Зима была везде разной. Начиная с пушистого снега и заканчивая холодными дождями. Именно второй вариант Альбус ненавидел. Для него это была не зима, скорее затяжная осень, которая только раздражала. Не было уже тех золотых листьев, тёплой погоды, красивых пейзажей. Была только сырость, грязь, голые деревья и тусклое небо над головой. И не стоит забывать про жуткий холод. На крыше дома, куда Дамблдор забрался, он был особенно ощутим.
Возможно, стоило бы остаться в тёплой постели, слушая, как в камине трещат дрова, но как же это осточертело. Он долгое время провалялся в кровати, ожидая, пока его раны затянутся. Хотя, окончания лечения он так и не дождался. Медик настаивала, чтобы он не выходил на свежий воздух, но кто ж её послушает? Рука и через неделю будет болеть, а может и больше. А когда боль утихнет, то останется уродливый шрам.
Альбус никогда не бывал в Германии, но всегда хотел посмотреть на эту страну, сравнить её с Англией. Сейчас его совсем не волновала ни страна, ни жуткий её холод, даже на дождь, столь мелкий и противный, было всё равно. И это не из-за ужасной боли, нет, она пройдет, это из-за чувства вины. Каждый раз Дамблдор видел перед своими глазами трупы людей. Тех людей, которых он не смог защитить. Тех людей, которых он обезоружил и они сгорели в ужасном пламени. Всё это будто бы уничтожало душу, разрывая ее на части.
— Вы обстригли волосы, — тихий голос, который раздался за спиной, заставил вздрогнуть. Юноша тут же обернулся, чтобы посмотреть, кто же его беспокоит. Он совсем не ожидал увидеть перед собой Гриндевальда. Альбусу говорили, что он ещё не скоро прибудет в Германию, но вот, он стоит здесь, абсолютно спокойный, будто бы ничего не произошло. Раньше их встречи Дамблдора радовали, но сейчас никого видеть не хотелось. И он даже обратно развернулся, показывая, что не желает начинать разговор. — Я хотел навестить Вас в палате, но Вы наглым образом сбежали, Альбус.
Над городом нависал туман, который будто бы окутывал все дома белой пленкой. В такую ужасную погоду никто и не желал выходить на улицу, но некоторых, столь мелких людей, Дамблдор замечал. Обняв одной рукой свои колени, он только сильнее съёжился, особенно тогда, когда попытался поднять и вторую руку, но сейчас её лучше было не тревожить.
— Со мной все нормально. Спасибо за беспокойство, — короткие волосы, которые раздувал ветер, дотягивались сейчас только до плеч. Раньше они были длиннее. Их пришлось обстричь, ведь огонь их задел. Хорошо хоть не всё сжёг. И из-за того, что они стали такими короткими, Альбус даже не собирал их, оставляя распущенные, но всё же, это было неудобно. Приходилось постоянно их поправлять.
Дамблдор ожидал, что его оставят одного, уйдут, но Гриндевальд этого не сделал. Он сел рядом, оставляя лишь небольшое расстояние между ними. Он не использовал никакое заклинание, чтобы на него не капала вода, из-за чего его волосы стали намокать, как в принципе и у Альбуса. Будет неудивительно, если он заболеет.
— Вы ни в чем не виноваты. И Вы знаете это, но продолжаете себя винить, — становилось смешно от мысли, что самый могущественный волшебник прибыл сюда, оставив свои дела, чтобы сказать это. Но Дамблдор даже не улыбнулся. Только уткнулся носом в свои колени, чтобы хоть немного его согреть. Он так и не посмотрел на мужчину, продолжая наблюдать за домами, но иногда поглядывал и на мост, который так его манил. — Вы даже никого не убили.
— Даже? — усмехнулся Альбус, чувствуя как истерика будто бы начинает его захлёстывать, но он постарался сдержаться, концентрируясь на одной точке. Но когда он почувствовал дым от сигарет, то ему всё же пришлось удивлённо обернуться к собеседнику. Тот выглядел действительно уставшим. Скорее всего, ему пришлось закончить свои дела как можно быстрее, чтобы прибыть сюда. Всё так же тёмное пальто, светлая рубашка под ним, но сейчас зато не было перчаток. И длинные пальцы обхватывали сигарету, стряхивая на поверхность крыши пепел.
