Легенда о Радуге: сказки по-взрослому

      Спасибо нашей родине за квартиру на первом этаже. Юльча нередко сбегала в ночную самоволку, так что привыкла сигать из окна, притерпелась к удару пяток об отмостку, к крапиве и лопухам. Обратно залезть будет сложнее, но у неё в бурьяне для этого палка с крюком спрятана — подцепить специально оставленный на подоконнике репшнур и вскарабкаться по нему на два с половиной метра до подоконника. Если родаки засекут её очередной ночной квест, то рассердятся, но они уже привычные — не на пустом месте майку с эмблемой ВДВ подарили. Так что самая большая подстава, которую можно ожидать, это телефонный звонок в неподходящий момент, мол, где тебя носит и немедленно брысь домой. Поэтому Юльча перевела смарт в беззвучный режим и спрятала подальше с глаз и от собственной совести.       Ковалёва уже была на месте, и даже почти по-человечески одета — джинсы, кроссовки, толстый шерстяной свитер и поверх него жилетка-безрукавка с капюшоном. Если бы не стразики с блёстками и не обилие розового цвета, было бы вообще нормально.       — Я термос с кофе взяла и сэндвичи, — сказала она. — Мы же не знаем, сколько караулить придётся.       Горячий кофеёк и еда — это хорошо, у Юльчи в рюкзаке болтался только пакетик солёного арахиса да початая бутылка «колы». Стяни б она термос, стоящий на самом виду на кухне, и родаки сразу б догадались, что это неспроста.       Свет в ветеринарке ещё горел — стоило ожидать, что, как в любой порядочной больничке, тут режим работы двадцать четыре-семь и в ночную смену есть как минимум охранник, дежурный хирург и пара-тройка ассистентов.       — Интересно, здесь только один вход? — Ковалёва пристально смотрела на здание, до которого было метров сорок.       — Как же, жди. Наверняка ещё пожарный выход сзади, — Юльча обернулась в сторону остановки, откуда отъехала поздняя маршрутка. — Блин, ну где же Зюньку носит?       — Кого?..       — Да Коржикову… Коржой её вроде как неудобно получается называть. А если «Юлька», то поди пойми, кого окликают. Вот мы и договорились, что я — Юльча, а она — Зю.       — Тогда я — Жюли, — немедленно сказала Ковалёва, продолжая сверлить взглядом здание ветеринарки.       Ну хоть не Джульетта.       Честно говоря, Юльча не думала, что она вообще придёт. От такой зануды только и ждёшь, что она, услышав о вылазке, настучит родакам. Но Дылда поддержала их план сразу и двумя руками.       Вышли они на неё как нефиг делать. На звонок Дылда не ответила, но Коржа знала вконтактовый аккаунт Ритки из их класса, которая за Ковалёвой хвостиком бегает, а у той на страничке, конечно же, нашёлся нужный перепост-другой. Дылда вполне ожидаемо тусила в инстаграме, вела блог о своих с мамкой путешествиях. Рассказывала она интересно, как по-написанному: они с Коржиковой пару роликов прокрутили, про египетские пирамиды и про Вену, прежде чем к ней в приват постучаться. Юльча заодно и линками обменялась. У неё тоже был канал, «Girls can do it!», где она вывешивала видеодневники своих моделек, но только на ютубе. Инстаграмчик — он же для ванилек-тян, а она вроде пока нормальная. А Зю, как оказалось, тусила на Ярмарке Мастеров, а ещё на каком-то тематическом форуме выкладывала уроки по шитью платьев для кукол. Она галерею фоток показала, так Юльча чуть не отпала — на кукол-то плевать, но костюмы выглядели нереально круто.       — Тебе надо белый и чёрный угол для профи-фоток, — заключила она, листая фотографии прямо над суповой тарелкой. — Фанеру тащи, я сделаю.       