Легенда о Радуге: сказки по-взрослому

      Ну и вкусные здесь яблоки, на Радужной планете! По чесноку, не яблоки, конечно, фиолетовых яблок не бывает, просто немножко похожи формой и размером. А на вкус — супермелба с запахом земляники! Зю, пока никто не видел, сунула одно в сумочку, для мамули. Тимке ещё страшно давать инопланетные фрукты, вдруг его диатезом обсыпет. Но, будь её воля, она бы ящик этой фиолетовой вкуснятины отсюда унесла и поэкспериментировала с джемом и шарлоткой.       Впрочем, остальные угощения оказались не хуже. Горы ягод и фруктов. Что-то вроде разваренных зёрен кукурузы, только бежево-серых и с фундучину каждое, а на вкус похожих на молодой горох (Ковалёва надменно заявила, что на каштаны). Испечённые на лучинках хлебные шарики, которые надо было макать в мёд (Ковалёва опять выпендрилась, назвала их «поп-кейки», как будто вкусняшка — это попа). Травяной чай, такой ароматный, что лучше всякого морса. Напиток, внешне похожий на обрат, но со вкусом кешью. В общем, объедаловка, пальчики оближешь! А она, оказывается, здорово проголодалась за время пути, поэтому с удовольствием всё перепробовала, нарочно проигнорировав предложенную Дылдой таблетку антигистаминного. Кукушкина тоже уплетала за обе щеки без никаких лекарств. Известно, здоровые организмы дурью под названием «аллергия» не маются. Больше на солнышке надо гулять и свежим воздухом дышать, вот и не придётся нормальные продукты заедать химией.       Зал, в котором они расположились, конечно, потрясал до глубины души: мало того, что огромный, как городской вокзал, так ещё и весь в витражах, по шесть гигантских арок-окон с каждой стороны от центрального прохода, да ещё один в торце, в стилизованных ирисах. Кстати, неплохо бы заиметь платьице с таким принтом… Под витражом, на небольшом возвышении, стояло кресло, вполне пригодное для человека, а по бокам от него полукругом лежали расшитые золотыми узорами подушечки, по шесть с каждой стороны. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чьё сиденье и для кого подушки — Зю вот сразу поняла, что это трон феи и места для старейшин.       Их с девчонками устроили прямо посередине зала. Добрые верзвери натащили шелковистых ковров, таких же узорчатых, как витражи, подушек — целую гору! — принесли низкий широкий столик и уставили яствами. Правда, с умыванием получился облом. Кукушкина, как водится, грубо пошутила, что тут по-кошкиному живут, языками после еды вылизываются. Считает себя остроумной, что ли? Но у Ковалёвой в запасе нашлись влажные салфетки. Хоть и початая пачка, а всё лучше, чем ничего. Вот сразу видно, кто тут девочка-девочка, а кто пацанка-разбойница. У Кукушкиной, небось, по карманам и платка носового не сыщешь, одни гайки да отвёртки.       В общем, им троим дали поесть и отдохнуть. Хрупчик и старейшина Арлео, который сначала так недружелюбно его встретил и отругал, сидели рядом и беседовали о каких-то местных делах, причём котик-кролик — кто бы сомневался! — под разговор общипывал ветку голубых ягод, по виду отдалённо напоминающих смородину-переросток. Зю уже успела их попробовать, но на фоне остальных фруктов они ей не понравились. Слишком пресные какие-то, жирные и несладкие. Почти как авокадо, только с кислинкой.       Упрятав яблочко, Зю покосилась на беседующих верзверей. Ох и старейшина здесь! На вид вроде той же породы, что и Нарума — жёлтая почти-собачка, — только, в отличие от врачихи, голова у дедушки Арлео как у сеттера, возомнившего себя Гэндальфом и обросшего на радостях длинной седой бородой. У него даже шляпа была, только не синяя и большая, а маленькая и красная, формой похожая на перевёрнутый стакан. Такие в книжках по истории моды «мурмолками» называются. А ещё дедушка Арлео на палку опирается, когда ходит — кстати, только на задних лапах. Принципиально, что ли?       Может, и нехорошо едва знакомого старенького зверика «дедушкой» называть, но оно само получилось. Старейшина так напустился на бедного Хрупчика за отлучку с Радужной планеты, прямо как её дедуля, когда сердится. Бедный Хруп аж сжался, слова не мог вставить в своё оправдание! И тогда Зю поняла, что нужно сделать, вышла вперёд и сказала как можно виноватее:       — Дедушка, пожалуйста, не сердитесь. Он нам и Партинсу жизни спас.       