Параллель

В огромной переговорной, расположенной на минус первом, атмосфера царит гнетущая. Двенадцать Ловцов, сидящие по обе стороны длинного прямоугольного стола, ведут себя на удивление тихо: переговариваются вполголоса, не галдят, не размахивают руками, делясь впечатлениями о последней ловле. На шум открывающейся двери разом поворачивают головы, завидев Би, поднимаются, как по команде, склоняются в коротком поклоне и дождавшись ответного, снова усаживаются на места. Только Чэн не удосуживается встать и смотрит с осуждением. Ждет, пока Тянь и Би займут места рядом с ним, спрашивает: — Зачем ты его притащил? — Пусть, — отмахивается Би, — подробности есть? — Нет, отца ждем. Знаю только, что плохо. Конечно, плохо: это Тянь понял еще в холле, когда у старика-дворецкого предательски задрожали губы. Али работает здесь, сколько Тянь себя помнит, Али всякого здесь наслушался и ко многому привык. И, если реагирует вот так, значит, и правда — плохо. Да и как оно могло еще быть, если из Параллели зубные феи пролезли? Тянь о них знает немного, тоже пока не проходили, не изучали продолжительность жизни и повадки, но кто это такие в общих чертах представляет. Еще в детстве узнал. Ему тогда было десять, а Чэну и Би восемнадцать, только они в свои восемнадцать, в отличие от Тяня уже охотились, это уже потом правила обучения изменились, и перед практикой будущим Ловцам ввели нудный пятилетний курс теории. Тянь тогда, сидя с ними вечером на диване, задумчиво спросил, почему к нему зубная фея так ни разу и не прилетела. Би с Чэном переглянулись и пообещали, что если заявится, проживет не долго. Тяню зубную фею было искренне жалко, Тянь думал, что зубная фея — это милое существо, прилетающее к детям по ночам и меняющее оставленный под подушкой молочный зуб на небольшой подарок или монетку. Потом думал, что, возможно, их просто не существует, раз уж ни подарок, ни монетка под подушкой так и не появились. А потом узнал, что феи предпочитают зубы не молочные, а коренные, уносят они не по одному, а все сразу, заодно прихватив нижнюю челюсть. Особо помешанные выдирают еще и язык. Тянь, сев в кресло по левую руку от Би, к столешнице подкатывается максимально близко, сползает пониже, хотя и понимает, что вряд ли таким образом можно спрятаться. Отец все равно заметит, но, возможно, заметит не сразу и не станет прерываться на то, чтобы выставить вон. Би в двух словах пересказывает Чэну ночные приключения гнома, а Тянь с любопытством пялится на собравшихся и разглядывает обстановку. Он здесь был пару раз, но все равно интересно. Из мебели здесь только вот этот огромный шпоновый стол, перпендикулярно придвинутый к столу обычного размера — место отца, место того, кто, окинув Ловцов взглядом, расскажет об очередном случае проникновения нечисти в мир людей, отдаст приказ, выйдет отсюда, сухо пожелав удачи, и выглядеть при этом будет так, будто ему совершенно плевать, сколько из них вернутся назад. Никто из этих Ловцов никогда не узнает, что иногда, когда они отправляются на ночную ловлю, он так и не ложится спать, слоняется всю ночь по огромному особняку или сидит в этом кабинете, перебирая в руках четки и задумчиво скользя взглядом по пустым креслам и стенам, на которые нанесены магические защитные символы и огромная карта. Зачем здесь эта карта, Тянь понять так и не смог. Географию Параллели изучают еще на первой ступени обучения, и каждый Ловец знает ее наизусть: ночью разбуди — на любой вопрос, не задумываясь, ответит. Но карта здесь все же есть: почти произведение искусства, изысканное художество, нанесенное цветом на светлую облицовку. Иногда Тяню становится интересно: а как бы отреагировали люди — обычные люди, гражданские, — если бы им эту карту