Как только Ковалёва отозвалась и извинилась за пропущенный звонок, они ей снова набрали, включили громкую связь и разом вывалили всю историю. Правда, сначала расспросили, как чувствуется эта штука, «перенос», и действительно ли Дылда попала в музыкалку. Оказалось, всё по правде, хотя верить в магию до сих пор не хотелось, в инопланетян и то проще. Вот всегда раздражала тупая фэнтезня, громоздящаяся на домашних книжных полках, и дурацкие истории про «палочкой взмахнул — полмира зачаровал». Но, коли называешь себя реалисткой, так будь ей. Если колдунство подтверждено фактом, значит, придётся с ним временно смириться. Вот только у всего должно быть объяснение в учебнике физики! Даже у магии. И фиг Юльча отстанет от Хрупецкого, пока тот не выложит, как на самом деле его фокус-покус с переносом устроен.       …Где-то во дворах загавкала собака.       — Уже на десять минут опаздывает, — недовольно посмотрела на часы Ковалёва. — Может, не придёт?       — Смс-ку кидала, что ждёт маршрутку…       — Это уже вторая уехала, — голосом Дылды можно было продукты замораживать.       — Да ну, расслабься… — начала было Юльча, но тут вдалеке, с Пионерской, послышался топот. Она вгляделась в темноту, в невнятные пятна фонарей. — А, понятно. Кто-то остановкой ошибся.       — Растя-апа, — проворчала Ковалёва.       Топот на мгновение затих, словно Коржа споткнулась, и вдруг усилился. Зюнька вылетела на перекрёсток, вовсю тараща круглые глаза и тыча пальцем во дворы:       — Я Хрупа видела! Там!       Юльча чуть не подскочила:       — Ты его с кошкой не спутала?       — Не-а! Его… уф… спутаешь!..       — Бегом! — Ковалёва схватила их за руки и поволокла к ветеринарке. — Чуть не упустили. Что говорить-то будем?       — Предоставь это мне, — хмыкнула на бегу Юльча. — А с вас поддакивание.       Они ураганом влетели на крыльцо. Дверь в клинику была уже заперта, но на косяке висел звонок домофона. Юльча решительно затрезвонила в холодную кнопку. Замок сразу же запищал в ответ — им открыли без лишних вопросов. Это было или пока хорошо, или сразу очень плохо. Если верить Хрупу, ветеринарка не отремонтирована дальше рецепшена, но вдруг у них на входе во внутренние помещения всё-таки висит камера и девчонки днём запалились?       Хватит трусить. Это челлендж — помочь котокролю вернуть собственность.       Она вдохнула воздух, холодный, как мятная жвачка, и решительно переступила через порог в ярко освещённый холл. Следом Ковалёва втянула оробевшую Коржу. На рецепшене вместо хорошенькой девушки сидел квадратичный дядя в форме частного охранника и вопросительно на них глядел.       — Здрасьте, — сказала Юльча, стараясь не показывать, как на самом деле ей страшно. — Мы сегодня рыбку лечить принесли из школы, вуалехвоста. Ей совсем плохо было, мы волнуемся.       И в ответ услышала совершенно предсказуемое:       — Девочки, вы на часы-то смотрели? Сейчас только срочный приём, а к рыбке с восьми утра приходите. Ваши родители знают, где вас в половину одиннадцатого носит?       Первое правило художественного вранья — по возможности говорить правду:       — Не, не знают. Нам и так достанется. Ну пожа-алуйста!.. — и Юльча сделала глаза Кота-в-Сапогах. Говорят, у неё получалось.       — Позвонить не судьба, что ли, — дядька недовольно взялся за внутренний телефон. — Алло, Иришк. Тут какую-то школоту полуночную принесло, рыбкой в стационаре интересуются. Есть у нас такая? А… Да целых три барышни… Э, то есть две барышни и хулиганка, — он выслушал ответ, положил трубку и сказал: — Сейчас дежурная придёт. Присядьте пока.       Знакомая банкетка. Подпереть подбородок руками. Опять Ира… Та же самая? Хруп вроде сказал, она ведьма, которая всех… типа… зачаровывает, короч. Но ведь внушению можно противостоять! Вопрос, как.       Ковалёва, в отличие от них с Коржой, не села, а вмёрзла в пол перед плакатом про бродячих животных и изучала фотографии. С ней бы посоветоваться, вроде она и впрямь умная, а не только королевишна. Но не на глазах же у дядечки, раньше надо было думать.       