Легенда о Радуге: сказки по-взрослому

      Город падает на тебя, как ударная волна — оглушает вспышками зазывных иллюзий, яростным водоворотом пешеходов и транспорта, бешеным сплетением языков и наречий, вонью разогретой толпы и дешёвых забегаловок. Он швыряет тебя, как в паучье гнездо, в запутанные многоярусные улицы, над которыми стоит вечная ночь глубокого космоса, засасывает трясиной безвременья, перемалывает в муку и заставляет прыгать выше головы.       Синее, оранжевое, зелёное, багровое. Сладкое, солёное, горькое, пряное. Высокое, низкое, текучее, быстрое. Яркое, тусклое, контрастное. И даже если вырос в этой безумной мельнице, привычка к её сумасшедшему разнообразию никогда не выработается. Рай медленно выдохнул, готовясь к знакомому удару по всем органам чувств. И переступил через грань портала, соединяющего лабиринт-между-мирами и Галактион.       Срываться домой сразу после того, как тебя искупали в осенней речке маленькие мерзкие Рыцарята, неприятно, а прогреваться на ходу кофейком вместо горячей ванны бесполезно. Нос уже хлюпает, простуда не за горами. Но тут без вариантов — мастерская прислала уведомление, что заказ готов, а на этот случай Вель дал совершенно конкретные распоряжения. Вот и пришлось козырнуть: «Да, шеф!», схватить термос, лабиринтовый компас и гнать на самокате за заказанной экипировкой. Кстати, удобное изобретение это двухколёсное помело с рулём, зря Вель носом крутит. Подумаешь, статус — кому он известен? Зато экологично и компактно, и сокращает время, потраченное на дорогу.       Рай чихнул и тут же получил тычок в спину:       — Чего застыл, лживый язык, проходи!       Ах, да. Сзади в очереди семейка баггейнов поджимает, и кто ж ещё может так нагло хамить незнакомцу. Но унижаться до площадной брани или драки Рай не стал, только ласково улыбнулся через плечо и показал проклинающие «рожки».       Эмигранты. Прут в город, словно он резиновый. Тут не золотые горы на халяву, и это понимать надо, прежде чем переезжать. Если баггейнское хамло быстро не научится вести себя повежливее, то кончит улыбкой на горле или сгниёт в периферийных коридорах раньше, чем найдёт приличное место. А его семья с голоду перемрёт или сбежит туда, откуда притащилась. Нищеброды.       Сложив самокат, Рай двинул к ближайшей свободной будке таможни и регистрации — они длинным рядом перекрывали въезд на проспект, отбрасывая на рифлёный металл мостовой медовые блики. Нудная процедура, но без неё никак. Все ресурсы в Галактионе или выловленные в открытом космосе, а значит, радиоактивные и требующие сложной очистки, или привозные с планет. И то, и это недёшево, приходится денежки платить. И лучше не увиливать от налогов, а то как засечёт дежурный бехолдер, так сразу — арест, некислый штраф и месяц общественных работ. И это для горожан! У приезжих и на ресурсы, и на штрафы другие расценки, совсем другие…       Свободной рукой Рай пригладил растрепавшуюся от быстрой езды шевелюру и толкнул низкую дверцу будки. Хоть дома можно без маскировки разгуливать, а то каштановая масть бесит почти так же сильно, как земной псевдоним «Раймонд». Скорее бы в Энск проникла столичная мода на разноцветные волосы, тогда можно будет не тратить силы на контроль иллюзии и быть, так сказать, «в тренде». Вот Льдинке просто с волшбой, колдует как дышит. А у него с этим посложнее дела обстоят, даже родовая магия клевера не даётся. Почти всё по готовым рецептам приходится делать, вплоть до таких простых чар, как отвод глаз — судьба большинства жителей галактики.       Привычная обворожительная улыбка. За регистрационной стойкой голем, и ему наплевать на любые гримасы, но выглядит-то он как симпатичная блондиночка-пикси, почему бы и не порисоваться. Когда с волшбой прокол, надо её чем-то компенсировать…       — Здравствуйте, господин, — хрустальный голосок голема под стать обворожительному облику. Жаль, не полюбезничаешь. — Будьте добры, назовите своё полное имя и подтвердите городской статус, если он у вас есть.       — Ра́йен Ше́мрок Трифо́лия, — придавая улыбке максимум ослепительности, представился он и приложил к считывателю ладонь для опознания ауры. — Гражданин Свободного Галактиона, район регистрации — Железные кварталы, кислородный класс четыре, водный класс три, экологический класс три.       — Статус подтверждён, — на восковом лице застыла нейтральная улыбка госслужащего, вполне естественная — но голема выдавали пустые стеклянные глаза, не выражавшие абсолютно ничего. — Вы отсутствовали полтора месяца. Налоговых задолженностей нет. Неоплаченных штрафов нет, — конечно, нет. Кому охота иметь проблемы с властями? Тут за паршивый грош ремней из спины нарежут. — Двенадцать извещений в городском почтовом ящике. Четыре предложения от юридических служб об оказании услуг, — проклятый спам. — Имеется ли у вас транспортное средство?       — Портативное механическое, нулевого класса экологической и волшебной опасности, — оттарабанил Рай. — Не зарегистрировано.       Не Земля. Тут даже на скейт надо получать дорожный жетон.       Голем приподнялся над стойкой:       — Предъявите, пожалуйста.       Рай, так и быть, разложил самокат обратно и ногой его покатал. В транспортных вопросах лучше не жульничать. Мускульная тяга — это повышенное потребление кислорода, а значит, и налог выше.       — Средняя скорость?       — Около двадцати вёрст в час, — уведомил Рай.       На стойке звякнул дорожный жетон-пропуск:       — Транспортное средство зарегистрировано. Вы можете им пользоваться на полосах для тихоходного транспорта, господин. Убедительная просьба не использовать его в пешеходных зонах, — голем беззвучно задвинулся обратно. — Вы поставлены на стандартный городской тариф. В случае прибытия вашего корабля тариф будет уменьшен, — ещё бы, «Клевер» фильтрует кислород в городские запасники и вообще много общественно-полезного делает, не каждый владелец торгового судна станет так разоряться. — Если у вас есть запрещённые на территории Галактиона вещества, предметы или артефакты, пожалуйста, сдайте их на хранение. Список справа от вас. Благодарим за понимание.       — Запрещённого нет, — если, конечно, список не переменили и не внесли в него кофе. С другой стороны, предупреждение — почти проформа, своих специально шмонать не станут. А вот если попадёшься на попытке сбыть контрабанду или на использовании примитивного огнестрела без наговора, там другой разговор. Только Рай пока ни разу не попался.       — Добро пожаловать в Галактион, Райен Шемрок Трифолия.       Медленно, даже помпезно, открылась дверь, ведущая в город. Рай подмигнул голему:       — Спасибо, красавица! — и шагнул наружу, неся самокат на весу.       Галактион вторично ударил по органам чувств оживлённым проспектом, зажатым с обеих сторон многоярусной пешеходной зоной и зданиями купеческих контор. Сложно ждать тишины и покоя от Серебряных кварталов — деловой центр всё-таки. И врата, связывающие город с лабиринтом-между-мирами, к сожалению, тоже тут расположены. До родных окраин ещё добраться надо, но пользоваться общественным транспортом Рай не собирался. Охота была толкаться на траволаторе, на вечно перегруженном третьем ярусе, которым предписано пользоваться горожанам среднего статуса и достатка. Это в Железных кварталах семейка Трифолия считается зажиточной — ещё бы, целый клипер в частной собственности, — но на деле доход не так велик, чтобы выбиться куда-нибудь повыше дна. Коммерсанты из них, бойцов, липовые: торговая жилка от родителей передалась, но не развита. И в официальные наёмники не берут: уж такая карта от судьбы выпала, чтоб их с Льдинкой кровный враг приходился братом Гайфо́ну Дрейгу — главе гильдии наёмников. Не, Гайфон и сам старшего братца недолюбливает, благо поводов тот даёт предостаточно. Но и к ним, Трифолиям, особых симпатий не питает. Дал при всех издевательское слово, что возьмёт, если они справятся с тремя безнадёжными делами, от которых гильдийные головорезы откажутся. А потом на ухо добавил: «Ну, Рай, ты же понимаешь, Га́рбо мне всё-таки брат, а ты — даже не сват. Я, конечно, не выношу его жирную рожу, но кровь есть кровь».       