На самом деле, она совсем не привыкла лезть первой, это больше в характере Кукушкиной, но уж очень получалось несправедливо. Хрупчик-то хороший, а на него с порога набросились.       Как ни странно, вмешательство пошло на пользу: старейшина смягчился, прекратил кричать и угрожающе трясти клюкой, наконец-то позволив котику-кролику рассказать всё как было. А они с девчонками подтвердили рассказ.       Дедушку новости очень сильно огорчили. Он помрачнел и заметил, что всё вышло по его словам, но что именно, не уточнил — и Хрупчик тоже, только вздохнул и взгляд отвёл. Тут-то его снова и отругали, что он втянул их троих в историю, и котик-кролик клятвенно пообещал вернуть их с девчонками домой до утра, как только немного восстановит силы. Это обнадёжило, а то Зю уже начала беспокоиться. Во-первых, не хотелось волновать мамулю, а во-вторых, её пугал сам факт другой планеты. На такие приключения в мультиках интересно смотреть, а когда сама загремела, так лучше ещё раз перенос пережить, чем вляпываться глубже чем по макушку.       Где находится чужой мир, Зю понятия не имела. Из всех звёзд она знала только Полярную, а из созвездий — Большую Медведицу и Кассиопею, которые сложно не запомнить. Куда интереснее, чем все эти небесные тонкости, считать падающие звёздочки и загадывать желания. Ну, в детстве ещё было занятно в папулин бинокль на Луну смотреть. Так что где эта Бетельбезе (или как её там, Зю уже забыла) находится, без разницы, главное, с утра дома быть и за ночную прогулку чтоб не нагорело.       Хотя, конечно, тут очень красиво. Действительно, по-настоященски радужная планета — вся сияющая и разноцветная. Если бы ещё не укачало во время переноса… Ну вот почему девчонки ни в одном глазу, а она, как самая рыжая, наизнанку вывернулась? Это просто нечестно!       Зю расстроенно впилась зубами в очередное яблоко, хотя в неё уже не лезло. Все везучие, одна она такая. Потому с ней и не дружится никто. А эти две крутышки тем более не станут. Кому она нужна — рыжая дочка училки, всего боится, постоянно плачет, а теперь ещё и весь холм обтошнила на глазах у одноклассниц. Она ж не виноватая, что у неё в детстве было два отита, теперь она и на велосипеде удержаться не может, не то что в транспорте ездить или на качелях качаться! У неё даже от высоты голова кружится. Вот и сейчас, стоит только представить, на каком этаже они отдыхают, если по-земному пересчитать, так сразу начинается шум в ушах. А Ковалёва с Кукушкиной словно дома расселись, ничто их не берёт. Небось ещё и в классе раззвонят, как она на карачках ползала по лужайке и прощалась с ужином…       — …а где остальные старейшины? — слух зацепился за разговор Хрупчика с дедушкой Арлео, потому что невозможно было самокопаться дальше и не зареветь от жалости к себе. Зю устала огорчаться, поэтому ей срочно требовалось переключиться на что-то ещё. А чужой разговор — неплохой вариант, тем более что у дедушки сделался сразу очень мрачный вид, прямо как тогда, когда он услышал о Велимире.       — В устье Серины видели сразу трёх безли́ков, Кинтс. Ты же понимаешь, что без Рыцаря и без тебя нам такой силе нечего противопоставить, кроме волшебства совета двенадцати. Вот Дубс, — ух ты, какое смешное имя, — всех быстро сагитировал, и они туда ушли. Я бы с ними, но ты же знаешь — какой толк от дряхлеющего старика. Я уже не то что заклинание сплести, я уже скоро свою бороду расчесать не смогу…       — Не говорите так, старейшина, вы ещё крепкий, — нарочно-бодро отозвался Хрупчик, но вот Зю в его утверждение совершенно не поверила. По чесноку, дедушка-то еле ходит.       — А кто такие «безлики»? — с набитым ртом спросила Кукушкина.       — Драконов знаешь? — ответил Хруп. — Так вот, это в сто раз хуже. Или в двести.       От такого даже холодно сделалось. Зю не заныла «хочу домой» только потому, что рот был полон фиолетовым яблоком, и слова в нём завязли. Но ей ещё больше захотелось назад, на Землю.       Ковалёва тем временем шевелила губами, оглядывая зал, словно что-то говорила сама себе. И потом спросила:       — Простите, пожалуйста… Вы сказали, «совет двенадцати». И здесь двенадцать сюжетных витражей. Это как-то связано? Просто на нашей планете «двенадцать» — сакральное число…       Какое число?.. Вечно эта задавака непонятными словами сыплет. Не может не похвастаться знаниями, что ли? Но Зю опять промолчала. И потом, ей тоже стало интересно.       — Не то чтобы связано, молодая дама, — ответил дедушка Арлео, поглаживая бороду. Он их «молодыми дамами» называл, по-взрослому, и это прямо так приятно было, хоть красней. — Но число Великой Гармонии у нас тоже в почёте. Оттого и двенадцать старейшин, и двенадцать пророчеств, на изображения которых вы обратили внимание.       Теперь уже и Зю попристальней взглянула на витражи. Почему раньше ей не бросилось в глаза, что на каждом из рисунков есть человечки? И… Ой. На разных витражах определённое их количество — или один, или три, или четыре, и они непременно идут по очереди! Когда фигурка одна, то она в белом и совсем-совсем человечная. А когда фигурок больше, они обязательно раскрашенные, каждая в свой цвет, и почему-то в зверячьих костюмах, прямо как «Герои в масках».       …И цвета тоже не просто так. Если персонажей трое, то непременно синий, красный и жёлтый. Если четверо, то оранжевый, зелёный, голубой и фиолетовый… А если совместить, то это радуга? Ой! Им же на уроках рисования объясняли, что из синего, красного и жёлтого можно получить все остальные цвета! Значит, основные и смешанные? Такое разделение? А один человечек — все цвета радуги разом, оттого и белый! Зю внутренне возликовала, разгадав хитрую загадку.       — Ага, — странным голосом сказала Кукушкина. — И двенадцать тысяч лет назад тут катастрофа была. Не говорите, что это совпадение.       — Вот как раз это — совпадение, — свысока ответил Хруп. Кукушкина ему тут же кулак показала.       — Кинтс, — остановил его дедушка Арлео, укоризненно покачав головой. — Я понимаю, что ты сам не рад, взяв человеков с собой, но раз уж так получилось, то незачем говорить им заведомую неправду. Видите ли, молодые дамы, это традиция — в память о катастрофе у нас каждое тысячелетие прибавляется по старейшине.       — Сколько же лет вашему политическому строю? — охнула Ковалёва.       Хруп показал ей язык, весь измазанный жёлтой ягодной мякотью. Дедушка Арлео дал ему подзатыльник и по-стариковски задумчиво вздохнул:       — Он у нас не менялся. Иногда случались бунты, но зачинщик сурово за это расплачивался.       — Казнили, да? — нахмурилась Ковалёва.       Дедушка потряс лапкой, словно отрицая её слова, и ответил:       — Нет, молодая дама. У нас свои законы и правила, не такие, как у прочих выходцев с Голубой Прародины. Но иногда смерть милосерднее жизни.       — Может, о чём-нибудь другом поговорим? — резко вмешался Хруп, бросив странный взгляд на дедушку Арлео. — Ну, я не знаю, о празднике урожая? Или вы про ваши праздники расскажете?       Ну уж нет. Слишком явно Хрупчик завредничал, только Зю так тоже умела, ещё похуже некоторых белых-пушистых. И вообще, не хватало тут про «оливье», мандарины и Снегурочку языком молоть.       — А я хочу про витражи, — заявила она, чувствуя, что прозвучало это капризно. — Почему тут человечки, а не звери? И почему они во все цвета радуги раскрашены?       — Потому что вы в Рыцарском зале, а это Рыцари, — ответил дедушка Арлео. Помолчал, покосился на недовольного Хрупчика и продолжил: — Иногда талисман выбирает себе… ну, что-то вроде помощников, чаще всего из пришлых. Наверное, — он печально усмехнулся, — чтобы у нас не было возможности на них давить. Мы называем этих помощников Рыцарями Радуги. Они — хранители мира и порядка во всей галактике, поэтому их везде глубоко уважают.       — Но и ответственность это налагает огромную, — Хруп отвалился на подушку, но лопать не перестал. И выражение мордочки у него сделалось на редкость противным, словно он, вопреки словам дедушки Арлео, был не слишком высокого мнения о Рыцарях. — Им за каждое слово, за каждое решение приходится отдуваться. Стыдно вспомнить, чем Ирискин блицкриг закончился, — и он дёрнул задней лапой в сторону одного из витражей. — Хотя король сам зарвался. Было бы у меня право, я б ему собственными лапами затрещин надавал. Но я же не мог встревать, пока вопрос не касался непосредственно талисмана. А Ирис должна была думать, что творит. На то у неё и голова, а не чтобы причёску носить.       — Кинтс — хранитель талисмана, — нахмурился дедушка Арлео. — И порой позволяет себе, гм, довольно резкие высказывания. Извините его, молодые дамы.       Зю разглядывала витраж. Вот странно, как только она начала к нему приглядываться очень пристально, он вдруг стал оживать. Так с комиксами бывает, но тут всё как-то по-настоящему выглядело, словно кино из разноцветных стёклышек. Не иначе, магия…       Вот внизу витража приземлился космический корабль, похожий на волшебный цветок. Из него вышла девушка с голубыми, как у Мальвины, волосами и в облегающей одежде — наверное, космонавт. И под ногами у неё — ирисы всех цветов радуги. А вот она тянет руки к камню в золотой оправе размером, наверное, с колесо грузовика, а тот сияет в ответ. Вот, выше, эта же девушка, но уже в платье, белом — нет, едва уловимо разноцветном. Она стоит, опустив глаза, окружённая чем-то вроде колышущегося бескрайнего тумана, состоящего из лап, которые протягиваются к ней, но не хищно, а умоляюще. И вот эта же девушка, сияя всеми цветами радуги, протягивает руку к огромному белому змею в короне. Он такой страшный — встреть бы Зю его вживую, умерла бы, наверное. Она даже ящериц боялась. А Мальвина ничуть не смущена, и вся её поза словно говорит: «Идём, я помогу тебе!» — но змей подался назад, словно отшатнулся в отказе, и его тело, чем дальше от головы, тем больше перебивается чёрными трещинами и разламывается на куски, словно рассыпающаяся на глазах статуя.       — Пророчество о падении королей, — буркнул Хрупчик, перехватив её взгляд. — Самый первый Рыцарь Синего луча оставил двенадцать предсказаний о будущих Рыцарях. Ирис на десятое пришлась.       — Ты что-нибудь о ней узнал? — спохватился дедушка Арлео.       — Ничего толкового, — Хрупчик явно рассердился, у него даже шерсть на загривке приподнялась. — Я уже сто раз тебе говорил, при каких условиях могу пользоваться силой талисмана — ещё раз повторить?! — он перевернулся на округлившееся пузо, поднялся на лапы, встряхнулся и почти крикнул. — Только если Рыцарей нет!       — Ты ещё говорил, что полная тьма отрезает Рыцаря от талисмана, и это равносильно его… гм, исчезновению, — спокойно возразил дедушка Арлео, ничуть не испугавшись разозлившегося Хрупа.       — Поражаюсь твоей способности на неё надеяться даже после вашей ссоры насмерть, — слегка остыл тот. — Ладно, если тебя утешит, то клумбу я не нашёл, — Хрупчик остро взглянул на них троих, ничего толком не понимающих в разговоре, и тоже спохватился: — Извините, девочки. При вас этот разговор заводить не следовало. И пожалуйста, не задавайте больше вопросов на больную тему. Давайте о чём-нибудь поприятнее поговорим.       А что тут спрашивать, разве что про клумбу. Он же сам в гараже упоминал, что Ирис встретилась с колдуном из зверячьей поликлиники. Значит, она или в заточении, или… Ой-ой-ой.       А может, эта фея-рыцарь всё-таки на Земле спрятана? Они б могли помочь верзверикам её найти. Страшно, конечно. Особенно как подумаешь, что снова встретишь тех двоих, с газоном на голове. Вот где жуть-то! Но если тихонечко… Осторожненько… Разведать, узнать…       — А тогда можно я спрошу? — подняла руку Кукушкина, как в школе. — Почему везде рыцари по одному, по три, по четыре, а вон в том углу их семеро?       Зю и туда посмотрела. Семь фигур стояли, обнявшись. Перед ними лежал разбитый кристалл, а всё изображение пронзали чёрные расширяющиеся молнии-трещины.       Вид у Хрупчика, забравшегося обратно в подушки, сделался настолько ироничным, что Зю себя почувствовала севшей в муравейник:       — Нашла, что получше спросить… Двенадцатое пророчество гласит, что, когда соберутся все семеро, талисман будет разрушен и вырвется зло, которое нам планету чуть не разворотило в древности. И завершит дело. Как ты там выразилась, «совсем армагеддец»?       — Одно радует, — мягко встрял дедушка Арлео, — у нас только-только десятое исполнилось, так что пока любая беда не такая уж и беда.       Зю заодно изучила и витраж, переливавшийся посередине между страшным, со змеюкой, и ужасным, со всеобщим разрушением.       