Шаги из коридора заставили Юльчу встрепенуться и напрячься. Так и есть. Та же девушка, что и днём — каштановые хвостики по плечам, чёлка клинышком, насмешливые зелёные глаза и в тон им — медицинский халатик, обыденней которого не придумаешь.       — А. Я так и подумала, что это вы, — сказала она, то ли улыбнувшись, то ли поджав губы. — Всё с вашей рыбкой в порядке. А теперь по домам. Быстро-быстро.       Юльча встала и напустила на себя всё тот же скорбно-умоляющий вид:       — А можно её навестить? Ну пожа-алуйста!       — Пожалуйста! — нестройно присоединились девчонки.       Ирочка закатила глаза и звучно выдохнула.       — Нечего, — сказала она. — Посещение закрыто до восьми утра… И вот не надо. Так. На меня. Смотреть!..       — Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!!!       Охранник откровенно смеялся, глядя на их препирательства.       — Да ладно тебе, Иришк. Вы тут спорить будете дольше, чем они посмотрят и уйдут. Бахилы только пусть наденут, — и он шлёпнул на стойку рецепшена пригоршню синих целлофанок.       — Там же стерильность, — возмутилась Ирочка. — У меня там парня только что с операции принесли, куда я этих поведу!..       — Кота того рыжего, из-под такси? Жить будет?       — Куда денется… Шеф его лично собирал по кусочкам, изругался на чём свет стоит. Там не рёбра, а салат. Плюс внутренние ушибы, кровотечения, сотрясение мозга, и всё за «большое спасибо»… Райка ассистировал, только сплюнул. Представляешь, этот гад ему ещё и руку распорол перед наркозом! Бешеный. Хорошо ещё, шефу не досталось, а то как бы он оперировал… — она растерянно оглянулась на девчонок, словно уже успела забыть об их существовании. — Всё, брысь-брысь-брысь по домам.       Юльча повысила градус жалобности, насколько вообще умела:       — Ну пожа-а-а…       — Да своди ты их на минутку, пока никого нового не привезли. Убудет, что ли? А я тебя за это на свиданку позову! — тут Ирочка неприязненно скривилась, но наконец-то не возразила. — Девчонки, давайте резво, пока она не передумала. Куртки только оставьте.       Юльча обменялась взглядами с Ковалёвой, дёрнула бледную Коржу к стойке. Бахилы они натянули очень быстро. Ирка, противная, стояла, сунув руки в карманы халата, и раздражённо ждала. И как она могла раньше нравиться? Гадина же, прям видно!       — Идите за мной. И не галдеть! — велела она вполголоса, как только верхняя одежда оказалась сваленной на банкетку. — Малейший писк, визг, и я вас немедленно выгоню, пока шеф не прибежал выяснять, что за детский сад у нас завёлся. Он-то вас отсюда по домам с полицией выставит.       Спасибо за идею! Теперь Юльча знала, какой резервный вариант применить, если их попросят на выход слишком быстро. Всегда можно ногу подвернуть и рёв поднять. Коржикова за компанию непременно зарыдает, она ж как в том стишке, «Тамара лечит, я реву»… А значит, народ набежит, шум поднимется, все отвлекутся, особенно Питоныч. Что им и нужно.       Интересно, где сейчас Хрупецкий?..       Коридор по-прежнему выглядел новеньким и выкрашенным голубой краской, но Юльча уже придумала, как проверить его на настоящесть.       Папка ей как-то показывал гифку-иллюзию с балериной. Закрываешь глаза, уверяешь себя, что она вращается направо — открываешь глаза, действительно направо. Снова закрываешь глаза, представляешь, что она вращается налево — и она на самом деле начинает крутиться в другую сторону, если хорошо сконцентрируешься. Вот Юльча и решила поступить, как с этой волшебной балериной — закрыла глаза и начала себя убеждать, что стены розовые. Прямо так изо всех сил представила-представила.       Открыла глаза.       