Легенда о Радуге: сказки по-взрослому

      Внезапно.       Чесслово.       Всё, Юльча твёрдо решила — фиг она ещё хоть раз согласится на авантюры Ковалёвой! А возвращаться как, если Луч переклинит? Куда эта самоуверенная балда их вообще загнала? Концерт, концерт, а чё за концерт, до сих пор не раскололась. Небось гадость задумала, потому и молчит. А тащит через вестибюль так, что вот-вот рукав оторвёт, уже швы трещат. Куртка-то любимая, между прочим! Цвета хаки, вся в военных нашивках, а на спине надпись «от осинки не родятся апельсинки» — сама разрисовывала.       — Блин, Жюли!.. Мы где ва-аще? — не, сообразить-то она сообразила, к чему буква «М» над входом, но…       — На «Автово», — и улыбка, как у придурошной, от уха до уха.       Объяснила, ясен пень! Пока Жюли размышляла, как из автомата выжать билетик, Юльча заметила стенд со схемой метро и ринулась к нему… Ёлы-палы, Санкт-Петербург!!! Чуть пол из-под ног не улетел. Случись чего, им так влетит, что в Энск лучше не возвращаться.       Как хотите, а надо честно предупредить, или нагорит по самое не балуйся. Юльча вытащила смарт, покачала головой — пол-аккумулятора как корова языком слизнула, — и быстро накатала мамке в ватсап об их с Жюли местоположении и что Хрупецкий с ними. Почему-то мамку успокаивало, если они были вместе с паразитом. В ответ моментально упал смайлик в виде кулака и грозное обещание «уши накручу», но это мелочи. Даже если слова не разойдутся с делом (а у мамки они крайне редко расходились), то оттаскает она небольно, для галочки.       На перрон Юльча спустилась неохотно — подземку она видела всего пару раз в жизни и сразу невзлюбила, — и тут же заметила среди обыкновенных мраморных колонн несколько очень странных.       — Это чё? — серые какие-то, а на металл или камень непохоже. Попробуй пойми, чем украшены.       — Подойди, — хихикнула Жюли.       Ну, подойти так подойти. Хрупецкий высунул нос из-под клапана сумки:       — Ух ты!       И только приблизившись почти вплотную, Юльча поняла его восторг:       — Чё, в натуре стекло?!..       — Ну да! — в голосе Жюли было столько хвастовства, словно станция была её собственностью и стеклянные колонны она лично придумала. — Классные, правда? Все, кто в первый раз видит, удивляются.       Хрупецкий вывесился из сумки, активно принюхался — даже усы дрожали от интереса. Юльча ему щелчка дала:       — Ты, это, не очень высовывайся. Зверьё в транспорте не любят.       Что-то зашумело, всё сильнее и сильнее. Жюли снова дёрнула её за рукав:       — Поезд идёт. Давай, нам две остановки.       Юльча оглянулась — и не поверила глазам. Это наверху казалось, что Жюли улыбается слишком для себя дебильно? Как же!.. Видели б её сейчас одноклассники — вообще другая девчонка сделалась! Всё тот же ванильно-розовый плащик в рюшечках, всё тот же светлый хвост и примелькавшаяся шляпка, но лицо изменилось на стопицот процентов. Вся королевишная каменность, вся знаменитая бетоннорожесть испарились, словно их и не было. Лицо Ковалёвой жило и сияло такой искренностью, словно её на детсадовский утренник пустили. Она прямо приплясывала на месте, не в силах дождаться, пока электричка остановится и откроет двери, и глаза у неё горели, как лампочки.       Когда состав тронулся, Хруп не выдержал и снова высунул нос оценить тоннель:       — Ну вы, человеки, нарыли. Прямо гномы!       — Ха, — Жюли задрала нос, — гномам такое и не снилось. Знаешь, какое здесь было болото? А сейчас сплошные каналы и реки. Пока дамбу на заливе не построили, даже наводнения бывали. Так что здесь метро — это очень, очень круто!!!       Ой, кому-то захотелось хвастануть городом покрупнее Энска! Между прочим, после крепости-небоскрёба с витражами космических масштабов любое метро — ни о чём. И воздуха в вагоне откровенно не хватало. Юльча подпирала дверь и сдерживалась из последних сил, чтобы не накостылять Жюли за шуточку. Мучься теперь по её милости. А ещё эти дурацкие эскалаторы… В Энске их два с половиной, в торговых центрах на окраине, и того за глаза хватает. А тут один на другом наверняка, как в московском метро, и такой же подземный муравейник. Про столицы правильно говорят — джунгли бетонные. Но Жюли, похоже, прям тащится и от толкучки, и от метрошных катакомб. А вот у неё уже голова кругом, и злость под горлом, и единственное, что не взбесило — запах воды, слабо пробившийся через выхлопные газы, когда они на улицу вышли. Юльча по привычке отложила маршрут в голове — «Нарвская», но тут же раскрыла рот.       — Ого, вот это штука! — донеслось из сумки.       — Триумфальная арка, — пояснила Жюли. Ну точно, хвастается Питером, как собственной дачкой. — А вы чего хотели, это всё-таки самая культурная столица мира!       Арок, что ль, не видели? Юльча фыркнула:       — Культура-бескультура… Тут машины как, по головам друг у друга ездят?       Пробка и впрямь была некислая, даже на мосту в Энске такой не встретишь. Жюли оглянулась, что-то смекнула и, вздохнув, сдалась:       — Ну ладно, ладно. Увлеклась. Простите, я люблю Питер, — её твёрдая узкая ладонь подтолкнула Юльчу. — Побежали на маршрутку, а то опоздаем.       Ещё и маршрутное такси. И оно Юльчу капец как добило.       