Параллель

На улице поливает так, что дворники не справляются и машины ползут по шоссе с черепашьей скоростью. Хуа Би, растянувшийся на пассажирском сиденье, на дорогу одним глазом смотрит, изредка отпускает едкие комментарии, не стесняясь в выражениях высказывая свое бесценное мнение о навыках вождения Тяня. Так и хочется на ближайшем светофоре высадить и пофиг, что времени в обрез: дыхалка у него и с бодуна отлично работает, напряжется — добежит. Он еще и выглядит так, будто провел неделю в оздоровительном санатории, попивая кислородные коктейли, а не всю ночь в клубе, накидываясь текилой до беспамятства. Но башка у него, кажется, все еще трещит: на попытку включить радио резко по руке шлепает: — Сжалься, мне и дождя хватает, — трет висок и сползает по сиденью пониже. С отвращением прихлебывает кофе из прихваченной из дому термокружки и просматривает новостную сводку Ордена. — Пусто там, не ищи, — меланхолично констатирует Тянь. — Я, когда отец общий сбор объявил, первым делом туда полез. Ничего, только трех Теней кто-то на окраине покромсал и прямо на асфальте бросил. — Не бросил, а положил. Тянь даже от дороги отвлекается: — Твоя работа? Когда успел-то? — Случайно подвернулись. Сдержаться не получается: Тянь фыркает, поджимая губы. — От пафоса ненароком не сдохни. — Мне бы от похмелья не сдохнуть. И фыркнуть хочется еще раз — от зависти. Это вот что такое: божий дар, талант от природы? Любой Ловец к схватке с Тенью будет минимум неделю готовиться, изучать уровень силы и искать слабые места, и после драки в себя будет пару дней приходить, зализывая раны, а этому "случайно подвернулись". Этот троих уложил в одиночку и в клуб бухать поехал. Вот и как тут не завидовать? — А бросил зачем? — А что мне с ними делать было? Они бледные уже были, голодные, видать, давно без носителя, по асфальту размазались так, что там только чистильщикам соскребать. — Оставлять мертвую нечисть там, где могут увидеть люди, — строжайше запрещено. Это грубейшее нарушение Свода законов. — Бла-бла-бла, — передразнивает сразу же и кривится досадливо, — ты еще пойди Совету нажалуйся. Сам же видел, как дохлая Тень выглядит. Что там понять-то можно, если не знать? Тянь только вздыхает: возразить нечего. Люди, обычные люди, которые о существовании Параллели не знают, если и заметят темное пятно на асфальте, даже внимания не обратят, наступят и пойдут дальше, приняв за обычную грязь. Тянь в свое время так и сделал, а потом, когда братья едва ли не носом в это пятно ткнули, показывая контуры тела, долго еще не мог эти контуры разглядеть. Как в кабинете УЗИ на экран пялиться: вот, больной, смотрите — это почка. Примерно так оно и было: вот, Тянь, смотри, это голова, а вот здесь шлейф был, тот, что вместо ног, а вот здесь присоска, через которую эта курва жизненную силу из людей пьет, видишь, Тянь? Тянь не видел. Тянь две недели все их прихоти исполнял, чтобы на живую посмотреть разрешили. Теней только на третьей ступени проходят, а ждать еще два года сил не было никаких. Посмотрел и потом еще долгое время настороженно приглядывался к собственной: обычной, той, которая из-за источника света возникает, а не приползает из Параллели. Чэн и Би ржали от души, раз за разом повторяя, что к нему Тень присосаться не сможет: на нем татуировка, которая защищает от всего и сразу и которую в роду потомственных Ловцов всем детям бьют едва ли не в младенчестве. А Тянь все равно приглядывался. Тяню все равно кошмары снились. Слишком уж сильно отпечаталось в памяти увиденное. Они тогда втроем за девчонкой следили: молоденькой совсем, в меру симпатичной ученицей старших классов. Просто незаметно таскались за ней, провожая от дома до школы и обратно. А потом в один из дней, стоя у нее за спиной на пешеходном переходе в ожидании зеленого света, Чэн молча ткнул пальцем в асфальт у ее ног. Девчонка стояла неподвижно, а вот ее тень на асфальте вдруг подняла руку и кокетливо поправила волосы. Тянь похолодел, Би с Чэном обменялись понимающими взглядами и пошли дальше, потянув Тяня за собой. А на следующий день весь район был обклеен объявлениями о школьнице, которая после занятий не вернулась домой. Тянь спрашивать у братьев о том, что с ней случилось, боялся: знал уже, что после того, как Тень к носителю присосалась, отделить ее без смерти последнего практически невозможно, — вот и не спрашивал. Только по сто раз на дню вспоминал дурацкие мелочи, вроде крошечного плюшевого медвежонка, который был прицеплен к ее рюкзаку, и длинных волос, собранных в небрежный хвост на макушке. А еще через пару дней девчонку нашли: об этом в новостях объявили. Нашли живую и практически невредимую. Ничего серьезного, только кожа на стопах была частично удалена. Так, будто ее срезали. Или кусками отдирали. Или... от нее что-то отдирали. Сама пострадавшая вспомнить, где она провела последние дни и что с ней происходило, не смогла. Журналистам, которые жаждали с ней пообщаться, в камеру улыбалась весело и искренне и заверяла, что прекрасно себя чувствует. Би с Чэном ни о чем не рассказывали, как