Они с Льдинкой зла на Гайфона не держали. Он не был бы драколеном, если бы не просчитывал абсолютно все выгоды и риски. Кровь есть кровь, а семейка Трифолия – всего лишь бывшие рабы-гладиаторы его братца, проблемные и наглые, не самое ценное приобретение. И даже личный клипер это не уравновешивает. Это им гильдия нужна, как кислород - ведь она даёт шанс неплохо подняться. Непыльная и высокооплачиваемая работёнка, плюс полное техническое и материальное обеспечение на законных основаниях, а не подпольные торговцы оружием, «чёрные» верфи и сомнительные заказы. Известно же, порядочный ствол, продаваемый из-под полы, стоит как звездолёт, а звездолёт даже на «белой» верфи влетает в копеечку: копеечка здесь, копеечка там, бац, а где финансы-то?       Потому они с сеструхой в Веля и вцепились — безнадёжное дело с высокой оплатой, пусть даже не в деньгах. Рай совершенно честно дал наводку на официалов Гайфона, но те Велю ожидаемо отказали. Это Льдинка — лопушок развесистый, все мозги в тире простреляла и только через полгода догадалась о сущности талисмана, а вот он сразу всё понял. Честно? Несложно было. Что ещё такого ценного верзвери на своей планете охраняют, чтобы Гайфон лапами замахал и заорал «не-не-не» на весь Галактион… Вот сам так же б заорал, если б не необходимость.       Стратегическая задача — отбить Призму и короновать Веля — была на деле посложнее, чем представлялась, но и намного веселее. Рай сам не знал, каких чудес ждал от потаенной планеты верзверей, но на деле она, со всеми своими витражными замками, немыслимыми пейзажами и неиссякаемыми залежами волшебного кристалена, оказалась гигантским хутором с деревенским мышлением и деревенскими же разборками на кулачках. У верзверей даже бабло не в ходу, сплошной бартер — я тебе пирожок, ты мне булочку, и все довольны. Велю объяснять пришлось, что такое деньги, для чего они нужны и как работают, его до сих пор удивляет, что в галактике можно вытащить драгоценный камешек из кармана, и сразу к нему жадные ручонки со всех сторон тянутся. А верзвери только лапками недоуменно разводят — у них этого добра под ногами валяется столько, что хоть на удобрения перемалывай. Зато за красивую картину или хорошую музыку этих камешков отвалят столько, что звездолёт не увезёт. Всё у этих верзверей не по-людски, хотя Льдинка, похоже, начала потихоньку разбираться с их магией и школой волшбы. Не на пустом же месте они с Велем закляшку сварганили, чтобы крылья забирать. Рай знал, что на самом деле лежит в её основе, и ему это ой как не нравилось, но одновременно радовало, что Вель сам всё делает, не впутывает сеструху в чёрные дела глубже, чем она и так утонула.       Рай наконец-то добрался до выхода на проезжую часть и приложил жетон к считывателю. Тот сухо бибикнул. Улучив просвет между разномастными средствами передвижения, Рай кое-как вклинился в поток и покатил по шоссе, стараясь не слишком разгоняться. Не Энск с его недавно переложенными тротуарами - налетишь на кривой стык металлической мостовой, костей не соберёшь.       Не, с шефом им повезло. Кто б мог подумать, что неуверенный в себе скромняга может за два года отрастить такие зубы, чтоб развязать гражданскую войну планетарного масштаба? За такой короткий срок обзавестись надёжным плацдармом, подготовить и организовать заварушку, и у них с сеструхой во всём этом далеко не последняя роль — утритесь, мордовороты Гайфона! Жаль, конечно, эффект неожиданности из-за Рыцарят тю-тю, но проиграть битву — не проиграть войну. Они только начали, и соплявки с Земли вряд ли это понимают.       Честно? Рай ничего плохого к Рыцарям не чувствовал. Как и хорошего. Ну есть они и есть, пусть их Призма тащит в поход против вселенского зла. Вель, по натуре слишком драматичный и нервный, в жизни не потянет на этот почётный титул — ему здравого цинизма не хватит. А значит, не против него талисман Рыцарей выставил. Кинтс-то, понятно, постарается натравить девчушек на шефа, а верзверьё из Крепости тем более. Но малявкам, небось, головы не на фабриках пришивали? Думать вроде умеют. Рай вообще предпочёл бы по широкой дуге обходить Рыцарят и спокойно заниматься госпереворотом. Все подсчёты на пальцах, у кого больше прав хранить талисман Радуги, у старейшин Крепости или у Веля, равно как и морально-этические аспекты этого спора, его не волновали, пока ему платили за работу. Да и Рыцарятам должно быть безразлично — кто б посмел встать между ними и их Призмой… Мешает только, что малявок в местечковую свару втравливают, тогда как у них другие цели и задачи. И Рай совсем не хотел знать, какие, или, хуже того, влопаться в них по уши. Потому что там, где Рыцари, там древнее волшебство, кризисы вселенского масштаба и взрывающиеся галактики — разбегайся кто успел, а кто не успел, сам виноват. То ли верзвери плохо сказки знают, то ли возомнили о себе невесть что, но добром их мелочная возня не закончится.       Короче, ничего личного. Даже несмотря на холодное купание и прогрессирующую простуду. Рай просто выполняет распоряжения шефа. Это работа. За опыт и солидную зарплату.       Но всё равно — маленькие мерзкие Рыцарята.       Рай свернул с напряжённого проспекта на боковые улицы, затхлые и петляющие, как старая верёвка, всё чаще ныряющие в тоннели-переходники. Около некоторых горели яркие табло, ведущие обратный отсчёт до закрытия, а пару раз пришлось даже катить в объезд перекрытого проезда. Ничего удивительного. Галактион вырос из космической станции времён Древних войн, это бывший пункт распределения беженцев, проделавший долгий и тернистый путь от поселения нелегалов и пиратского притона до цивилизованного города, признанного одним из основных галактических Неблагих дворов. На протяжении тысячелетий к нему безо всякого плана приваривали списанные звездолёты, заброшенные орбитальные верфи и прочий космолом, пока не получилось не пойми что — то ли воронье гнездо-переросток, то ли мега-шматок застывшего термоклея, окутанный защитным магнитным полем и увенчанный сияющим куполом Центра. Пафосно назвали эту груду металла Галактионом, а через пару тысячелетий прицепили помпезный титул «Свободный», оттого что королей тут сроду не водилось и законы сформировались на основе пиратского кодекса. Город растёт и растёт, как плесень в заброшенной вентиляции — местные продолжают стаскивать подходящий космолом и его обживать. Если бы основным объёмом Галактиона не являлся вакуум, он уже весил бы что твой планетоид. А так — масса невелика, и гравитация тут искусственная. Зато населения больше миллиарда. Пустоты между звеньями станции традиционно затыкают швартующимися звездолётами и используют их трюмы в качестве улиц. Открывать сквозной проход и тем более проезд для посторонних никакое судно, конечно, не обязано, но за это вкусного пряничка дают — скидки на ремонт и расходняк, пониженный эко-налог экипажу, плюс не приходится оплачивать швартовочный док… Поэтому местные капитаны, особенно кто вынужден задержаться в городе, непременно встраиваются в уличную сеть, а при определившейся дате отправления зажигают табло по обе стороны прохода с обратным отсчётом до старта. Для невнимательных и неосторожных, застрявших после взлёта на чужой посудине, два традиционных пути — или вылететь за борт без скафандра, или пахать за жратву и воздушек до конца рейса, на сколько бы он ни растянулся. В самом лучшем случае такого бедолагу могут на полдороге пересадить на подвернувшийся борт, шлёпающий в Галактион, но тут тоже никаких гарантий, что попадёшь домой, а не загремишь в рабство на ближайшем причале. Честно? Космос — недобренькое место, тут никто никого не жалеет, если не связан кровными или семейными узами.       Зато эти узы — как стальной ошейник. Сдохнешь, не вырвешься.       Рай скрипнул зубами, сворачивая в знакомый переулок. Не одному Гайфону Дрейгу сложно с роднёй. Не то чтобы навестить старину Барру плохо, даже напротив, хорошо — но куда деться от навязчивого чувства, будто ты в чём-то перед ним виноват? То ли из-за того, что не смог его защитить, то ли из-за подвешенной ситуации с Льдинкой, кто знает. Но придётся в очередной раз перешагнуть через невнятный осадочек и, натянув улыбку пошире, с шиком подкатить к низкому и широко раскрытому входу родной оружейной мастерской, над которой сияет затейливая вывеска «Э́лги и Ко» — крылатый щит, кинжалы, пистолеты, геральдические ленты и драконы, всё заковыристо и перекручено, как любимое мороженое Льдинки, которое продают в Энске у вокзала.       