И едва не фыркнула. Мало того, что стены сделались такого же тошнильного цвета, как девочковый отдел в «Детском мире», так ещё и… со стразиками!!! У, класс. Так тут всё на этих, на ассоциациях работает? Она снова закрыла глаза. Теперь пусть стенки станут фиолетовыми в оранжевую клеточку!       Они стали. Яркие-яркие, даже в глазах зарябило. Тогда Юльча ещё раз закрыла глаза и очень захотела увидеть и ветеринарку, и ведьму Ирочку такими, какие они есть на самом деле.       Однако на этот раз ничто не изменилось. Стенки остались как были, цвета «вырви глаз». Знакомые каштановые хвостики нависли над кодовым замком, ногти с зелёным маникюром нажали на кнопки… И тогда Юльча — ну не зря же она столько книжек про всякую выдуманную фигню в детстве прочитала! — изо всех сил себя ущипнула. До синяка, так, что чуть слёзы из глаз не брызнули!       И вот это сработало. В коридоре словно выключили проекцию — дорогой кафель мгновенно превратился в коричневые обшарпанные плитки, видавшие, наверное, ещё Ленина. Стены оказались покрыты старой масляной краской, до середины зелёной, а дальше некогда белой, но теперь желтовато-серой. Кое-где она обвалилась вместе со штукатуркой. На потолке ржавели аморфные пятна, которые бывают от лишней сырости. Но зато тут было очень чисто, прям вылизано, как будто десяток Коржиковых тряпкой поработал. И больничный запах никуда не делся.       Противная Ирка как раз обернулась, быстро кивнув на дверь, мол, живо проходите, — и Юльча, по жизни плевавшая на внешность, как свою, так и чужую, чуть не взвыла от зависти: ведьма оказалась намного красивее, чем выглядела под иллюзией! Глазищи ещё больше, кожа прямо светится, ресничищами можно бутылки открывать, а хвостики, и раньше не казавшиеся тощими, теперь сделались объёмнее раза в три и падали до середины бёдер! Но самое главное, их цвет. Юльча даже вообразить не могла, что такое бывает от природы, без краски и без аниме — ядрён ментол, словно кто-то накапал зелёнки во взбитые сливки. Ну, или эта Ирочка совсем гик и красит заодно уж брови с ресницами, причём ежедневно. Но ведь тогда волосы были б как мочалка, не?.. А её помада!.. Юльче вот не покупали ни чёрную, ни синюю, хоть она иногда клянчила — мамка считала, что в двенадцать рано краситься под кибергота, надо хотя бы до четырнадцати дожить. А эта Ирка щеголяла зелёной, как светофор. За-ависть! Одна одежда у неё не изменилась, но даже обыденный медицинский халатик теперь сидел по-другому. Не то чтобы… как это мамка говорит… вызывающе, но ровно так, чтобы пацаны на улице оборачивались и присвистывали. Блин, ну до чего ж клёвая-а-а!.. Даже смутно захотелось стать похожей на это великолепное ментоловое чудовище.       — Чего зависла, проходи, — красавица-ведьма подтолкнула её в коридор.       — Просто у вас волосы классные, — вырвалось у Юльчи. — Тоже такие хочу.       — У тебя не хуже, — усмехнулась Ирочка, слегка дёрнув её за кончик косы. Ну да, она же не догадывается, что Юльча видит её настоящий облик. Девчонкам бы шепнуть на ушко, как обойти колдунство, но ведь заметит, и тогда их затея провалится…       Очень скоро они вошли в стационар. Свет тут был приглушён диммером, но не выключен до конца. Во второй половине, вроде смежной комнаты, было посветлее — кажется, там горела настольная лампа, но толком не разглядеть — дверь-ширма из матового стекла задвинута больше, чем наполовину. Клетки, клетки, клетки… Ньюф покалеченный. Железная коробка для медицинских инструментов на столе, грубо разорванная пачка ампул с надписью «лидокаин», шприц и смятая спиртовая салфетка…       — Райка, — заведя глаза к потолку, громко сказала Ирка и одним махом смела мусор со стола в корзинку.       — Чего сразу Райка? — донеслось из второй половины стационара. — Я вообще обкололся анестетиком и сплю. Два с половиной часа без обезболивающего оперировал, только что руку заштопали. Не конопать мозги.       — Вон ваша рыбка, — Ирка мимоходом ткнула пальцем в угол, где булькал аэратором небольшой аквариум с единственным жильцом, и снова громко продолжила: — А с адреналином намешать не судьба? А выкинуть за собой мусор вообще никак?       — Я ранен в честном бою с буйным рыжим котом, у меня разжижение мозгов, больничный и законный откос от уборки, — с деланым возмущением продолжил тот же высокий юношеский голос. Ирка прошептала что-то про шута горохового. — Льдин, ты не одна, что ль?       — Да, у нас тут поздние гости. Чайку тебе сделать? — из-за ширмы донеслось невнятное «угу», и ведьма не глядя уронила: — Пять минут вам, девчата, ясно? Не шуметь и зверьё не беспокоить. Здесь больничная палата.       Она прошла внутрь. Юльча б с удовольствием сунулась следом, позырить на этого Райку. Имя какое-то девчачье, хотя сейчас как только детей не называют. Но лишнее любопытство — это палево. Надо хоть для приличия притворяться, что они тут из-за вуалехвоста несчастного.       Подтащить трясущуюся Коржикову к аквариуму, постучать по стеклянной стенке. Рыбка уже не пыталась завалиться на бок, просто висела, вяло шевеля плавниками, и на стук не среагировала. Из второй половины стационара доносились тихие неразборчивые голоса, заглушаемые шумом чайника.       — Ты чего такая бледная? — шёпотом спросила Юльча у Коржи. — Струсила?       — Н-н-нет, — заикаясь, отозвалась та. — П-п-просто не п-по себе.       — Не дрейфь. Прорвёмся, — она обернулась на Ковалёву. Та медленно обходила клетки, а потом остановилась у стола и заглянула в стоящую на нём большую переноску.       — Ух ты, — в голосе Дылды зазвенело восхищение. — Ка-акой кун!       — Кто? — слабым шёпотом спросила Коржикова.       — Мейн-кун. Порода кошачья.       — Девчат, — донеслось из второй половины стационара, — я же просила не лезть. Сейчас выгоню. Кота не трогайте, он в любой миг может выйти из наркоза. Кошки в такие моменты совсем невменяемые. Порвёт вас, как Райку, а мне отвечай.       — Я честно не трогаю, я просто посмотрела! Извините, пожалуйста! — тут же воскликнула Дылда умильным голоском, совершенно для неё неожиданным.       Мейн-кун. Юльча любила больших котиков и про эту породу слыхала. А ещё — сколько сто́ят эти няшечки с кисточками на ушах, и что по улицам они не слоняются, чтобы вот так запросто под такси попасть. Она на цыпочках подкралась к переноске. Ковалёва отодвинулась, давая ей заглянуть внутрь.       Кот оказался матово-рыжим, лишь с намёком на полоски по лапам и морде, да ещё уши потемней, почти коричневые. Тяжёлые лапищи — в левой капельница, — моська кирпичом, небольшие близко посаженные глаза, длинные бакенбарды, мощный загривок… Красавец, если бы не бинты, намотанные толстым слоем вокруг израненного тела, и не запах крови и лекарств. И не пиканье электронной коробки, прицепленной рядом на штангу вроде вешалки – пульс, ещё что-то, тут же и флакон капельницы, как он там правильно называется…       Бедный котяра. Как же его угораздило? В форточку, что ли, слинял? Хозяева с ума сойдут его разыскивать.       — А чего он в переноске? — Юльча всё-таки всунулась в другую половину стационара, но таинственный Райка сидел за стеллажом, и от него были видны только длинные тощие ноги в джинсах и серых пижонских кроссовках.       — Потому что, если ему станет хуже, придётся его быстро тащить обратно в операционную, — сказали эти ноги томным, почти предобморочным голосом. Слишком ненатурально. И этому нравится играть в смертельно больного Карлсона? Что папка, что Заливахин, что этот Райка… Все мальчишки одинаковые, и маленькие, и большие. — Не на руках же. Гадёныш агрессивный и безмозглый, опять кого-нибудь придётся штопать, а его ловить. А у него всё внутри на кетгуте и честном слове висит, как бы не помер. — На левое колено легла рука, замотанная не меньшим слоем бинтов и ваты, чем пострадавший кот. — Льдинка, что за детишек ты притащила?       — Школьный «гринпис» с инспекцией пришёл, вуалехвоста проведать, — фыркнула ведьма, наливая кипяток в огромную кружку с изображением счастливого клевера. — А то вдруг мы из него уху сварили.       — А «гринпис» на часы смотрел?       Юльча закатила глаза и убралась обратно. Все взрослые на один лад скроены. Какое им дело, в конце-то концов? Давно ли сами были школьниками, уже забыли, каково это — в ночные самоволки бегать?       — Пст, — донеслось со стороны Ковалёвой. Она всё ещё стояла у переноски, страшно таращила глаза и делала им с Коржиковой отчаянные жесты, стараясь подозвать и при этом не привлечь внимание бдительной Ирочки. Юльча тут же подкралась. Коржа, на подгибающихся ногах, тоже.       — Прислушайтесь, — одними губами вымолвила Дылда.       Они наклонились над переноской.       Сначала Юльча ничего не уловила, даже дыхания — кошки, они ж редко сопят вслух, даже спящие. Но потом ей почудилось бормотание, постепенно складывающееся в слова:       — Крепость… предупредить… Велимир… Крылья…       Они ошарашенно переглянулись — вот вам и мейн-кун. Чё предпринять-то?! Это ж говорящий кот, а значит, он оттуда же, откуда Хрупецкий. И вовсе не домашняя зверушка. Юльчу осенило — по ходу, он такой же не в меру самодеятельный, как котокроль, но чуть менее осторожный. Загремел под машину, а добрый таксист по незнанию притащил его прямо в лапы к врагам. У таксистов же поверье — собьёшь животное и не поможешь, так в следующий раз это человек будет. Во не свезло котяре!       — Он же спит?.. — прошептала Коржа, снова побледнев.       — Когда наркоз на исходе, пациенты, как правило, бредят, — с умным видом сказала Ковалёва. Да, блин, разве это сейчас важно?       — Чё делать будем? — Юльча была готова хватать переноску и тащить отсюда побыстрее, но умом понимала, что зверь… ну ладно, верзверь не в том виде, чтобы пережить транспортировку. Как там сказал этот Райка, внутри всё на швах и честном слове? И вот куда его нести, если он после тяжёлой операции, электроникой обвешан, а в лапе у него капельница…       Кот приоткрыл мутные глаза. Несколько секунд одурманенно на них троих глядел. Потом попытался приподнять голову.       — Лежи, — шепнула Ковалёва. — Мы придумаем, как тебя вытащить, когда тебе станет получше.       — Де… ти…       Точно, говорящий! Не послышалось. Значит, он тоже инопланетянин? А тогда чего на мейн-куна похож? Или это снова магия-шмагия? Вот досада, что не можешь, оказывается, всё видеть так, как оно есть!!!       — Потом… будет… поздно… — сбивчиво зашептал кот. — Лун… ный… свет… Мне… нужна… луна…       Блин, ночь пасмурная, как назло.       — Помо… гите… мне…       Они снова растерянно переглянулись.       — Кгхм, — выразительный кашель Ирочки заставил их дружно выпрямиться и обернуться. — Я же велела не соваться.       Упс. А она засекла, что котяра с ними говорил, или?.. Стоп! Хрупецкий рассказывал, что не все слышат его речь и видят в истинном облике! Может, и на кота это распространяется? А, врать так врать.       — Да мы ничего, — Юльча спрятала руки за спину, скрестив пальцы на удачу. — Просто он мурлычет так тихонечко… И на настоящего куна позырить интересно.       — Отошли от клетки, и на выход, — очень жёстко и совсем не мило скомандовала Ирка.       И Юльча сделала то, что давно было нужно, — пребольно, с вывертом, ущипнула девчонок!       — Кукушкина, обалдела?! — завопила Коржа на всю ветеринарку. Бухнул басом привставший водолаз, заверещала какая-то собачка карманной породы, засуетились остальные обитатели стационара, в соседней комнате заорали попугаи. Если б не звериный гвалт, то наверняка стало бы слышно, как звенят стёкла.       