Тянь ни просил. Он на них злился тогда. Злился до очередной попойки в клубе, когда приехал, чтобы по домам развезти, и краем уха услышал, как Би, после очередной стопки, тихо признался: "Я до сих пор слышу, как она орет". Тянь в ту ночь, растащив по домам и уложив в кровати, с обоих ботинки снял, а рядом оставил по стакану воды. И с вопросами больше не лез, а Теней возненавидел так же, как ненавидят их Ловцы, которые хоть раз с этой параллельной дрянью столкнулись. Теней есть за что ненавидеть. Есть, даже если отбросить то, как они питаются: выбирают носителя, непременно помоложе, чаще всего — детей, присасываются своим мерзким хвостом-шлейфом к стопам и поджирают жизненную силу, пока она не закончится, пока от носителя одна лишь бездыханная оболочка не останется, а потом ищут нового. Отловить эту хрень в свободном состоянии практически невозможно: почти невидимые, двигаются со скоростью, недоступной для восприятия человеческим зрением, и еще умеют складывать тьму в бритвенно-острые потоки, от которых порезы не заживают неделями. Говорят, те, кто умеет их ловить, дерутся с ними вслепую, закрыв глаза и ориентируясь только на колебания воздуха. Говорят, это высший уровень мастерства, дойти до которого дано не всем. А может, и вправду божественный дар? Тянь на пассажирское косится: — Тебе все равно за это вломят, если узнают. — Не вломят. Тянь, скривившись, кивает: ладно, окей, не вломят. Би, как и Чэну, с рук сходит многое. Кого-нибудь другого за брошенных на видном месте дохлых Теней наказали бы по всей строгости, за такое могут звания Ловца лишить и пожизненно в канцелярию отправить: сидеть до конца жизни бумажки перебирать и смахивать пыль с древних пергаментов. А эти двое... Эти двое — элита, которой все дозволено, потому что входят в десятку лучших Ловцов по всей стране. Потому что занимают два первых места в этой самой десятке. А еще они — гребаный феномен, потому что из десяти Ловцов самые молодые. Вот и выходит, что не только китайское представительство, но и вся мировая ассоциация относятся к ним более чем лояльно, закрывая глаза и в упор не замечая мелких проступков, за которые других бы из Ордена сразу поперли как профнепригодных. А еще Тянь в своей академии пару недель назад слышал, как один из его одногруппников в перерыве между занятиями с восторгом рассказывал друзьям, что однажды видел Би и Чэна своими глазами, что он с ними поздоровался, а они ответили. Представляете, ответили? Пацан, вспоминая эту невероятную историю, аж слюной захлебывался, а Тянь только вздохнул тяжело: странно это, знаете ли, слушать про своих же братьев и понимать, что все, абсолютно все в их группе мечтают когда-нибудь стать хоть немного похожими на них, а он мечтает только о том, чтобы эти двое после очередной героической выходки не позвонили среди ночи, требуя доставить их домой и кладя болт на то, что ему вставать ни свет ни заря. — А гнома где взяли? Вы же низшей нечистью не занимаетесь? Би болезненно морщится, по сиденью сползает ниже, трет пальцами висок: башка все же болит. — От портала недалеко было, решили младших не вызывать среди ночи. А он как заладил, как заныл, что он в в человеческом мире впервые, почти неделю здесь пробыл, но все время делами занимался и ни разу огненной воды не отведал. Ну и... прикольный он был, жалко стало. А потом... потом ты сам видел. Он, кстати, как, нормально, без шума ушел? — Ушел? — Тянь, коротко хохотнув, кивает: — То есть ты на полном серьезе думаешь, что он идти мог? Я это чудо до портала последние двести метров на руках нес, а он не затыкался ни на секунду и все рассказывал, какие вы с Чэном классные ребята. Зачем он узелки-то вязал? Расскажи. — Не знаю. Это что-то из гномьей магии, пакость какая-то, но мелкая. В крупные они не умеют. Может, молоко по всему городу скиснет, может, нашествие крыс будет. А может, ливень вот этот неспроста. Не рассказывай никому, он и правда нормальный был. Это Чэн все начал: давай, давай, бухой гном — это весело. — Би, снова выудив телефон из кармана, просматривает новости, на вопросительный взгляд Тяня плечами пожимает: — Все еще пусто. Да перестройся ты уже! И еще раз убедительно прошу: про гнома никому не слова. — Только если с собой протащишь. — Ты же знаешь, тебе туда нельзя. Там только Cовет и боевые ловцы будут. — Знаю. А еще знаю, что если ты скажешь, пропустят. Би, я обещаю, я в угол забьюсь и буду тихо сидеть. — Когда ты последний раз обещал тихо сидеть, меня чуть не убили. — Так там оборотень был, а здесь отец, — Тянь, натолкнувшись на скептический взгляд, осекается, поджимая губы, — да ладно, ну не сожрет же он тебя все-таки, в отличие от оборотня. А я про гнома никому не скажу и, хочешь, оружие буду месяц твое чистить? — И Чэна. — И Чэна, да. — И историю Королевства русалок пересдашь на высший бал. — На следующей же неделе. — И пончики... — По первому требованию в любую точку города, в любое время суток. Ну? Равнодушно плечами пожимает: — Башкой по сторонам не вертеть, рот не открывать. Если что — отцу соврешь, что сам прошел.

