Легенда о Радуге: сказки по-взрослому

      Дни после вылазки на завод тянулись серо и тягуче, как разваренная овсяная каша, до самого воскресенья. Жюли постоянно мёрзла, прятала руки в рукава, по ночам куталась в плед поверх одеяла, выкручивала на максимум батареи и боролась с соблазном растопить камин, но боялась лишних вопросов. Стоило задуматься о том, что происходит, — а эти мысли почти не отступали, — и в животе холодело, как перед воспитательными беседами с Ираидой, а колени слабели. По ночам снились мутные кошмары с лабиринтами без выхода, и утром она чувствовала себя так, словно всю ночь мыла гостиницу. Юльча тоже ходила мрачная, замкнутая, совершенно непохожая на себя, разговаривала преимущественно короткими «да» или «нет», и никакой моральной поддержки от неё ждать не приходилось. А Хруп вообще исчез — по словам Елены Владимировны, которая видела его последней, он отправился с опасным амулетом везения домой, на Радужную планету, и с тех пор как провалился.       В воскресенье, когда невнятно-муторное состояние уже перешло в настоящую мигрень, их пригласили в полицейский участок, но очередной разговор по душам с участковым и его помощниками, естественно, ничего не дал — если не считать видеозаписи. Жюли чуть не вскрикнула, увидев на мониторе знакомый начёс Раймонда, и в голове сразу щёлкнуло, не соврала ли Ирена? Юльча-то спрашивала у своей гаечки, где Зюня — или где кто-то, кто знает про Зюню. И та привела их конкретно к эльфийке...       Впрочем, как только они с Юльчей вырвались от полиции и родителей и забились в маршрутку, Жюли немного успокоилась и, несмотря на ломоту в голове, постаралась мыслить трезво.       Раймонд мог просто идти мимо. Он даже мог не встретить Зюню.       Но расспросить его всё равно стоило.       Юльча поёрзала на соседнем сиденье:       — Во блин, а-а…       Жюли устало повернулась: Кукушкина упорно ковыряла спинку переднего сидения, насупив брови и кусая губу.       — Прикинь, — продолжила она, — если Ирка, гадина, врала от и до.       У дураков и мысли сходятся.       — Может, врала, — Жюли вяло принялась расправлять поля шляпки, лежавшей на коленях. — А может, и не врала. Знаешь, у меня конкретно такое чувство… Будто мы попали в эту историю если не в самом конце, то близко к нему, и никак не можем увидеть всей картины. Как те трое слепых, которые слона друг другу пытались описать, знаешь сказку? — Юльча кивнула. — Ну вот, у меня хобот, у тебя нога, у полиции хвост… А целой картины ни у кого нет. Потому и понять ничего не можем. Слон перед носом, а мы его не видим.       Юльча откинулась на сиденье и вытянула ноги, насколько получилось:       — Хруп знает, да не скажет, паразит.       — Он не обязан, — поля расправились, больше руки занять было нечем, и она стиснула пальцы добела. — Не раз же говорил, у него политика невмешательства. Со всеми проблемами должны разбираться мы, Рыцари. А он всего лишь хранитель талисмана. У него нет права лезть в такие дела, иначе нейтралитет будет недействителен.       — Я так и не врубилась, почему, — Юльча мрачно скрестила руки на груди и с обидой выпятила губу.       Неужели правда не понимает? Жюли потёрла ноющий висок — объясняй ей по десятому разу…       — К талисману каждый имеет право прийти, — негромко заговорила она. — Молодой, старый, хороший, плохой. Талисман оценивает не общественное мнение, а то, что ты внутри из себя представляешь и каким ты даже сам себя не знаешь. На первый взгляд, он может сделать совершенно странный выбор, но потом окажется, что именно это и было правильно и хорошо для всех.       — Ну, типа, да, Хрупецкий так и рассказывал — и чё?       — А то, что каждый может прийти лишь потому, что талисман сам по себе ни злой, ни добрый, ни старый, ни молодой, ни по правде, ни выдумка, ни с теми, ни с другими. И его хранитель должен быть таким же. Иначе — уже не каждый мимо него пройдёт, понимаешь? Поэтому Кинтс и не помогает с расследованием, только волшебству нас учит. Ну, как с силами работать, — очень ей нравилось это слово, «работать», в таком контексте. — Даже если он знает, где Зюня и что происходит, он не скажет, чтобы на нас и наш выбор не повлиять.       — Вот я и говорю, паразит, — глухо буркнула Юльча. — Сложно, чё ль…       Сложно. Но объяснить это человеку, который упорно не слышит никаких доводов, ещё сложнее.       Больше не обменявшись ни словом, они доехали до улицы Новаторов и вышли на знакомой остановке. Жюли поплотнее натянула шляпку — несмотря на то, что в Энск вернулось солнце, воздух уже не прогревался и ветер леденил кончики ушей. Юльча следом за ней дёрнула козырёк жокейки. В рюкзаке у неё зажужжал виброзвонок смартфона.       — Блин, опять, — она сморщилась, полезла в рюкзак и решительно сбросила вызов. — Достали.       Жюли уже была в курсе.       — Ты в офис заходила? — спросила она. Вместо ответа Юльча вынула из внутреннего кармана куртки листок дешёвой сероватой бумаги и мрачно протянула ей.       Жюли на ходу развернула распечатку, пробежала её взглядом. Не надо быть гением, чтобы понять — неопределившиеся звонки в списке конкретно отсутствовали.       — Предложили симку сменить, — буркнула Юльча. — Папка обещал оформить, но пока он от компа отковыряется…       И тут Жюли озарило.       — Слушай, — сказала она, — а если тебя кто-то волшебством проверяет или вызывает?       — Чё?       — Ничего! — её уже захлестнула идея, с каждой секундой кажущаяся всё более и более правдоподобной. — Ты же в ветеринарке телефон засветила вместе с нашими именами, когда рыбку оформляла. А если это какой-нибудь маячок, или спецэффект от слежки, или кто-то пытается тебя по секрету от Велимира вызвать?       Юльча стиснула челюсти и промолчала, но глаза у неё стали очень красноречивые.       — Попробуй в следующий раз не просто трубку взять, а волшбой сигнал отследить, — осторожно закончила Жюли. — Ты же прозорливая.       Тут же показалось, что предложение лучше было оставить при себе и не озвучивать, так перекосило Юльчино лицо. От этого снова сделалось холодно, и Жюли поёжилась.       Днём ветеринарка выглядела совсем безопасной, даже не скажешь, что там сидит злой волшебник с помощниками. Но соваться на вражескую территорию, как понимала Жюли, они не готовы — хоть ищи в интернете сайт и личные контакты Раймонда, чтобы вытащить его на улицу. А тут ещё Юльча, которой через пять минут топтания во дворе совершенно предсказуемо надоело ждать и глазеть на задёрнутые жалюзи. Попробуй её удержи от попыток устроить разгромное воскресенье на бис!.. Велимир не придёт в восторг, особенно если вспомнить, чем всё кончилось. Зюня правильно тогда на скамейке причитала, что больные животные не виноваты и не должны отдуваться за ссоры людей. Ну, или людей и не совсем людей.       Рыцари не имеют права повторять ошибку.       Жюли пришлось несколько раз одёрнуть Юльчу и даже один раз сильно поспорить, но в итоге они договорились: приближалось обеденное время, и даже если Раймонд не ходит ни в какое кафе и перекусывает на рабочем месте, быть может, выйдет кто-нибудь из персонала. И тогда можно попросить его позвать эльфа на улицу.       Но Раймонд, видимо, увидел их в окно, потому что, когда Юльче в очередной раз надоело ждать и она, пнув столбик газонного ограждения, громко заявила, что отправится внутрь, он неожиданно выглянул на крыльцо и громко свистнул, привлекая внимание. Потом подошёл, на ходу натягивая ветровку.       — Привет, рыцарята, — поперёк его нахального лица сияла беспечная улыбка. — Что надо? Опять кого-то чипсами перекормили?       Юльча аж задохнулась от злости, поэтому Жюли крепко сжала её запястье и заговорила первой, стараясь сохранять спокойствие:       — Здравствуйте, Раймонд. Нам надо поговорить.       — А точно не с шефом? — он, всё так же беспечно-снисходительно, сунул руки в карманы.       — Точно не с шефом, — Жюли медленно качнула головой, выстраивая мысли, которые от волнения внезапно рассыпались, и никак не удавалось сложить всё в короткий связный рассказ. — Раймонд, у нас подозрение, что вы могли быть свидетелем преступления.       Прозвучало как-то глупо.       — О как!.. — воскликнул Раймонд ещё веселее. — В детективов, значит, играем? Ну хорошо, валяйте, спрашивайте.       Он разговаривал с ними, как с маленькими детьми, и это начало раздражать. А Юльча так вообще метала взглядом синие молнии, но пока — вот удивительно! — сдерживалась от воплей и попыток махать кулаками. Жюли припомнила прочитанные книги по психологии: Раймонд, похоже, нарочно дразнится и провоцирует, чтобы они с Юльчей потеряли самоконтроль. Значит, надо изо всех сил продолжать сохранять холодную голову. Это раздражает противника.       — Кстати, а третья-то ваша где? Льдинка говорила, вы и в прошлый раз без неё притопали…       Юльча всё-таки раскрыла рот, но Жюли снова сжала ей запястье изо всех сил и сказала сама:       — Дело как раз в ней. Она исчезла, не пришла домой из школы, и со вторника мы ничего о ней не знаем. Перед исчезновением она обзавелась амулетом везения. Кинтс определил волшебство амулетов как настоящее и очень опасное, и… Знаете… Городские камеры наблюдения зарегистрировали её в последний раз в Центральном парке — ну, это у кремля. И… Буквально через пять минут через тот же вход прошли вы.       По мере рассказа взгляд Раймонда делался всё более и более холодно-пристальным, хотя широкая дурашливая улыбка так и не сходила с его лица.       — И что? — уточнил он. — Меня подозреваете?       — А то! — выпалила Юльча наконец.       — Нет! — почти одновременно с ней, очень резко, ответила Жюли. — Ваша сестра объяснила нам кое-что об амулетах, кое-что мы смогли определить сами... И… Я верю в актёрское мастерство эльфов, но у Ирены вряд ли были причины врать. И ещё… Просто ответьте прямо на мой вопрос, да или нет, без уворотов, — она пристально поглядела ему глаза и снова пожала запястье Юльчи, мол, сообрази подыграть, — вы во вторник, в парке, встречали Зюню?       Краем глаза она видела, что Юльча враждебно смотрит на Раймонда, но явно не поняла задумку. Впрочем, её свирепый синий взгляд, наверное, сработал и сам по себе. Раймонд поглядел на неё, потом опять на Жюли. Его лицо по-прежнему улыбалось, но в глазах встала стена. А потом растаяла вместе с дурашливой ухмылкой, и он спокойно и серьёзно сказал:       — Да.       — И чё?! — тут же выпалила Юльча.       — Сидела на лавке, даже не поздоровалась, — Раймонд тут же демонстративно закатил глаза, словно надевая очередную шутовскую маску. Вот ведь человек-луковица, конкретно не сколупаешь с него фальшивые лица! Ну, точнее, не человек, конечно, а эльф. Луковый.       — А ты чего? — Юльча даже шаг вперёд сделала.       — А я ничего, я на самокате там гоняю каждый день, чтоб после дежурства размяться, — он упёр руки в бока и нарочито приподнял брови. — Это тебя в школе учили старшим «тыкать», рыцарёнок, или дома? — он перевёл взгляд на Жюли. — Ну что, убедились, что я не вру?       — Какая разница, в чём мы убедились с помощью Синего луча, — Жюли старалась стоять и смотреть на него прямо и открыто, а главное, не показывать никаких эмоций. — И ещё. Извините за купание. Мы правда волнуемся за нашу подругу и всегда будем её защищать.       На одно короткое мгновение Раймонд сжал губы, потом вполголоса уронил:        — Между прочим, извиниться можно было бы и сразу, — взгляд его сделался колючим и проницательным, хотя на лице опять засияла улыбка. Похоже, его не по гримасам, а по взглядам надо пытаться читать. — И, кстати, кого это вы с собой привели?       — В смысле? — опешила Жюли.       — Да вон машина за кустами. А там мужик с вас глаз не спускает, — Раймонд махнул рукой в сторону улицы. — Полицейский эскорт для двух малолетних детективов?       Юльча вытаращилась, Жюли тоже оглянулась.       За кустами и впрямь стоял серый автомобиль. Окна у него не были затемнены, однако с такого расстояния разглядеть водителя оказалось непростой задачей. Но, кажется, Жюли его в самом деле где-то видела. Конкретно, видела!       — Чёрт, — вдруг сказала Юльча. — А это не тот дядька, который сегодня, ну, у Петра Лександрыча?.. И в школу который к нам приходил?       — Точно! Лейтенант… — Жюли запнулась, вспоминая фамилию, — …Фадеев. Это он.       — Бли-ин! — в голосе Юльчи прорезались ноющие нотки, чем-то напомнившие Зюню. — Теперь менты точняк не отлипнут!..       Раймонд искоса глянул на машину и посоветовал:       — Жмите подворотнями, авось отстанет, — он фыркнул. — Спасибо, в общем, что привели его сюда. Теперь и к нам ваша полиция прицепится.       — Не развалитесь, у вас шарм есть, — огрызнулась Юльча и в свою очередь сжала Жюли за руку. — Айда, я знаю, как отсюда свинтить огородами!       — До свидания и спасибо, — только и успела выпалить Жюли.       Скомканный какой-то разговор у них получился. Но не безрезультатный: похоже, Раймонд и впрямь решил, что Юльча проверяла его волшебством Луча. Он совершенно явно взвешивал все «за» и «против», прежде чем сказать твёрдое и однозначное «да». Хотя ему проще было бы сказать «нет», и на самом деле они бы ничего не доказали. И то, что Зюня с ним не поздоровалась, выглядит очень натурально: после истории с соревнованиями она бы точно отвернула нос и сделала вид, что с ним не знакома. Особенно в плохом настроении. А Раймонд после такого приветствия запросто мог проехать мимо и не задержаться. Он старался не подавать виду, пока Жюли не извинилась, но конкретно так обиделся на купание, это она поняла. Быть может, он и в лесу на самом деле хотел мирно поговорить, а они перестраховались. Быть может, и в сквере Ирена вовсе не собиралась провоцировать ссору, и это просто паранойя…       И ещё — даже если вдруг, только вдруг, оба близнеца сказали неправду, Жюли честно предупредила — за Зюню они с Юльчей горой. Кто соврал, тому и последствия.       — Может, опять на «стекляшку»? — невпопад спросила Юльча, перебегая через двор. Жюли обернулась: Раймонд уже скрылся в клинике, а серая машина сдвинулась с места, ища проезд — отсюда было видно, как над кустами ползёт её крыша. — Вот прям чую, в цех надо лезть. Там явно какая-то фигня творится.       — Мы обещали, — коротко отрезала Жюли. Было трудно бежать и при этом развёрнуто отвечать.       — Да помню я! — огрызнулась Юльча и внезапно дёрнула её вбок. — Сюда!       Жюли обернулась: серой машины не было видно. Юльча затащила её за подъезд, под самые окна — тут обнаружился спуск в подвал дома, неуклюжая узкая лестница, пропахшая кошками и крысами. На ступеньках валялась бутылка из-под газировки и лузга от семечек, пушились наметённые ветром вялые листья и кленовые крылатки.       Юльча заставила её спуститься вниз.       — Он там во двор заезжал, внимание потерял, — пробормотала она. — Тут не заметит. Может, отстанет… Вот бли-ин, нарвались!       М-да. То-то участковый так покладисто согласился — вопросов нет, идите гуляйте, девочки. Хитрый какой! Теперь полиция точно следит за каждым их шагом.       Жюли вздохнула, привалилась к стенке, грустно подняла взгляд на бесконечно высокую цепочку окон в целых пять этажей. По крайней мере, спуск в подвал защищал от ледяного ветра. Не в этом ли дворе они подтирали нос рыдающей Зюне две недели назад? Всего две недели, а столько случилось. Ну и выдался учебный год, врагу не пожелаешь!..       Юльча вытащила сотовый:       — Ждём пятнадцать минут, засекаю. Потом пойдём.       — Почему пятнадцать?       — Ну, лучше бы полчаса, но мы тут задубеем.       Мимо прошуршали шины, и Жюли непроизвольно втянула голову в плечи, да и Юльча сжалась и стиснула зубы — даже желваки выступили.       — Может, волшбой отсюда?.. — прошептала Жюли. Она не была уверена, что получится, но попробовать ничто не мешало.       — Ага, и очутимся где-нить в Андах, — сощурилась Юльча. — Нет уж. Пока можно так, за Лучи хвататься не будем. Ну их на фиг.       Она помолчала, шурша ногой в бурых скорченных листьях. Потом снова заговорила:       — Слуш… Ты чё, реал хотела, чтоб я этого зелёного шмагией просканировала?       Жюли вздохнула:       — Да. Я подумала, что твой Луч прозорливый… Возможно, он и враньё разглядит.       — Я не пробовала.       Они опять замолчали, не зная, о чём говорить. Ждали. Шуршал листьями ветер, толкался в нос гвоздичным запахом осени. Дёргало висок. Но машина мимо больше не ездила, и шагов тоже не было слышно. Только доносился малышовый смех и скрип качелей с детской площадки, да изредка хлопали двери подъездов. Так и подмывало выглянуть, потому что жутковато сидеть в бетонной яме и ничего не делать, только ждать у моря погоды. Как будто они не от полицейского шпика, а от маньяка прячутся…       — Надо было в подъезд, — сказала Жюли, когда надоело глазеть на бетонные ступеньки и бороться с желанием выскочить наружу. — Там хоть окна. И тепло.       Юльча тут же нахмурилась:       — Во-первых, заметно издалека, что дверь открывалась, а во-вторых, там, типа, кодовый замок поставлен. — И тут же сама проныла: — Блин, ну просто сил нет столько сидеть!.. Я выгляну.       Жюли взяла её за рукав:       — Не надо. Ты правильно засекла время, давай выждем…       — Мамка научила.       — …и, если лейтенант где-то во дворе, он точно думает, что у нас не хватит терпения прятаться. Так что конкретно следит за всеми возможными укрытиями. Ещё заметит.       — Хорошо, — обмякла Юльча и привалилась к стене. — Скучища ждать. Хоть в интернет лезь…       И тут между ними мягко засветился воздух. Совсем нежно, перламутрово, словно в ясный день вдруг попал кусочек весеннего рассвета. И ещё приятный аромат разлился в воздухе, перебив запах палых листьев и сырого бетона — ландыши, что ли?.. Юльча моментально напряглась, но Жюли даже не успела испугаться — странный свет собрался в пузырёк и лопнул, вывалив им под ноги взъерошенного Кинтса.       — Хрупецкий, блин!.. — выпалила Юльча, немедленно сжав кулаки. — Заикой оставишь! Это чё ща было?!       Бессовестный котокролик встряхнулся, брякнув цепочкой на шее, и весело пропищал:       — О. Привет. Не зря на вас целил. А чего вы тут сидите? Есть чё поесть?       — Ты… откуда? — нерешительно спросила Жюли. Ей в который раз за время общения с этим волшебным созданием хотелось протереть глаза.       — Из лабиринта, — Кинтс отряхнулся ещё раз, вспрыгнул на нижнюю ступеньку и сел, обернув лапы хвостом. — Опять заплутал, пришлось наводиться на вас с помощью ключа. Ну так, шоколадки не найдётся?       И он с нежностью тронул то ли увязший в шерсти кристаллик, то ли пузо.       — Где ты пропадал столько времени?! — Юльча упёрла руки в бока и грозно склонилась над его макушкой.       — Говорю же. В лабиринте-между-мирами немного заблудился, — он нахально задрал розовый нос. — А до этого со старейшиной разбирались, что такое амулет. И Партинса ещё из морального пируэта вытряхивал. Вам тут хорошо, а там как бы война продолжается, никто не отменял.       Юльча вдруг подобралась — Жюли уже знала, что за этим всегда следует вспышка гнева, — и рявкнула, забыв о конспирации:       — Ты!..       — Чё? — слегка надменно покосился на неё Кинтс.       — «Мой друг вернулся домой, и то, что он там нашёл, ему не понравилось!» — передразнила Юльча, наверное, его слова. — Так это ты про Партинса, что ли, гнал?! Это вот как ты друзьям помогаешь! Знал заранее, издалека, что у него беда, и даже не предупредил, только сопли подтирать пришёл?       — Тогда я должен был оставаться с вами, — спокойно парировал Кинтс. — Вам это было нужнее, а ему я всё равно ничем не мог помочь.       — Кто хочет, ищет способ, а кто не хочет, ищет отмазы!!! — Юльча уже откровенно орала. Жюли непроизвольно отстранилась от них обоих — не слишком-то понятно продолжение старого разговора, если не присутствуешь в начале. И если полезть в спор, придётся принимать чью-то сторону. А она не знала всей ситуации и не могла решить, кто прав. Хотя внутренне согласилась с Юльчиными словами — всегда можно найти способ, если захотеть, и не очень-то это по-дружески — знать и не предупредить…       «Не зверь, не птица; не соврёт, но и правды не скажет; не навредит, но и не поможет…»       Должно быть, Кинтсу и самому тяжело всё знать наперёд и при этом игнорировать проблемы тех, кого он называет друзьями. Только жалеть его не получается.       Потому что это не дружба.       «…не враг, но и не друг».       И, внимание, вопрос: а с Рыцарями он тоже так себя ведёт?       Кинтс на выпад Юльчи промолчал и отвернулся от них обеих. Задумчиво почесал за ухом. И вполголоса уронил:       — Понятно, сегодня шоколадки не будет.       — Шоколадки?! — взревела Юльча на весь двор. — Ща я тебе выдам шоколадку!!!       Жюли едва успела её схватить за пояс и не дать погнаться за Кинтсом, немедленно рванувшим вверх по лестнице:       — Стой, куда! Там же лейтенант, а ты кричишь в голос!..       — Блин… — Юльча обмякла. Лицо её было пунцовым от злости, но яростный синий блеск в глазах медленно потух. — Во засада.       — Контролируй свой гнев, — с осторожностью посоветовала Жюли. — Ну правда. А то влипнем.       — Хорошо, — Юльча высвободилась из её рук и показала Кинтсу кулак. — Дома всё получишь, понял?       — А что за лейтенант? — немедленно спросил негодник, даже глазом не моргнув.       О! Идея. Жюли быстро полезла в рюкзачок:       — Кинтс, у меня есть батончик мюсли, и я тебе его дам. Но сначала выгляни и посмотри, нет ли поблизости серого автомобиля с водителем. За нами следят полицейские.       — Что вы натворили, пока меня не было? — тут же подобрался Кинтс. — Вот и оставь вас на пару дней одних!..       Пришлось ему в двух словах пересказать ситуацию с хитрым участковым, разыскивающим Зюню, а заодно и о прощелыге Раймонде. Кинтс хмуро покивал и без дополнительных вопросов поскакал наружу, во двор. Минут через пять он вернулся, вспрыгнул на бордюр, ограждающий подвальный спуск, и звонко сообщил:       — Серых машин несколько, но у всех холодные двигатели. Там, на выезде, почти на улице, стоит одна тёплая, но за рулём никого нет. И во дворе дядек нету. Он, наверное, по улице бегает, вас ищет.       Они с Юльчей переглянулись, быстро друг другу кивнули и почти бегом поднялись наверх:       — Где машина?       — Там, — Кинтс указал на противоположный выезд со двора.       Жюли обвела взглядом двор: нет, долговязого лейтенанта Фадеева в поле зрения действительно не было.       — Пошли мимо ветеринарки обратно, — предложила Юльча. — До конца улицы дойдём, а там трамвай прямо на наше депо, почти рядом с домом. Зайдёшь ко мне, чаю попьём. Мамка оладушки напечь обещала.       А чем не вариант. Лейтенант, без сомнений, следит за маршруточной остановкой, а они пройдут дворами с полкилометра вдоль фабрики — и вот вам трамвай.       Жюли быстро зашагала следом за Юльчей и Кинтсом. А что лейтенант потеряется — так ему и надо, мало шоколада. Нечего за девочками из приличных семей подслеживать!       Уже и ветеринарная клиника осталась позади, как у Юльчи опять зазвонил телефон, тихо, но требовательно. Жюли напряглась:       — Оно?       Та взглянула на экран смарта и мрачно кивнула, по привычке готовясь сбросить звонок.       — Не надо, — Жюли быстро остановила её руку. — Маятник с собой?       — Ну очень вовремя, — закатила глаза Юльча. — Мент же на хвосте.       — Согласен, невовремя, — быстро вставил Кинтс. Может быть, даже слишком быстро — по крайней мере, Юльча бросила на него хмурый взгляд и вдруг полезла в карман, так и не выключив трезвонящий смарт.       Гаечка ярко блеснула в голубоватом воздухе, качнулась туда-сюда… И отчётливо поехала вперёд и немного вправо.       Они опять переглянулись.       — Пошли, — тихо сказала Жюли.       Потому что это всё-таки оказалось волшебство, а раз так, надо разобраться, кто с понедельника пытается до них достучаться. И… плевать на лейтенанта Фадеева. Конкретно. Использование волшебства не подпадает ни под одну статью в современном мире.       Гайку тянуло всё сильнее и быстрее. Дома раздвинулись, и впереди показались вышки линии электропередач и пожелтелый пыльный сквер, тянущийся под ними прямо до трамвайной остановки.       — Засада, — сквозь зубы процедила Юльча, — мы тут как на ладони.       Но гайка у неё даже не шатнулась, так и тянула по диагонали через подросшие за сентябрь газоны и куцые низкие живые изгороди, пока не дотащила до куртинки каких-то вечнозелёных кустов с жёсткими колючими листьями.       Гайка резко обвалилась и тут же заходила по кругу, по часовой. Они с Юльчей, не сговариваясь, посмотрели под ноги: у самого края куртинки, в кое-как разрытой траве, торчал грубо вкопанный корешок с подрезанными листьями.       Телефон резко заткнулся, словно звонившему наконец надоело и он бросил трубку.       — Что за… — Юльча смотала маятник и присела на корточки. — Это ирис.       Жюли тоже присела. От беготни и волнений даже голова почти перестала болеть. Она стянула перчатку с руки и осторожно шатнула в земле толстый, похожий на ботинок, корень:       — Ирис?..       — Угу…       — …с голубыми листьями. — Как бы тут не затрясло от нервов.       — Ну, не совсем чтобы, — Юльча поводила челюстью, словно заталкивая за щёку неизменную жвачку. — У ирисов вообще листья синеватые, это норм, но…       Они пристально поглядели друг другу в глаза, и вдруг Жюли поняла — им обеим страшно обернуться на Кинтса. А ещё очень не хотелось думать о том, о чём она почти подумала. И Юльча, наверное, тоже.       Слишком уж очевидные ассоциации.       — Ирис, — очень тихо донеслось сбоку. Кинтс медленно подошёл, волоча уши по газону — кажется, у него даже лапы подгибались. — Ирис, ты где? Это же ты, да?       Последние слова он почти выкрикнул.       Жюли против воли встала и отошла на шаг. Юльча просто отодвинулась, продолжая сидеть на корточках. Кинтс медленно лёг так, что цветок оказался между передних лап, и опустил пушистую щёку на изгиб корневища:       — Пожалуйста… Пусть это не ты… — он съёжился и, кажется, тихо всхлипнул. — Ирис?..       Кинтселлен.       