показали. Поверили бы? Пальцем у виска покрутили? Вот западное полушарие, вот восточное. Вот континенты, страны, столицы, крупнейшие города. Ничего особенно: это все дети в школе учат на уроках географии. А вот поверх стандартных контуров — другие, о которых знают только избранные. Параллель. Континенты все те же, а вот границы государств расположены иначе, и каждому соответствуют два названия: одно на параллельном языке, второе — на человеческом. Империя Волков, Проклятые Земли, Вампирская Республика, Независимое Содружество Низшей Нечисти, Федерация Фей... — На всякий случай напоминаю про твое обещание насчет истории Королевства русалок, — Би, склонившись к нему, толкает локтем в бок. — Ага. Провалились бы и русалки, и история их Королевства. Совершенно неясно, зачем они эту чушь зубрят с таким усердием, будто гражданство параллельное собираются получать. Кому вообще интересно, когда там у них что происходило, сюда бы не лезли — и ладно. Только вот лезут. И русалки, и прочая нечисть: существует теория, что их сюда на генетическом уровне тянет. Эту теорию, как и теорию возникновения Параллели тоже на первой ступени обучения проходят, поскольку они взаимосвязаны. Тянь к обеим этим теориям относится со скепсисом: сложно во все это верить после того, как отец однажды честно признался, что на самом деле достоверных данных, откуда взялась Параллель, не существует, а то, что сохранилось в древних летописях, уже столько раз было переписано и искажено, что правды в этом всем процентов десять от силы. Но что поделаешь: другой теории не существует, приходится зубрить эту. — Я пересдам, — еще раз кивает Тянь, — на отлично. Больше ничего сказать не успевает: дверь открывается, и в переговорную входит отец. Господин Хэ Донг. Глава Ордена Хранителей в провинции Чжэцзян, в прошлом — один из лучших Ловцов во всем мире, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, сохранивший отличную форму: высокий, с идеальной осанкой и холодным взглядом светло-серых глаз. В руках тонкая канцелярская папка, которую он небрежно откладывает на стол и, окинув взглядом собравшихся, быстро поднимает ладонь, жестом прося всех сесть. — Приветствую, Ловцы, — сам Хэ Донг в кресло не опускается, проходит дальше, прихватив со стола пульт. Огромный проектор на стене вспыхивает белым экраном, и все головы поворачиваются туда. — Буду краток, время — жизни. Сегодня ночью возникла брешь в Чжоушаньском портале, по предварительным данным, к нам вынесло трех русалок. Одна из них отловлена, не плотоядна, в данный момент следует сюда под конвоем Ловцов, в ближайшее время будет отправлена в Параллель. Еще две в свободном плавании, перемещаются по всему архипелагу, последний раз были замечены в заливе Сяншаньган. Проектор на свете все еще белым светится, а в переговорной висит абсолютная тишина. Даже Тянь понимает: это вступление. Три русалки, одну из которых уже изловили, вовсе не причина для общего сбора лучших Ловцов Ханчжоу. С тремя русалками Чжоушаньское подразделение справилось бы самостоятельно, они на водной нечисти специализируются. Хэ Донг, выдержав короткую паузу, продолжает: — В ближайшее время отловят, местные этим занимаются. Но требуется помощь: помимо русалок, у нас зубные феи. По предварительным данным, три-четыре, но это не точно. Белое свечение экрана сменяется красочной фотографией. Никто из Ловцов не двигается, но Тянь слышит как Янг, здоровый широкоплечий детина, сидящий напротив, шумно выдыхает через нос. У Тяня во рту становится приторно-сладко, и желудок скручивает противным спазмом, но отвернуться он себе не позволяет, только сглатывает вязкую слюну, наблюдая, как на экране один кадр сменяется другим. — Пять человек, — голос отца звучит глухо, затирается