Пёстрые стёклышки изображали трёх человечков — конечно же, в звериных костюмах, — на фоне голубого круга. Зю узнала только птицу, двое других были то ли рыбками, то ли в Гекко перекрашенного играли. Чуть выше все трое, соединив силы, лупили разноцветными лучами по наседающему на них тёмному облаку, а там, где лучи скрещивались, горела ярко-белая звёздочка. В общем, как обычно, сражения и опасности, всё безрадостно. Но третья картинка, выше всех, Зю немножко обнадёжила. Там пугающий мрак разрывало в клочки белым светом, а в центре сияла фигура с переливчатыми крыльями, прямо как у ангела. Такой больше ни на одном витраже не было.       — Это кто? — спросила Зю, ткнув пальцем в ангела. Да, нехорошо так показывать, но верзверики всё равно не в курсе земных приличий.       — А здесь никто не знает, — Хруп чавкнул очередной ягодой. Прямо за уши его оттаскать хотелось из-за издевательского тона! — Якобы у предпоследних Рыцарей должен быть тайный союзник. Наверное, это он. Можешь у мастеров спросить, которые витраж делали.       — Короче, Сэйлормен, — съязвила Кукушкина. — Лунная призма, в бой!       Верзвери на неё посмотрели. Похоже, на этот раз она сморозила что-то очень не то.       — Это какая-то шутка с Голубой Прародины, — сухо пояснил Хруп дедушке Арлео. — Юльча, только не надо пускаться в объяснения, уже достаточно. Вы устали, все трое. И на Земле сейчас глубокая ночь. Мне нужно ещё часа два, чтобы восстановиться — может, поспите?       — Ну уж нет, — сказали они почти хором.       И в этот момент в приоткрытую дверь зала всунулась знакомая голова птички-страусёнка.       — Старейшина Арлео…       — Да, Луумис?       — Партинсу лучше. Нарума привела его. Можно?..       — Конечно, — кивнул дедушка. Зю была ему очень благодарна за то, что он не сказал взрослым голосом, мол, милые девочки, это всё не ваши дела, отчаливайте-ка погулять по замку. А вот Хруп, похоже, опять хотел завредничать, но покосился на старшего и смирился.       Луумис и миленькая врачиха, которую прямо руки чесались погладить, ввели рыжего кота, держась к нему как можно ближе. Как выяснилось, не случайно — котик пошатывался, и они то и дело подставляли ему плечо. Он был ещё очень слаб, несмотря на то, что повязки с него исчезли, а сбритая во время операции шерсть уже наполовину отросла. Чудеса в решете!.. Ковалёва приподнялась, чтобы помочь, но Хруп поставил ей лапу на колено:       — Сиди. Уважай местные традиции. Партинс не из тех, кого девочки на руках носят.       Прозвучало… двусмысленно.       — Уши оторву, все четыре, — задыхающимся голосом пообещал кот, прекрасно это услышавший. Дохромал до ковров и растянулся на них, тяжело дыша.       — Я залечила раны, — устало-печальным голосом сказала собачка, — но ничего не могу сделать с… этим, — и она указала на спину Партинса. — И не знаю, сколько времени осталось до того, как начнут прогрессировать безмолвие и угасание разума. Поэтому мы не можем ждать, пока он полностью восстановится.       Дедушка Арлео кивнул, погладил бороду.       — Присаживайся и поешь, Нарума. Ты потратила много сил. И ты, Луумис, тоже. Партинс?..       — Да к новолунию эту еду, — сказал кот таким голосом, что Зю даже не засомневалась — это ругательство. — Велимир скрывается на Голубой Прародине и перенимает запретное волшебство эльфов. Это они научили его забирать наши крылья. Я не знаю, что там дальше с ними делают, но точно что-то делают, и после этого жертвы заболевают безмолвием. А если потерявший крылья присягает Велимиру, тот их возвращает, как он сам сказал, слегка видоизменёнными, но тогда болезнь не начинается.       — Мне он ничего такого не предлагал, — заметил Хруп.       — У него к тебе особый счёт, — фыркнул Партинс, как чихнул. — А мне он сразу всё это изложил, прямо перед тем, как за исцеление браться. Ну, я его помощничку по руке и смазал в ответ — до гада не дотянуться было… Тут они крылья и отняли. Как поленом по затылку! Вырубился и ничего дальше не помню, пока эти котята меня не нашли. Только вот ещё что. Я ж за Велимировым домом девять суток наблюдал, все окошки проглядел. Тебя, Кинтс, видел, всё думал, как вытащить. Уж прости, что не вышло: как Велимир отлучался, так двойняшки там болтались, то один, то другая… Так вот, у Велимира в комнате портал спрятан, в большом шкафу. И через него старейшина Бершайн сегодня туда приходил, — врачиха так и ахнула, страусёнок поперхнулся ягодкой. — Я как увидел, к окну сразу — слов не разобрать, а вот вели они себя по-дружески. Я так и смекнул, что к чему, дёрнул в лесок, где у меня лабиринт для перемещений был заготовлен — тут и попал под человеческую повозку. А… где все остальные-то?       — Дубс, — замогильным голосом сказал Хрупчик.       Воцарилась тишина. Зю, конечно, сразу вспомнила это имя, уж очень оно смешное. Но почему все молчат, как на похоронах, и какое отношение этот таинственный Дубс имеет к рассказу?       — Следует ожидать худшего. Совета Двенадцати больше нет, — заключил наконец дедушка Арлео.       — Стакнулся с гадом, предатель, — прорвало страусёнка. — Надо было ожидать!..       Ничего не понятно.       Дедушка и собачка-врачиха как-то очень странно друг на друга посмотрели. Словно бы недружески. А ведь только что всё по-другому было!..       — Кто ещё из вашей партии на его стороне? — глухо спросил дедушка Арлео.       — Начните тогда уж с меня, — возмутилась собачка. — Мне как, сразу узелок собирать и в сторону Ночи идти? Или мы всё-таки продолжим друг другу доверять? Среди пострадавших есть и наши, а среди тех, кто теперь поддерживает Велимира, наверняка и ваши найдутся! — она язвительно подбоченилась. — Почти любого можно запугать или подкупить. Не все такие крепкие жёлуди, как Партинс.       — Нарума права, — заметил Хруп. — Вы не в той ситуации, чтобы ссориться. В Крепости был предатель. Ирис пропала. Волшебников, защищающих талисман, не осталось. Если вы начнёте друг друга подозревать и скандалить, вам конец.       — Нам? — выразительно поглядела на него врачиха.       — Вам. Мне-то что, я хранитель талисмана и в нейтралитете. Не имею права чинить препятствий кандидатам в самоубийцы. Хочет Велимир ещё раз по лбу радугой получить, пусть сунется, — над Хрупчиком только таблички с надписью «сарказм» не хватало. — Он уже сколько раз пытался Рыцарем стать? Я вам скажу — шесть. И каждый раз его заворачивало. Но дурак же, всё думает, по какой кривой объехать, чтобы силу получить…       Про что-то непонятное и по-взрослому скучное они заговорили. У Зю даже глаза слипаться начали, она и зевнула. Ковалёва её локтем подтолкнула, мол, не спи. Вот кто во все уши слушал, зануде эти тайны мадридского двора зашли по полной. А ей неинтересно. Да и Кукушкиной тоже: вон, уже на подушку пристроилась, подремать с другой стороны от Ковалёвой, и бормочет, чтоб разбудили, когда закончат ругаться.       — От Кинтса действительно проку не будет, — Партинс тяжело поднял голову. — Старейшина, это важно: Велимир говорил, что у него уже есть оружие против нас, и что теперь Крепость долго не протянет. И ещё, гад, улыбался так мерзко!.. Эх, я до него не дотянулся, — вздохнул он с досадой. — Глотку бы перегрыз.       — Маньяк, — Кинтс по-кошачьи потянулся. — Арлео, я у себя. Девчонок тут оставьте, пусть поспят. Отсюда до талисмана гораздо ближе, чем из жилых башен — я человеков через два часа заберу. Ругайтесь где-нибудь… на нейтральной территории, а не у её кресла, пожалуйста. Она этого не любила… — он поднялся на лапки. — Что решите, потом мне скажете.       И — только белый хвост мелькнул.       Зю протёрла глаза, приткнулась головой у острой коленки Ковалёвой. Спать хотелось неимоверно. Даже если верзверики ругаться будут, их писклявые игрушечные голоса такие… дремо-о-отные…       — …да вставайте же вы! Ну, сони, не добудишься!       Что-то горячее, мокрое и шершавое, вроде свежевымытой тёрки, прошлось по уху, и Зю поняла, что не в первый раз.       — Кусать вас, что ли?!       — Куда вставать, ночь на дворе, — сонно пробормотала Кукушкина где-то совсем рядом.       — Вот именно!       Теперь Зю узнала голос Партинса и сообразила, что ухо у неё облизано. Кот снова колюче прошёлся языком, на этот раз по виску. Фу…       — Ну же, котята! Подъём!       Ох и темень. Зю тяжело села и зевнула во весь рот:       — Что за пожар-то?       В зале было темно. Витражные окна едва различались, лишь слабо проступая серыми пятнами, и даже из холла свет не падал. Не сразу она поняла, что темнота слишком плотная для ночи, словно разлилась прямо в воздухе чёрной водой.       Завозилась Ковалёва.       — Ночь как ночь, — проворчала она.       — Здесь не бывает ночи, — ответил Патринс так тяжело, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Это колдовской мрак. Велимир близко.       