да, не будет почти никакого толку, но так лучше, чем ничего. Русский понимал это так же, как и немец, ясно. Вечерело, а свинцовые тучи полностью закрыли собой небо. Было темно, мрачно, из-за полного отсутствия солнечных лучей, в лесу начинало становиться холоднее, сырость ощущалась не так приятно, как раньше. Все эти факторы давили на чувство спокойствия фрица. Солнце скоро скроется за горизонтом, но этого даже не видно. Пройдя ещё небольшое расстояние, путники почувствовали, как мелкие капельки воды начали падать на них сверху, оставляя на одежде маленькие тёмные пятнышки. Обречённо громко вздохнув, Союз быстро нашёл более-менее подходящее место:       — Идём туда, — поравнявшись с немцем, русский указал рукой на массивную ель, под которой можно было спрятаться от дождя.       Ариец кивнул в знак согласия и пошёл вслед за Советами. Само дерево находилось не очень далеко, но дождь усиливался и, чтобы не промокнуть, пришлось прибавить ходу. На сапоги начинали налипать листики и прочая чепуха, что могла находиться в мокрой траве. Температура тела вмиг понизилась, когда дунул поток промозглого ветра. Вскоре Советский с облегчением сел наземь, облокачиваясь о холодный ствол ели спиной, предварительно положив вещмешок рядом с собой. Ему абсолютно не было холодно — на нём была ранее упомянутая шинель. Не сдержав самодовольной улыбки от такого случая, коммунист посмотрел на нациста. Тот сел рядом с ним в позу «лотоса», сняв с себя вещмешок и прижав его руками к груди. Шуршания, исходящие от фрица, который пытался поудобнее устроиться, пропадали в шуме от дождя, переросшего в ливень. По коже неприятно пробежались мурашки, и Фюрер сжался сильнее:       — Это, случаем, не ты дождь вызвал, чтобы доказать, что твоя шинель не бесполезна? — саркастично сказал Рейх, смотря на Союза, что перестал лыбиться и с умиротворённым выражением лица сидел, вытянув свои длиннющие ноги в сапогах вперёд.       — Не-а. А что, завидуешь? — революционер опять оглянулся вправо, на, начинающего дрожать, фрица, который думал: «Ну вот, опять начинается. Надеюсь, он так не часто подкалывать будет, а то я правда беситься начну».       — Тебе-то и завидовать? Ни в коем случае, — перед своими словами нацист немного рыкнул, выказывая недовольство и отвращение к личности Советского.       — Ну, хорошо-хорошо, это мы ещё посмотрим, потом сам просить будешь, — ухмыльнулся Советы, непринуждённо поправляя ушанку.       — Что просить буду? — с настоящим, а не фальшивым интересом, но всё тем же холодным тоном спросил Фюрер. Конечно, Третий догадывался, что будет предметом его «зависти» по мнению большевика, но дурачка из себя построить никогда не мешало.       — Шинель, — большевик специально пожал плечами, мол: «Это ж элементарно, как такого не понять?».       — Ой, больно мне нужно твоё тряпьё, — Рейх вздрогнул от послышавшегося раската грома и немного вжал голову в плечи, стиснув ткань вещмешка тонкими пальцами.       — А я, думаешь, не вижу, — ожидая кульминации, сказал русский, наблюдая за эмоциями фрица, «увы и ах», поддельными. Но ему-то какое дело? Он не понимает данной горькой действительности.       — Иди ты… — нацист не стал продолжать, выражая пассивную агрессию одним только своим видом.       Советов реакция арийца разочаровала, больше никаких особых развлечений не оставалось. Ну, можно перекусить, пока ливень идёт, не зря же еду с собой брали. Да вот только сдаётся нашим путешественникам, что придётся им под этой елью и ночевать. Погода, развернувшаяся спиной к Советскому и Рейху, задерживала их и велела остаться на одном месте. Досадно признавать такое.       — Как насчёт небольшого ужина? — предложил коммунист после десяти минут молчания и наблюдения за дрожащим, как берёзовый лист, нацистом.       Немец повернул голову в сторону собеседника, зубы отчеканивали бешеный ритм:       — Пожалуй, не откажусь, — такой ответ был ожидаем, ведь даже обеда толком-то не было.       Революционер поставил вещмешок, ранее лежащий слева от него, себе на колени и достал из него чёрный хлеб. Сначала он отломил приличный кусочек фрицу, сразу вручив еду прямиком в его, мелко трясущиеся, руки, на что получил робкое «Danke», а затем и себе. Холодало очень быстро, земля была буквально ледяной, неудивительно, что Фюрер закоченел. Большевик искоса смотрел на него, с еле выраженной, жалостью, попутно поглощая кусок хлеба, который был ещё достаточно мягким. Рейх закрывал своё тело крыльями, но не переставал зябнуть, капли дождя неизбежно попадали на путников. Достав из неизменного вещмешка флягу с водой, коммунист отпил из неё пару глотков, после, передавая её нацисту. Тот не стал пить больше, чем Советы, вскоре возвращая довольно большую ёмкость её владельцу.       Хлеб был в скором времени съеден, а две страны продолжали сидеть, ожидая, когда дождь уймётся. Третий резко зашёлся приступом кашля, в груди ужасно кололо, а руки начали от чего-то надоедливо зудеть, словно их обжигают. Паника охватила разум, ощущения были слишком странными и специфичными, но виду подавать было нельзя. Будто внутри зарождалось нечто новое, где-то в районе грудной клетки. «Только не это. Что ж, неудивительно, он уже заболел.» — революционер ссылался на то, что у арийца обычная простуда, может что-то в этом роде. Для него не было сверхъестественным то, как ариец яро кашляет, ведь все болезни он всегда переносил тяжело.       — Что у тебя с иммунитетом, горе ты моё?.. — шёпотом протянул Советы, когда нацист перестал кашлять. — Ну, думаю, на боковую? — дождавшись, когда немец полностью успокоится, коммунист зевнул, было уже поздно.       Фриц опять только кивнул. Советский устроился поудобнее, натянув ушанку на глаза и немного согнув ноги в коленях. Рейх же облокотился о ствол ели и сжался в комочек от холода. Опустив веки, СССР начал засыпать, гул от дождя этому способствовал. Дождавшись того момента, когда дыхание русского станет равномерным и еле слышным, Фюрер подполз к нему и, сняв с плеча один край шинели, сам укрылся им, удобно устроившись под боком у революционера. Тот что-то заворчал во сне, видимо, от неизвестного и до ужаса холодного «объекта», прижавшегося к нему. Кожу на предплечьях до сих пор не переставало жечь, в горло, будто кол всадили. Это было необъяснимо, было непонятно, что это значит. Чувства охватывали сильнее, и Рейх сильнее жался к своей пассии, постепенно погружаясь в сон. Тепло. Мужчина притягивает Третьего сильной рукой ещё больше, заставляя прильнуть к своему телу. Или. это уже просто кажется арийцу.