Чего ожидаешь после слова «маршрутка»? Ну, маленького и с остановками «у следующего столба», ага. Энская маршрутка — уклеенная рекламами пассажирская «газель», неторопливо ползущая от столба к столбу. Но Питер оказался наводнён мини-автобусами, набитыми под завязку и совершенно сумасшедшими, глубоко наплевавшими на все правила дорожного движения, даже страшно заходить. И проезд офонареть сколько стоил, в два раза дороже, чем дома. В метро Юльча задуматься об этом не успела, ей просто впихнули карточку-билетик в руки, она и пошла, но тут-то табличка прямо над водительским местом висела, крупным шрифтом…       Сидячих мест не досталось, так что они забились в конец, у задней двери, и принялись пялиться в окно, все втроём. И почти сразу стало ясно — здесь ещё хуже, чем показалось сначала. Как бы ни сияла Жюли, как бы ни интересовался всем подряд Хрупецкий, а Юльче здесь совсем, совсем не нравилось! Слишком мало деревьев, слишком много острых углов, слишком много высоких тёмных зданий, поставленных слишком плотно. В Энске дома по два-три этажа, если не считать новостроек на окраинах. И они не толпятся у проезжей части, а тонут в палисадниках, и обочины непременно обсажены липами, берёзами и тополями. Здесь же деревья несмело высовывались из-за зданий, словно бедные родственники, или были загнаны в резервации прочерченных по линейке скверов, даже жалко их стало. Но… В отличие от Энска, здесь пахло большой водой, и чем дальше, тем сильнее, это даже сквозь горькую вонь выхлопных газов ощущалось.       Почти сразу после этой мысли маршрутка вылетела на мост.       — Обводный канал! — весело завопила Жюли, как будто старого приятеля встретила. — А дальше будет Фонтанка и канал Грибоедова, мы прямо по набережной поедем.       У неё даже ноздри шевелились, как у Хрупецкого, словно она весь город хотела в себя через нюх втянуть. И её не смущали ни асфальтовое царство, ни угрюмые стены, спрессовавшие улицу, ни серое унылое небо, ни дребезг переполненных трамваев.       — Здесь трава-то выживает? — хмуро уточнила Юльча. Канал слишком быстро промелькнул, чтобы произвести хоть какое-то впечатление.       — А?.. — Жюли, похоже, не догнала вопрос. Но чем дальше маршрутка лавировала по загруженным улицам, тем больше становилось стен и меньше растений, и Юльча уже понимала мамку, которая по пути в Карелию изо всех сил старалась сюда не сворачивать. Даже когда в Выборг два года назад ездили, Питер с ветерком пролетели по платной, через залив. Там было красиво, там было видно порт с гигантскими паромами, а не вот эти тоскливые угластые кварталы. Впрочем, это всё равно лучше, чем Москвабад — в первопрестольной вообще дурдом на выгуле.       Жюли вдруг присмотрелась к ней и сдвинула брови:       — Что, мрачновато кажется?       Юльча решила всё-таки побыть вежливой и неопределённо пожала плечами. Не говорить же в лоб, «кошмар ваши столицы».       — Бывает, — продолжила Жюли. — Питер не всем сразу открывается. Иногда его распробовать надо. Было б время, я б тебя по крышам протащила, я тут знаю классные места. Тебе бы конкретно понравилось.       — Слишком мало растений, — уж сорвалось так сорвалось, ctrl+z не нажмёшь.       Жюли только язык показала:       — Зато много ветра.       Юльча ответила пузырём из жвачки. Как там, в рекламе — лучше жевать, чем говорить?       Нужную остановку они чуть не проехали, так как Хрупецкий принялся забрасывать Жюли вопросами о городе, а она охотно отвечала и слишком увлеклась. Юльча и сама уши развесила не хуже паразита, хоть и притворялась равнодушной. Вот уж не думала, что их ходячая википедия столько про Питер знает. Хотя… Она как-то говорила, что тут её предки жили. Но всё равно, не в гиды ж собирается?       Выскочили они из автобуса в последний момент, глупо хихикая и едва не оборвав ремень сумки. Улица здесь была здорово широкой, и опять водой вкусно пахло — как выяснилось, не случайно, от остановки было рукой подать до канала, как Жюли сказала, Крюкова. И через мост в обратную сторону топать пришлось. К этому моменту от обилия исторических кварталов у Юльчи пошла голова кругом, но не заметить, что идут они к очень странному зданию, она не смогла:       — Это чё за… мастодонт на парковке?       — А? — не поняла Жюли.       — Ну, вот этот золотой зуб, — а как ещё описать дом, не вписывающийся в старинную улицу от слова «совсем»? — Универмаг, что ль?       Жюли заметила наконец, куда она глядит, и схватилась за живот от хохота:       — Ох! В яблочко! Знакомься, ТЦ «Мариинка»! — надо ж так ржать, ей даже на каменные перила моста пришлось опереться.       — Чё?.. — ну не по ней аттракцион «попробуй въедь в слова королевишны», слишком быстро кое-кто скачет мыслями и забывает, что все вокруг не телепаты.       Жюли тоненько скулила ещё с минуту, прежде чем выжала ответ:       — Новый корпус Мариинского театра. Ну он конкретно же не вписывается, а ещё сколько старых домов из-за него снесли! Сама-то Мариинка вон, — она мотнула головой назад, на зелёное здание музейного вида, которое они только что просвистели. — Всё-таки Питер тебя догоняет!..       И только тут у Юльчи внутри ёкнуло.       — Надеюсь, нам не туда? — с жутким подозрением спросила она. От королевишны чё угодно можно ждать, даже такой подставы, как концерт какого-нить Чайковского!       Жюли оценила её физиономию и с садистской ухмылочкой ответила:       — Туда.       — Я тебя убью, — пообещала Юльча, борясь с желанием помочь ей перевалиться через перила в канал.       Жюли снова хихикнула, бросила взгляд на часы и взвыла, забыв о веселье:       — Ой! Опаздываем! Бего-ом!!!       И понеслась длинными прыжками по мосту, а потом по набережной вдоль здания, как хочешь, так за ней и поспевай. Юльча про Мариинский театр почти ничего не знала — лишь смутно припомнила что-то про «Лебединое озеро», тыц-тыц-тыц, «коровы шли на водопой организованной толпой» и всё такое. Театр — это ж такая нудятина, мир картонных декораций, неестественных диалогов, неразборчиво голосящих певцов, скачущих тёток в пачках и смертная скучища. Короч, та степень условности, с которой ужиться нафиг не получается. Проще в большого бесполезного робота поверить и в звездолёт класса «утюг», чем в сцену. Как представишь, чё там за концерт, так плохо становится. И не денешься никуда с подводной лодки. Как из Питера без Жюли выбираться-то?       Ладно, на худой конец можно поспать в кресле.       