противным гулом в ушах. — Это за сегодняшнюю ночь. От последнего изображения пробирает особенно сильно. Небольшая комната, светлые занавески на окнах, светлые обои с геометрическим узором, стол и кресло на колесиках. Валяющийся в углу баскетбольный мяч. Узкая односпальная кровать. Подушка, насквозь пропитавшаяся кровью, и на полу, рядом с кроватью — тело. Возможно, все же проснулся, несмотря на фейскую пыльцу. Возможно, пытался вырваться и сбежать. Пытался выжить. Если судить по телосложению — молодой парень. А судить приходится именно по телосложению: лица у парня нет. Вместо лица кровавое месиво: нижняя челюсть вырвана, скулы, лоб, нос исцарапаны так, что живого места не осталось. Тянь почти видит, как тощая бледная тварь, сидя сверху на пацанячьих бедрах, злобно скалилась, вцепившись длиннющими пальцами в лицо, почти слышит мерзкий жужжащий звук от тонких, трепещущих от удовольствия крыльев. — Вас уже ждут. — Хэ Донг, клацнув кнопку на пульте, выключает проектор. — Все текущие неоконченные дела по низшей нечисти, передаем младшему составу. Полагаю, вы и сами понимаете, что о возвращении в Параллель речь не идет: отловить и сжечь. Удачи. Больше никто ничего не говорит, только шорох отодвигаемых кресел слышится. Тянь свое тоже отодвигает и так и замирает, приподняв задницу и упираясь руками в подлокотники, когда отец небрежно бросает: — Хуа Би, Хэ Чэн, задержитесь. И ты тоже. Кто этот "ты" без уточнений понятно. Ловца отец по имени назвал бы и не кривился бы при этом так недовольно. Тянь послушно назад усаживается: ну все, сейчас начнется. Отец иногда, конечно, может проявить лояльность. К пауку, например, которого угораздило в углу кухни поселиться. А вот никому из сыновей такой милости пока не перепадало. Сейчас все трое огребут: и за теней, и за гнома, и за то, что Тянь сидит там, где сидеть не должен. — Я сам прошел, Би и Чэн не знали. Отец на это заявление реагирует странно: быстро глаза вскидывает, кивает и, прихватив со стола папку с документами, подходит поближе к ним, садится напротив, на место одного из Ловцов, чтобы лицом к лицу быть. — Вы двое — остаетесь. У нас ведьма. Пару секунд в помещении висит звенящая тишина, а потом Би вперед подается, облокачивается предплечьями о стол и недоверчиво спрашивает: — В Ханчжоу? — Да. — Отец, достав из папки кипу фотографий, быстро выкладывает на столешницу, двигает ближе к ним и замолкает, давая возможность рассмотреть. Тяня к этой бумажной кипе будто магнитом тянет. Ведьма! Ведьма, бля! Настоящая. Высшая нечисть, которую только на пятой, заключительной ступени обучения проходят. Высшая нечисть настолько редкого вида, что не каждому Ловцу за всю жизнь доведется встретиться. И она здесь, в родном городе. В живую, конечно, посмотреть не дадут, его к этой параллельной хреновине и на пушечный выстрел не подпустят, но хоть так, хоть на фото глянуть и краем уха послушать, пока из кабинета не поперли. Фотографий, на столе разложенных, не меньше десятка, и Тянь жадно пробегается глазами по каждой. Пробегается и непонимающе хмурится: вот это ведьма? Вот это миниатюрное создание с копной черных локонов, вздернутым носиком и ямочками на щеках? — Красивая, — зло комментирует Би, разглядывая крупный план, — давно в нашем мире, да? — Давно, — сухо подтверждает отец. Фотографию Би на стол не кладет, отшвыривает, сжав зубы. Рядом раздраженно выдыхает Чэн. Отец, глядя на них в упор, кивает, постукивает пальцем по папке. А Тянь чувствует, что еще пара фраз, и он от любопытства умрет. Эти трое только что обсудили нечто важное. Нечто важное, им с полуслова понятное и, наверняка, интересное. Только вот непохоже, что его тоже просвещать собираются. Тянь тянет к себе одно из фото, сделанное, скорее