Легенда о Радуге: сказки по-взрослому

      Стоят вот на пороге, переминаются:       — Добрый день.       — Здрас-сь, Пётр Лександрыч…       Одна тискает перчатки и потупилась, как Татьяна Ларина в сцене объяснения с Онегиным, другая, само собой, руки в карманы и жвачку жуёт, как телёнок, физиономия нахальная, но глаза сосредоточенно-серьёзные. И матери за ними, такие же несопоставимо разные. Яблочко, как говорится, от яблони… Хотя кто яблоня, а кто и репей.       — Здравствуйте, девочки. Вот, располагайтесь, — Парфёнов обвёл рукой кабинет, индиферрентного Пашу у дверей, усталую после рабочей недели Анюту, поднял глаза на мамаш. — Будьте как дома… Чаю, кофе?       На лице мадам Ковалёвой немедленно проступила брезгливость, словно ей не чай предложили, а дохлую мышь в чашке. В такие моменты всегда интересно наблюдать за лицами людей. Дочка вот на мать покосилась и чуть ли не покраснела, опять в пол уставилась, а обе Кукушкины синхронно бросили на Ковалёву по оценивающему взгляду и одинаково ухмыльнулись, хоть друг друга и не видели. Репей от репейника…       Кукушкина-старшая мотнула головой:       — Спасибо, пока не надо, — улыбается-то весело, а глаза такие же сосредоточенные, как у дочери, да ещё по-снайперски холодные и расчётливые. Тот случай, когда фамилия прямо в лоб, «кукушка» и есть. По крайней мере, Парфёнов не удивился бы, встретив её на дереве с винторезом в руках. Чем-то она в спецназе занималась, да?..       — Ну, тогда давайте немного побеседуем, — кивнул Парфёнов. — Это Литвинова Анна Валерьевна, педагог-психолог, будет ваши интересы защищать. Это Фадеев Павел Андреевич, лейтенант, — если что, всегда можете к нему по поводу вашей подружки обращаться, а не только ко мне. А меня, вот, вы уже знаете.       «Телёнок» изобразила фальшивую голливудскую улыбку Анюте, «Ларина» с большим достоинством кивнула Паше.       — Бумаги какие-нибудь подмахивать надо? — Кукушкина-старшая демонстративно размяла пальцы.       — Это потом, — Паша уселся за второй компьютер строчить протокол опроса. Со взрослыми такой ерундой они не занимались, небось опрос не допрос, но Восток — дело тонкое. Нежная душевная организация подростков, возрастная ранимость и прочие бредни. Дерут эту «душевную организацию» мало. Даже Анюту пришлось выцарапывать, хотя она единственный на весь город детский психолог с подходящей специализацией, да ещё и в погонах — опять же, в случае опроса присутствие психолога не обязательно, но желательно. Сидит, вон, нервно протирает очки в тоненькой коричневой оправе под черепаху. С виду вся такая неуверенная мямля вроде него самого, а на деле — ходячий детектор лжи, соврать невозможно.       Дело стоило того. Даже того, что вызывать деточек пришлось в воскресенье, по согласованию с родителями и начальством, хотя это против правил. А за работу в выходной ещё и отгул дадут. Потом, когда-нибудь.       — Так вот, девочки, чего я вас вызвал, — Парфёнов обогнул стол, опустился в кресло. — Пару вопросов нам надо прояснить, а ещё определить, кто на видео. Вы ближе давайте сюда, техника старенькая и запись тоже не ахти, — он поманил их к монитору.       Даже в том, как подружки подходили, стала очевидна разница характеров. «Телёнок» — локти нахально растопырены, походочка что в море лодочка, подбородок кверху, взгляд свысока. Как есть расхлябанный пацан. А «Ларина», как тореадор перед боем — не тело, а пружина, челюсти стиснуты, глаза серьёзные, брови сдвинутые… Парфёнов хмыкнул про себя и пустил заранее подготовленный ролик. Камера неплохо брала вход в Центральный парк, но почти умершая ламповая «Айяма» бородатых годов показывала мутно и невнятно. Тем не менее, подружки-свистушки почти сразу подались вперёд и выпалили хором:       — Зюнька!!!       — Вы, вот это, уверены? — переспросил Парфёнов, отмотал запись на закладку и снова пустил. Спросил для проформы, Коржикова ещё накануне опознала дочь без вопросов.       — Точняк Зюнька, — кивнула «телёнок», уставившись в экран. — Чё мы, не узнаем? Куртка её, и берет сама вязала… — она ткнула пальцем прямо в монитор. — Это где было?       — Центральный парк, — Парфёнов поставил им запись ещё раз. И приблизил даже. — А может, всё-таки не она?       — Она, — уверенно подтвердила «Ларина».       — Вот, видите ли, в последний раз ваша подружка там замечена. Больше ни одна камера в парке её не поймала, — продолжил Парфёнов, но запись выключать не стал. Мало ли что прозевали, а эти две малявки отсекут. Чисто опыт или интуиция, как хотите. — Ничего странного с ней не заметили?       — Не, как обычно, надутая Зю, — замотала головой «телёнок». — Она, когда мрачная, всегда что-нибудь попинывает ногами.       — Это так, — кивнула «Ларина», продолжая сверлить взглядом монитор. — А она не могла выйти через другие ворота?       Если бы всё было так просто…       Парфёнов покачал головой:       — Входы в парк под контролем камер, как и центральные аллеи. Её там не было. Но никто не отменяет заборы и обрыв.       