— Куда бы Вы хотели отправиться? — странный вопрос, но становится понятно, что Гриндевальд пытается перевести тему. Возможно, заметил состояние Дамблдора. А тот уже от него и не отворачивался, продолжая в наглую рассматривать черты его лица, иногда опуская взгляд на пальцы, особенно когда они преподносили к губам сигарету. И Геллерт, хоть и замечал взгляд, не был против этого. Только после, не поворачивая головы, он и сам взглянул на Альбуса. И смотрел прямо в глаза.
Дамблдор всё же понял, что это наглость и тут же постарался снова смотреть на этот несчастный мост. Только потом он осознал, что ему задали вопрос, и неплохо было бы на него ответить. Только вот была одна проблема: он и сам не знал, куда он хотел. Возможно, сейчас было бы неплохо сбежать от всего мира, от своей совести и даже от этой боли в руке, но это невозможно.
— Я хочу на тот мост, — такое заявление удивило Гриндевальда, ведь он ждал нечто более глобальное, но спорить не стал. Растворив сигарету в своих руках, превращая её лишь в пыль, он коснулся плеча Альбуса, перенося их туда без каких-либо проблем. Даже если их бы и увидели жители, то никто бы и внимания не обратил, уж слишком сильный сегодня был туман.
Как оказалось, у реки ветер был куда сильнее, но Дамблдора это не волновало. Он тут же подошел к бордюру, чтобы посмотреть вниз. Туда, где протекает река. Она бурлила, была неспокойной из-за ветра и, скорее всего, до жути холодной. Почему-то в голове появилась мысль, что её можно было бы ощутить на себе. Окунуться туда с головой. Тогда, все мысли точно могли уйти разом.
А Геллерт спокойно ждал, наблюдая за действиями юноши. Он не пытался его остановить или потревожить. Зачем он вообще с ним нянчится? Но Альбусу было всё равно. Пусть смотрит, пусть следит за ним, пусть хоть убьёт его. Легче не становилось. Поэтому Дамблдор решил прибегнуть к другому решению. Альбус залез на сам бордюр, держась одной рукой за фонарь, который стоял рядом. Естественно, бордюр был не столь толстым, и устоять на нем было сложно, но Альбус держался.
— Я будто бы искал выход. Будто бы искал нечто, что спасет меня от моих грехов. И Геллерт это понял, поэтому и стоял там. Он будто бы знал, что мне было нужно.
— Не боитесь, что я спрыгну? — спокойствие Гриндевальда всегда удивляло. Он и сейчас стоял рядом, не собираясь ничего делать. Даже руки из карманов не вытащил. Но Дамблдор не догадывался насколько же он за ним внимательно следил. Будто бы, если сейчас Альбус захочет спрыгнуть, он тут же окажется рядом, чтобы схватить его.
— Вы не тот человек, который будет прыгать. А если и споткнешься, то я поймаю
тебя, Альбус, — от таких слов в груди будто бы все сжалось, но Дамблдор понимал, что Гриндевальд лжёт. Скорее всего, он хотел так выразить свою благодарность за спасение людей, а может ему все так же что-то нужно. Только сложно было понять что именно.
И почему-то Альбусу захотелось проверить. Да, он не тот человек, который будет прыгать и умирать здесь, в холодной Германии, где даже нет снега. Но вниз так тянуло, и Дамблдор не стал сопротивляться. Рука становилась слабее, и он стал медленно её разжимать, слегка наклонившись вперёд, чтобы его тело само упало вниз. Нет, он не хотел умирать, но мозг будто бы заволок такой же туман, который окутывал уже город.