Подошли они не к главному входу, а к боковому — со стороны канала к зданию театра была пристроена стенка-фасадик с закосом под старинное здание, а прямо следом обнаружилась дверь с подписью «служебный вход №2». Жюли нагло пошла внутрь, но не успела Юльча озадачиться, а можно ли так, как раздалось громкое:       — Ой, Ю-уленька пришла! Да ещё с подружкой! А мама где?       И рожа королевишны обтекла, как майский снег.       Есть тип бабушек-вахтёрш ростом со стул, объёмом с двухсотлитровую бочку, с лицом бульдога и с жизненным принципом «хватать, тащить и не пущать». Они вечно всех знают, никого не забывают и всё припомнят при случае. Прорваться через таких бабушек сложнее, чем через взвод ОМОНа, и Юльча всегда перед ними робела, а они, как назло, постоянно встречались в кинотеатрах, в раздевалках поликлиник и в прочих людных местах. Но то, что такая вахтёрша может улыбаться во весь рот и мелко одобрительно кивать, она даже представить не могла.       — Здравствуйте, Елена Борисовна, — промямлила Жюли с выражением «чёрт, нарвались». Надо выручать:       — А тётя Ираида с нами не пошла. У неё дела какие-то.       Жюли благодарно на неё посмотрела.       — Ну, ничего, ничего, — закивала бабулька. — Адочка меня предупредила, что от неё придут. Вот уж не думала, что это ты, Юленька. Давайте-ка плащики с сумками у меня оставляйте, а потом по коридорчику и по главной лесенке наверх. Концерт-то, того… Уже вроде начинается.       Впрочем, дружелюбие только на Жюли и распространялось — на порезаные джинсы и растянутый тельник вахтёрша весьма неодобрительно взглянула. Подумайте, тоже. А что, в бархатном платье до полу надо было по маршрутке рассекать? Тиятра, тьфу ты. Юльча б приплатила, чтоб сейчас в родном штабе оказаться, классической музыки ей за стопицот тыщ денег не надо.       …Э, стоп. Сумку оставить?!       — Извините, а можно, мы с собой плюшевого зайца возьмём? — Жюли сообразила то же самое и нашлась раньше, чем Юльча. — Он наш талисман.       — Конечно, деточки, — закивала вахтёрша.       Но Юльча не только Хрупецкого, снова впавшего в режим игрушки, вытащила, но заодно и скетчбук с пеналом. Сидеть, скучать на этом, тьфу ты, «концерте»? Может, в зале будет не очень темно, хоть время впустую не убивать…       Когда они улепетнули в коридор, Юльча всё-таки дёрнула Жюли за рукав:       — Адочка — это кто?       — Моя тётя. Она балерина. Раньше танцевала — не прима, конечно, но и не третий лебедь в пятом ряду. А сейчас молодёжь учит, — фигасе у неё связи!.. — Досадно, Елена Борисовна точно ей стукнет, что я тут была. Не знаю, как вообще отмазываться, если до Ираиды дойдёт…       Юльча хихикнула:       — Ираида и Аделаида?       — Ещё и Зинаида…       Ну и назвали. Бабушка с дедушкой-то у неё шутники!       — А просто-Иды нету?       Жюли печально завела глаза к потолку. Юльча справилась с хихиканьем и предложила:       — Скажешь, что тебя тут не было. Не могла же ты, мол, в Питер за секунду перенестись, ага? Пусть хоть до позеленения электронный дневник проверяет.       — А музыкалка?       — Самолётом ты в Питер летела? Ну прям как маленькая! Скажешь, подружка сетевая тётку пранканула, парик косплейный нацепила и подгримировалась, та сослепу и перепутала. Хошь, я скажу? Могу даже фотку в фотошопе сляпать!       Жюли смущённо на неё поглядела:       — Тебе никто не говорил, что так врать… просто стыдно?       И потянула её за собой, даже времени оглядеться не дала — осталось лишь смутное впечатление о холле-колодце высотой во все этажи, о водопадах хрустальных бусин с потолков, о золотистой стене, о серо-голубых отблесках оконных стёкол, о чумовой лестнице, мраморно-овальной, со стеклянными перилами…       И с музыкой.       Первые аккорды они услышали, ещё со всех ног спеша наверх. Странно, Юльча как-то думала, что всякое такое в зале должны играть, но в натуре дела обстояли чудесатей — на четвёртом этаже обнаружился здоровенный холл с панорамными окнами, в торце которого возвышались сиденья для зрителей, уходящие под самый потолок, как в кинотеатре. И прямо в этом самом холле играли музыканты, а слушатели, которых оказалось неожиданно много, забили все места и даже частично стояли на лестнице. Во дураков-то на свете!..       — Это фойе Стравинского, — вполголоса объяснила Жюли, забравшись повыше по лестнице. — Жаль, не успели к началу. Давай, что ли, здесь пристроимся.       Музыкантов было мало, всего пятеро, но инструментов на стульях лежало ещё на десятерых — Юльча с уверенностью определила только разнокалиберные блок-флейты и лютню, знакомые всем уважающим себя ролевикам. Судя по звукам маленького пианино, за которым сидела совсем молодая тётенька, это было вообще не оно, а самый, в натуре, клавесин — как он звучит, Юльча слышала в записях. Остальное — какие-то нескрипковые скрипки, мега-дудки и прочее хозяйство — она раньше не встречала, да и неинтересно было. Одно облегчало её трудное положение: судя по набору инструментов и по тому, что уже звучало, музыка планировалась старинная, а не симфоническое занудство. И то хлеб. Под классику только спится хорошо, но не на ступеньках же. А против менестрельского репертуара Юльча ничего не имела и как бы в курсе была про то, что в реальности музыка мейстерзингеров очень мало походила на толкиенистское лабание на гитаре и песни про непутёвых рыцарей и разноцветных назгулов. Не совсем же она из леса.       Жилет — на ступеньку, чтоб мягче сиделось. Не хватало стоять фиг знает сколько времени. Это королевишна вся в музон ушла, глаза как в космосе. И Хруп рядом с ней на перилах пристроился слушать. Как бы не навернулся, падать тут здорово высоко. Хотя он цепкий, как кошка, чё ему сделается? Пусть слушают, раз им такая фигня заходит, а она делом займётся.       