Вот обрыва он боялся больше всего. Кремлёвский холм падал в реку отвесной известняковой стеной, поросшей редкими кустиками и тощими деревцами. Чтобы он не осыпа́лся, его прихватили стальной сеткой, а снизу ещё шла бетонная стена и дамба набережной, защищавшая склон от размытия, но кто их знает, этих талантливых деточек. И никто не гарантирует, что какой-нибудь припозднившийся водитель, увидев на дороге тело, с перепугу не столкнул его в реку вместо того, чтобы вызвать «скорую». А там, как водится, «нет тела, нет дела». Поэтому перебросить очередную головную боль следователю в ближайшее время не получится.       И вот тут «телёнок» прямо-таки пристрелила без волыны:       — А чё, обрыв вполне проходимый. Мы там с пацанами гуляли, — тут и её мамашу проняло, она гневно уставилась в затылок дочери. — Козу только пару раз ловили за шкирняк.       Обрыв. Восемь-десять метров отвесной и не слишком прочной скалы. Они там, видите ли, «гуляли»! Да ещё с козой какой-то. Чёртовы сорви-головы.       — Позволь узнать, дочь моя, что вы там забыли, — процедила Кукушкина-старшая, недвусмысленно разминая кулак. Анюта даже заморгала от такого откровенного посягательства на права несовершеннолетних, а Паша только хмыкнул.       — Да-а, клад искали, — «телёнок» беспечно хлопнула пузырём из жвачки. — Миха сказал, там пещера где-то есть, и в ней клад. Ну, мы и полезли…       Та-алантливые деточки!..       — Дома обсудим целесообразность скалолазания без страховки и инструктора, — грозно пообещала мадам Кукушкина. — Ты не отвлекайся, а по делу с Петром Александровичем говори.       — А чё — по делу? — «телёнок» обернулась на мать с самым невинным видом. — Зюнька неуклюжая и трусиха, но, когда вся на эмоциях, отжигает похлеще меня.       — Она отжигает, ты отмачиваешь, — мадам Кукушкина театрально положила ладонь на лоб. «Ларина» прыснула. Что это её разобрало?..       — Ну мам! Она бы там, чесслово, слезла, если б разозлилась. Или по самому краю обрыва могла выйти к причалу. У пристани всегда толкучка, затеряться как нефиг делать, — «телёнок» снова повернулась к нему и к монитору. — Пётр Лександрыч, а она не могла на какой-нибудь теплоход просочиться?       — Это мы проверяем, — безэмоционально ответил он. Ох уж эта Кукушкина-младшая. Глаза такие честные-честные, прямо прозрачные. Вот только не верил Парфёнов такой честности. Ни на грош. Он этой честности перевидал за двадцать лет столько, что никаких архивов не хватит.       «Ларина», всё ещё поглядывающая на монитор, внезапно вытаращилась. На один короткий миг, но… И локоть аккуратно подтолкнул подружку. Известно, к чему это. Парфёнов сдержался, на запись не поглядел, но про себя принялся отсчитывать секунды. «Телёнок», по-прежнему невинно, мазнула взглядом по экрану, и Парфёнов едва не зааплодировал — ничем не выдала эмоции, только зрачки увеличились. Во артистка!       — Ну что ж, — он развёл руками. — Тогда, вот, самый актуальный вопрос решили, остались менее насущные.       И остановил запись.       Двадцать три секунды. Так-так, и что же они там увидели? Впрочем, это он узнает потом, когда деточки с мамочками уйдут и можно будет по-быстрому сверить наблюдения с Пашей и Анютой.       — Насущные — это какие? — «телёнок» снова жвачку выдула и звонко ей хлопнула на весь кабинет. Ну прямо мочи нет, как рука чешется совершить педагогическое преступление и выписать подзатыльник. Причём, похоже, не только у него: Кукушкина-старшая хмурится, и даже мадам Ковалёва, на что с отстранённым видом тыркается в телефоне, и то неприкрыто нос кривит.       — Ну, вот, например, как давно вы подружились.       — А чё, непременно в душу лезть? — смотрит косо и нагло, а сама вся ходуном, плечи в одну сторону, колени в другую, крутится, как вошь на сковородке. Даже «Ларина» не выдержала, кашлянула:       — Нам классный руководитель дал творческий проект. На троих.       — Угу, — хмыкнул Парфёнов. — А он, вот, сказал, вы сами этот проект втроём и попросили. А?       У Ковалёвой-старшей лицо сделалось недовольным. Ну, как отмажетесь, талантливые деточки?       — Не, а чё, — на этот раз «телёнок» даже зрачками не среагировала, — мы рыбку биологичкину втроём таскали в ветеринарку. По дороге трындели и между делом подумали — крутяк же, идея с проектом для всего класса, творческое задание на троих. Филин… ну, то есть Филипп Сергеич, он вечно чё-нить мутит коллективное, можно ему помочь, типа сдруживать всех, всё такое… — оглушительный взрыв жвачкового пузыря. — Ну, поняши и фрэндшип из мэджик, я у него ваще брелок с Флаттершай видела. Подкатили в понедельник, он и сделал. А чё?       Самое печальное, если расшифровать с подросткового на человеческий, даже не подкопаешься — звучит действительно правдоподобно.       — Современность — это четыре «к», — убийственно-спокойно подхватила «Ларина», пока мамаша метала взглядом молнии в её спину. — Коммуникация, критическое мышление, креативность и командная работа. Если их не развивать, в будущем не найдёшь место в хорошей компании, а про высокие должности вообще придётся забыть.       Она по методичке чеканит?..       — А пока бизиборд крафтили, во, оказалось, что вместе прикольно тусить, — закончила «телёнок». — И вообще, прикол же — три Юльки, и все три на «К».       — И Кинтс, — вдруг вполголоса сказала «Ларина» и снова очень выразительно поглядела на подружку. А та вылупилась в ответ, неприкрыто ошарашенно:       — Блин, точня-ак… Мне даже в голову не приходило.       — Простите, девочки, кто? — спросил Паша из-за компьютера, ненамного опередив Парфёнова.       — Кролик мой ручной, — фыркнула «телёнок». — По ветпаспорту, а не по-домашнему…       — В смысле, как писать, через «ц»? — не дёрнув бровью, уточнил Паша. Тоже талантливый, только в положительном смысле. Вроде как всё уточнил и вроде как не про то спрашивал, не подкопаешься.       — Через «тс», — ответила за подружку «Ларина», пока та что-то подсчитывала на пальцах, еле слышно шепча, но Парфёнов всё равно расслышал:       — Ну да, коммуникабельность — есть, критика — хоть захлебнись, креатив — в ауте, а командная, блин, работа — уши б ему оторвать…       Непонятно. Но пока можно и без дополнительных вопросов на эту тему. Ясно, что деточки что-то своё в головушках варят, только поди их пойми. Ведь ни слова не скажут, если начнёшь как следует трясти. Сверстникам и то скорее раззвонят, чем дядечке в погонах.       — Ну хорошо, — согласился Парфёнов, хотя чуял — самым краешком зацепил что-то очень важное, — допустим. Но тогда, вот, скажите-ка. Пропавшая, она, вот, про свою комнату ничего не говорила? Или, может, вы у неё были?       — Не-а, я не была, — отмахнулась «телёнок», продолжая что-то соображать, вся в процесс ушла и резко потеряла интерес к разговору.       — В её комнате я тоже не была, хотя в гости заходила, — пожала плечиками «Ларина». — А что вас конкретно интересует?       Не спрашивать же прямо, как она стол перекрасила?       — Да вот, мать её говорит, у неё стены и кое-какая мебель…       — А-а-а! — «Ларина» вскинула голову и даже палец подняла, словно в озарении. — Она что-то такое говорила, что стены сами перекрасились и стол. Как там… «Стены рыжими стали и стол посинел».       — Чё? — выражение лица «телёнка» сделалось совсем ошарашенным. Похоже, не притворство, для неё это тоже сюрприз. А Парфёнов лишь скроил на лице внимательного панду. Врут небось.       — Да это когда она в блондинку за… перекрасилась, — почему-то показалось, что «Ларина» едва не сказала какое-то другое слово, едва не проговорилась. Даже скулы и уши слегка порозовели и глаза в пол пошли. И тут уже Анюта вклинилась, строго спросила:       — «За» — что? Какое слово вы, Юля, хотели сказать?       Та покраснела сильнее, стушевалась окончательно и выдавила:       — «Зафуфырилась». Извините.       Врёт. Безбожно. Видно невооружённым глазом. И так же видно, что умрёт, но не скажет правду.       Анюта даже от стула оторвалась. Подошла к ним, присела на край стола, чтобы на одном уровне с этой «Лариной» быть, приспустила очки и проникновенно поглядела сначала на одну, потом на вторую:       — Юля… Юля. Девочки. Вы же обе понимаете, что вашу подругу надо найти как можно скорее. — Они обе заметно помрачнели, «телёнок» даже крутиться перестала. — Или хотя бы точно установить, что происходит и в каком направлении её искать. Вы же что-то знаете. Что-то важное. Мы же видим. Пожалуйста…       — Да блин!!! — выпалила «телёнок» с такой откровенной злостью, что Анюта даже отшатнулась и чуть не уронила очки. — Да если б мы хоть на миг знали, где Коржа, мы бы уже её за шкирняк обратно притащили!!! Верите?! Мы! Не! Знаем!!! — «Ларина» успокаивающе положила руку ей на предплечье, и она выдохнула, медленно и тяжело. — Отцепитесь уже с дебильными вопросами, без вас фигово.       — Мы действительно не знаем, где Юля Коржикова, — тихо подтвердила «Ларина». — И нам действительно нечего добавить к тому, что уже сказано. В конце концов, мы ещё не очень хорошо с ней знакомы… — на последних словах она так посмотрела на Анюту, что даже Парфёнова слегка пробрало. Он слишком редко встречал у обычных городских подростков взгляд, как у гипнотизёра, и это, что ни говори, напрягало. Не злой — просто пристальный, холодный и какой-то… не впускающий в себя, что ли. С такими глазами обыкновенно говорят «вы уволены», когда надо человека убрать из штата без причин.       Нет, вы как хотите, но говорить с этими свистушками бесполезно. Это взрослые, если запсиховали, всё готовы выложить, а подросток в любой момент снова упрётся рогом, и его не перебодаешь. На миг мелькнуло — тряхнуть бы «Ларину» без подружки. Она, в отличие от «телёнка», лгуньей не выглядит. Но один взгляд на её холодное замкнутое лицо подсказал — сейчас даже она будет уворачиваться изо всех сил от прямого ответа. А давить Парфёнов полномочий не имеет, тем более на глазах мамаш и сотрудников. Значит, остаётся лишь одно — действовать, и чем оперативнее, тем лучше. Не хотят говорить, так выдадут себя поступками, надо лишь создать для них иллюзию свободы.       — Так, ладно, — спокойно сказал он. — Тут, вот это, если не знают, значит, не знают. А если что, вот, узнают, сами скажут, верно я говорю? — Свистушки кивнули и чуть-чуть расслабились. — Пропавшую на записи, вот, опознали, это самое главное. Дальше мы уж как-нибудь сами, — в глазах Кукушкиной-старшей засветилась понимающая ухмылка вперемешку с одобрением, мол, валяйте, погоны, работайте. — А вас задерживать больше не имею права. Только, вот, перечитайте и подпишите… Паша, распечатай протокол.       