Параллель

Время к полудню близится. От недосыпа раскалывается голова, и глаза жжет так, будто в них песка сыпанули. Тянь, закрывшись в туалете, расположенном рядом с переговорной, долго промывает их холодной водой, а потом просто стоит, склонившись над раковиной, и наблюдает за утекающей в слив воронкой воды. На смену страху и адреналиновой нервозности постепенно приходит тихая, тоскливая апатия и осознание собственной беспомощности: он ничего не может сделать. Никто не может. Еще ночью в Обитель начали стекаться люди: после оповещения о случившемся народ все прибывает и прибывает. Историки, фонетисты, лексикологи, географы, ведьмоведы, члены Совета и, разумеется, Ловцы. Последних сюда никто не звал, явились сами. Полным составом и в полной боевой готовности. Хлынули в Обитель живой волной — громкие, агрессивные, опасные, — едва не снесли с ног Али, отворившего дверь, забили коридор перед переговорной так, что яблоку было негде упасть, и никуда уходить не собирались, пока им не ответят: куда ехать и кого убивать. И только после того, как к ним отец вышел — бледный, с потухшими глазами — и кратко рассказал, что ехать некуда и убивать некого, притихли и разбрелись по Обители: кто-то после бессонной ночи в комнату отдыха отправился, кто-то поесть, несколько человек так и остались подпирать стену рядом с переговорной, но никто не уехал. Ждут. Ждут, как цепные свирепые псы, когда Хэ Донг снова выйдет и скажет "фас". В переговорную, превращенную в оперативный штаб, их попросту не пускают, чтоб не мешали. А Тяня вот пускают. Без вопросов, несмотря на то, что не по статусу и не по возрасту. Только вот находиться там нет никаких сил. Там работа по-прежнему кипит, поднимаются древние рукописи, под новым углом изучаются легенды с неоднозначной трактовкой, строятся и рушатся теории, а Тянь еще ночью понял: все это — возня мышиная. Они не знают, что делать. Чэна, как единственного свидетеля, уже раз пять допрашивали. На место происшествия, к лесному порталу, две команды специалистов отправили: одну еще ночью, вторую — утром, будто при солнечном свете новые подробности выяснятся, и сразу понятно станет, как Би вернуть. Понятно не стало. И постепенно накрыло жутким осознанием: без толку. Ученые мыши еще немного поскребутся, еще немного попищат, а потом разведут руками и разойдутся. Поэтому теперь Тянь прячется в туалете. Не хочет смотреть, как они шуршат бумагами, щелкают пальцами по клавишам, спорят и часто поглядывают на часы. Часы, кстати, бесят сильнее всего. Два здоровых электронных табло, которые почти сразу притащили и повесили на стену в переговорной. Одни светятся зелеными цифрами: двенадцать. В человеческом мире с момента исчезновения Би прошло двенадцать часов. Если бы его не утянуло, за это время он успел бы поохотиться на фей в Путошань, вернуться домой и разбудить Тяня ни свет ни заря: пончики, мелкий, ты обещал — в любое время суток, по первому требованию, и про историю Королевства русалок не забудь... Вторые светятся красным, отмеряя время в Параллели. Оно там другое, оно там иначе течет. Быстрее. Гораздо-гораздо быстрее: одни сутки здесь — один год там. У них здесь двенадцать часов прошло, а там, в мире нечисти — полгода. И с каждой минутой все меньше вероятность, что Би вообще жив. Она с самого начала была не сильно высока: зашвырнуть Ловца в Параллель — это примерно как зашвырнуть копа в тюрьму к особо опасным, которых он в свое время самолично туда и упек. Все это знают. Никто вслух не озвучивает. А Тянь уже десять минут стоит, упираясь руками в края раковины, и смотрит на воду. Лишь бы не возвращаться туда и не смотреть в глаза отцу и Чэну, не видеть в ответном взгляде такого же безнадежного понимания. За полгода с ним что угодно случиться могло. А все, что у них есть на данный момент, — проклятие, которое благодаря Джинхею еще ночью удалось частично перевести. Частично, но не полностью. Не точно. Потому что: — Донг, я перевожу сказанное ведьмой, которая была под белладонной и говорила на одном из мертвых языков Параллели! Какое здесь, к черту, может быть "точно"?! Но кое-что выяснить все же удалось. Понятнее стало, легче нет. Теперь у них есть объяснение, почему его вслед за ведьмой утащило: когда открылся портал, Би был уже не человеком. Не совсем человеком... наполовину человеком... — Джинхей все никак не желал