всего, пару недель назад: листья на деревьях еще почти все зеленые. Там, на фото, в отличие от реального времени, осень еще не вступила в свои права и не успела перекрасить Ханчжоу в золото. Там, на фото, солнечный погожий день, небольшой фонтан в сквере, улыбающиеся люди на скамейках, которые угощают голубей хлебными крошками и совершенно не обращают внимания на проходящую мимо влюбленную парочку. Он высокий, светловолосый, хорошо сложенный. Она со своими чернющими волосами на контрасте еще более яркой кажется. Он — в идеально сидящем костюме цвета экрю, в белоснежной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами. Она — словно нежное облачко в бледно-голубом платье в пол. Он улыбается. А она счастливо тычется носом в букет белых тюльпанов. Он держит ее за руку. А она... она, блядь, ведьма. — Итак, — продолжает отец, — Арида Хесситце Пан, во всемирной ассоциации также известна как Богомол. Точный возраст не установлен. Согласно летописям Параллели, в нашем мире последний раз была полтора года назад. Ведьма времени: вытягивает из жертвы жизнь во время полового акта, забирает все отпущенные годы, за счет этого молодеет и продлевает собственное существование. Чэн, подвинувшись ближе, бегло смотрит на фотографию в руках Тяня, на молодого белокурого мужчину в светлом костюме: — Жертва? — Вторая, — подтверждает отец, — это в Китае. Ранее точное количество неизвестно, предположительно, около двадцати. Вылезла через портал в западном полушарии, впервые была замечена в Канаде. В нашем мире, опять-таки предположительно, около трех месяцев. После Канады метнулась в Норвегию, потом в Швецию. В Финляндии семь человек положила, местные почти отловили, но в последний момент сбежала. Ее в России ждали, но эта стерва хитрая оказалась: знает, с кем связываться не стоит, стороной обошла. Пребывание в Казахстане не подтверждено, тела не обнаружены, но среди без вести пропавших за летний период есть пара мужчин, которые идеально вписываются в виктимологию. Иностранцы, типаж как у этого вот, — отец кивает на фотографию, где солнечный сквер, голуби и улыбки, — у нее, похоже, фетиш: все жертвы двадцать пять-тридцать лет, высокие, со спортивным телосложением, светлоглазые, светловолосые. Откровенно красивые. — Только мужчины? — уточняет Чэн. — Да. Полная картина не ясна, но, судя по имеющейся информации, цепляет она их сама, где придется. В постель затягивает на первом же свидании, что с такими внешними данными, как у нее, разумеется, труда не составляет. — Отец, пролистав пару файлов в папке, выкладывает на стол еще одно фото. — Это то, что происходит с жертвами. Би с Чэном смотрят без особого интереса: явно заранее знали, что увидят. А вот Тянь во все глаза пялится на тело, лежащее на секционном столе, потом — снова на фото из сквера и едва успевает прикусить язык и не ляпнуть глупость вроде: это нереально. Ему еще в десять лет рассказали, что ничего нереального в Мирах не существует, есть только неизученное. Но все равно верится в такое с трудом: мужчине на фото, которое Тянь до сих пор держит в руках, точно не более тридцати, красивый, здоровый и пышущий жизнью, труп на фото из морга — тело древнего старика: тонкие руки и ноги, дряблые мышцы, ссохшаяся кожа и испещренное морщинами лицо. — Ему было двадцать семь, — сообщает отец, и Тянь понимает, что рассказывает он это сейчас больше для него, чем для братьев, — патологоанатом определил возраст на момент смерти в районе семидесяти пяти-восьмидесяти. Причина смерти — остановка сердца, никаких внешних и внутренних повреждений. Он просто состарился за одну ночь. На некоторое время повисает пауза, потом Би задумчиво трет переносицу, снова разглядывает фото на столе и спрашивает: — Она смертна? Отец