Ну, блин, опять карандаш куда-то завалился. Вот у Зю хорошо человечки получаются, особенно модные принцесски, а Юльча привыкла зарисовывать природу, улицы и тачки, только в школе не любила с этим палиться. Папка с мамкой даже набор маркеров подарили, чтоб удобнее было пейзажи фигачить. Попробовать, что ли, зал набросать? Если воспринимать музыку, как фоновую, то это даже расслабляет… Юльча скосилась на музыкантов — и чуть пенал не уронила.       Ёлы-палы! Как сразу не обратила внимания на того дядьку со скрипкой?! Весь такой нереально долговязый, почти как Велимымра, и такой же тощий. А вот волосы у него совсем светлые, и лицо худое и нервное, длинноносое, со знакомым английским подбородком, со знакомыми голубоватыми тенями вокруг глаз. И сразу вопросов не осталось, почему королевишна их сюда притащила — сходство слишком офигенное, чтобы хоть каплю сомневаться. Юльча даже не стала задавать идиотский вопрос: очевидно же, что Жюли к своему бате слиняла. Ей чё, и видеться с ним запретили? Раз уж магия-шмагия в ход пошла? Офигеть у неё мамка в таком случае, совсем отмороженная.       Ровно в этом месте хвост Хрупецкого по макушке хлопнул. Чего это он? Юльча подняла взгляд, но паразит сидел мордой в фойе и не косил на неё хитрым лиловым глазом, весь в слух ушёл. Наверное, случайно задел…       Она долго шкрябала графитом по бумаге, грызла карандаш, стирала и снова шкрябала, пока не набросала что-то, отдалённо напоминающее здешний модернистский интерьер. Обвела линером и, высунув кончик языка, долго и старательно стирала ластиком набросок. Мозг совсем отключился от музыки, затейливой, но однообразной. Краем глаза Юльча видела, что музыканты вправду меняли инструменты, каждый играл на нескольких, за исключением пианистки… или, вернее сказать, клавесинистки? Или клавесинши?.. Великий и могучий русский. Жюлькин батя объявлял названия, иногда рассказывал что-то короткое и забавное про композиторов и их произведения, но Юльча совсем не слушала, только подметила, что голос у него глубокий и звонкий. А потом Жюли тихо сказала «ой», Юльча поглядела вниз и поняла, что их засекли.       — Линяем? — спросила она вполголоса, пока Жюлькин батя гневно сверкал на них глазами, ни на миг, впрочем, не прекращая запиливать на своей странной скрипке.       — Только хуже будет, — жалобно всхлипнула Жюли. — Я не думала, что он нас здесь заметит.       — Как объяснять станешь?       — Правду расскажу, и будь что будет, — Жюли горько повисла на перилах. Похоже, музыка её больше не радовала. — Подойду к нему в перерыв. Ты со мной?       Юльча невнятно угукнула. Гнило её бросить будет. Получать по шапке — так обеим. Вряд ли её батя, конечно, поверит в магию-шмагию и в то, что Жюли, не чихнув, их из Энска в Питер перебросила, но… Но… Неправильно это, что девчонки ничего рассказать мамкам не могут. Ну хоть папкам. Хоть одному из папок.       Перерыв случился минут через десять, и Жюли, сгребя Хрупецкого в охапку, мрачно вниз потащилась, огребать. Юльча сунула маркер в пенал и за ней. Её батя — ну ведь батя же, правда? — им навстречу, быстрым шагом, с грозным лицом:       — Жюлька!..       — Это Игорь Станиславович, мой папа, — повесив нос, представила та. — А это — Юльча, моя… подруга. И… Хруп.       А Хрупецкий-то продолжает игрушку разыгрывать, лежит трупиком, даже не мигает. Хитрый какой.       — Здрасьте, — сказала Юльча, пытаясь запихнуть пенал в задний карман джинсов.       — Жюлька, ты здесь откуда? — в глазах её бати стояла настоящая паника, он даже за телефоном полез.       — Ой, Юлёк, — донеслось со стороны клавесинши. — Ты с мамой?       — Нет…       — Только не говори, что ты сбежала из дома, — тихо уронил Жюлькин батя, листая что-то на смарте. Как его… дядя Игорь. Юльча решительно поправила:       — Она не сбежала, а на концерт приехала.       — Не звони, — Жюли быстро положила ладонь на руку дяди Игоря. — Я тебе после концерта всё расскажу, только не звони Ираиде. Всё в порядке. Правда.       — Ага, — кивнула Юльча. — Да вы не сердитесь. Ситуация чесслово под контролем. И мы чесслово всё расскажем, — она мгновение подумала и закончила чуть поразвязнее: — А то от нервов изжога развивается.       Дядя Игорь только головой покачал, убирая смарт:       — Ох, Жюли!.. — ага, теперь-то понятно, почему она себя так называет. А он помолчал и добавил: — А третий-то ваш где?       — Третий? — они переглянулись.       — Ну, мальчик рядом стоял… Мне показалось, он с вами?       Они обе вытаращились.       — Немного вас постарше, — уточнил дядя Игорь. — Или юноша. Невысокий, я не разглядел толком. Светленький такой. Я из-за него вас и заметил.       Жюли пожала плечами и, ничего не ответив, вдруг прижалась к нему изо всех сил. Даже хвост Хрупецкого слабо дёрнулся — придушила на радостях. Юльча, не особенно спеша спасать паразита, попыталась припомнить, был ли кто-нибудь рядом, но не смогла.       — Не, мы вот, все как есть, — она перемялась с ноги на ногу, чувствуя себя не вполне нужной. — Лан, я обратно на наши ступеньки, пока их не заняли. Давай Хрупа, — Жюли не среагировала, пришлось легонько тряхнуть её за плечо. Тогда она кое-как передала Хрупецкого, по-прежнему не отрывая лица от отцового фрака. И тут обжора, само собой, подло чихнул, как нарочно. Перехватив удивлённый взгляд, Юльча немедленно изобразила, что вытирает нос, широко улыбнулась и побыстрее пошла на лестницу. Даже если дядя Игорь засёк, что чихал плюшевый котокроль, теперь он быстро себя убедит, что «профессор был неправ, всё не так было».       И всё-таки она прошипела, приподняв Хрупово длинное ухо:       — Конспирация? Не, не слышал.       Тот едва заметно хихикнул.       — Ты это прекращай, — рассердилась Юльча, — по тиятрам со зверьём нельзя. Не хочешь, чтобы нас выперли, а Жюли ещё и нагорело, придержи свои фокусы.       — Понял, понял… — беззвучно хихикать, впрочем, он не перестал, она руками чувствовала.       