произносить нужное слово вслух, все подбирал аналоги помягче, пока отец не сорвался: — Говори как есть! Оборотень. — Да. Мне жаль. Вторую часть проклятия переводили уже прибывшие ведьмоведы и лингвисты. Их со всей страны аж семь штук налетело. Тянь забился в дальний угол переговорной и, сжимая в руках пустую чашку, долгие два часа наблюдал, как они, предварительно разделив проклятие на части, уселись в ряд и уткнулись в свои ноутбуки. Один из них, тощий, неряшливо одетый мужик лет сорока и вовсе вел себя странно: обложился книгами, притащенными из библиотеки Обители, достал потрепанную записную книжку, из который вывалились страницы, а из техники у него с собой был только мобильный: древний кирпич с кнопками и черно-белым экраном, кое-где подклеенный скотчем. Сам владелец телефона выглядел так, будто его в связи со сложившейся ситуацией ненадолго из психушки выпустили: бормотал безостановочно себе под нос, щедро плевал на пальцы, прежде чем перелистнуть страницу, ругался отборным матом, ежеминутно поправлял сползавшие с носа очки и зло дергал себя за седые лохматые волосы. Пара языковедов отсели подальше. Али, поставив перед ним чашку с кофе, руку отдернул так, будто ждал, что тот ее отгрызет по локоть. А вот Джинхей с другого конца зала наблюдал за ним неотрывно, вообще позабыв, что здесь и другие переводчики есть. И, кажется, совершенно не удивился, когда мужик подскочил как ужаленный и завопил, вскинув вверх руку с помятым исчерканным вдоль и поперек листом бумаги. Так они узнали все остальное. — Оно временное! — радостно сообщил психованный ведьмовед, тыкая пальцем в исчерканный каракулями лист бумаги. — Проклятие временное! Вот здесь, видите? Вот оно: ходить тебе по земле полузверем... та-дам... девять лет и девятнадцать дней! Срок, конечно, странный, но ей от белладонны, наверное, совсем нехорошо было, она просто по максимуму старалась, насколько сил хватило: девять лет — это как пирог съесть, а девятнадцать дней — это как пальцы облизать, пустячок, но приятно. Никто из присутствующих радости не разделил. Ведьмовед смутился, пожамкал листок в руках: — Ам-м-м... могло ведь и хуже быть. Могло быть насовсем. А так ему всего-то и нужно: успеть за этот срок разрушить проклятие и снова стать человеком. Вот оно: верумал каритасэл, инвисемал каритасэл хомоден. Прямо как в сказке, сплошная романтика. — В этот момент Чэн плечо ведьмоведа ладонью припечатал так, что тот присел и дальше заговорил уже на человеческом. — Истинная любовь, взаимная любовь. С человеком. И все стало понятно. Все стало предельно просто. Способ на самом деле зашибись. Способ на самом деле как в ебаной сказке. Только вот один нюанс. В Параллели людей нет. Тянь выключает воду, тщательно вытирает лицо и руки бумажным полотенцем, скатывает во влажный комок, вертит в ладонях, стараясь потянуть время и остаться здесь подольше. Не хочет он туда возвращаться. Не хочет присутствовать там в момент, когда будет объявлено, что поиски Би временно приостановлены. Они же именно так и скажут: временно. Они к этому непременно вернутся, слишком уж случай уникальный. Они к этому непременно вернутся, но уже не с целью Би вытащить. Просто. Изучить. Настрочить десяток отчетов. Внести в архивы. По коридору Тянь бредет, глядя в пол, и, только учуяв характерный запах тлеющего табака, вскидывает глаза. Чэн, сидя на подоконнике, курит в приоткрытое окно, на звук шагов оборачивается и отрицательно качает головой: новостей нет. Молчит, когда Тянь вытаскивает сигарету из его пачки, молчит, протягивая зажигалку. Шарит глазами по осеннему, усыпанному золотыми листьями, двору за окном: — Знаешь, а гном той ночью говорил, у них лето. Би туда ровно через сутки утянуло... — Год. — Да. Значит, он в лето провалился. А сейчас там уже зима. Будешь? — Чэн на раскрытой ладони протягивает пачку жвачки, и Тянь тянется на автомате, а потом резко отдергивает руку. Вишневая. Его. — Нет. Чэн, повертев упаковку в пальцах, кивает. Прячет в карман, снова закуривает. — Меня эта разница во времени с ума сводит. Всегда вот похрен было: как у них там. А сейчас... как думаешь, скольких он там за полгода положить успел? Смеется тихо. Давится этим смехом. Давится сигаретным дымом. Давится комом в горле. Отворачивается, дышит приоткрытым ртом: — Нам вернуться нужно, пойдем. Уже пару шагов по направлению к переговорной