подтверждает: — Да. Но в данном случае это неважно. Из известных Ордену ведьм, из всех, что упоминаются в Летописях, она — одна из самых сильных. В прошлый раз, когда она заявилась в наш мир, при попытке ее убить погибли три Ловца. Одного испепелила на месте, двум другим, не прикасаясь, кости изнутри переломала так, что они стали на вальдорфских кукол похожи, а тогда она была слабее, чем сейчас. Без вариантов. Тянь не выдерживает, хоть и знает, что его вопросы сейчас не к месту: ведьма — это не бухой гном, клянущийся в любви навеки, и даже не свихнувшийся оборотень, ведьма — это пиздец, и лучше сейчас слушать старших и помалкивать, но отсутствие любопытства — совсем не то, чем могут похвастаться в семействе Хэ: — А назад в Параллель ее как в прошлый раз загнали? Отец, на удивление, не одергивает, разводит руками над столом: — Никак: сама ушла. Через полгода. — И все это время она?.. — Конечно. Убивала. И в этот раз тоже будет. Новую жертву уже присмотрела: двадцать девять лет, женат, двое детей. Вот на этом у нее заминка и вышла. Он оказался примерным семьянином, но сегодня третий день их трепетного общения, собираются поужинать вместе. Думаю, шансов пережить эту ночь у него ноль целых ноль десятых. Молчание снова повисает: отец явно чего-то ждет, с тихим шуршанием листает документы в папке, Би с Чэном друг на друга смотрят. Слишком долго и слишком понимающе. Напрягает. И напрягает еще сильнее, когда Чэн отворачивается и скрипит зубами от злости, а Би криво усмехается: — Я правильно понимаю, что точное местоположение ведьмы известно? — Да. — Отец на мгновение глаза на него вскидывает, тянет очередную бумажку из папки. — Снимает роскошную квартиру на перекрестке Бэй, по утрам пьет кофе в одном и том же кафе, потом отправляется на прогулку на пляж. — Способы воздействия? — Стандартно: белладонна. — На сколько ее отрубит? — Час-полтора. Би кивает понимающе, ерошит волосы, упершись локтем в стол: — Точно? — Нет, не точно. — Я что-то не понял, — Тянь напрочь забывает о необходимости молчать, — если она трех Ловцов по щелчку пальцев завалила, как вы планируете в нее белладонну влить? Отец тяжело вздыхает. Рядом раздраженно шаркает ногами по полу Чэн. И только Би, черт знает отчего вдруг расслабившись, с довольным видом сползает по стулу вниз, вытягивая длинные ноги: — Нежно, Тянь, нежно, — хмыкает задумчиво, — только вот... а если она не поведется? — Би, она старая, а не слепая. Поведется. — Отец склоняет голову на бок и на Би смотрит с улыбкой. Тянь тоже смотрит, пытаясь хоть примерно понять, о чем они вообще говорят. Смотрит на расслабленную позу, на сложенные на груди руки с мощными бицепсами, на рельефный, даже сквозь хлопок футболки отчетливо проступающий пресс, смотрит на ехидную самодовольную ухмылку, от которой девкам голову срывает так, что они в момент забывают и о том, в клуб пришли в сопровождении собственного парня, и о том, что на его глазах с новым знакомым лизаться — это, вроде как, не очень правильно. Все происходящее резко складывается в голове как пазл. Фиговенький такой пазл, неправильный: некоторые детали не подходят. Некоторым деталям в этом пазле и в этом гребаном плане не место. Они сломаться могут. Сломаться изнутри каждой костью и превратиться в вальдорфскую куклу. Или заживо на месте сгореть. Тянь мечется взглядом между отцом и Би, чувствуя как ладони становятся влажными, и все надеется найти другое объяснение услышанному. — Она на пляже через час будет, — говорит отец, и все надежды летят в тартарары. — На девять вечера забронирован столик в "Тарлен". Ты от нее будешь в таком восторге, что захочешь время провести только вдвоем: вип-зал, персонал, само собой, парни из наших. Отвлекут шумом разбившейся