Честно? Наглядевшись на Землю, Рай уже не смог отделаться от ощущения, что входит в человеческий гараж. Уж больно проём похож и по ширине, и по высоте, и освещение желтовато-мягкое, словно лампочка электрическая где-то над входом спряталась, хотя это обыкновенный игнис — летучий светильник — горит.       За чистой, но насквозь пропахшей оружейной смазкой и холодным железом приёмкой стояла тишина — не бухал пресс, не подвывал токарный станок, не стучало и не гремело, зато пахло едой и болтовнёй. Похоже, Рай попал в перерыв.       — Ба-атюшки, кто пожаловал! — раздалось из-за стойки. — Матушки родные, это ж Клеверушки собственной персоной! Спасай карманы, мужики!       — Привет, Кочерга, — широко улыбнулся Рай клерку-гобелину, по-быстрому заливающему в рот супчик из дешёвого концентрата. — Тоже рад тебя видеть. Только не Клеверушки, а пол-Клеверушки… Барра у себя?       — Дык, ёлы. Заказ ваш готов.       — Знаю, он прислал уведомление, — Рай вытащил из кармана ветровки крылатый конверт и помахал перед коричневым горбатым носом Кочерги.       — А чё припёрся в обед? И сестрёнку где посеял?       — Где посеял, там пожну, — оскалился Рай.       — Дуй к Барре, шулер, — хохотнул Кочерга, отводя полку стойки, чтобы пропустить его в мастерскую. Круглые глаза его весело поблёскивали из-под сальной чёрной чёлки. — Я пока сертификаты подготовлю. Платишь налом, безналом или бартером?       — Заказ шефа, так что бартером. Посчитай по кристаленовому курсу и не жуль смотри.       — Это как не жулить? — загоготал Кочерга. — Это что ж я за торгаш, если не обжулю? Моё дело — прибыль для компании, — он громко защёлкал костяшками абака, не отрываясь от супа и косясь на список курсов, приклеенный изнутри стойки. — А твоё дело — платить за заказ. Всё, топай к Барре да поторопись, а то Элги сегодня собрался нагрянуть после обеда. Он посторонних в рабочей зоне, ты ж знаешь, не выносит. А сертификаты будут в лучшем виде.       Скряга, жадоба, но весёлый шутник. Будет ходить в обносках и жрать самый дешёвый концентрат, но выгоды для мастерской не упустит и ни гроша из кассы не умыкнёт. Потому Кочергу, наверное, здесь и терпят, несмотря на типично гобелинскую неопрятность. А может, потому, что все записи он ведёт заковыристыми шифрами и без него никто не разберётся в финансах и заказах мастерской.       Рай расщедрился на ещё одну улыбочку — как известно, улыбка не приносит убытка, — и просочился за стойку, к внутренней двери.       Запахи цеха ударили в нос, стоило переступить порог, и никаким обедам их никогда не вытеснить — калёный металл, пиленый металл, расплавленный металл, электропечи, припой, масло, шамот… И, конечно, концентрированная волшба, пахнущая самой смертью. Вот Льдинка волшбу видит и ощущает кожей, а Рай её чует. У него вообще нюх что надо — не верзверский, конечно, но есть чем гордиться. И сейчас нос подсказал, что Барру надо искать не в кучке жующих подмастерий и даже не около беседующих мастеров, а в своём рабочем углу. Не то чтобы он необщительный — просто ему трудно оттуда выгребаться из-за таких пустяков, как перерыв. И вообще, это в его манере — жевать и одновременно жужжать гравёром.       Помахав мальчишкам-подмастерьям и обменявшись рукопожатиями с оружейниками, Рай прошёл в знакомый закуток и в ярком свете игнисов увидел вихрастую макушку и оттопырившиеся из-за ремня гогглов большие острые уши. И конечно, несмотря на перерыв, здесь свистело жало гравировальной машинки, вырезая по оружейным деталям тончайшие волшебные узоры.       Рай собрался с силами, натянул фирменную улыбку, сделал шаг вперёд и громко сказал:       — Привет, шурин!       Барра распрямился, поднял гогглы и развернул инвалидное кресло.       …Дружное трио, с самого первого дня знакомства. Идеальное. Ангус — созидающая ипостась волшбы, Кайден — разрушающая и Ли — исцеляющая. Барра, неуёмный творец; Льдинка, неукротимый боец; и он, Рай — тот, кто клеит пластыри на царапины и мило извиняется перед окружающими за этих двоих. Самый гармоничный альянс для волшебников, лучше представить невозможно. Всегда вместе, всё на троих. А потом наступил день Дани, который их едва не разделил.       Есть Свет, есть Тень. И есть Дань, которую им выплачивают раз в семь лет. Благие дворы, естественно, в этот день задабривают Свет, чтобы он защищал их от Тени. Неблагие платят Тени, чтобы она их ещё семь лет не трогала. И если Благие отдают лучшие свои творения или совершают добрые дела, то Неблагие… Понятно, чем откупаются. Точнее, кем.       В Галактионе платили рабами-недорослями, стравливая их друг с другом на гладиаторской арене, превратив Дань в развлечение для толпы. И забавы ради оставляли шанс спастись кому-то одному, самому резвому и умелому. Всего одному из сотни.       Барра был другом, а Льдинка — сестрой. Сестру никто не заменит. И когда стало ясно, что день Дани их не минует, Рай поставил сеструхе жёсткое условие — спасать друг друга и наплевать на остальных. Пусть Барра как-нибудь сам выкручивается, он умный брауни. Но это же Льдинка, резкая, как дизентерия. Она не оставила им обоим выбора, самовольно решив, что лучший друг должен быть спасён любой ценой. И почти силой вырвала из Барры брачную клятву, введя его в семью в ночь перед праздником.       …Ревущие трибуны — то ли от восторга, то ли от возмущения: вместо одного выжило трое, все ставки провалены. Пол-диафрагма над Ямой Смерти сомкнулся, и те, кто остался внизу, сгорают заживо в драконьем огне; лучше об этом вообще не думать, а то с ума сойдёшь. Рай, уже понимая, что его маленькая семья в безопасности, что Тень обломала о них зубы, так и не может отпустить одно из немногих заклинаний, что сумел освоить — защиту. Просто не получается. Он закрыл сестру, частично закрыл Барру, помог им удержаться на узкой площадке, где места с трудом одному хватает, но не спас товарища от колдовского взрыва, догнавшего на прощание. Страшно взглянуть на тело, распростёртое под ногами. Воняет кровью и горелой плотью, до наждака в горле, до рези в глазах. Как сильно досталось Барре? Жив ли он вообще? Льдинка вся серая, губы дрожат — но с пальцев уже ползёт вниз побег клевера, перетягивать чужие раны. Нет, не чужие. Формальный брак по договору — тоже брак. Даже между двенадцатилетками. С сегодняшней ночи Барра — член семьи.       Трибуны орут — бешено, оглушающе. Рай наконец-то различает — «добить, добить». Проклятая толпа. Благополучненькие, сытенькие, богатенькие, приличные граждане и семьянины, папочки и мамочки. Теряющие всякую пристойность от одного только предвкушения крови. Толпа ошалевших кровожадных скотов, из глаз которых сейчас глядит сама Тень. Уроды, все до одного. Все, кто пришёл на гладиаторскую арену Галактиона отпраздновать день Дани. Они что, правда не понимают, что дань — это не погибающие сейчас рабы, а они сами?!       Волшебный щит наконец падает, словно устав противостоять тысячам голодных взглядов.       Мгновение Рай с Льдинкой медлят. На лице сеструхи ужас, гнев, боль и ещё не улёгшийся адреналин, и у него, наверное, тоже. Будь что будет. Даже не нужно друг другу кивать — они молча разворачиваются, спина к спине, и так же молча и холодно, со всем презрением победителей, показывают трибунам самый оскорбительный жест, который знают.       Подавитесь, твари.       Миг тишины — и рёв, куда более громкий и восторженный. Краем глаза Рай видит жирную тушу хозяина в углу арены — Гарбо пинает взашей дежурных с носилками, убрать искалеченное тело с глаз долой. А Рай стоит, не улыбаясь, и мечтает только об одном — огнемёт в руки. С тем самым драконьим огнём. И по публике, веером.       Чтобы сотней тысяч уродов в этом мире стало меньше…       — …Братец Рай!.. — широко раскрытые глаза, радостно улыбнувшийся рот, гравировальная машинка падает в коробку с шарошками.       