Заворчал принтер, выплёвывая лист за листом. Анюта с сердитым недоумением обернулась на Парфёнова, но он глазами показал: «Не надо». Паша ухитрился сохранить невозмутимый вид, только карандаш грыз, но ему тоже явно было что сказать.       Пока мамашки подписывали протоколы, как ответственные за несовершеннолетних, Парфёнов исподтишка приглядывал за подружками-свистушками. Так и есть, пару раз друг друга локтями пихнули и многозначительно переглянулись. Всё-таки, что они увидели на записи? И, пока все были заняты — собирались, одевались, — он отмотал ролик на двадцать три секунды и ещё пять сверху, с запасом, и беззвучно нажал клавишу пробела.       …Малец на беговеле, за ним мамашка с коляской. Две заболтавшиеся пенсионерки, бредущие на выход из парка… О, а вот это, похоже, их клиент. Парфёнов буквально уткнулся носом в запись, разглядывая молодого пижона на самокате. Повтор, с увеличением. И ещё повтор и скриншот на принтер. Парень лет восемнадцати-двадцати, добротная одежда, молодёжная стрижка с укладкой, хороший самокат. Лицо особо не разобрать — вроде бы европейское, но с какой-то едва уловимой примесью, — зато шевелюра определённо приметная. Без сомнений, свистушки среагировали на него. Ну, а дальше понятно, что делать.       Вежливое прощание с благодарностями, многозначительный взгляд Кукушкиной-старшей, хлопнувшая дверь.       — Товарищ майор, — Анюта взяла с места в карьер, едва посетители вышли, — они совершенно точно что-то знают о пропавшей! Мы же могли…       Парфёнов неторопливо забрал распечатку с принтера:       — Нет, не могли. Паша?       — А чего, товарищ майор? — Паша развёл руками. — Даже я вижу — знают чего-то, а не говорят. Не можем же мы их трясти по-нормальному, у нас поводов нет.       Парфёнов по-прежнему неторопливо отложил распечаточку и вытащил из тумбочки припрятанный от пожарниковых проверок чайник. После такого визита не грех чайку-кофейку тяпнуть.       — Угу, — согласился он. — Знают и не говорят. А повод, Паша, всегда найти можно, если нужно, вот только пока, наверное, не нужно… — от одной мысли о чае как наждаком в горле прошлось. Чёртово отопление — то нет его, то жарит на всю катушку, глотка сохнет. — Грешным делом думал, может, Кукушкина её и прячет. Как это у молодёжи теперь называется-то, розыгрыши вот эти…       — Пранки, — подсказала Анюта, обиженно протирая очки.       — Во-во. Пранки. Но тут вот это… — Парфёнов ткнул пальцем в монитор. — Видали, как запереглядывались?       — Видал, но не понял, из-за чего, — потёр аккуратно выбритый подбородок Паша.       Анюта, молодец, приметливая:       — Они что-то увидели в записи. Или кого-то.       — А вот, — Парфёнов повернул к ним распечатку. — Этого молодчика нигде не встречали?       — Не-а… — Паша серьёзно вгляделся в черно-белое изображение, опять потёр подбородок. Когда-нибудь дыру протрёт. — Так. Понятно. Ну чего, я за девчатами?       — Пра-авильно мыслишь, — благодушно согласился Парфёнов. — Короче, бери машину и за ними. Они непременно этого пижона искать понесутся, прямо сейчас, как только от мамаш отделаются — а отделаются быстро. Меня в курсе держи по малейшему поводу, — Паша сцапал распечатку и умчался вихрем, только дверь загрохотала. — Анютушка, чай, кофе?       — Кофейку, пожалуйста, и тоже побегу. Семья ждёт, — она покосилась на старомодные наручные часики. Все давно телефоны из карманов тянут или к монитору суются, как на время надо поглядеть, а у неё электронные часы, как двадцать лет назад носили, только что ремешок помоднее. — Товарищ майор, а можно мне на этого типа в записи поглядеть?       Парфёнов покладисто повернул к ней «Айяму» и отмотал ролик.       Анюта вклеилась в монитор, прихлёбывая кофе, и прокрутила запись много раз, прежде чем подвела итог:       — Очень хорошо одет. Не по нашим зарплатам и не в наших магазинах, — а говорит-то с заметной завистью. Конечно, девчонка без тряпочек не девчонка. — Даже если куртка в Китае через интернет куплена, всё равно не дешёвая подделка под бренд, газетка с клеёнкой так не сядут на фигуру. А ещё он… какой-то неправильный.       — То есть? — с интересом поглядел на неё Парфёнов, накидывая в чаёк сахару столько, чтоб ложка стояла. Значит, не почудилось, что с этим фраером что-то не то.       — Движения собранные, чёткие, как у бойца, но одновременно он не военный ну ни разу. И осанка… Хореографическая, что ли. Он же в любой момент готов фуэте изобразить или в «мостик» встать. Не знаю, как лучше объяснить… Ну… Как будто у него работа такая, изображать круглосуточное карате на канате. Сами приглядитесь, — и она для наглядности ноготком по экрану постучала.       Карате на канате. Анюта горазда подбирать определения — на слух вроде ерунда, а глянешь на видео, так и впрямь иначе не скажешь. Это им повезло, что в кремле и в парке вокруг камеры поменяли совсем недавно — новая модель, видеозахват качеством намного выше, чем у большинства городских. На старых-то такие подробности не разглядишь.       — Ладно, с этим хмырём понятно, — вытянув на блюдечко пакетик, Парфёнов с удовольствием прихлебнул горьковатый чёрный сироп. — Вызывать и говорить. Ты, вот что, лучше про свистушек про этих мне скажи. Что думаешь?       — С самого начала были нацелены врать, обе, — Анюта подперла щёку рукой и снова прокрутила видео с пижоном. — Светленькая головы морочить людям не умеет, зато её подружка — тот ещё фрукт с мармеладкой, я таких редко встречала. Даже смерть заболтает. Но, знаете, товарищ майор… Они сказали правду, что не знают, где находится пропавшая девочка, и честно нацелены её искать. Только… почему-то без привлечения взрослых.       — Они тревогу-то и подняли, насколько я знаю, — нещадно хотелось курить. Это нервное — сколько ещё всплывёт странных и подозрительных несоответствий в действиях подружек-свистушек? Зачем поднимать на уши полгорода, если не хочешь, чтобы взрослые что-то узнали? Отвести подозрения от себя? Такое тоже бывает, но всё же выглядит немного иначе.       Подростки. Оторвы. Секреты у них. Драть, драть нещадно!!!       Анюта снова глотнула кофе, тяжело вздохнула, подняла на Парфёнова усталые серые глаза.       — Товарищ майор, они знают причину исчезновения. Настоящую. Вот её и скрывают. И вся история их очень сильно тревожит. Возможно… Только возможно… Они развели активную деятельность не для того, чтобы найти подругу и не для того, чтобы отвести подозрения от себя, любимых, а для того, чтобы исключить обыкновенные, понятные всем причины исчезновения. Понимаете? — ещё бы не понять, у него те же мысли начали формироваться. И вот это наконец-то логично. Но что, что тогда может быть такого с этой Коржиковой, если её подружки пытаются исключить побег, убийство и всё прочее? Не инопланетяне же девочку похитили. — Если позволите, я могла бы попробовать… через школу… или просто так… Выяснить, о чём едва не проболталась светленькая…       — Нет, — твёрдо сказал Парфёнов. Соблазнительно, конечно, натравить на свистушек Анюту, тем более она сама вызвалась, а значит, её не на шутку зацепило. Но практика подсказывает, сейчас лучше временно пустить всё на самотёк и дать им почувствовать себя на длинном, так сказать, поводке. — То есть позже. Установим вот личность этого хмыря, тогда и подумаем.       Анюта быстро допила кофе, облизнула ложку, растерянно с огляделась с посудой в руках, но Парфёнов ей рукой махнул — оставь, без тебя вымоют. Тогда она быстро собрала вещи:       — Ладно, побегу к своим. Если что, сразу звоните, хоть даже ночью, — она на миг замялась, одёрнула форму, поправила очки. — Вы правы, в этом деле что-то нечисто. И, честное слово, это не похоже на подростковый криминал…       В том-то всё и дело. Парфёнов намешал себе ещё одну чашку чайного «сиропа». Криминал, не криминал, а до возвращения Паши надо выкинуть загадку трёх «Ю.К.» из головы. У него и без этих оторв работы хватает, надо разбираться с текучкой. Дела — они такие, валятся на голову лавиной, а времени сесть и спокойно их разобрать по полочкам, как правило, ни у какого участкового нет — ни у обычного, ни у старшего. Свободное время — это вообще миф.       Паша позвонил через четверть часа после ухода Анюты:       — Товарищ майор, они на Новаторов рванули. Тут здание двухэтажное между домами, номер четырнадцать-А, сплошные организации, без квартир. Девчонки околачиваются рядом, но не заходят. Ждут кого-то и периодически спорят.       Ну-ну.       — И ты подожди, Паш, — Парфёнов потянул из кармана сигаретную пачку, спохватился, убрал. — Организаций-то там много?       — По яндеху глянул — автошкола, ветеринарка и районный отдел БТИ… Опачки!!!       Парфёнов даже не встревожился:       — Что, пижон тот?       — Ага, в медформе! Я перезвоню!..       Короткие гудки. Парфёнов хмыкнул и с телефона — не с дохнущего же монитора? — зашёл на «Яндекс». Бульвар Новаторов, дом 14-а, ветеринарная клиника… «Зов»?.. А вот и официальный сайт, и на нём, само собой, список сотрудников.       Нужная физиономия нашлась почти сразу, по приметной стрижке. Раймонд Аболиньс, двадцать четыре года, фельдшер-ветеринар со специализацией по экзотам, немецкий диплом, куча звёздочек и положительных отзывов… Двадцать четыре? А по виду больше восемнадцати не дашь, лицо такое, словно только-только школу закончил и успешно косит от армии. И, судя по фамилии и диплому, запросто может оказаться приезжим. Понятно, откуда одежонка, Анюта верно вычислила. Девчонка же, у них глаз на тряпки приметливый…       Придётся выяснять у уфэмээсников насчёт этого Аболиньса, а это ещё время. Но тратить его Парфёнов не стал и полез тыркаться в компьютер, писать запрос.       Хм. Странные у свистушек знакомства. Хотя… Быть может, через Кукушкину-старшую? Она вроде со всеми ветеринарными клиниками города общается по работе. Парфёнов не то чтобы специально собирал на неё досье, просто выбитый на пенсию раньше времени спецназ, наверняка с непережитым синдромом «горячей точки» — это такой особый контингент, у которого лучше держать руку на пульсе. Парфёнов ещё в молодости на это налетел — ребята с Афгана, с первой Чечни, связавшиеся с мафией весёлых 90-х, — и предпочитал контролировать. Хотя Кукушкина и выглядела «чистенькой», не подкопаешься, но когда у тебя на районе имеется потенциальный киллер, лучше за ним приглядывать хотя бы издалека. Тем более всё их лесничество какое-то, хм… Сомнительное.       