делает, но останавливается, заметив несущегося по коридору Зэна со стопкой бумаг в руках. Тот, притормозив, вопросительно на дверь кивает: — Хэ Донг там? — Да. Зачем тебе? — Здесь прислали... из Аньхоя. Чэн досадливо морщится: этих все знают. Слабое звено Ордена, филиал в соседней провинции, который раз в пару месяцев обращается за помощью. У них даже порталов своих нет, появление нечисти на территории — целое событие. И, если уж удается отловить какого-нибудь гнома или фею, местные ловцы очень собой гордятся. А вот если вдруг приползет что посерьезнее — сразу присылают просьбу о помощи. — И что у них на этот раз? Зэн глаза прячет, мнется, не решаясь, но потом все же отвечает: — Ведьма огня в пригороде Хэфэя. Молодая совсем, они ее выследили, но сами к ней соваться не решаются, просят прислать Ловцов. Я предупредил, что у нас чрезвычайная ситуация и в этот раз им, скорее всего, придется своими силами справляться, но сообщить Хэ Донгу обязан, и... — Не надо. — Чэн резко выдернув бумаги из его рук, быстро пробегается пальцем по строчкам. — Не отвлекай его. И вообще сейчас к нему не лезь. А этим скажи, что мы выезжаем. — Хорошо. Кого отправить? — Никого. Я сам. Тянь поначалу думает, что ослышался. Или понял неправильно. Тянь просто не верит. Зэн, судя по тому, как рожа вытягивается, — тоже не сильно. — Чэн, это необязательно. Тебе так точно. У нас по территории тридцать Ловцов без дела шарахаются. Отправим тех, кто сам вызовется, а тебе лучше... — Нет. Поеду я. — Чэн продолжает вчитываться в текст и в глазах появляется нездоровый блеск. — Отца не беспокой. И вообще про это никому не рассказывай. Никому, ни единого слова. Пусть занимаются, тем, чем должны. В Хэфэй сообщи, что к ним выехали, и скажи, чтобы близко к ней подходить не вздумали. Ты понял? — Ты сдурел, — тихо отвечает Зэн, а после воровато оглядывается, убеждаясь, что никто из Ловцов, ошивающихся поблизости, их не слышит. Нервно облизывается и трясет головой. — Я понял. Да я... удачи. Сваливает быстро, торопясь передать важную информацию, а Тянь окончательно убеждается в услышанном, когда Чэн требовательно тянет к нему руку: — Ключи от машины дай. — Нет. — Тянь, я спешу. — Серьезно? — на крик с любопытством оборачивается пара Ловцов, а Тянь, не замечая, зло тычет пальцем в сторону переговорной: — Единственное место, куда тебе нужно спешить, — это вон туда. — Дай ключи. Чэн даже голоса не повышает, но всем телом подбирается так основательно, что ни малейших сомнений не остается: если нужно будет эти гребаные ключи силой отбирать — отберет. Завалит на пол, обшарит все карманы, отберет и свалит. Спасать мир от ведьмы. Геройствовать в одиночку. Мстить всему их поганому племени. Свалит, и не факт, что успеет вернуться к тому времени, как будет принято решение остановить поиски. Ведьма важнее. — Да подавись ты, придурок, — шипит Тянь, с размаху вкладывая ключ в подставленную ладонь. С трудом подавляет желание размахнуться по широкой дуге и приложить по роже. Черт с ним, пусть в обратку прилетит, но может, хоть немного отпустит. Потому что вот сейчас обидно до слез, до тремора в пальцах. Потому что: — Он бы ни за что не ушел. — Отцу не говори, — ровно отзывается Чэн и, небрежно по плечу хлопнув, идет прочь. Тянь еще пару минут стоит, уставившись в окно. Тянется к забытой Чэном сигаретной пачке, мстительно думая, что до Хэфэя чуть меньше четырехсот километров и его по дороге накроет знатным никотиновым приступом. С трудом подавляет желание впервые в жизни пойти и все-таки настучать. На самом деле, так себе тайна: отец все равно узнает, а позже или раньше — невелика разница. Это только для Чэна почему-то важно. Из зажигалки послушно высовывается огненный язык, и Тянь, уставившись на него, замирает, забыв сделать вдох. А в следующую секунду срывается с места. Проносится по коридору, задев кого-то плечом, прыгает через три ступеньки на лестнице и, миновав огромный холл, вылетает на улицу. Один из Ловцов ошарашенно оборачивается вслед, когда Тянь перепрыгивает через полосу кустарника и, развив максимальную скорость, бежит по газону по направлению к дороге, наперерез собственной машине. Та взвизгивает шинами по покрытию, останавливается рывком на расстоянии полуметра, а Тянь по инерции упираясь ладонями в капот, смотрит сквозь лобовое и беззвучно, одними губами сообщает: — Я с тобой.