Тычок кулаком в кулак, их старое приветствие. Они могли быть идеальной командой и вместе бороздить космос на «Клевере». Но Барра так и не захотел встать на протезы, когда получил волю. Слишком привык к креслу за годы инвалидности — ну куда с таким агрегатом в космос? А может, как обычно, комплексует из-за травмы и не хочет даже случайно обременить семью. А может, дело в домоседстве типичного брауни, и это всё отмазки.       Рай даже усмехнулся уголком рта, припомнив земные сказочки о волшебном народе и то, как человеки себе брауни представляют. Интересно, как бы они среагировали на Барру — светлокожего, курносого, комплекцией не мельче среднестатистического землянина, с правильными и даже красивыми чертами лица, с похожими на овечью шерсть густо-шоколадными кудрями и глазами настолько ультрамариновыми, что в них русалка может занырнуть? Нелюдскую кровь в нём только уши и выдают, острые и большие, оттопыренные ремнём очков-гогглов в стороны, что у твоей дриады. Зато браунячью национальную манеру сидеть сиднем и круглосуточно вкалывать за миску молока земные предания сохранили совершенно достоверно.       — Ужасно рад тебя видеть, — у Барры даже улыбка не такая, как у других. Обыкновенно улыбаются лицом, но Барра никогда не боится улыбаться сердцем. И каждый раз, видя его лучащуюся внутренней радостью физиономию, чувствуешь себя куском дерьма. Шурин действительно им благодарен, за жизнь, за волю. А ведь это — самая малость, которую они могли ему дать в откуп за потерянные ноги.       …Кабинет Гарбо. Вульгарное золото везде, где только можно — что взять с драконьей крови, лишь бы богато, а вкусом можно не страдать. Хозяин лично наливает бокал, ставит на стол:       — Заслужил.       Рай в жизни не пил вина, и его всё ещё мутит от пережитого, а в горле першит от запаха гари. Того гляди вывернет на шёлковый ковёр. Гарбо это видит, но только усмехается клыкастой драколеньей улыбочкой:       — Давай, эльфёныш. Такого, как вы, ещё никто не откалывал. Касса наша, — всё, что его интересует, это доход. Даже в день Дани.       Рай медлит. Гарбо оценивающе проходится взглядом по его драной и обгорелой одежде и добавляет с лёгкой насмешкой:       — Хотя Тень и не за бесплатно от вас отвернулась.       Рай с трудом сдерживает рвотный спазм, хватается за бокал. Когда уносили Барру, он на мгновение увидел его раны, и этого хватило, чтобы зашумело в ушах и потемнело в глазах. И, чтобы вновь не пошатнуться, Рай набирает в рот терпкую кислую дрянь. Кашляет от жгучей горечи в глотке. И допивает залпом.       Гарбо продолжает с любопытством смотреть на него:       — И всё-таки, почему?       Смысл вопроса понятен — почему нужно тратить ресурсы на того, кто гарантированно потерял ноги, зачем хозяину гладиаторской арены нужен раб-калека. Если сейчас же не найти ответ, который удовлетворит эту жирную драколенью рожу, Барру просто вышвырнут за борт без скафандра.       Рай вынимает из-за пазухи контрабанду, протащенную в Яму — вырезанный на куске бирюзы тончайший узор рун, камень-амулет, усиливающий врождённые способности к волшбе. Если бы не это, защита не продержалась бы и минуты. А Льдинка не повязала бы половину Ямы клевером.       — Вот. Барра сделал, пока никто не видел. Сам. Он знал, что рано или поздно нами заплатят, и готовился уже года три.       Гарбо усмехается — ему известны уловки обречённых, протаскивающих в Яму всё, что может их спасти. Отданных Тени не обыскивают — так веселее. Хозяин когтями подцепляет амулет, изучает кружевную резьбу и удовлетворённо заключает:       — А руки-то у мальчишки растут откуда надо.       — Команде нужен оружейник, — тихо заканчивает Рай, ставя пустой бокал на стол. — Который не подведёт.       Раз уж сегодня с ним впервые говорят, как со взрослым мужчиной и бойцом, а не как с пустым местом и лишним ртом, то можно и осмелеть.       — Ну, обязал ты его по гроб жизни, — хмыкает Гарбо. «Ты». Как будто Льдинка так, для красоты рядом постояла, и не её прорезавшемуся дару клевера они обязаны жизнью. — В общем, приятно, что я в тебе с сестрой не ошибся. Вы будете лучшей шоу-парой… годика через три. А пока вас станут учить как надо, а не как придётся.       Хлопок по плечу. Рая шатает — то ли от смертельной усталости, то ли от нарастающего шума в ушах и головокружения. Но он упрямо спрашивает:       — Что будет с Баррой?       — Ну, руки у него целы, — Гарбо опять берёт и разглядывает камешек, и становится понятно, что уже не вернёт. Но это самая малая цена за жизнь члена семьи. — Будет подмастерьем у Кравчика, если хочет дышать и жрать. Ленивые калеки мне не нужны. Всё, иди отдыхай. На сегодня свободен, обручённый с Костлявой.       Рай вываливается из кабинета на подламывающихся ногах, делает несколько шагов по коридору, врезается плечом в стену — силы кончились, шум в ушах всё громче, кровь отчего-то бросилась в лицо. Надо хоть минуту отдышаться. Невозможная усталость. А может, это просто вино. Говорят, хмель тоже так ощущается. Никогда в жизни больше ни глотка спиртного — как вира Дамам Судьбы за то, что жив. Что они втроём живы.       Прохладная ладошка скользит по пылающей щеке. Он приоткрывает глаза: Льдинка. Синие круги под голодными глазами, запёкшиеся губы, замурзанные щёки, ссадина прямо на носу, спутавшиеся космы. Ободранная и ещё более жалкая, чем обычно. Впрочем, он выглядит не лучше. Да ещё и пьян.       Рай с трудом выжимает улыбку и перед тем, как съехать на пол в полубессознанке, выталкивает из себя только одно, самое важное:       — Твой муж будет жить.       …— А я, представляешь, всё-таки сумел решить алгоритм трансформации, — соловушкой заливался Барра, пока Рай выплывал из очередной волны неприятных воспоминаний. — Чай будешь, а? — у него свой чайник, чтобы лишний раз не кататься по цеху. Спиртного, понятно, не предложит: Рай честно держит слово, данное Дамам Судьбы, и не употребляет алкоголь ни в горе, ни в веселье. Да и не место бухать в оружейной мастерской. — Так что бронька для вашего шефа вышла что надо и выдержит любые его превращения. Ну, в пределах разумного. И вам двоим по бонусу, — он махнул на не слишком большой свёрток в углу стола. — Вообще, это комбинезоны хобгоблинского спецназа, круто, а? Я их форсировал, теперь они ещё круче. Любую заговоренную пулю и прямой удар клинка должны держать — даже с молекулярной заточкой и волшебным усилением… Ну, тоже в пределах разумного. Зачарованное оружие знаменитых мастеров, конечно, их пробьёт.       — А когти верзверя? — на всякий случай уточнил Рай, прихлёбывая травяной чай. Организм сразу обрадовался горяченькому, даже горло временно перестало саднить.       Барра пожал плечами:       — Вне полнолуния — выдержит. В полнолуние… Ничего обещать не могу. Сам знаешь, как у них сила прибывает. Я слыхал, они на пике полной луны запросто корабельную броню когтями рвут. А тебе надо, чтобы держало, а?..       Рай закатил глаза:       — Ну как сказать… Льдинка ещё не напела, где мы околачиваемся последний год?       Физиономия шурина обтекла ручейком:       — Неужели… прямо там, а?       — Бывает, что и прямо там, когда Велю это нужно, — Рай напустил на себя загадочность и вполголоса закончил: — Но чаще всё-таки на Прародине.       — Да ладно! — охнул Барра, опасливо оглянулся на судачащих в стороне оружейников и вдруг расплылся в счастливой детской улыбке. — Значит, вы и Прародину повидали? Как она, а?       — Гадость, — искренне признался Рай. После разговора с рыцарёнком в грязном лесу у него других слов и не было. — Серо и скверно. И никакой волшбы. Немудрено, что все нормальные существа и сущности оттуда слиняли, — он снова отхлебнул чаю. — Зато у верзверей ничего так, интересно поглядеть. Тебе бы там понравилось, и мастера у них в почёте. Льдинка из их волшбы теперь не вылезает, за Велем хвостиком вьётся, цепляет знания прямо с рук.       Глаза Барры мечтательно затуманились:       — Она будет великой волшебницей, если не зароется по макушку.       — Ну, — пожал плечами Рай, отставив допитый стакан и принимаясь разворачивать свёрток, — на то и мы с тобой, чтобы не зарылась глубже, чем есть.       Комбинезоны змеисто засеребрились в ярком свете игнисов.       — Их четыре, — моментально заметил Рай.       — Запасной, — усмехнулся Барра. — Вдруг порвёте — я вас знаю, вы можете… Учти, они все безразмерные и на видоизменяющихся существ зачарованы. Так что без разницы, кому какой брать.       