Жюли могла конкретно поклясться, хоть на Конституции — высокий и нежный голос не прозвучал вслух, но всё же она его услышала. И Юльча тоже. И Кинтс, пушистой тряпкой распластавшийся на траве, тоже. Росток между его лап слабо засветился, так же перламутрово, как портал несколько минут назад, и вдруг стремительно выпустил новый лист, а за ним ещё и ещё — упругие, рифлёные, сизо-голубые, они широкими лезвиями втыкались в холодный ветер, нанизывали на себя солнечные лучи, и наконец, словно такой же луч, из самого сердца корешка вырвался мощный побег, набух бутонами — и буквально взорвался, пышно и великолепно, огромными удивительными цветками.       Таких ирисов Жюли точно никогда не видела: каждый из цветов был кудрявый, как коралл, величиной не меньше, чем с памело, и полупрозрачный, словно выдутый из стекла. Нижние лепестки, распростёртые и лишь слегка опускающиеся книзу, сияли ровно тем сиреневато-голубоватым оттенком, который кажется серебряным, а верхние, взметнувшиеся к небу, были цветом как летнее небо за секунду до восхода солнца. От цветов исходил тонкий упоительный аромат, сладкий и нежный, похожий на настоящую ваниль, но всё же отличавшийся неуловимой прохладой.       И всё это произошло буквально на «раз-два-три», от начала до конца.       — Кинтселлен, — теперь Жюли ясно понимала, что говорит цветок. И в животе у неё забегали хомячки-невидимки.       Кинтс тихо всхлипнул:       — Где ты?       — В сердце ночи, — призрачный голос сделался тише, а нижний цветок вдруг начал вять так же быстро, как и распустился. — Идите в сердце ночи… Все ответы там… Я буду ждать…       Голос прерывался, словно динамик барахлящего радио, цветы вяли один за одним, листья начали жухнуть.       — Не уходи! — взвыл Кинтс. Из-под его лап ударил уже знакомый белый свет, почти такой же ослепляющий, как тогда, в самый первый раз, когда он перенёс их троих на Радужную планету.       — Я буду ждать… — слабо повторил призрачный голос.       Свет потух.       Цветущий ирис всё ещё стоял на газоне, яркий, но обыкновенный. Вялые цветки распрямились, но утратили фантастическую полупрозрачность и тонкость красок — сделались банальными лилово-розовыми. Листья, хоть и отливали по-прежнему голубизной, но всё же были сизыми, а не синими. А под ними, уткнувшись носом в корень, горько рыдал и скрёб лапой землю Кинтс.       И уже в который раз куда-то пропали все нужные и правильные слова.       — Ты знал, — вдруг очень тихо и очень хрипло сказала Юльча.       Жюли хотела крикнуть ей: «Не надо!» — но горло перехватило. Словно странная стеклянность теперь вошла в неё саму, превратила в статуэтку, не позволила и рта раскрыть, хотя надо было что-то сказать, как-то не позволить Юльче развивать тему.       Ведь всё и так понятно и нечего тут мусолить. Надо делать — только что?..       — Ты знал, — Юльча встала и отступила на шаг, и вид у неё был такой, словно она вот-вот бросится прочь.       — Не думаю.       Этот голос тоже был незнакомым и тоже женским, но не тем, не призрачным. Наоборот — тёплым, уютным, каким-то пушистым. Зашуршали кусты, и из них, как из рамки фотографии, высунулась длинная белая мордочка с лукавыми тёмными глазами. Пока Жюли судорожно пыталась вспомнить, кому она могла бы принадлежать, зверь вынырнул целиком и оказался белоснежной лисицей без крыльев, но с целым пучком хвостов. Судя по характерной канавке в шерсти, у неё на шее тоже что-то висело, как у Кинтса.       Лисица уселась около цветка, двумя хвостами обернула лапы, остальные распушила в стороны. Оглядела Юльчу, потом её, Жюли.       — Не думаю, что он знал. Скорее, подозревал. Подозревал ведь, а? — она бросила язвительный взгляд на макушку Кинтса. Тот наконец-то поглядел на неё в ответ:       — А… Старейшина Дифеса…       Тут много времени не нужно, чтобы понять, что к чему. Но Жюли на всякий случай уточнила:       — Вы — старейшина на стороне Велимира?..       — Я — старейшина на стороне закона, — лисица посмотрела на неё, склонив голову набок. — А закон гласит, что никто не вправе чинить препятствия Призме и её Рыцарям. Непроинформированность — это тоже своего рода препятствие. И раз больше некому, то пришлось мне, — она тихо фыркнула. — Мальчишка пустит меня на шапку, если узнает.       Какой мальчишка?..       — Это ты отросток на Землю принесла? — хрипло спросил Кинтс, наконец-то подбираясь и поглядывая на лисицу с заметной враждебностью. Ну да, братец кролик и лисичка-сестричка, клац-клац зубками и привет.       Старейшина негромко засмеялась:       — На то и хвосты. — Она хитро оглянулась по сторонам, опять поглядела на Жюли. — Долго же пришлось вас, Рыцари, звать, пока догадались прийти. Уже боялась, что заклинание выдохнется. Но нет, вы всё-таки успели.       — Так это вы Юльче названивали? — поняла Жюли. — Значит, я правильно догадалась, что из ветклиники…       Старейшина опять огляделась, словно в любую секунду ждала появления эльфов с колдуном. Ой, а не Велимира ли она называет мальчишкой? Но… он же вроде взрослый дяденька. Сколько вопросов разом в голове — и откуда эта белая лиса на Земле, и почему она на стороне колдуна, и на его ли стороне на самом деле, и вообще, что происходит. Ну вот точно, она всё должна знать и про Радужную планету, и про Велимира, только с чего начать разговор? Жюли набрала в грудь воздуху:       — Извините, а…       Договорить ей старейшина не дала, перебила:       — Цыц. Я всё-таки на стороне закона. Поэтому водить вас за ручку не стану, а то не смогу приглядывать за мальчишкой. Тем более что у вас свой проводник имеется, — она ехидно фыркнула. — Так что — один ответ на один вопрос, а потом у меня заканчивается обеденный перерыв и я должна быть на рабочем месте, чтобы не вызывать подозрений. Кинтселлен, хорош обниматься с ботвой. Это ситуацию уже не исправит.       