Сон как рукой сняло. Вот так и знала, что они влопаются ещё хуже! Надо было на пакетик мармеладок спорить!       — Почему не светится талисман? — голос у Ковалёвой отчётливо задрожал. А Зю так вообще от её вопроса онемела. Она как раз вспомнила, насколько не любит оставаться в темноте, а в такой глухой себя чувствуешь вовсе жутенько. Сразу захотелось зарыться в подушки и ковры и сделаться маленькой-маленькой, как мышка.       — Свет — это единственное уязвимое место талисмана. Если погрузить его во тьму, он теряет силу. Ну вот, гад сначала тучи нагнал, пока все спорили и ругались, а потом… потом кокон из мрака свил и теперь его стягивает. Чувствуете в воздухе?       — Так, — судя по голосу, Кукушкина стряхнула всякий сон и была готова действовать. — Я правильно понимаю, что в темноте эта штука совсем не фурычит и мы застряли на вашей планете?       — Народ за огнём побежал на поварню. Попробуют его подсветить, если успеют.       — А лампочки какие-нибудь? Свечки? — быстро спросила Ковалёва.       — Что?.. — не понял Партинс. — Ах, светильники… Они нам не нужны, тут же всегда утро и свет до самых подвалов доходит.       — Ну капец защитились, — выдала Кукушкина. — Девчонки, фонарики в мобилах!       — Аккумуляторы разряжены, я проверяла, — голос Ковалёвой по-прежнему дрожал.       — Точняк, капец. Так! — шорох, словно Кукушкина вскочила на ноги и зашарила по карманам. Потом что-то чиркнуло, и во мраке загорелся показавшийся слишком ярким огонёк, на миг их всех ослепивший и вновь потухший. Зажигалка? — Работает! Правда, газа маловато. Партинс, где талисман?       У неё даже зажигалки по карманам валяются! А крокодилы там не ползают?       — Давайте за мной, котята. К дверям, — позвал их Партинс. — Талисман в зале напротив.       Зю поднялась на ноги — но только потому, что одной в такой темнотище было ещё страшнее, даже если во все ковры завернуться. Пошарила вслепую вокруг себя, пока не уцепилась за чей-то рукав, судя по тихому испуганному вскрику, Ковалёвой.       — Ну ни фига не видно, — пожаловалась Кукушкина. Вот кто точно не боялся темноты ни капельки!       — Идите на голос, — Партинс, похоже, двинулся к дверям. — А я вам одно пророчество расскажу.       — Одиннадцатое? — Зю даже сама не поняла, как это у неё получилось выговорить такое длинное слово и не запнуться, хотя зуб на зуб уже от страха не попадал.       — А, так вы знаете?..       — Нам его пересказали, — Ковалёва крепко стиснула её запястье. И хотя она-то зубами не клацала, но тоже дрожала, по руке чувствовалось.       — Тогда слушайте, котята, — бесплотный пушистый голос манил за собой, почти шептал, медленно и таинственно, пока они, спотыкаясь, брели по невидимому полу сквозь глухой мрак, сначала прямо, потом куда-то вверх.       — Отвергнута дружба, в забвенье добро,       И снова сверкает когтей серебро,       Война на пороге, заклятья гремят,       Вражда с недоверьем у власти стоят.       Но вера сильнее обмана и зла,       И зависти угли сгорают дотла,       Три друга из мира небес голубых       Найдут исполненье желаний своих,       А чтоб не попасться в обманов капкан,       Им Призмою тайный союзник был дан.       Сквозь тёмные земли лежит долгий путь,       Но души удастся из плена вернуть.       Немало препятствий трёх Рыцарей ждёт,       Их тайный союзник решенье найдёт:       В обиженном сердце пробудит он свет…       — …а Кинтс не откажется щас от котлет, — знакомо пропищала темнота где-то впереди, перебив стихотворение. — Ты зачем их сюда притащил, Партинс? Совсем без головы?       — Так это же про них! На Прародине небо-то голубое, и их трое, и…       — Тебе назвать точное число планет в космосе, где небо тоже голубое? — ох уж эти Хрупчиковы издёвки, но сейчас Зю была с ним полностью согласна. Ещё не хватало в пророчество влопаться, и так уже сыта по горло! — Эй, вы. Теперь понимаете, почему я говорил, что вы даже не подруги? Девочки, которые столько лет знакомы и при том не знают настоящие имена друг друга. Просто… одноклассницы. Вам не победить Велимира, силёнок не хватит.       