И казалось, вот пройдет секунда, и он почувствует резкий удар. Возможно, снова заденет свою руку. И больно будет до ужаса, но зато ужасные мысли, совесть отпустят его, оставляя лишь легкий осадок. Закрыв глаза, Альбус будто бы уже опускался на дно, но чужая рука, которая схватила его за локоть, вытягивала на поверхность. Геллерт не дал ему прыгнуть. Увидев, что юноша опускает руку, он тут же подошел, потянув на себя.
Дамблдор, вместо того, чтобы упасть вниз, падает назад. Но он не чувствует твердый асфальт, а лишь руки, которые его крепко держат, на удивление, сейчас они у Гриндевальда тёплые. Альбус стоял спиной и не мог посмотреть на Геллерта, но чувствовал, как тот сильно держит его за талию, полностью обхватывая её, чтобы тот не надумал ещё и под машину броситься. Всё же, Дамблдор был в состоянии какого-то аффекта и мог сделать что угодно.
— Избавьте меня от этого чувства… — тихо прошептал Альбус, опуская свою голову. И снова эмоции его захлёстывали. Снова он чувствовал, как ему становится тошно от своей слабости. И совесть разрывала, как и чувство вины. — Я поклялся, что не буду больше сражаться. Я поклялся, что больше никто не пострадает из-за моих действий, а сейчас я узнаю, что дом, в котором мы жили, сгорел, вместе с теми мракоборцами, которые из-за моих заклинаний потеряли сознания. Но в тоже время, я слишком долго медлил. И Ваши люди тоже умерли.
— Смерть всегда идет за нами по пятам. Я не понимаю, почему Вы вините себя. Вы спасли моих людей. По всей моей армии прошел слух об омеге, который столь доблестно сражался на ровне с альфами, что было не допустимо. И который спас многих. Если мы будем считать жертв, то как нам жить дальше? Может считать нужно тех, кто выжил? — руку Гриндевальд не убирал, но все же ослабил хватку, как будто боялся, что заденет ожоги. На самом деле, Дамблдор даже успел и забыть про эту боль.- Пойдемте домой, Альбус. Не хватало, чтобы Вы заболели.
1945
— Я не могу в это поверить, — Джордж был в таком шоке. Он никогда не слышал о том пожаре. В новостях о нём даже не писали. Скорее всего, если хорошо поискать в засекреченных данных, то можно это найти. Одно дело поймать преступников, а другое сжигать их заживо. — И из-за чувства вины Вы хотели себя убить?
— Я не хотел себя убивать. Я знал, что не умру. Мне просто хотелось сбежать. Когда я вернулся домой, то понял, что за ужасные вещи я пытался сделать. И к счастью, Геллерт был рядом, — Дамблдор улыбнулся, проводя пальцами по своей руке, где кожа казалась нормальной, но если приглядеться, то можно увидеть следы от ожогов. — Сжигать омегу заживо... — Альбус даже усмехнулся. — Я не сторонник первобытных мнений, но это было жестоко. Думаю, если бы он выжил, Министерство его бы наградило. И спасибо одному омеге, который излечил мои шрамы. Жаль, что его шрамы я только потревожил.
1927, зима
Вернувшись в дом, в котором они остановились, Дамблдор специально избегал Куини. Знал, что она будет волноваться. Тем более, он весь промок чуть ли не до нитки, хоть дождь и был мелким. Но Альбус не спешил снимать с себя мокрую одежду, ведь Геллерт сказал ему сразу же зайти в кабинет лекаря. Хоть это место юноша и невзлюбил, но воспротивиться не смог.
Но самого лекаря в кабинете не было, как показалось юноше. Там был только Гриндевальд и ещё один мужчина. Они явно о чём-то бурно разговаривали. Точнее, мужчина что-то бурно говорил Геллерту, а тот его и не особо слушал, лишь кратко отвечая. Но они сразу же замолчали, когда заметили в проёме Дамблдора. Незнакомец даже сделал шаг, чтобы увеличить расстояние между ним и Гриндевальдом, а то они находились слишком близко.