Рай не сомневался в качестве, но вытащил один, больше для интересу. С виду плотная эластичная ткань, самая обыкновенная, но он такую уже не единожды в своей жизни встречал. Чем сильней по ней лупишь, тем прочней она делается. И, если очень присмотреться и принюхаться, чувствуется волшба — почти незаметный микрорисунок рун по золотистому шнуру, очерчивающему ворот и манжеты, и той же рукой гравированные камни, встроенные прямо в ткань — фирменный почерк Барры… И, конечно, запах молока, с головой выдающий работу брауни. Рай всмотрелся до рези в глазах, принюхался: камни на манжетах, похоже, концентраторы энергии. А вот укрепляющие заклинания — это шнуры. Интересно…       — Самый смак в этих комбинезонах, что ткань не цельная, а из микрочешуй, — тут же залился шурин. Он часами может свою работу нахваливать. Есть за что. — Ну вот, я и доработал, чтобы чешуи могли расходиться и соединяться обратно эффективнее, чем заложено на фабрике. А между ними решётка из энергии с эффектом отталкивания. В общем, поженил кольчугу с ламелляром. Я крут, а?       — Крут, — согласился Рай, задумчиво проводя ладонью по ткани-броне.       — Подзарядка в любом магнитном поле, так что на планетах и в кораблях не разрядится. Без магнитного поля — на пару суток заряда хватит. До нуля не разряжать, а то развалится в пыль.       Рай кивнул. Барра зря предупреждать не станет. Оружейное волшебство, как и любое артефактное, всегда с каким-нибудь исключением или подвохом, надо просто о нём не забывать. А он никогда не забывал.       — Насчёт дальнейшего усиления помозговать надо, — закончил Барра, запуская пальцы в кудри, под ремень гогглов, с детства знакомым жестом. — Сразу б предупредил, а, что с верзверями живёте?..       Рай в ответ только плечами пожал. Сунулся в рюкзак, достал бутылку сливок, купленных в фермерском ларьке:       — Держи, шурин, сувенир с Прародины — полдня назад ещё мычало. Это тебе не концентрат хлебать. Спрячь подальше от гобелинов, а то прокиснет.       — Ты обалдел, а?! — Барра резко сдал назад, чуть не въехав креслом в верстак. Реакцию понять можно, в Галактионе натуральная еда с коротким сроком хранения чуть ли не на вес золота, даже если это зелень, выращенная в местных оранжереях.       — Это ещё не обалдел, — фыркнул Рай, залезая во внутренний карман рюкзака и выкладывая перед шурином небольшую коробку с главным подарочком. — А вот это — уже обалдел. Если верзвери из нас ленточек нашинкуют, так хоть не всё зря пропадёт.       Барра взял коробку, приоткрыл — в помещении потянуло едва заметным запахом волшбы, почему-то имеющим привкус ландышей, — опять обтёк с лица, закрыл и решительно впихнул ему обратно в руки:       — Нет, братец Рай. Вот это — уже нет.       Именно такой реакции и следовало ожидать. Даже если начать уламывать, дескать, Льдинка велела, всё равно постарается отбрыкаться и непременно надуется. Но…       Кристален — самый дорогой минерал в галактике. Его не синтезируешь даже алхимической трансмутацией. Много кто пробовал, не вышло. Единственный его источник — мир верзверей, где он просто так из земли растёт и под ногами валяется. Посмотрев на него в естественных условиях, Рай заподозрил, что это вообще — что-то вроде квинтэссенции верзверской национальной магии, не зря же из него делают самые дорогие многоразовые компасы для межпланетных путешествий. Какой ещё волшебный народ умеет так ловко ориентироваться в лабиринтах? Даже Бессмертные, и те порой плутают. И только верзвери способны запросто уйти в многомерное пространство и шнырять по вселенной безо всяких кораблей и волшебных переносов. Но проводника из их народа не каждый день найдёшь, вот кристален и в почёте.       Казалось бы, попав к верзверям, греби счастье лопатой, ведь кристален сто́ит бешеного бабла. Но — подлюка же! — фиг его запросто возьмёшь. Иначе б Рай уже набил трюмы «Клевера» до треска. Единственный способ взять лучащийся крошечными радугами прозрачный камешек и не увидеть, как он рассыпается в руках в сверкающий порошок, пахнущий мокрой землёй — это получить его из лап верзверя или того, кто получил его от верзверя. Незаконно присвоенный кристален моментально прикажет долго жить. И брошь верзверской работы, которую Рай приволок Барре, оценят на чёрном рынке, как всю эту мастерскую со всеми мастерами. Да ещё на сдачу можно половину станков обновить.       Неудивительно, что круглая рожа шурина вытянулась от изумления и стала почти такой же длинной, как у Веля. Брауни. Они терпеть не могут дорогих подарков.       — Чокнулся ты на радостях, а? — Барра обиженно развернул кресло к верстаку. — Обул верзверей на состояние и с ума сходишь, хитрая рожа. Забирай, и чтоб я больше не видел… Угробиться он решил. Наследство оставляет. Сам тебя за такие слова прибью!       Рай расхохотался. Обиженно ворчащий Барра нравился ему куда больше, чем сияющий беспричинной радостью.       По столешнице внезапно хлопнул тяжёлый ключ.       — Не знаю, сколько отсюда до Прародины добираться, — всё так же мрачно проворчал шурин, — но вид у тебя умотанный. Свой-то ключ, как водится, не взял, а? Иди домой и выспись как следует, если ещё адрес не забыл. Противопростудные капли в шкафчике на кухне, там же мазь — грудь разотри, пока не разболелся окончательно.       — Эй, — шутливо возмутился Рай, — кто тут из нас фельдшер первой помощи, чтоб решать, что лечить, а что не лечить?       — Сапожник вечно без сапог, — пословицей отрезал Барра и натянул гогглы. — Знаю я твою первую помощь — эвтаназия по гуманным соображениям и контрольный в голову, — он двинул ключ через стол и тут же вслепую зарылся в шарошки. — Давай, давай, пошёл! Вечером потрындим, как с работой закончу.       Старый добрый Барра. Рай снова засмеялся — чувство вины наконец-то отпустило, как всегда и бывало, стоило пообщаться с шурином хотя бы с четверть часа. Верно подмечено, отдохнуть действительно надо, и принять противопростудное тоже не мешает. Нелюдь людскими вирусами не прошибёшь, да и слабовата земная зараза против волшебников, так что эпидемия насморка Галактиону точно не грозит. Но его собственный организм продолжало развозить, и Рай чувствовал, что надо поспать, и лучше наглотавшись микстуры, например, из маринейской синевицы. Тем более дома.       Это, в конце концов, их первый в жизни собственный дом.       Барра родился в подворотнях Шанде́лы, и как только мать померла, родня сплавила ненужный рот работорговцам, так что у него своего дома отродясь не бывало. Рай с сеструхой появился на свет в космосе, на борту «Клевера», но это был дом всего клана, а не их собственный и личный. В четыре они с Льдинкой осиротели и попали в Галактион, где домом и не пахло, а родительский клипер, залитый кровью и в следах жестокой драки, потрёпанные пираты загнали Гарбо Дрейгу — вместе с двумя малолетними довесочками, случайно уцелевшими в резне. Когда через двенадцать лет окрутевшая Льдинка прижала Гарбо к стенке, угрожая похищением души, и заставила снять рабское заклятье со всей их троицы, Рай сообразил выбить из сбледнувшего хозяина родительский корабль обратно, да ещё подъёмные. Жирдяй в тот момент слишком трясся за свою шкуру, чтобы ломаться, и дал всё, что они захотели, лишь бы не видеть их троицу никогда в жизни.       Вот на эти-то денежки они и нашли себе муниципальное жильё здесь, в Железных кварталах. Шиканули, в полную собственность выкупили, по вполне объяснимому неумению распоряжаться деньгами — этот опыт пришёл к ним постепенно, в течение года, методом проб и ошибок. И Барру к себе вписали: фиктивный, а всё ж муж Льдинки, не просто какой-то там друг. И, хотя «Клевер» редко бывал в Галактионе, а если и был вынужден тут застрять, то жили они, двойняшки Трифолии, всё равно на борту, но дом так и остался за ними и всегда их ждал, вместе с Баррой Бе́каном-Трифолией.       Дому повезло, что у него есть собственный домовой.       