Вот точно, не исправит. Выходит, мелькнувшая догадка верна, Ирис убита. А у них есть право на один вопрос, но какой? Где Зюня? А вдруг эта старейшина не в курсе? Или про амулеты… Но если Ирена не соврала?       — Что такое «сердце ночи»? — хрипло и словно бы обиженно спросил Кинтс, не дав Жюли додумать до конца.       И это, наверное, был самый грамотный вопрос из всех возможных.       Старейшина снова тихо хихикнула:       — Штаб-квартира Велимира на Теневом полюсе. Твоя Ирис тоже там. Я лично её не видела. Если повезёт разыскать Фаррана Трусохвоста, то расспросите его. Это он мне корень притащил, специально для вас, и знает, где мальчишка её прикопал. За сим позволь откланяться, Хранитель.       — Вали, судья, — хмуро буркнул Кинтс.       Старейшина то ли улыбнулась, то ли оскалилась, и — вжих! — молнией растаяла в тёмных листьях кустарника, даже захотелось протереть глаза.       — Это кто был? — тихо выдавила Жюли.       — Дифеса Подлая, — Кинтс снова уткнулся носом в корешок. — Оправдывает титул. Перебежала на другую сторону, а всё равно, даже там пакостит. Она по-другому не умеет, верлисица же.       Повисла тишина. Если честно, Жюли вообще не представляла, что теперь говорить или делать. Уж очень это всё внезапно и разом — Раймонд, полицейская слежка, возвращение Кинтса, цветок, старейшина-дважды-предательница… Наполовину непонятный разговор, опять же… Мозги конкретно вскипели, хотелось посидеть на лавочке и обдумать всё произошедшее. И висок опять заломило, хоть бейся им о ближайшее дерево.       И ещё больше напрягало то, что Юльча до сих пор ни слова не сказала. Только отошла на пару шагов, как эта Дифеса появилась.       А она, словно прочитав опасения Жюли, вдруг процедила:       — И всё-таки ты знал.       Кинтс не ответил.       — Знал!!! — в голосе Юльчи отчётливо звучали истерические нотки.       — Перестань, — выдавила Жюли. Ну неужели непонятно, что сейчас вот только и выяснять отношения? Знал, не знал… Вот плакал он точно непритворно.       Юльча повернулась к ней, сделала ещё шаг назад:       — Мы договаривались, помнишь? — Глаза её стали совершенно безумными. — Если он серьёзное соврёт, к чёрту всю эту канитель! Пусть других дураков ищет! Ирис, оказывается, давно мертва, с Зюнькой неизвестно что, а он ведь знает, зна-ает! И молчит! Как с Партинсом молчал!       — Перестань! — крикнула Жюли с отчаянием. Это правда, они договаривались, но не сейчас же про такое вспоминать! Они просто не имеют права отступить, когда надо выручать Зюню и спасать город от амулетов везения.       Но Юльча уже пристально уставилась в глаза Кинтса:       — Ты говорил, что мы можем отказаться от Лучей.       Кинтс поднялся на лапы и медленно кивнул.       — Ты не сделаешь этого, — быстро сказала Жюли, чувствуя, как всё, что ей довелось пережить и обрести за последние недели, трещит и осколочками падает в бездонную пропасть.       — Как это сделать? — громко спросила Юльча.       — Достаточно просто отказаться от силы, — голос Кинтса звучал вяло, даже мертвенно.       — В таком случае…       — Кукушкина, не смей! — завопила Жюли, бросаясь к ней.       — …я отказываюсь от силы Синего Луча, — громко и холодно закончила Юльча.       Жюли остановилась как вкопанная.       Просто — солнечный зайчик, только почему-то синий. Он прыгнул от Юльчиного лба, прямо в грудь Кинтсу — туда, где в густой белой шерсти утонул маленький кристалл на золотой цепочке. И больше ничего, никаких вспышек, всплесков, эффектов. Только у Юльчи глаза потухли и плечи опустились.       — Пошли вы к чёрту, — глухо выговорила она прямо в лицо Жюли, развернулась и быстро зашагала к трамвайной остановке, а потом побежала со всех ног.       Щекам мокро. Слёзы? И в груди жёсткий пылающий комок, который не выкричать и не разбить. Как… больно… Прямо сердце сейчас разорвётся.       Она села на землю и заревела, как маленькая — от обиды, от отчаяния, от того, что осталась одна, а болезненный комок не таял и не уменьшался, и висок ломило, и холодный ветер дул в ухо, и трепетали на ветру сиренево-розовые неживые лепестки неживого ириса, а у самого стебля сидел и молча смотрел на неё зверь-хранитель.       Ну почему? Почему она настолько бесполезная и слабая, что даже не смогла успокоить Юльчу, заставить её повременить с решением? Почему нужные слова опять не нашлись, почему кругом эти мерзкие холодные стены непонимания? Можно переместиться хоть в Антарктиду, хоть в Туманность Андромеды — но как переместить свои чувства за эти стены, к другому человеку, так, чтобы он тебя услышал и понял?!       Она захлёбывалась слезами, сморкалась в салфетки и никак не могла остановиться, пока Кинтс тихо не сказал:       — Не сиди на холодной земле, застудишься.       