тарелки, Зэн подольет в бокал отраву. После того, как она отключится, отвезете к порталу. Это, собственно, все. Подробности у Зэна, ждет уже. На пляж тоже он довезет. Удачи, Ловцы. Как ни в чем не бывало сгребает со стола фотографии, небрежно помятой кипой засовывает их в папку и идет к двери. И тогда Тянь с места подскакивает так, что едва не опрокидывает кресло: — Пап, ты сейчас серьезно?! Ты его к ведьме в одиночку отправишь? Отец, обернувшись, смотрит на него с любопытством, Чэн снова отворачивается, и только Би, усмехается весело, закатывая глаза: — Тянь, сядь на место. Или покури пойди, не мешайся. — В смысле "покури"? Он что, курит? — любопытства в глазах отца становится больше. От этого любопытства трясти начинает. Разумеется, блядь. В этой чокнутой семейке по-другому и быть не могло. Ведьма-нимфоманка, которая при желании по щелчку пальцев шею свернуть может — это так, мелочи, самый важный вопрос на повестке дня: а мелкий-то того, с пути истинного сбился и на здоровый образ жизни болт положил. — Чэн?! — от того, как противно голос срывается, Тяня самого передергивает. Но неважно, сейчас не важно. Сейчас самое важное — это Чэн. Сейчас нужно, чтобы хоть в ком-то из этих троих заговорил голос разума. И тогда, может быть, что-то изменится. И тогда Би не придется выступать в роли приманки. Но Чэн в ответ только смотрит угрюмо. Сначала на Тяня, потом на отца, цыкает языком: — Иногда, пап. И только легкие. Я слежу. Хэ Донг пару секунд обдумывает ответ, кивает, обращаясь к Тяню: — Мы к этому вопросу еще вернемся, — а потом хмурится, вспомнив о чем-то и поворачивается к Би. — Алкоголя в крови нет? — Нет, откуда бы? — честным голосом отзывается тот, а ботинок Чэна прилетает на стопу Тяня с такой силой, будто туда арматурой саданули. — Хорошо. Удачи, сын. Дверь за отцом закрывается, боль в ноге постепенно стихает. Би с Чэном, все так же на месте сидя, смотрят на него с явным осуждением во взгляде, заранее зная, что он скажет. Вот прямо как в детстве: он еще и подумать не успел, а они уже знают. Би после недолгой игры в гляделки вскидывает руки, сдаваясь: — Не надо, Тянь. Он и так нервничает, видишь же. От того, что ты ему настучишь, ничего не изменится. — Охотиться под воздействием изменяющих сознание веществ строжайше запрещено! Второе правило Свода законов! Нам это в первый учебный день рассказывали! Запрещено! Категорически, без исключений, потому что защитные... — ...татуировки не срабатывают. Правильно, да-да. — Би с шумом отодвигает кресло, поднимается на ноги, одергивая футболку. — Тянь, случай не тот, уймись. Она трех Ловцов уложила, думаешь, на них защиты не было? — Да без разницы! Пусть кого-то другого отправит. Чэн весело фыркнув, закидывает руку Би на плечо, скалится: — Тянь, ну где по-твоему отец еще найдет такую блондинистую куколку? У нас такой только один. — Тогда пусть протрезвеет окончательно. — Ага, — тут же соглашается Би, — а она сегодня ночью схарчит еще одного. — Да и черт с ним. Кто ему виноват? Сидел бы дома с женой и детьми... — Он обычный человек, Тянь. — Ты тоже... — Я Ловец. А теперь, внимание, вопрос: Свод Законов, статья два, пункт один? Тянь, поджав губы, отворачивается. Не вспоминает, знает, что в этой статье и в этом пункте. Отлично знает, потому и молчит: при необходимости, защищать гражданское население ценой собственной жизни. — Ничего не случится, — в голосе Би уверенность железобетонная, — Тянь, это не ловля. Я ее просто напою, мы отвезем ее к порталу и вышвырнем в Параллель. Все будет хорошо, ясно тебе? Кстати, а посмотреть хочешь? Издалека, разумеется: с парнями в машине на набережной посидишь. М-м? Улыбается от уха до уха, когда видит округлившиеся глаза Тяня, и кивает, приняв это за ответ.