Нет, он не мог сказать, что именно не так в Баламутове, тем более что это был не его участок и не его заботы. Но если в редкий выходной любишь побродить по лесу с ружьецом, поневоле будешь знаком с местными лесхозами. До прихода Соснина на пост главного лесничего Баламутово было шаляй-валяем и рассадником браконьерства, но всего за один год этот новенький, полностью сменив команду и выгнав всех «стариков» взашей, навёл такие драконовы порядки, что нынче даже официальные охотники с разрешением в руках предпочитают ехать куда угодно, только не туда. Нет, естественно, лесники никаких препятствий не чинят, если всё по закону и в сезон, но… Кто-то в болоте вместе с «маршем» утонул, кто-то заблудился и не вышел, кому-то рысенька с ветки на загривок прыгнула с понятным исходом, кто-то в психушке третий год орёт, что за ним деревья по лесу гонялись… Вот не суеверный вроде, а туда не едешь. Леший у них там, хошь верь, хошь не верь, а Соснин, не иначе, с ним договорился.       И потом — при полном развале лесхозов превратить лесничество в образцово-стахановское хозяйство, перетащить к себе под бок МЧСников, позапускать какие-то космические проекты типа экостанции и реабилитационного центра для диких животных — откуда деньги, Бобби? Накопил и купил? Ладно бы отмытие финансов районными воротилами, это хотя бы понятно — так нет же, льют в уши, якобы пожертвования. Кто в эту песню поверит в наше время? С другой стороны, налоговики не единожды трясли команду Соснина, но раз всё на месте, значит, ничего не нашли. Всё чистенько-прозрачненько, даже сайт работает и все отчёты там висят открыто. Вот только со стороны туда не устроишься даже на чёрные работы, валежник расчищать. Прямо как в оборонку. И народ там приезжий и мутный, вроде Кукушкиной.       Одним словом, Баламутово, название говорит само за себя.       Зазвонил телефон, по номеру — Паша.       — Слушаю?..       — Товарищ майор, они поговорили и разошлись, вот только… Похоже, этот фраер меня девчонкам спалил.       — Где ж ты встал, что тебя ветеринар спалил?       — Да нормально я встал, вдоль улицы, там кусты подстриженные. Меня не видно, а их как раз… И смотрел не впрямую, а в зеркало, — Пашин голос звучал несчастно и виновато. Сам понимает, что косяк вышел, вот и пытается разжалобить. Парфёнов хмыкнул:       — Ты, вот это, давай не строй из себя сироту казанскую, а дело говори.       Вздох на том конце.       — Сначала они на этого фраера набросились, он только ухмылялся и что-то им спокойно отвечал, потом задор с них слетел, и тут он через плечо прямо на машину им рукой машет… Они вылупились — и ходу. Мне куда, с фраером говорить или мелких догонять?       Хм. Паша в гражданском — свитер, джинсы, ветровка. Машина тоже без опознавательных знаков, и уж чего, а серых «гранат» в городе — как собак нестреляных. Интересное дело… Этот фельдшер знает городскую полицию настолько, чтобы через кусты, да с нескольких десятков метров, да лейтенантов не со своего района влёт узнавать?       — Никуда этот Аболиньс не уйдёт, понадобится — вызовем. Дуй за девчонками.       Паша больше не перезванивал, вернулся ещё через час с очень странным лицом. Молча козырнул, положил на стол телефон с подгруженной фотографией и тихо сказал:       — Мистика какая-то, чёрт возьми. Редкий случай, когда я не знаю, что докладывать, чтоб в психушку не уехать — ну, кроме того, что девочки в итоге поссорились.       Парфёнов поглядел: две знакомые свистушки, белая тварь размером с кота, непонятной породы, яркий цветухан, светофором торчащий в газоне, и — это что, песец с какого-то зверсовхоза сбежал? В следующее мгновение Парфёнову захотелось то ли глаза протереть, то ли снова закурить — если у непонятной зверушки было четыре кроличьих уха, то у песца наблюдался явный избыток хвостов, сильно больше одного. По чести говоря, их было около десятка, и они топорщились во все стороны пышной метёлкой. Пока он вспоминал, где встречал нечто похожее, Паша сипло пояснил, тыкая пальцем в экран:       — Это ирис. Ирисы цветут в конце мая, а не в начале октября. И не вырастают с нуля за тридцать секунд, жаль, на видео не успел снять. А это кицунэ. Японская лиса-оборотень, — он запнулся, вдохнул и продолжил: — Только самое смешное не в этом. Это они на фотографии так выглядят. А глазами-то я видел, как с девчонками цветок, заяц и лиса-альбинос на неизвестном языке говорили…       Во сколько бы ни кончался рабочий день, а у участкового уполномоченного, что простого, что старшего, он всегда закончится часа на полтора-два позже. Уйти с работы удалось только к половине девятого вечера — уже и в венах один чаёк с кофейком бултыхался вместо крови, и желудок подвело, и жена смс-ок накидала: ужин готов, стынет, уже простыл, к скольким греть? Парфёнов уложил сумку, выключил электронику, запер сейф, погрозил дежурному, чтоб не игрался в телефон и не хлопал ушами, и поехал на родную Инженерную, по привычке перебирая в голове прошедший день. А особенно — странную ситуацию с Коржиковой и её подружками. Пашу-то, между прочим, пришлось отпаивать пустырником и загружать повседневкой так, чтобы места на мысли не осталось, а то, судя по его собственным словам, он с перепугу начал глазами слышать неизвестные языки. Но фоточку Парфёнов у него через почту забрал, а на его телефоне на всякий случай стёр.       