Рай хлопнул шурина по плечу, сгрёб ключ с комбинезонами и двинул на выход. Быстро расплатился с Кочергой — вроде бы всё гладко посчитано, а всё же Рай чуял, что хитрый гобелин накрутил курс и слупил лишнего, — и, шмыгая отёкшим носом, двинул в соседний квартал. Давиться за каждый грош сейчас настроения не было, и задерживаться тоже особо не следовало: старый гном Элги, владелец мастерской, не жаловал тех, кто отвлекает его работников. Даже во время обеда. Даже постоянных клиентов. И совершенно точно знал, что знакомая эльфийская рожа, зайдя за заказом, не могла не завернуть к родичу.       Через четыре минуты Рай уже стоял у железной двери в переулке со смешным названием Кривая Шестерня и пытался попасть в скважину ключом, не расчихаться, не выронить покупочку и при этом вежливо поздороваться с высунувшейся из окна соседкой — рыхлой бабой средних лет и смешанных кровей, известной в околотке сплетницей и сводницей, которой, само собой, надо было немедленно вызнать все новости: надолго ли Рай вернулся, почему без сестрёнки, что творится в дальних землях, и всякие прочие бабские глупости. Захочешь — не отделаешься. Но когда эта жаба начала махать рукой и с загадочным видом подманивать к окну, терпение у Рая лопнуло, и он побыстрее нырнул за дверь, привычно споткнувшись о половичок и едва не загремев. Усталость всё-таки догнала, и настроение было — забить на всё и упасть мордой в кровать. Но он упрямо засветил пару светлячков, пристроил самокат на шкаф, чтобы тот не помешал Барре, и пошёл на кухню искать аптечку, в который раз мысленно удивляясь шурину — без ног, а ухитряется вылизывать дом с редкостной щепетильностью. Это, наверное, национальная особенность такая, браунячья склонность к опрятности.       Рай всё-таки чихнул, почти вслепую намешивая себе микстуру, залпом её опрокинул в рот и, поморщившись, отправил стакан в мойку. Полоскать было лень, и в горле саднило. Он наскоро сунул коробочку с брошью к шурину под подушку, а потом угрёбся к себе и завалился на коечку прямо поверх покрывала. Стянул, не расшнуровывая, кеды. Включил щелчком пальцев привычную проекцию звёздного неба на весь потолок — и отрубился полешком.       …И приснились ему задворки Арены, грязный закут, притворяющийся больничкой для тех, кто не очень-то нужен. И снова было ему двенадцать, и стоял он за тряпкой, отгораживающей койки от прохода, и тискал в кармане свистнутую на кухне сливу, и бессовестно подслушивал тихий разговор двух знакомых голосов.       — …Ты же понимаешь, что я теперь вас назад тянуть буду? — голос Барры дрожит от слабости, а ему от бессилия хочется зубами скрипеть. — Льдинк, ну правда, а? Сама говорила, договор временный — клятву дали, клятву взяли. Тебя никто не обязывает с калекой мучиться.       — С ума скатил? — шипит Льдинка, как свинцовый расплав в воде. — Ты мне теперь муж, и точка. Никто никого никуда не потянет. Я сражаюсь, ты мне оружие делаешь. Всё.       — И Рай выбесился, — тише добавляет Барра, — что ты самокруткой замуж выскочила, без его ведома.       Уж это точно, Рай едва не отколотил Льдинку, как с утра перед бойней получил приятное известие о новом члене семьи. Остановило одно: нельзя им было тогда ссориться и счёты сводить, вот он всю злость в Яме и вылил. А теперь в душе пусто, и уже не хочется ни сеструхе патлы повыдергать, ни Барре морду набить. И только сейчас догоняет понимание, что это не приятель схитрил, навязавшись на их шеи, а Льдинка всё подстроила со свойственным ей коварством.       Брак по договору. Муж и жена не на веки вечные, а на какой-то срок или до исполнения определённых условий. Довольно расхожий в большом мире обычай. Далеко не все согласны, как папа с мамой, на «долго и счастливо, и умерли в один день». Кому-то проще пожить пару лет вместе, а там как пойдёт. И никаких обязательств по расставанию, если только тапочки с нарочным. В этом поступке вся сеструха, холодно-расчётливая и притом пылко-неудержимая. Если уж что в голову взбредёт, не урезонишь и не остановишь. Ведь с Баррой она никакие шуры-муры не разводила, даже в щёчку не целовались. Просто друзья. До дня Дани. А теперь — вот тебе, глава семьи, кушай да не обляпайся, разруливай как хошь.       — Да наплевать, — шипит Льдинка ещё злее. — Главное, ты жив, а с Райкой я как-нибудь договорюсь. Он тебя у хозяина выторговал, между прочим. Значит, тоже не хотел, чтоб ты помер, а то стал бы выгораживать!..       — Льдинк, а Льдинк, ну правда, а? — Барра чуть не плачет за занавеской. — Ну куда я тебе безногий? Ты вон какая красивая и со смертью теперь обручённая. Воительницам вообще девами быть положено, смерть и дева всегда рука об руку и заодно. А я… а я теперь бесполезный.       Это сеструха-то красивая? Да она страшнее пьяного баггейна! Тощая, сварливая, упрямая, лохматая, и чуть что, сразу кусается. Что-то Яма Барре по мозгам прокатилась крепко, раз он Льдинку за красавицу принимает.       Подозрительный шорох. Ледяной голос сеструхи сухо чеканит:       — Никогда. Не смей. Называть себя бесполезным. Кретин остроухий.       Придушенный всхрип. Она его что, за глотку взяла? Она может.       — На свете. Нет. Бесполезных, — продолжает чеканить Льдинка. — Выжил — значит, нужен. Нам нужен. Мне нужен. Заткнись и живи. Мы выживем, все трое, потому что мы команда. Мы выберемся из этой гнили бойцами и мастерами. Сделаем состояние. Заполучим планету. И будем там править. И это — программа-минимум. Всё понял?       Барра со всхлипом втягивает в лёгкие воздух и не отвечает. Честно? Рай бы тоже тут отвечать не стал, потому что с чокнутыми не спорят. Льдинка, похоже, совсем слетела с саморезов и бредит вслух, словно забыла, что их судьба — рано или поздно сдохнуть на Арене, развлекая публику. А Барре предстоит вкалывать до самой смерти на жирдяя Гарбо за глоток воздуха. Но теперь Рай не сомневается — брачную клятву из Барры вышибали так же, крепко взяв за горло.       — И вообще, — не по-девчачьи жёстко рубит Льдинка, — ты из-за моей косорукости такой. Я тебя не брошу. А то как получается — мужа покалечило, а жена сразу от него прочь? Э, нет. Так дело не делается. Пусть я теперь со смертью обручённая, только смерть-то вторая в очереди оказалась, ты первый. И ты теперь Трифолия. Всё понял?       Согласный всхлип. Поди не согласись, когда без пяти минут в гостях у Костлявой Дамы, да ещё бешеная Льдинища нависает над тобой, придушивает и скалится, словно вот-вот нос откусит. Раю вдруг делается так жалко беднягу Барру, которому и без Льдинки слишком скверно, что он решает вмешаться. И, с трудом заставив себя улыбнуться пободрей, Рай отдёргивает занавеску и решительно шагает к постели, поднимая руку с украденной сливой и стараясь пореалистичнее изобразить изумление при виде разъярённой сеструхи:       — Барра! Глянь, чего я тебе добыл!.. Э-э-э… Льдин?..       …Разбудил его запах каши с тушенкой. Такой уютный, такой спокойный, как и всё в этом доме. Горло прекратило ныть, нос наконец задышал свободно, а во всём теле поселилось то самое тепло, которого не хватало после речки. Закалённый космосом иммунитет несомненно победил земную вирусню. Рай потянулся, сполз с койки и раз тридцать отжался, чтобы размять мышцы. И только после этого выгребся за дверь поискать шурина, уже догадываясь, чем именно тот занят, по очень характерному аромату, перебивающему ужин.       Кто б сомневался, что Барра сидел на кухне и, покуда пшеница настаивалась с тушёнкой, занимался самым что ни на есть домашним делом, приводил в порядок пистолет. Галактион — зона, свободная для любых видов вооружения, главное, чтобы оно не продырявило станцию, или возмущённая общественность быстро продырявит того, кто в этом виноват. Ради собственной безопасности тут всё больше в ходу холодное да сковывающее оружие, а огнестрел требует специальных мер предосторожности и не одобряется, но Трифолии, как известно, плевали на чужие правила, если они невыгодные для семьи. И уж тем более на это чихать хотел мастер-оружейник, способный договориться с любым стволом и клинком, и у которого в личном пистолете коммуналка — две тёмных малявки, имп да гремлин. На данный момент оба, вытряхнутые из «домика», сидели прямо на столе рядом с блюдцем каши, щедро политой сливками, и играли в миниатюрные кости, воплотившись процентов на восемьдесят — глазами видно, предметы сами брать могут, а рукой фиг уцепишь.       — Привет, Империй, привет, Грем! — салютнул им Рай. Честно говоря, он не знал, как их зовут по-настоящему. Звал так, как их вслух Барра называл. Тёмные — они такие, древние да дремучие, ещё не разучились разделять имя и сущность, потому их через имена и ловят все, кому не лень, да используют в хвост и в гриву. Вон, Империй от какого-то колдуна ухитрился удрать, чуть ли не из колдовского котла, а Барра его прикрыл, как нелюдь нелюдя. Так что имп долг возвращает за спасение, обеспечивает стопроцентное попадание в цель. А Грема шурин изловил прямо в мастерской, выбил из какого-то заклинившего ствола, который в починку принесли. Гремлинов, понятное дело, положено хлопать где поймали, но Барра этого паразита по своей обыкновенной доброте пожалел и сдал под надзор Империя. Так что теперь, если у пистолета есть малейший шанс подвести, он подводит, а Барра очень внимательно за его состоянием следит — именно для того, чтобы обходиться без инцидентов. Говорит, стимулирует.       Мелочь одновременно скосилась на приветствие и снова уставилась друг на друга. Понятно, оба опасаются, что соперник сжулит. Лучше не отвлекать, а то ещё виноват окажешься. Малявки, как известно, мстительные, злопамятные и изощрённые в каверзах, не иначе рост компенсируют.       Барра усмехнулся и молча указал на котелок, мол, сначала поешь. А что, отказываться? В кои веки никто над ухом не зудит, помыты ли руки и как правильно держать ложку, аппетит не портит. Рай живо порубал каши и даже миску за собой вымыл.       — Выглядишь лучше, — заметил шурин, когда он, налив травяного чая, устроился напротив. — А то совсем расклеивался.       — Меня прямо перед твоим письмом три мелкие ведьмы в речке искупали, — махнул рукой Рай. — А там осень и здорово нежарко, я тебе скажу. Едва успел переодеться, как пришлось сюда мчать.       — Осень, — глаза Барры сделались задумчивыми. Про «ведьм» он уточнять не стал. Он вообще очень чётко проводил грань между ними самими и их делами — обо всём, что касалось работы на нанимателей, он знал ровно столько, сколько Рай и Льдинка решали ему рассказать, и глубже никогда не лез. А они точно так же не лезли в тонкости его профессии. Шурин ведь тоже не всегда для добрых дел оружие изготавливает.       Рай фыркнул, глядя, как Барра откладывает ветошку и начинает собирать пистолет:       — Дожди, слякоть и грязь, потом ещё и снег повалит. А Вель опять будет дрыхнуть на ходу и с чайником обниматься. У него-то дома климат ровный, как у нас в Галактионе, снега даже по праздникам не бывает, — в этом месте захотелось улыбнуться. В сонливости Веля не было ничего хорошего и в прошлые годы, а в этом и вовсе не к месту, но уж больно уморительно он выглядел, когда пытался пристроиться щекой на тёплом чайнике и при этом не вылететь из образа злобского злодея и главврача.       — Похоже, вы сработались, — странно улыбнулся Барра.       Рай понял его сразу и досадливо мотнул головой.       — Такой волшебник команде и впрямь не помешал бы. Но… Ты ж знаешь, кто он и чего ему надо. Нам только временно по пути.       — Нет ничего постояннее временного, — хмыкнул Барра, ставя на место затвор. Вот уж кто умеет собирать любое оружие по горящей спичке!.. — Как у Льдинки дела, а? Ну, помимо того, что крутеет в волшбе?       — Если ты про личный фронт, то это безнадёга, — опять правильно понял его Рай. Барра обречённо вздохнул. — А так — под нехороший гейс загремела, но за это я счёты сам сведу при случае. А, и все свободные деньги на тряпки и вкусняшки спускает. Такая транжира стала!..       — Поколоти, — Барра слабо улыбнулся, протирая руки ветошью и глядя, как Империй отвешивает затрещины, одну за другой, проигравшему Грему. Грем обиженно хныкал и вытирал запястьем длинный нос, но к «большому народу» с просьбой о заступничестве, естественно, не лез. Малявки все как один слишком гордые.       — Свои ж тратит, не мои, — Рай принялся рыться по карманам. Ну где же это, где?.. А, вот. И подвинул новенькую флэшку к хнычущему Грему. — Это можно портить.       — Сам транжира, — хмыкнул Барра под шорох и чавкающие звуки.       — Да оно гроши стоит, — отмахнулся Рай. — Никакой гремлин кашей сыт не будет. Ты лучше давай выкладывай, как у тебя дела и какие вообще в мире новости. А то в захолустье от жизни отстаёшь.       — Новости в прихожей, я вам все газеты по дороге скупил. А дела… Так. Никак, — судя по выражению лица, Барра в душе жалел, что пистолет уже собран и нет повода отвести взгляд. Честно? Если б шурин не хотел разговаривать на эту тему, он бы ни за что не обмолвился. Значит, хочет, но боится его реакции. Дурень.       — Неприятности по работе? — предположил Рай.       — Не, всё как обычно.       — Ему старый-бородатый предложил повышение, — пискнул Империй и тут же шмыгнул из-под кулака, немедленно треснувшего по столу.       — Заткнись!..       — Ну, и в чём затык? — спросил Рай. Потому что стало ясно, здесь-то причина смущения и зарыта.       Барра ещё помялся, прежде чем пробубнить:       — Элги новый филиал открывает, прямо на Шанделе. По боевым артефактам. Предложил мне туда, старшим мастером.       Рай подумал, что сейчас челюстью по столу заскребёт:       — Ну, и в чём тормоза?!       — А дом я на кого оставлю, а?..       Рай после этих слов всё понял. Сразу же. Шандела слишком далеко от Галактиона. Барра сказал «дом», но имел в виду совсем другое. Его держит не дом — его держат обязательства перед семьёй.       И почему вдруг захотелось взять этого дурака за шкирку и макнуть мордой в кашу?       — Шурин, — с наивозможнейшим терпением сказал Рай, — ты идиот. Тебе восемнадцать, а тебе — гном!!! — предлагает лететь в центр гномского производства и стать старшим мастером в новой мастерской! Да ещё на историческую родину! А ты носом крутишь?! Или правда думаешь, что мы туда к тебе не завернём?..       — Совсем же далеко выходит, — Барра тоскливо запустил пальцы в кудри.       — Да мы и так раз в полгода видимся в лучшем случае, — фыркнул Рай, но это Барру не ободрило, он так и продолжал смотреть куда угодно, кроме как на него. — Даже не смей на нас оглядываться.       — Так… Льдинка всё-таки…— он не договорил.       И вот тут Рай понял, что дурацкая ситуация между сеструхой и шурином его достала до печёнок, и теперь уже его черёд треснуть кулаком по столу. В конце концов, он тут из них двоих старший Трифолия. На целых два месяца старший!       — Прости за недоброе слово, шурин, но какая вы пара? Детей нет, хозяйства нет, да вы, по-моему, даже не целовались ни разу! Я много раз пытался выпнуть её обратно в Галактион, чтоб дома сидела и прекратила рисковать на каждом шагу — так она меня чуть не пристрелила! Не считай, что я её силком на «Клевере» держу!       Барра не обиделся, только вздохнул тяжелее, отчего запал у Рая слегка прошёл.       — Да никто и не считает… Я ж её не хуже тебя знаю, несемейная она.       — А если сам понимаешь, что у вас сплошная фикция, так и прекращай оглядываться. Нам всем пора двигаться вперёд. Льдинищу я как-нибудь уболтаю. Бэньши уболтал, и её уболтаю, — впрочем, Рай и сам отдавал себе отчёт, насколько неуверенно это прозвучало. — Тебе как, только на переезд или сразу на снятие клятвы?..       Барра поглядел на него глазами побитой собаки:       — Уговори её на развод, а? До смерти буду обязан, — щедро сказано. Кого угодно на слове б поймал, но не Барру же. — Я уже задолбался упрашивать. Сам знаешь, что она мне каждый раз отвечает.       И как его это унижает, Рай тоже знал. Так что хмуро ответил:       — Не беру твоё слово. А на развод уговорить постараюсь, — и мысленно добавил: «опять».       Шурин не улыбнулся, но взгляд у него просиял, как сварочная дуга. И только тут в голове как щёлкнуло. Ну конечно. Отмазывался от подарка, который ему на самом деле нужен. То и дело глаза отводит и выглядит слишком уж виноватым. В очередной раз заговорил о разводе — сам! И соседка многозначительные рожи корчила…       Тут идиотом надо быть, чтоб не понять.       — Эй, шурин, — придав голосу максимальную таинственность, выговорил Рай, — она красивая?       Барра вспыхнул, как термитная шашка, только что не задымился.       — Она красивая, безвылазно осёдлая и влюбилась в твои золотые руки, а не из жалости, — прикончил его Райен морально. Прямо-таки десять контрольных в голову ему засадил.       — С чего ты… — но тут Рай натренированно вздёрнул бровь, хмыкнул, и Барра немедленно сдался, повесил нос и забубнил: — А чтоб твоё эльфийское зрение… Нет, некрасивая. Красивая за меня и не пойдёт.       Сколько же надо сил, чтоб не заржать — не от насмешки, а от радости. Наконец-то. Барра хоть и безногий, а парень-то хороший и рукастый, с ним семья с голоду не помрёт. И на физиономию очень даже ничего, хоть и брауни. И, наверное, от радости, что у лучшего друга наконец-то появилась девушка, согласная за него выйти, Рай не удержался и ещё раз подколол:       — Эй, я не понял, ты назвал некрасивой мою сестру?!       — Она добрая, — продолжил бубнить Барра, проигнорировав выпад. — И хозяйственная. И готовит хорошо. И вообще, она гномка.       — На последнем аргументе Льдинка точно даст тебе развод, — не выдержал и расхохотался Рай во весь голос. — Из автомата, очередью в упор!       — Этого и боюсь, — угрюмо раздалось из-под копны каштановых кудрей.       — Да уж понял. Ладно, не майся, всё передам и аккуратно вправлю мозги, — и мысленно добавил, «если смогу». — И ещё, я здорово рад, что у тебя всё так складывается, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.       Прям видно было, как у Барры с плеч гора свалилась. Он не только распрямился, но даже осторожно на него, Рая, обернулся:       — Ты правда на моей стороне, а?       — А то! Мужская солидарность, — шутка для Галактиона новая, на Прародине подцепленная, но сейчас в кассу. Барра даже слабо хмыкнул, но Рай уже обдумывал ситуацию со всех сторон, как бы преподнести новость сеструхе и при этом не нарваться на то самое, «очередью в упор». И тут его осенило. — Слушай, а если… А если не словами, а по древнему обряду развод попросить? Зеленщик ещё не закрылся?       — На время посмотри, — оторопел Барра. — Что за обряд-то, а?       — Да вроде есть такой. Букетик трав, символизирующий расторжение договорного брака, — Рай поскрёб чёлку, так как не был уверен наверняка, действительно ли это древний обычай, или покойная кузина Кёрлинн просто так насмехалась, выпирая муженька-дебошира с борта «Клевера». Как же там было? «Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец — не муж с женою мы наконец!» Хотя матушка вроде говорила, что это обрядовая формула.       — Раньше вспомнить не мог?! — взвыл Барра.       Рай только отмахнулся. Можно подумать, много усвоишь, если семью в четыре потерял. И на том спасибо, что хотя бы сейчас что-то в памяти всплыло!       — Можно у Ветли́ны в лавке поискать, она вроде круглосуточно работает, — предложил он. Старая карга, конечно, сдерёт втридорога — не на еду ведь травками торгует, а на колдовство. Но это допустимая переплата. На зелень для супа Льдинища ещё обидеться может!       …Вот так и вышло, что обратную дорогу через лабиринты Рай проделал с букетиком за пазухой, благоухая, как хороший бульон, аж в носу чесалось от аромата чабреца и шалфейной вони. Обыкновенно многомерное безумие лабиринта, переплетающего пространство под дикими, невероятными углами, навевало на него головокружение похлеще внезапной невесомости, но сегодня не до того было — резкие запахи трав и предстоящий разговор так заняли голову, что Рай забыл поглядывать на компас и едва не сбился с дороги. Зато придумал, как преподнести новость Льдинке и не налететь на взрыв.       Даже странно возвращаться в тихий и сонный вечерний Энск после бешеной круговерти космической столицы. Из яркой переклички огней — в сырые дождливые сумерки. С извилистых многоэтажных трасс, яростных и кипящих, — на скучные холодные бульвары с неторопливыми вонючими автобусами. С металлических крашеных мостовых — на тёмный глухой асфальт. Из привычной каши запахов волшбы — в дурман бензиновой гари и опадающих листьев, напрочь лишённый колдовского разнообразия. Крышу взрывает не меньше, чем на пороге Галактиона.       Рай вошёл в клинику, уже переодевшийся с дороги и наскоро принявший душ, молча обогнул стойку администратора и выложил перед сеструхой на стол два натюрморта: кухонный фартук с поварёшкой и боевой комбинезон с обрядовым букетиком. Дескать, сама выбирай.       — Это что? — с подозрением уточнила Льдинка, отрывая телефонную трубку от уха и нажимая заглушку микрофона. Судя по взгляду и интонациям, смысл букетика она всё-таки знала. И, может быть, даже лучше, чем сам Рай. Кто из них, в конце концов, тут ведьма… Он мысленно выдохнул — по крайней мере, не придётся ничего объяснять, — и вполголоса ответил:       — Это тебе подумать о своём поведении. Барра, правда, на конкретном решении настаивает, но я за наличие выбора.       Сеструха сдвинула брови, гневно приоткрыла рот, но Рай знал — дашь ей развопиться, так не заткнёшь, как любую женщину. Поэтому продолжил сам, хлопнув ладонью по столешнице так, что монитор подпрыгнул, а ближайшие посетители обернулись:       — Хватит всего этого. Или марш к мужу, или развод. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.       — Мы посередине задания! — прошипела Льдинища с таким видом, словно вот-вот ему в рожу вцепится когтями.       — Ничего не знаю, — лучше с ней сейчас разговаривать тихо и сухо. Начнёшь орать, точно до скандала докатишься. Что, ссориться с девчонкой и посетителей беспокоить? За последнее ещё и штрафанут… — Не твоё дело, как я это утрясу с Велем, но после твоего гейса — вот моё мнение, — и он решительно подвинул к ней фартук. — Так что сиди и думай. Но не очень долго.       — Выпивку в «Вечорке» разноси-и-ить?!       — Крестиком вышивать и племянников мне наконец организовать.       И он ушёл в сторону раздевалки, с трудом не пнув косяк. Уф. Это ещё только начало разговора, но самый сложный этап пройден, и Льдинка не попыталась убить его на месте. Уже хорошо. Это с виду она миленькая да пушистенькая, а на самом деле нрав у неё, как у пьяного ифрита — в прадеда пошла, гены Крапивы изо всех щелей лезут. Чуть что не по ней, сразу на конфликт с близкими нарывается. Семья всегда простит, значит, можно лезть в бутылку.       Но, уже переодевшись в медформу и проходя мимо кабинета Веля, он заметил там знакомое движение. Шеф вернулся? У, Льдинища, могла б и предупредить!.. Рай сунулся внутрь, доложиться о комбинезонах — и оторопел.       Вель был не один. Напротив него, спиной ко входу, сидела над кучей бумаг незнакомая дамочка с седыми волосами, собранными в пышный пучок. Женщина и женщина, подумаешь, если бы не одно «но»: даже если для перевоплощения использована не иллюзия, а полноценная трансмутация, эльфа она не обманет.       Слишком уж явно в кабинете пахнет верлисицей.       Вель поднял на него взгляд поверх очков:       — Вернулся?       — Угу, — Рай и хотел бы стряхнуть оторопь, да не получалось.       Лисица обернулась через плечо. Лицо её, всё в коротких округлых морщинках, казалось добрым до сказочности, но глаза были чёрные и лукавые. Подлые это были глаза. А на груди, поверх трикотажной кофточки, по-знакомому взблёскивала кристаленовая капелька на цепочке, такая же чёрная, как и её взгляд.       Ведьма, видно сразу. Таким взглядом в гости к Костлявой Даме отправить можно.       — Это старейшина Дифеса, — негромко пояснил Вель, явно потешаясь над их переглядками. — Она заменит Имиру на её должности. А вы оба мне нужны для других дел.       Здрасьте-мордасьте, а кто бил себя пяткой в грудь, что не потащит верзверей на Землю?! Рай с трудом проглотил всё, что висело у него на кончике языка, и кивнул. Старейшина-перебежчица, вроде дубины Бершайна, подумаешь… Честно? Пофиг. Вель лучше знает, кого сюда взять можно, а кого нельзя. Считает, что им нужна эта… как её там… Дифеса, значит, нужна.       — Я тогда на смену, — Рай задвинулся обратно в дверной проём. Что-то неохота отчитываться при этой темноглазой. Если Вель захочет, сам спросит про комбинезоны. А так — не зря он, видно, сказал именно о «других делах», не вдаваясь в подробности. Если это не признак недоверия, то Рай — безмозглый хобгоблин.       Внимание, вопрос: зачем тащить на Землю того, кому заранее не доверяешь?       Ответ: затем, что устранить эту Дифесу по какой-то причине нельзя, а дома от неё будет куда больше неприятностей, чем тут.       И почему-то совсем не хочется знать, каких именно.