***

Если обычный человек посмотрит на Обитель, ничего странного не заметит. Просто огромное поместье в пригороде. Просто полное отсутствие соседей. Просто сотни гектаров леса, который после второго контрольного пункта охраны переходит в бесконечный зеленый газон, расчерченный по периметру однополосными дорогами, ведущими к разным корпусам. Слева — огромное современное здание, тренировочный центр Ловцов, куда впервые попадают только после третьей ступени обучения. Тянь, несмотря на свою первую неоконченную, был там неоднократно — с братьями. Дальше — дисциплинарный корпус: место, где Тянь вместе с другими будущими ловцами проводит большую часть своей жизни, изучая теорию. Рядом с ним лазарет и общежитие для тех, кто прибывает на обучение из других городов. За ним — огромная площадка для тренировок на свежем воздухе. А длиннющая дорога тянется все дальше и дальше, уводя вглубь: туда, где начинается сад, туда, где среди зелени высится огромный особняк, за последние триста лет неоднократно подвергавшийся реконструкциям, — административный корпус. Вход сюда запрещен всем, кроме членов Совета. И еще — Ловцов, но это только в случае, когда вызывают. Здесь Тянь тоже был: какое чадо в детстве хоть раз не упрашивало родителей взять с собой на работу? А у отца работа — вот это вот все. Бесконечное отслеживание и контроль. Их филиал один из самых сложных в Китае, так уж не повезло: в провинции Чжэцзян целых семь порталов. Один из них используется Ловцами для отправки в Параллель низшей безопасной нечисти, остальные шесть — запечатаны и использовать их не представляется возможным: расположены они так, что ведут на те земли параллельного мира, из которых гостей и в страшном сне увидеть не захочется. Только вот порталы — штука такая, что наглухо их закрыть невозможно, и нежеланные гости изредка, но находят способы просочиться в человеческий мир. И начинается у гостей кровавый гастрономический тур. Свихнувшийся оборотень, оставивший Хуа Би на память уродливый шрам на животе, успел задрать и сожрать одиннадцать человек. От Теней шума меньше: эти, присосавшись к носителю, пить его могут несколько месяцев, но вылакав досуха, непременно найдут нового. Про русалок, которых периодически по всему архипелагу Чжоушань вылавливают, и вовсе говорить нечего: эти, лишь однажды человеческого мяса попробовав, начисто забывают, что питаться им положено рыбой и моллюсками. Объединяет их всех одно: если уж удалось в человеческий мир пробраться, от портала эти твари бегут как можно дальше, и отловить их иногда удается только на другом краю провинции, а то и страны. Вот последнее — это жесть. Это знают все. Жесть не потому даже, что за тварями кровавый след тянется — он всегда тянется, — а потому что господин Хэ ненавидит, когда свои ловцы не успевают и твари перебегают на территорию другого подразделения. Тогда господин Хэ нервничает. А когда он нервничает, нервничать начинают все вокруг. Сегодня, похоже, как раз такой случай: в Обители царит странная атмосфера. То есть, она здесь всегда странная, но сегодня здесь странно по-особому: здесь тихо. Даже Али, стремный горбатый мужик, исполняющий обязанности дворецкого, открыв дверь, только сухо кивает и опускает глаза вместо того, чтобы защебетать, как он рад видеть Би. Предыдущие два раза, когда Тянь здесь был, Али делал именно это: щебетал. А сейчас только губы поджимает, мажет по Тяню встревоженным взглядом, но не уточняет, получено ли разрешение на его пребывание здесь. — Господин Хэ ждет вас в переговорной. — Глаза старательно прячет, но, поняв, что Би не двигается с места, все же нарушает протокол, быстро шепчет: — Путошань, господин Хуа. Зубные феи. И Тянь, глянув на него еще раз, прежде чем последовать за Би, замечает, что губы у старика дрожат.