Впереди чиркнула зажигалка. Зю прищурилась: каким ярким ни показался с непривычки рыже-голубой огонёк, а всё же его не хватило для того, чтобы хоть сколько-то разогнать колдовской мрак, высветился лишь небольшой кусок помещения — низкая каменная тумба, на ней лежит огромное золотое колесо, всё в узорах, и из него, как тесто из кастрюльки, горбом поднимается прозрачный камень, похожий на гигантскую стразину. И, как в настоящей стразе, в нём дрожат и переливаются многажды отражённые радужные огоньки. Вот и верь после этого картинкам — на витраже талисман выглядел совсем иначе, какой-то игрушечкой. А этот… Этот был взаправдашним.       Хруп лежал прямо на вершине камня в самой что ни на есть человеческой позе — подперев лапками подбородок. Его фиолетовые раскосые глазищи, ставшие в темноте совсем черносливовыми, смотрели странно и загадочно, даже мурашки по телу побежали. Сейчас это был не миленький котик-кролик, а таинственное и чуждое существо с другой планеты, и крылья за его спиной, ещё недавно выглядевшие плюшевыми, казались воплощением грозных сил, которые он берёг для своих волшебных воителей. Как вот это можно было столько времени принимать за говорящего игрушечного зайку?! Он же… пугает!       — А мы в Рыцари и не набиваемся, — Кукушкина была само хладнокровие. Преображение Хрупа её нисколько не тронуло. — Так, подсветить пришли, пока остальные огонь принесут.       — Дрова рано или поздно кончатся, — уронил Партинс. — Под стенами наверняка уже армия стоит.       — Стоит, — согласился Хруп. — Восемнадцать тысяч. А гарнизон Крепости — всего две.       Руки похолодели от самой простой мысли — тут же всех перебьют. Зю не разбиралась в военных штуках, это ведь для мальчишек, но сейчас даже не засомневалась, что будет с защитниками, когда сюда ворвутся враги. И, кстати, с ними тремя тоже. Уж теперь-то злой колдун их точно в живых не оставит.       Почему эти взрослые вечно не могут решить свои проблемы без кровопролития?!       Отблески от зажигалки продолжали дробиться и таять в волшебном камне. Показалось или нет, что в самой глубине они медленно сливаются в слабо сияющий комок?       — Ну же, — без улыбки сказал Хруп, — я всё ещё могу переправить вас домой, девочки. Света вполне достаточно. Как будто ничего не было. И никаких последствий.       Вернуться домой из этого кошмара!..       …Милая врачиха с цветочком за ухом. Рыжий кот, едва держащийся на лапах, с глазами такими синими, словно их краской накрасили. Смешная птичка с золотым хохолком. Дедушка Арлео — строгий, но добрый и гостеприимный… Их всех… убьют?       …Если не случится чудо.       Никогда ещё Зю не было так жутко, словно она оказалась в сошедшем с рельсов вагоне или в падающем самолёте. Какой-то идиот сказал: «Не ждите чудес, создавайте их сами». Он хоть на миг задумывался, чего могут стоить настоящие чудеса?!       — А давайте дружить? — вдруг сказала Ковалёва несмело и протянула руку вперёд, куда-то между ней и Кукушкиной. — Я так не могу, чтобы взять и бросить всех в беде.       — Ну даёшь, королева, — Кукушкина хлопнула её по ладони свободной рукой. — От тебя я такого вообще не ожидала. А ты, оказывается, ничего девчонка, уважаю, — она перевела взгляд на Зю. — Коржа, ты с нами?       — Зюнь?..       Они обе на неё смотрели — Кукушкина открыто и честно, Ковалёва робко и смущённо. И Партинс смотрел. И Хруп.       Если она согласится, это может пробудить талисман, и тогда придётся сражаться со вселенскими негодяями и спасать Радужную планету, и каждое слово, каждое действие будет налагать слишком большую ответственность. А Зю хорошо знала, какой неприятной бывает эта «ответственность».       Но, если она согласится, у неё… наверное… появятся друзья. Настоящие, о которых столько раз мечталось. С которыми всё пополам, и печеньки, и печальки. Которые не бросят и не предадут. Которые не станут насмехаться перед всем классом, дразнить и обижать, заявляя, что это такая дружба.       Ну вот опять губы дрожат и глаза на мокром месте! Даже двух слогов связать не получается… И Зю вместо ответа положила руку на сплетённые ладони.       Сияние в талисмане запульсировало в точности как бьющееся сердце.       Чихнула, выплюнув искры, и внезапно погасла зажигалка.       И в тот миг, когда Зю уже решила, что ничего не получилось, яркий-яркий свет, похожий на разноцветное варенье, вылился из камня и вошёл в них троих.