Та ситуация, когда мухи не складываются с котлетами, как ни старайся.       Нет, Парфёнов верил в чудеса компьютерного фотомонтажа, но Паша не из тех, кто станет заниматься ерундой. И испуг у него неподдельный. А вот верить ему или нет, Парфёнов ещё не знал. Помощник, несомненно, столкнулся с чем-то… необычным. Но это может оказаться хитроумный розыгрыш — и, скорее всего, это именно он, просто необычного уровня. Ну не бывает девятихвостых песцов и четвероухих кроликов, а цветочек за полминуты любой фокусник вырастит. Тем более, кое-кто обмолвился, что у него ручной кроль. Вывод, что называется, напрашивается сам…       …и всё равно мухи с котлетами не складываются, даже под умиротворяющее покачивание трамвая, а версия с розыгрышем, гладенькая и понятненькая, при критическом подходе выглядит чистым самоуспокоением. Значит, не стоит пока множить гипотезы сверх необходимого. А если их не множить, то всё упирается в катастрофический недостаток информации.       Парфёнов вышел на две остановки раньше, на Привокзальной, 15, чтобы проветрить голову и ещё немного поразмыслить, прежде чем переключаться на семью и домашние дела. Иногда нужны вот такие паузы вне работы, вне дома, в состоянии подвешенности между участком и ужином.       Он постоял на мосту через железную дорогу, посмотрел на сбегающие к Тихой сонные кварталы, на унылые звёзды в разрывах облаков, на тепловоз, туда-сюда таскающийся по запасным путям, на тёплые отсветы городских огней. Повдыхал холодный воздух с запахом сырости и креозота, испачкал ладони и рукава о запылённые перила, кое-как отряхнулся. Но идеи в усталую голову так и не шли. Парфёнов тяжело спустился с моста и свернул с Привокзальной вдоль железной дороги, чтобы срезать угол до дома. Ну и по привычке — чем глуше закоулки, тем чаще по ним надо ходить, а то всякое бывает. Тем более ввечеру и во дворах, где горит дай бог один фонарь из трёх.       И почему-то Парфёнов совсем не удивился, заметив непорядок на детской площадке. Впрочем, условный: одинокий подросток, болтающийся в девять вечера на улице — это нехорошо, но не криминально. Однако подойти и проверить, чего это деточка в такую поздноту гуляет, надо. И домой пнуть надо. И Парфёнов уже зашёл на площадку и два шага сделал, прежде чем опознал знакомую кепку с кошачьими ушами.       Кукушкина мерно и отрешённо качалась на поскрипывающих качелях, глядя в пустоту. Парфёнова она, конечно же, заметила сразу, но никак не прореагировала, даже до косого взгляда не снизошла. Вид у неё был, прямо сказать, потерянный и депрессивный, ровно в той степени, когда уже на всё наплевать. И это было нехорошо. Нет, прямо скажем, плохо.       Парфёнов подошёл, присел на соседние качели, тихо понадеявшись, что они не оборвутся под его весом. Помолчал за компанию, следя, как сизый свет дворового фонаря пытается пробиться сквозь поредевшую листву и как загораются и гаснут окна в доме напротив. Досадно — люди ужинают, смотрят телевизор, готовятся ко сну, а ты сидишь на холодных сырых качелях и ищешь способ пронять упрямую школоту.       — А лисички-то, — наконец сказал Парфёнов в пустоту, заставляя себя не глядеть прямо на Кукушкину, — лисички-то… Разговаривают?       Хлопнул пузырь жвачки. «Телёнок» лениво перевела на него саркастично-холодный взгляд и промолчала.       — Лисички да зайчики, — продолжил Парфёнов как можно равнодушнее. — Разговаривают же, а? С цветочками?       «Телёнок» закатила глаза и презрительно сморщила нос, ему было видно краем глаза:       — Вы чё, переработали, Пётр Лександрыч?       Он включил телефон, ткнул пальцем в иконку галереи:       — Кроля своего долго дрессировала, Дуров? Моего помощника, вот, чуть заикой не оставила.       Кукушкина всё так же лениво глянула на экранчик и с презрительным фырканьем отвернулась. Мол, видала я ваш фотошоп… А потом прижалась щекой к холодной цепи качелей и слегка оттолкнулась ногами, словно стремясь возвести между собой и Парфёновым барьер крепче, чем её упрямство. Но не уходила, что немного обнадёжило. Так и подмывало гаркнуть, колись, мол, поганка. Но Парфёнов знал — не поможет. Оставалось или капитулировать перед её типично подростковым презрением ко всему миру, или говорить, как со взрослым человеком.       — Одно скажи, — он пристально, серьёзно поглядел на Кукушкину, — ваша подруга жива?       Начнёт увиливать — точно пранк, и вот тогда можно будет её припереть как следует. Но «телёнок» внезапно тоже посерьёзнела, шваркнула ботинком по земле, останавливая качели, и даже обернулась:       — Должна.       — А всё-таки ты знаешь, что с ней.       — Нет, — Кукушкина всё так же серьёзно помотала головой. — Точнее, знаю и не знаю. Но не могу внятно объяснить, честно.       