— Добрый вечер, мистер Дамблдор. Меня зовут Альфред Вернер. Я врач. И мне бы хотелось осмотреть Ваши ожоги, — Альфред протянул руку Альбусу и тот её слабо пожал, ещё и левой. Правая явно сейчас была не в том состоянии. Но пока Дамблдор не понимал, что происходит. Он даже непонимающе посмотрел на Геллерта, но тот игнорировал этот взгляд. — Я попрошу Вас снять Вашу мокрую одежду. И рубашку тоже, — от этих слов юноша весь сжался, не желая раздеваться перед альфой и перед незнакомым человеком. Но тот все же был врачом, да ещё и омегой. Это волшебник быстро понял.
Указав на место, где мог бы раздеться Альбус, Вернер стал готовиться к осмотру. В небольшом закутке стояла ширма, так что можно было не переживать, что кто-то кроме врача его увидит.
— Мало того, что он получил серьезные ожоги, так ещё ты его решил на улице заморозить. Я не понимаю тебя, Геллерт, ты собрался добить такого юного омегу? — они шептались, а Дамблдору становилось не по себе. Если рассматривать эту ситуацию, то Гриндевальд ни в чем не виноват. Но вот… кем Альфред приходился мужчине? Ведь Альбус никогда не слышал, чтобы кто-то к нему общался столь неофициально. — Вы готовы?
От голоса и приближающихся шагов Дамблдор вздрогнул. Он хотел было что-то ответить, но было поздно, Вернер уже зашел за ширму. Да, Альбус снял уже верхнюю одежду, как и рубашку, но бинты снять он сам не мог. Они покрывали все его тело, начиная с шеи и доходя до самого копчика. И снять самому их было непросто, но медика это ничуть не смутило. Одно заклинание, и бинты стали сами спадать к ногам Дамблдора, особо не причиняя никакую боль.
Благодаря зеркалу, которое стояло прямо перед юношей, он смог разглядеть Альфреда. Столь утонченный омега, который был старше Альбуса, но скорее лет на десять, а может и меньше. У него были короткие, тёмные волосы, но сейчас было сложно сказать до куда они доставали, ведь Вернер завязал их платком перед осмотром. Но что больше потревожило Дамблдора, так это отсутствия какой-либо метки на шее. В высшем обществе это уже было неприемлемо, чтобы омега ходил в таком возрасте и без альфы, но может он просто уже потерял его?
Когда все бинты оказались на полу, Альбус почувствовал себя столь неуютно. Он видел часть своей обожженной кожи в зеркале, и от этого становилось неприятно. Он тут же отвернулся, но от правды было сложно убежать. У него точно останется шрам, который всегда будет напоминать ему о той ошибке, которую он допустил. Ошибке… для него это она и была, а вот для Гриндевальда, к примеру, это была лишь часть истории.
— Вам неплохо заживили часть тканей, благодаря чему и осталась корочка. Скоро все это начнет чесаться и болеть. Я попробую выписать Вам мазь и лично буду следить за Вашим состоянием. Вы же останетесь здесь? — где «здесь»? Для Дамблдора и это было непонятно. Поэтому он и постарался молчать, ожидая ответа от Геллерта. Ведь он должен быть там, где Криденс. Хоть сейчас у него явно больничный.
— Нет. Альбусу придётся поехать вместе со мной, — взгляд у Альфреда будто бы на мгновение изменился, но он постарался продолжать осмотр. — Он всё ещё учитель Криденса. А теперь я не рискну оставлять его одного. А после мы вернемся в Нурменгард, — Гриндевальд медленно подошел к ширме, но не стал за неё заходить. Было видно лишь его тень и только. Но Дамблдору уже становилось неуютно. — Ты можешь поехать с нами, пока ожоги не заживут.
Вернер лишь хмыкнул, рассуждая тихо, как же лучше нанести мазь. А Альбус уже чувствовал себя третьим лишним и не понимал, в чём же было дело. Но он предпочитал молчать и лишь терпеть, пока его спины касаются руки, обтянутые перчатками. Это было не так больно. Больнее будет, когда начнут наносить мазь.