На вторую часть концерта Жюли к ним не поднялась, но тут без обид: даже с такого расстояния видно, как ей не хочется отлипать от бати. Юльча раскрашивала рисунок маркерами, жалея об оставленном рюкзаке и о том, что время зря уходит. Можно было уже и домашку по русскому нафигачить, и всю матишу на среду решить, и программульку для информатики доковырять. Любовь Евгеньевна знает, что у неё папка — программер, поэтому разрешила, пока остальные долбят азы, тихо качать навык по написанию сетевых скриптов. Так ей и сказала — запусти, типа, сайтец к концу года, чтоб с обратной связью, свистелками и звенелками, тогда «пятак» в году и на всю оставшуюся жизнь обеспечен.       Папка быстро бы любой скрипт собрал, и даже сам предложил. Но ведь это скучно. Самой интереснее.       Юльча так увлеклась раскрашиванием, что пропустила конец концерта, и если бы её не ткнул носом под локоть Хрупецкий, в жизни б не заметила, как Жюли активно машет ей рукой, гоу вниз и всё такое.       Ссыпавшись по лестнице и с трудом протолкавшись через поток расходящихся зрителей, она подошла к Жюли. Подошёл и дядя Игорь, сурово на них поглядел:       — Ну, объясняйте, девушки, как вы тут оказались и как обратно собираетесь.       Жюли сосредоточенно сдвинула брови, глядя на стул с блок-флейтами. Ох, нет! Ну когда она научится?!..       — Ты чего? — Юльча даже кулаком её пихнула. — Опять при всех шмагить собралась?!       — Да кто заметит, — отмахнулась Жюли. — Пап, стул видишь?       Золотого света почти не было — так, несколько искр, словно отблеск от прорвавшегося сквозь облака солнечного луча. Но стул оказался в метре от того места, где стоял раньше. Юльча всё-таки оглянулась на людей, но всё обошлось, никто на них не обращал внимание.       Дядя Игорь не завопил, не подпрыгнул, не протёр глаза, даже челюсть балкончиком не отвалил. Помолчал, слегка прочистил горло и спокойным голосом спросил:       — И… как это… было сделано?       Юльча немедленно вклинилась:       — Телепортация. Жюли на любое расстояние может, хоть на луну.       — А Юльча прошлое видит, что на самом деле было, а не что в учебниках написано, — вздохнула Жюли и снова сникла. — Пап, мы теперь волшебницы.       Надо отдать должное её бате — даже после такого сногсшибательного известия он остался спокойным, как скелет бизона. Похоже, обоим её родителям хладнокровия не занимать. Тогда понятно, откуда эта бетоннорожесть — наследственное.       — Так, — серьёзно сказал дядя Игорь, барабаня пальцами прямо по ноге. — Так. Та-ак… Ладно. Вы, небось, голодные обе — поехали.       — В «Вишенку»?! — тут же подпрыгнула Жюли, и вся виноватость с неё старой штукатуркой обвалилась.       — В «Вишенку», — обречённо вздохнул дядя Игорь. — Дома всё равно одни пельмени. Я ведь тебя не ждал.       Пельмени? Свой человек! Юльча даже «лайк» показала. И через пару минут — второй, как на стоянку вывалились, потому что старенькая, но чистая и ухоженная «калина кросс» выглядела в разы симпатичнее всяких крутых «лексусов» и «мерсусов».       За полчаса, пока до таинственной «Вишенки» по пробкам добирались и парковку искали, всё слово за слово и рассказали. И про Радужную планету, и про паразита ушастого, и про сауронов в космосе, и про талисман, и про предсказание — Жюли его, оказывается, наизусть выучила. Естественно, смущались, путались, перебивали друг друга уточнениями, и вышло всё как-то скомканно и невнятно. Хрупецкий нагло высунулся из сумки, но помалкивал, только усами по-заячьи хитро дёргал, словно улыбку прятал или хавку предвкушал. Учитывая, что ехали они явно в кафешку, скорее, второе.       Обстановка «Вишенки» идеально подходила к их ситуации. Типичная фэнтезёвая таверна: небелёные кирпичи, тяжеленная деревянная мебель, которой удобно головы проламывать, люстры из тележных колёс и всякая утварь из глины по полкам. А ещё вкусных запахов до горизонта, слюнки прям с порога потекли. И, естественно, когда уселись за стол и перегруженный сумбурной информацией дядя Игорь стал меню зачитывать, Хрупецкий не выдержал и пропищал:       — А можно мне тоже супчику?       Наконец-то. Наконец-то хоть какая-то реакция кроме многозначительного «та-ак»: дядя Игорь даже меню уронил и поперхнулся, когда из-под крышки стола эта наглая ушастая башка вылезла и высказалась.       — Хруп! Человека заикой оставишь! — прошипела Юльча, борясь с желанием двинуть локтем промеж длинных ушей, да покрепче. Жюли только захихикала, прикрывшись ладонью. — Официантам не пались, паразит.       — Крылья, — дядя Игорь явно боролся с желанием протереть глаза. — В воздухе?.. И светятся?!       — В воздухе и светятся, — печально согласился Хрупецкий. — Почему это всех удивляет?       Жюли глаза завела к сводчатому потолку, Юльча оперлась локтями на толстые доски столешницы. Надо же, не только её чумовые родаки способны всякое такое видеть.       — Но раньше… они казались… плюшевыми… — выдавил по слову дядя Игорь.       — Мало ли что кажется, — вид Хрупецкого стал ещё более сиротским, но глаза лукаво заблестели. — Так что там про супчик?       — Я с тобой поделюсь, — мужественно пообещала Юльча. Только сейчас, за обеденным столом, она-то и поняла, как тяжело распополамить школьный завтрак с проглотом, а потом ещё целый занудный концерт без обеда высидеть. Но клянчить отбивную с картошкой фри или что-нибудь такое же существенное было бы нехорошо: если в Питере маршрутка стоит как самолёт, то и в кафешках вряд ли цены, как в привокзальном киоске с пирожками. Можно и полтарелкой супа перебиться до дома.       Но дядя Игорь, наверное, ещё не забыл школьную жизнь, так что, не спрашивая, заказал им и по супчику, и по второму, и по десерту, и всё оказалось бессовестно вкусным. Неплохо живут в столицах. Даже Жюли съела всё до капельки, хотя в школе горазда оставлять половину на тарелке, а что до паразита — пулей смолотил обед и вылизал посуду, пока никто не видел.       — Значит, волшебницы с волшебным зверем, — заключил дядя Игорь, когда они только-только выскребли тарелки из-под супа и потянулись за вторым. — Я так понял, у вас и третья девочка в команде? Что ж вы её с собой не взяли?       — Мы звали, она не пошла, — пожала плечами Жюли и зарылась вилкой в месиво из свежих овощей. — Расколдоваться пытается, наверное... Надо ей, кстати, написать, как там дела.       — Расколдоваться? — уточнил дядя Игорь.       — У неё магия материи, — прошамкала Юльча сквозь картошку-фри. — Ну, там, из воздуха бутерброд и всё такое. Она себе нечаянно волосы перекрасила, и ей от мамки влетело по первое число. А обратно никак.       — Наверное, от волнения, — подхватила Жюли. — Мы пытались её успокоить, а она только накричала и ушла, — она подумала и добавила: — Рыжей ей лучше, но блондинкой тоже ничего. Все наши-модняши тут же зауважали.       Юльча залезла в карман за смартом и, плюхнув его на стол, отписала Зюньке вКонтакт: «Хорошо, что не пошла. Классика, блин. Я чуть не уснула».       — М-да, — задумчиво протянул дядя Игорь. — М-да-а… Вам не кажется, что её всё-таки надо было взять или остаться с ней? Наверное, она расстроилась.       Сообщение погасло — Зюнька его сразу прочитала, но не ответила. Юльча опустила взгляд, краем глаза видя, что Жюли тоже заёрзала вилкой по тарелке, и буркнула столешнице:       — А чё она… завредничала… Не мы ж ей волосы перекрасили.       — Мы пытались поддержать, — добавила Жюли.       — Бывает, — неожиданно легко согласился дядя Игорь, внимательно глядя сразу на них обеих. И как только ухитряется, вроде не строго, даже добро, а пробирает… — Малину любите?       — А?       — В малиннике всегда крапива, в дружбе всегда ссоры. Хотите малинку есть — крапивку потерпите, — он легонько щёлкнул их обеих по носу. — Люди все разные, в ком-то больше малины, в ком-то больше крапивы. Но если не испугаться и потерпеть, так именно в крапиве самая малина.       Это уж точно, не поспоришь, ради Зюнькиного печенья любую крапиву вытерпишь. Хотя Зюнька не крапива, она заноза. Но ведь они сами решили дружить, втроём. Значит, и тёрки друг с другом надо на тормозах спускать? Может, дядя Игорь и прав, не стоило Зюньку одну оставлять. Ну как от плохого настроения опять к Велимымре дёрнет, и расхлёбывай потом…       — В конце концов, вы же Рыцари Радуги, — закончил дядя Игорь.       — И что? — удивилась Жюли.       Он пристально поглядел на неё:       — Ну-у, Жюлька, ты меня прямо разочаровываешь. Что значит радуга?       Жюли пожала плечами:       — Атмосферное явление.       — Радость?.. — Юльча не очень была уверена в такой трактовке, просто вспомнила, что сама с детства чувствовала при её виде, когда после ливня выбегала во двор лужи мерить. Да что там, крикнешь «радуга», и не только дети — все взрослые сразу обернутся и радостно заулыбаются. Не зря же, наверное?       Дядя Игорь улыбнулся, отпил свой кофе и нараспев продекламировал:             — «Давным-давно разверзлись небеса,             И дождь обрушился сметающей лавиной,             Тонули под водой поля, леса,             И города, и горные вершины.             По водам шёл Ковчег, и Ной молил,             Чтоб воды замерли на целом белом свете,             Чтоб ливень бег свой на мгновенье прекратил,             И больше не было потопов на планете.             Услышал Бог и дождь остановил,             И в синем небе выгнулся дугою             Мост семицветный — как источник сил,             Как мира знак меж небом и землёю»*.       Понять бы ещё, что случилось — под конец стиха Юльче на уши словно подушку навалили, а в глазах не то чтобы потемнело, но… Как под воду окунулась — нет, как будто она сама и есть вода, глубокая бесконечность, неостановимая, непреодолимая, мятежная стихия, проламывающая любые преграды, подчиняющая себе абсолютно всё, смывающая неправильное, стирающая скверное, единственная способная создать чистый лист… И неспособная сама остановиться.       Пока в каждой её капле не засияет ясная, дробящаяся разноцветьем дуга солнца.       Любая капля мнит себя бесконечностью, потому что сфера, имея границы, не имеет конца. Мир цикличен, но вместе с тем бесконечен. Капля — вселенная, вселенная — капля.       Капли сливаются, сливаются и горят семицветьем.       Тепловая смерть вселенной? Чё? Алё, гараж, а как насчёт незамкнутых систем?..       Ничто во мире не изолировано до конца, иначе оно не смогло бы существовать.       И даже там, где кругом рвы и стены, всё равно есть мосты.       Мосты между берегами, между мирами, между душами.       Самое главное — научиться их строить, а остальное приложится.       Мир во вселенной держится не на изоляции, а на мостах.       И наипервейший в их списке — тот самый, семицветный.       Стол едва не ударил по лицу, и только после этого Юльча поняла, что пошатнулась и чудом не навернулась со скамьи. Дядя Игорь смотрел на неё во все глаза. Жюли, вредина, нарочно громко спросила:       — Это ты ругалась, чтоб не волшебнить при свидетелях?       Волосы холодно плеснули по шее. Блин. Бли-ин!!! Это чё щас было?!       — Привидится же, — Юльча протёрла глаза и тряхнула головой. Шевелюра немедленно сделалась нормальной, свисла в тарелку. Ищи теперь резинки под столом!.. — Хрупецкий, твои фокусы?!       — А чего сразу я? — прочавкал паразит. Картошки на тарелке, между прочим, круто поуменьшилось, словно ему своей порции мало. — Луч спроси, чего он тебе сказать хотел.       — Что-то про мир… про мосты, — неуверенно протянула Юльча. Жюли захлопала ресницами, а дядя Игорь, напротив, уже взял себя в руки и покивал многозначительно.       — Не удивляйся, — сказал он. — У многих народов радуга была связью со сверхъестественным миром, лестницей в небо, мостом в страну богов. У славян даже рай назывался «ирий», то есть «радужная страна», — тут паразит невнятно хрюкнул, словно подавился или зажевал хихиканье стыренной картошкой. — У индусов она — солнечный лук Индры, разгоняющий тьму, а ещё знак Агни, бога огня творения и посланника других богов. У древних греков — добрая весть с Олимпа. На Ближнем Востоке — союз стихий. У китайцев — символ единства Неба и Земли. У христиан — знак мира и прощения.       — То есть мир, союз и мост, по всей Земле, и логично предположить, что в космосе тоже, — заключила Жюли. — Пап, это всё объясняет.       — Чё объясняет? — уточнила Юльча. У этой ходячей википедии мысли, как Воронеж — фиг догонишь!       — То, что в пророчестве о трёх друзьях говорится. И что силу талисмана нельзя направить на разрушение, — важно подняла палец Жюли. Самая умная, блин. Она ва-аще выключит королевишну?! Юльча её под столом ногой пихнула:       — Спасибо, кэп. Я думала, чё-то новое.       Жюли ей язык показала.       — Да, девочки, — засмеялся дядя Игорь, — смотрю, мосты вам строить и строить. — Он посерьёзнел. — Жюльк, а мама в курсе?       Та скисла, как магазинный помидор:       — Нет.       — А зря, — дядя Игорь нахмурился. — Если я правильно понял ваш рассказ, вы с инопланетными волшебниками отношения выясняете. Я верю, что ваши силы позволяют перемещаться куда угодно и время поворачивать вспять, но ведь может случиться буквально что угодно. Лучше, если мама будет знать обо всём заранее.       — Она не мама, она Ираида, — буркнула Жюли. — Па-а, не выноси мозг, а? Даже если я её на луну закину, она не поверит, что это правда, зато найдёт тысячу способов нас с девочками развести. Конкретно так отправит в другую школу. А я не хочу.       — У них всё сложно, — подтвердила Юльча. Жюли уныло вздохнула и принялась кромсать ножом огромную квадратную лепёху, почему-то называющуюся вафлей. Как-то раньше казалось, что вафли — это такие многослойные хрустяшки с вкусной начинкой из сахара и шоколада, а не генно-модифицированная оладья в клеточку. Но сама Юльча возиться с ножом не собиралась и по-человечески наколола свою порцию на вилку. Большому куску рот радуется.       Дядя Игорь поглядел, как они ковыряются с едой, покачал головой и предложил:       — Жюльк, я могу сам с ней поговорить.       Жюли подавилась, закашлялась и отчаянно замотала головой, пока Юльча её по спине дубасила.       — Как хочешь. Но всё-таки найди возможность её как-то предупредить. Видите ли… Такие силы не могут не привлечь внимание разных людей, — он так выделил слово «разных», что даже стул понял бы намёк. Юльча тоже вздохнула и подтвердила:       — Ваще-то мы понимаем обстановку. Дядь Игорь, не думайте, что мы уже совсем… того, об асфальт. И мои родаки в теме, им такое можно рассказать, они свои в доску. Мамка сразу нам по шее, если мы чё-то творим не по делу. И потом, сами ж понимаем, чё с нашей силой наворотить можно, — она откусила тёплую вафлю и договорила с набитым ртом: — Нам ещё достанется, что в Питер слиняли…       — Ты ей уже сказала? — чуть не заплакала Жюли.       — Первым делом, ещё в метро, — Юльча махнула рукой, едва не отправив вафлю в полёт, — она ж велела, чтоб если чё, мы её сразу в курсе держали. С ней лучше не спорить, а то — во!       И кулак с вилкой ей под нос сунула для наглядности.       Дядя Игорь пристально на неё поглядел и вдруг сказал:       — Нам бы с твоими родителями телефонами обменяться, Юля. Мало ли…       — Да без базара, — Юльча быстро нацарапала оба номера и имена-отчества прямо на салфетке. А заодно папкино «мыло». — А ваш можно? Я им передам.       — Юльча, ты чего, — вдруг дёрнула её Жюли, — хоть бы маму спросила. Нельзя без разрешения давать чужие номера!..       Тьфу, начинается.       — Выключи уже королевишну, не тот случай! — не выдержала Юльча. — Дело-то серьёзное. Мамка мне точняк обеспечит по шее, если телефон зажилю. Велимымра чё-нить отколет, или его зелёные человечки отожгут, или на Бетельгейзе придётся срочно дёрнуть без предупреждения, и чё тогда? Ты хоть знаешь, сколько телефонный звонок мамке лететь оттуда будет? Шестьсот лет в один конец! И это — если опять аккумулятор не сядет в ноль. А тут полиция беготню поднимет — ещё донюхаются, что мы волшебнить можем, и тогда ваще капец, жизни не дадут, я уже не раз говорила!       — Конкретно, — согласно простонала Жюли и демонстративно стукнулась виском о стенку. А потом ещё раз. И проныла: — Ну почему волшебницам в реальном мире так трудно? В мультиках вон, супергерой — значит, аплодисменты, почтение и конфетки впридачу. А на деле… В лучшем случае сэлфи в инстаграм. И никаких «спасибо».       Хрупецкий, зараза, в голос заржал. Юльча его пихнула и принялась списывать телефонный номер с протянутого ей смарта дяди Игоря — сразу в ватсап, мамке, с припиской, чей и зачем. В ответ прилетел «лайк» без комментариев. Значит, мамка всё ещё сердитая, раз только смайликами разговаривает, и дома достанется.       И лучше заранее заесть стресс.       …В общем, обожрались они знатно — даже животы заболели, пришлось в туалет топать.       — Клёвый у тебя батя, — заметила Юльча, пока они руки мыли. — Чего ты про него раньше не рассказывала?       — Они развелись, когда мне было пять, — Жюли подставила пальцы под струю воды. Голос её зазвучал глуше. — Ревновали друг друга. Он её к работе, она его к скрипке. Это Адочка их познакомила, а разницу в характерах не учла. Ну… И вот. Ираида после развода в Энск решила переехать, квартиру продала, прямо на Невском, родительскую, старую. И все деньги в бизнес вложила. Тётя Зина до сих пор за это дуется, считает, что зря.       Семейные дрязги — фу, скучища. Но шпилек под языком почему-то не нашлось. Наверное, кислый взгляд Жюли их растворил. Захотелось не подколоть, а подбодрить, и Юльча её слегка кулаком пихнула:       — Не дрейфь, прорвёмся. Теперь-то к бате хоть каждый день летать можешь.       — Нет, — покачала головой Жюли. — Помнишь, нельзя для себя силу использовать? Я и так нарушила… — она расстроенно вздохнула, вытирая руки бумажным полотенцем. — Какой из меня рыцарь после этого…       — «Don’t worry, be happy», — Юльча снова её в плечо подтолкнула. — Зато про радугу полезное узнали, и твой батя теперь в курсе про магию-шмагию. Всё не зря слетали.       — Это плохая отговорка.       Самая зануда, что ли?.. И тут озарило: вот, блин!       — Между прочим, про силу — это моя мамка сказала, а Хрупецкий ничего такого не подтверждал, — Юльча выдула пузырь, дождалась, пока он лопнет, втянула жвачку обратно и закончила: — Это мы сами так решили, а можем и перерешить.       — Новости смотришь? Это называется «двойные стандарты», — Жюли скомкала полотенце и вдруг, раскрутив кран на всю катушку, брызнула на неё! Вот свинюга! Юльча не удержалась и плеснула пригоршню в ответ, и минуты три они, как дети малые, плескались, подвизгивали и весь туалет забрызгали лужами, пришлось по-быстрому шмагить, чтобы воду и разбросанные бумажные полотенца с пола собрать. Хорошо, никто не зашёл и не увидел хлев, который они развели. После просушки ветеринарки мелкое волшебство получалось легко, даже волосы почти не размокали. Юльча чуяла — немного тренировки, и бытовая шмагия вообще без спецэффектов пойдёт, вот только даже самой себе в этом до конца признаваться не хотела.       Когда они вернулись, взбудораженные и хихикающие, дядя Игорь о чём-то тихо и строго говорил с Хрупецким. Тот даже сам на себя не похож сделался — не придурошный, а серьёзный и взрослый, почти как у талисмана, когда они силу получили. Ну, предположить-то можно, о чём у них речь зашла, в вопросах безопасности детей все родаки по одному шаблону выпилены. Вот только, стоило приблизиться, как они тут же притворились, будто вообще ни о чём не секретничали. За кого их с Жюли принимают?..       Едва уселись обратно на лавку, как знакомо запищала напоминалка. Жюли в момент скисла, Юльча вздохнула, но дядя Игорь, наверное, тоже знал, к чему тренькает дочкин смарт, и вытащил телефон:       — Алло, Ирик? — Жюли аж вздрогнула, как это услышала, а Юльча даже не сразу поняла, кого именно дядя Игорь так няшково назвал. — Я тут проездом через Энск, подхватил Жюльку на пару часов…       Что там мамка Жюли ответила, заглушил кафешный музон, но, наверное, что-то не очень, раз дядя Игорь глаза к кирпичному своду закатил. Жюли побледнела и под столом кулаки зажала.       — Хорошо, я понял, но сейчас-то… Хорошо, хорошо. Не позднее восьми вечера. Да, да. Просто так получилось, для самого внезапно, вот и решил… Да понял. В восемь, без опозданий. Яволь, группенфюрер.       С «группенфюрера» Юльчу чуть под скамью не вынесло — в точку ведь! Главное, теперь при Жюли так не ляпнуть, а то ещё обидится.       — Ну вот и всё, до восьми вас отмазал, — дядя Игорь захлопнул крышку чехла и убрал смарт в карман. — Пойдём город показывать? Юль, ты здесь была?       — Проездом, — ответила Юльча и тут же поняла, что зря это брякнула — в глазах дяди Игоря появился нездоровый маньячный блеск.       — По крышам? — шально спросила Жюли, глядя на него.       — По крышам, — так же шально отозвался дядя Игорь.       И Юльча поняла, что до восьми вечера эпически попала, а домашку придётся делать ночью. Впрочем… Крыши есть крыши, даже в Питере. И оказалось, что в городе, где здания стоят вплотную и у них столько этажей, это в разы прикольнее, чем дома.       Они долго лазили по каким-то немыслимым высотам и переходам, потом внезапно вышли из ворот угрюмого двора на Неву, строгую, гранитно-свинцовую, широченную — родная Тихая ей в подмётки не годилась. Прогулялись по какому-то мосту, который ночью должен был раздвигаться, и чуть не утопили шляпку Жюли. Дядя Игорь, как выяснилось, немного сёк в рыбалке, так что Юльча быстро вызнала, кто здесь водится и на что ловится. Мамка бы порадовалась, она больше папки любит спиннинг покидать, да и с простой удочкой тоже не прочь зависнуть. К слову пришлась даже прошлогодняя история про крокодила в Тихой — крокодилёнок у кого-то из террариума слинял и с месяц жил на воле, пока мамке на блесну нечаянно не попался. Даже в газетах писали, и Жюли, как выяснилось, заметку читала, только не знала, что это именно они, Кукушкины, отличились. В общем, похохотали.       Нормальный у Жюли батя. Вот не свезло, что родаки развелись… Чего им вместе не жилось? Юльча и раньше иногда задумывалась, отчего взрослые порой хуже детей и разучаются договариваться и друг с другом, и с ними, детьми — в её компании примеры были ого-го. Вон, Кирилкин почему безбашенный и учится кое-как? У него папка часто выпивает, а как надерётся, всю семью колотит от души. Васёк от отца натерпится, а потом в школе как с цепи срывается. Или вон, у Синицыной родаки вечно цапаются, то разбегаются, то сбегаются, а она как на пороховой бочке вечно, потому в учёбу по уши и ушла. Или вон, Юрка Коза — вообще с мамкой и бабкой. Потому в классе из кожи вон лезет, чтобы доказать, что он не маменькин сынок. Один раз даже пришлось им с Васьком мозги чистить за школой из-за курева. Нашли, чем возраст друг другу доказывать, сигаретой. Отняла и растоптала, и наорала ещё. Больно много смелости — втихаря, за помойкой, чтоб только учителя не застукали, ага. Не хватает понтов смолить при всей школе — значит, и нефиг друг перед другом выпендриваться. Стыдно и противно.       И у Жюли, выходит, свои тараканы в голове из-за развода родителей, жирные и откормленные. Только она гордая, потому и замкнулась в свою камнебетонность, чтобы никто не жалел. Юльча б и не стала, жалостью разве поможешь? А вот поддержать в трудную минуту или от «группенфюрера» прикрыть, если чё — так это запросто.       Оки-доки, а какие тогда тараканы в голове у Коржи?       И не успела она до этого додумать, как в кармане зазвонил сотовый.