Зато Ковалёва вообще никак не прореагировала на щипок — стояла, остолбенело вытаращившись на Ирочку. И в душе у Юльчи продудели победные фанфары.       — Фига-ак, — голос Дылды полностью соответствовал ошеломлённому виду. — А вы каким шампунем голову моете?       Ирка, противная, на мгновение смешалась, даже на полшага отступила. Прям видно было, как у неё под ментоловыми волосами мысли прыгают и складываются, что иллюзия не работает и надо что-то делать. И тогда Юльча решилась. В конце концов, в городе есть ещё одна ветеринарка, можно быстро перебросить котяру туда. И, схватив со стола железную коробку, она швырнула её в ведьму:       — Жюли! Капельница!!!       Следом за коробкой со шприцами полетел стул. Ирка среагировать не успела — она только-только отбила первый пас, а тут второй, — и, не удержав равновесие, с маху села на пол со стулом в обнимку. Больше швырять было нечего, если только бесполезную Коржу с её фирменной звуковой атакой, но шум и гам и без того поднялся такой, что больше ничего и не надо. Ковалёва подпрыгнула, как на баскетболе, сорвала со стойки электронную коробку так резко, что даже шнур из розетки вылетел, цапнула тяжёлую переноску и бросилась на выход. Коржикова, с визгом, за ней. Юльча последней, пока ведьма не опомнилась и не запулила в них каким-нибудь файрболом, или чем там настоящим ведьмам пулять положено. Судя по грохоту за спиной, Ирка вскочила, но неловко, тут же снова споткнулась о стул.       Хлобысь дверью! Может, это хоть на секунду её задержит. Блин, там же на входе дядька-охранник! Да ладно, авось не успеет среагировать, а там они на улице в кусты, и досвидос! В крайнем случае, можно броситься ему под ноги, вместо стула. Лишь бы Дылде дать убежать и, по возможности, Корже… Да что эта белка рыжая опять визжит, как резаный порось?! Всю клинику на уши поставили, всех, кто тут есть! Хрупецкий, твой шанс. Только попробуй не найти, что ищешь!       Не успели они отмотать и половины расстояния до выхода в холл, как мимо Юльчиного уха что-то зелёное пронеслось. Узкое такое, быстрое, как пуля. И — бац в дверь! Тут-то они и подбежали, но зелёное уже расползалось во все стороны, закрывая кодовый замок. Да это ж клевер! Самый натуральный, какого на пустырях полно, только длинный, как лиана! И на глазах растёт, всю дверь заплёл за несколько секунд. Юльча дёрнула шевелящийся побег там, где ещё секунду назад была ручка, но не тут-то было: стебли оказались прочными, как хорошая леска, моментально завились вокруг запястий, поползли выше, на ходу расцветая бледно-розовыми головками. Ой, блин, больно-то как стянули!.. Тут не захочешь, а завопишь не хуже Коржи. Только вопль не помог, клевер продолжил обвиваться вокруг рук, полез к горлу. Юльча обернулась через плечо: гадина Ирка стояла у входа в стационар, и руки у неё светились, как лампочки, а клевер-мутант рос прямо из этого сияния, забивая коридор. Ковалёва бросилась было к другой двери, но та оказалась заперта — а в следующий миг клевер поймал её за ногу, дёрнул обратно. Коржикову, оказывается, заплело уже до пояса, и она только жалобно ревела.       — Идиотки малолетние, — сухо бросила Ирка. — Райка, живо сюда!       — У… у… у неё… хлюп! Во-о-о-олосы зелё-о-оные! — прорыдала Коржа. Ну наконец-то прозрела. Только удовлетворения Юльча не почувствовала, один гнев от того, что ничего не получилось. И кота не спасли, и сами запалились. Дуры. Вот так, ждёшь громов и молний, а тебя… Носом в клумбу.       Без предупреждения открылась дверь, самая презентабельная в этом обшарпанном коридоре.       — Что здесь проис-сходит? — спросил смутно знакомый голос.       Питоныч.       