Голос его по-прежнему звучал мертвенно, и вдруг Жюли обожгло: можно знать. И всё равно надеяться на то, что ошибаешься. А потом получить подтверждение, и тогда станет больно вдвойне — и от того, что целенаправленно отворачивался от правды, и от разбитой вдребезги надежды.       Скольких Рыцарей Кинтс вот так же потерял, прежде чем встретил их троих?..       Она послушно поднялась, отряхнула юбку и пальто. Потом взяла Кинтса поперёк туловища, как кошку. Сунула за пазуху. И побрела к остановке маршрутки — на трамвае ехать было уже незачем. Краем глаза она заметила высокую фигуру у ствола огромного дерева и отстранённо подумала, что лейтенант Фадеев всё-таки их выследил. Ну, ему же хуже, если он что-нибудь видел. Взрослые всё равно не верят в волшебство и ловко себя уговаривают, что им всё показалось. А если сами себя не убедят, то им психолог поможет. Или психиатр.       Всю дорогу они с Кинтсом молчали, только на остановке, когда уже подходила маршрутка, он глухо сказал, словно сам себе:       — Я опять не смог защитить.       И это были единственные его слова до самого «Паруса».       Жюли разулась, прямо в пальто поднялась к себе. Хорошо, что Ираида, как обычно, моталась по делам трёх гостиниц и не увидела никакого непорядка на своей территории. А Жюли чуть ли не впервые в жизни мысленно поблагодарила её за европланировку квартиры и личную ванную со входом прямо из комнаты. Можно было выполоскать грязные лапы Кинтса, не рискуя нарваться на объяснения. И только когда она сбегала повесить пальто и подогреть им с Кинтсом молока и вернулась, он наконец разомкнул рот и сказал:       — Если ты тоже уйдёшь, я не обижусь.       Очень хотелось крикнуть: «С ума сошёл?» — но это было всё-таки невежливо. Поэтому Жюли ограничилась отрицательным движением головы и поставила перед ним чашку. Потом вытащила наконец обещанный батончик мюсли, распаковала и положила рядом с молоком:       — Нам просто надо успокоиться.       Он мягко ткнулся носиком ей в ладонь:       — Спасибо. Я никогда этого не забуду.       Они сидели бок о бок и медленно глотали молоко. Когда чашка наполовину опустела, Жюли заметила:       — Не обижайся на Юльчу. Она сгоряча.       — Она ребёнок, — глухо отозвался Кинтс, так и не притронувшийся к батончику. — Она испугалась. — Он поднял голову, слизнул с усов дрожащие капельки молока. — Ты ведь тоже испугалась. Но почему-то не ушла.       — Я… — Жюли стиснула руки на чашке с такой силой, что они побелели. — Я просто подумала… Что не имею права уйти, пока такая ситуация. Это… будет как бегство с поля боя. А я так не могу. Это значит бросить Зюню и всех-всех-всех. Так… нельзя, — в груди опять шевельнулся тяжёлый ком. — Слушай… Давай просто не будем об этом. Не сегодня. Посидим, успокоимся. Переночуешь у меня, а завтра будем решать, что делать. Знаешь, как в наших сказках — «утро вечера мудрёнее».       — Завтра понедельник, — пробубнил Кинтс в молоко. — Тебе в школу.       — Вот перед школой и решим, — Жюли тяжело перебралась в постель, даже не раздевшись. Плакать больше не хотелось, но серая бетонная тяжесть никуда не исчезла и мысли в трещащие мозги лезли сплошь невесёлые. Надо было, конечно, расспросить Кинтса, раз уж он у неё, но сил на это не было. Потому что сначала надо всё как следует обдумать, а с мигренью это сложно.       — Я посплю. Если Ираида придёт, спрячься куда-нибудь, — велела она и забралась под покрывало.       Тихий топоток по комнате, потом звук задёргиваемых штор на одном, втором, третьем окне — и блаженный тёплый полумрак. Кинтс вспрыгнул к ней на кровать, пробрался под покрывало и пристроился рядом, под её рукой. Тихо захрустел притащенным батончиком, но Жюли было уже всё безразлично, даже крошки от овсяных хлопьев под боком.       — Чем ты утешаешься в такие дни? — сонно пробормотала она.       — Тем, что это Призма. А у неё всё повернётся к лучшему, — тёплая мордочка Кинтса мягко ткнула её в предплечье. — Ты права. Давай выспимся. Утро вечера мудрёнее.       Часов в десять вечера она заставила себя встать, умыться и почистить зубы. Кажется, Ираида заглядывала к ней в комнату — чашек на полу не было. Жюли высунула нос из комнаты, добрела до лестницы в гостиную, но по тишине и голубоватому отсвету из кабинета догадалась, что там кипит работа над очередной сметой, и снова ушла к себе. Ираиде опять не до неё и её проблем. И толку отвлекать — нарваться на очередную нотацию?.. Жюли забилась под одеяло, пригребла посапывающего Кинтса и снова заснула без снов.       …Ватсап закурлыкал на минуту раньше будильника.       «Оденься по-человечески, и ещё чтобы нормальные кроссовки, а не ботиночки. Возьми смену белья и зубную щётку. Жду у школы».       Ни «извини за вчерашнее», ни «привет, с добрым утром». Ну, Юльча!..       — Что там? — сонно проворчал из-под одеяла Кинтс.       Сердце забилось так сильно, что грозило выскочить из груди. Как это надоевшее книжное сравнение — «словно птица»? Никогда раньше не задумывалась, а ведь и впрямь — птица. Жюли села, чувствуя, как губы растягиваются в неожиданной улыбке. Что-то и впрямь назрело за ночь. И даже не у неё. Что бы ни отмочила Кукушкина накануне, она явно не сошла с их безумного поезда!       И Жюли решительно сдёрнула с Кинтса одеяло:       — Подъём! Кажется, это утро действительно мудрёнее!!!