И прищурилась, как мамаша, словно ему в голову попыталась заглянуть сквозь глаза.       — То есть вы с Ковалёвой действительно пытаетесь исключить все причины её исчезновения, кроме какой-то одной? — а тут или в лоб, или никак.       Кукушкина пожевала жвачку, но пузырь всё-таки не выдула. Потом хмуро кивнула.       Парфёнов глубоко вздохнул:       — Почему бы, вот это, не огласить версию?       — Потому что вы с ней не справитесь, — тихо ответила она. — С ней вообще никто на Земле не справится, наверное.       — Юль, — сказал он как можно спокойнее, хотя под ложечкой зазудело — вот оно, уже близко! — Даже если ваше предположение — полный фантастиш, вот тут у нас такая картина, что или выслушать, или следствие в тупике. Это наша работа, вот, помогать людям. Без дураков.       — Это не ваше дело, — ответила без хамства, просто констатировала факт. Потом явно спохватилась, что вышло грубо, и поправилась: — Точнее, не входит в ваши полицейские обязанности. — На её губах появилась бледная улыбка, а глаза вновь сделались отрешёнными. — Как говорящие лисички, дрессированные зайки и прочие сэйлормуньки.       Он сначала не понял последнее слово, потом сообразил — кажется, это из мультфильма. Супергерои какие-то японского разлива. Кошка у них там, что ли, разговаривала…       Деточки. Одни мультики в извилинах. Вроде в двенадцать пора уже головой соображать, ан нет, у них самое-самое и начинается: буйный расцвет фантазии, бегство от реальности, равноправие материального и воображаемого миров… Заигрываются, а потом пытайся прорваться через их выдумки и отделить то, что было, от того, чего не может быть.       — Юль, — спокойно повторил он. — Наше дело — обеспечивать безопасность людей, живущих в этом городе. И вообще, вот, людей. Чтобы по улицам нестрашно было ходить. Если уж речь зашла о… хм, сэйлормуньках, то супергерой, не координирующий свои действия со службами охраны правопорядка, только на экране вот хорош. В жизни от него будет больше вреда, чем пользы.       — А то я не знаю, — тихо фыркнула она. — Пётр Лександрыч, мозг не выносите. Мамки с папкой хватает на этот счёт.       И снова к качелям привалилась щекой. Да чем же пронять-то её?       — Ну так вот, лисички-то, это, разговаривают?       — А если разговаривают? — она дерзко развалилась, уперевшись плечом в цепь, и взгляд её стал совсем циничным. — А если завтра мы с Ковалёвой в лес пойдём к Бабе Яге, чтобы Зюньку вытаскивать? Со своим «макаровым» туда прискачете против Змея Горыныча? Кощея Бессмертного мигалкой пугать? Не смешите мои берцы, — и она презрительно фыркнула.       — Надо будет, — спокойно отозвался Парфёнов, — и Кощея арестуем.       Хотя ему в этот момент хотелось побиться головой об опору качелей. Де-еточки…       — Если Кощей будет настоящий, а не в исполнении товарища Милляра, то и от вас, и от нас даже костей не останется. Статы не те, чтобы боссов гасить. Ну, то есть, сегодня днём я бы ещё рискнула, сейчас уже нет. — Её лицо окончательно заледенело в циничной гримасе. Маленькая свинья. — Извините, Пётр Лександрыч, мне пора домой.       — Тебя проводить?       Она мотнула головой:       — Не, вон подъезд.       — Юль.       Вопросительно-надменный взгляд в ответ.       — Юль, серьёзно. Адрес Кощея?       — Узнаю — сообщу, — сухо отозвалась она. — Пётр Лександрыч, ну правда, не надо тупить как взрослый. Хотите фантастиша — всерьёз рассматривайте версию, что Зюньку гуси-лебеди своровали за волшебство не по делу. — Она пнула ладонью цепь, и та сухо лязгнула. — Только вы не будете.       Парфёнов постарался остаться нейтральным, как фонарный столб в углу площадки, ибо должность обязывала:       — Не буду. Хотя волшебство многое бы объяснило.       — Магия-шмагия, фокус-покус. Не бывает. — Кукушкина повернулась на пятке так, что взметнулись косички, независимо сунула руки в карманы. Челюсть её ходила туда-сюда из-за жвачки. Но… показалось или нет, что на одно короткое мгновение сквозь циничную гримасу проглянула смертная тоска?       — Юль. Лучше говори всё как есть. Ведь каждая секунда на счету, — он тоже встал, шагнул и поравнялся с Кукушкиной. Мгновение они глядели друг на друга, словно шли на таран, и Парфёнов даже засомневался, не почудилось ли ему, что девчонка почти раскололась.       — Знаю не хуже вас, — отрезала наконец эта поганка. — Как только что выяснится, немедленно сообщу. Ну хоть малейший ключик. Ну, или Жюли свистнет, в смысле, Ковалёва. Вам можно в ватсап, или лучше по СМС?       — Лучше позвони.       — Лучше СМС, — она расхлябанно зашагала к подъезду, кое-как махнув рукой через плечо. — До свидания!       Деточки. Та-алантливые и с богатой фантазией. Гуси-лебеди у них. С Кощеями. Интересное выходит кино… Надо ребят на дежурство ставить, глаз не спускать. И этого Аболиньса опрашивать. Прямо завтра с утра — чёртова служба, ни поесть, ни присесть. А может, права жена, пора на пенсию, пока окончательно не надорвался?       Точно. Непременно на пенсию. Обязательно рапорт подаст. Вот только сначала надерёт задницу этой Коржиковой и её подружкам!