А вот он, между прочим, как человеком был, так и остался, только что волосы не такими зализанными выглядели. Стоял в дверях, у самой границы колышащихся побегов, грыз дужку очков, смотрел на них, близоруко прищурясь — и всё равно сумел взглядом окатить, как аккумуляторной кислотой, аж ноги ослабли. Вот теперь-то и захотелось подальше отсюда оказаться, и лучше всего дома, с головой под одеялом. Просил же Хрупецкий не лезть! Знал, о чём говорил!       — Да вот, — с мрачной иронией сказала Ирка, — похоже, агентура противника. Не думала, что Кинтс докатится до того, чтобы использовать землян-малолеток.       — Это вы его выпустили? — каждым словом Питоныча можно было сваи забивать.       — Кого? — хлопнула глазами Юльча, притворяясь ромашкой-непонимашкой, но дура Коржа всё испортила:       — Не-ет! — ну неужели сама не понимает, что это всё равно что сказать «да»?       — Значит, вы. Где Кинтс?       Тут и Ковалёва всхлипнула. Надо ж, королевишна рассопливилась! Юльча в жизни её в слезах не видала. Придётся всё брать в свои руки. Ну не убьют же их, правда?       …А вдруг убьют?..       Ой, нет, не думать об этом, а то точно расклеишься. Врать так, чтобы каждое слово было правдой.       — Да понятия не имеем! — выпалила Юльча в лицо Питонычу. Лучше уж злиться, чем реветь. — Сожрал мои сушки и слинял, как асфальт после зимы!       И действительно, где котокроль, можно только предполагать. Сушки слопал? Слопал. Убежал из гаража? Убежал. Докажите, что она врёт!       — Да вернётся он, куда денется, — из стационара вышел тощий парень. Прям вылитая Ирка, только мужского пола и на полголовы выше. Такие же ядрён-ментоловые волосы, такая же чёлка клинышком, такие же большие наглые глаза. Брат и сестра, даже спрашивать не надо, «Ксерокс была их фамилия»… — От кристалла далеко не уйдёт. Какой там радиус, вы говорили, максимум в город? Прочешем после полуночи, как земляне спать лягут, — он, ловко перешагивая через струящиеся клеверные плети, направился к Ковалёвой. — Малявки, вы чего, совсем угробить кота решили? Давай-ка его сюда…       Переноска зашипела. Ковалёва прижала её к груди, попыталась загородить собой. Райка — ну а кто ещё это мог быть, — протянул ладонь, но силой клетку пока не отнимал. Наверное, одной рукой неудобно, левая-то у него как плеть висела, вся в бинтах.       — Всех троих — под стирание памяти, — сухо отчеканил Питоныч. — А вам — вычет из жалованья за посторонних в стационаре в неурочное время.       Клевер, державший Юльчу, на мгновение сжал её так, что искры из глаз посыпались и дыхание перехватило. Стирание памяти… Ой, мама. Ма-ама! Того гляди, сама заревёшь следом за двумя другими.       — Вы… вы плохие! — вдруг выпалила Ковалёва. Открыла, блин, Америку. — А плохие всегда проигрывают!       Питоныч поджал губы:       — Юная леди…       Закончить фразу не получилось: в комнате за его спиной неожиданно раздался страшный грохот, словно кто-то уронил большой железный шкаф. Питоныч обернулся — и, разом потеряв солидный вид главного злодея, выпалил:       — Кинтс-с-с-с!!!       Светлая молния метнулась между его ног в коридор, сиганула через клеверные заросли, в мгновение ока оказалась на голове у Коржиковой. Та заверещала так, что уши заложило, хотя, казалось, и раньше рыдала не тихо.       Хрупецкий, белый, сияющий Хрупецкий с такими же белыми сияющими крылышками за спиной плавно, словно на ниточках, поднялся в воздух над трясущимися хвостиками Коржи. На его шее жарко блестела золотая цепь, но подробнее разглядеть не получилось — что-то слепящее до слёз, как электрическая лампочка без плафона, горело на его груди.       — Ну, хоть блох вытурил, - он по-кошачьи передёрнул шкуркой и обвёл недовольным взглядом их троих. — Так и знал, что влезете.       И вспыхнул оглушительно яркий свет.       А потом его сменила тьма.