Аромат скромности

Чувство полной опустошенности встречается вместе с хмурым небом, затянутым тучами. Горелый болезненно жмурится, сжимая между пальцами ткань белых штор. Полночи он потратил, чтобы придумать достойное оправдание, лишь бы не появляться на работе. Даже учился имитировать кашель и хриплый голос, или издавать наиболее болезненные выдохи. Но Звездоцап будто и сам желал держать дистанцию. Поэтому, достаточно юноше было утром позвонить, мужчина без лишних вопросов разрешил не явиться, мгновенно сбрасывая. Чувство собственной ненужности острым когтем вонзилось в самую печень, отчего Горелый возжелал наперекор всему немедля собраться и отправиться в офис, с удара открыть дверь и высказаться по поводу всего, что происходит. Он крепче стиснул челюсть, сжав штору, и резко дернул вниз. Злость, смешанная с гневом, бушевала в самой душе, а несчастная штора оторвалась от пары колец. Джек возмущенно стал говорить на своем птичьем, размахивая крыльями: опилки разлетелись в разные стороны, засоряя все близлежащие вещи на столе. Горелый делает несколько шагов назад и падает на кровать, выдохнув. — Вот что мне делать, Джек? — тихо спрашивает он, глядя в потолок. — Как поступить? Сейчас я готов на многое, а как вижу его — забываюсь мгновенно. Эта скромность… гореть ей в аду, черт возьми! Джек повторно заверещал, заставляя юношу подняться с кровати и шикнуть. Но для попугая это была слишком простая угроза и он продолжил возмущенно говорить. — Эй, ты на чьей стороне, пес пернатый? — возмутился в ответ Горелый, поднимая «дверцу» клетки. Джек испуганно стал носиться по прутьям, пока юноша пытался поймать его. — С каких пор ты перенял повадки Звездоцапа? Попугай на мгновение замер, достаточно Горелому было коснуться его перьев подушечкой пальца, а затем куснул. Легкая, еле чувственная боль заставила юношу удивиться и быстро убрать руку. — А ты точно мой птиц? — фыркнул обиженно он, скривившись. Джек демонстративно повернулся спиной, цепляясь лапами за прутья клетки. Он крутил головой, моргая, и не сводил с юноши взгляд. Горелый пнул воздух, выдохнув, и посмотрел на собственные запястья. Чистые, невинные и такие будто девственные. Он напрягает пальцы, несильно согнув, и прикладывает к лицу, расслабляя. Ладони скрывают усталость и безнадежность. — Знаешь, Джек, в последнее время мне еще более противно от себя самого, — тихо проговорил Горелый, обреченно опустив руки по швам. — Я стал тем, кого всю жизнь презирал — изменником. И пусть Звездоцап не считает меня любовником, но… наши отношения перешли грань дружбы. Пусть он и отрицает. Дрожь пронзила тело, вызывая табун мурашек. Собственные рассуждения ввели в ступор, не на шутку испугав. Горелый потряс головой, отгоняя глупые и ненужные мысли, от которых становилось не по себе. Он бросает взгляд на часы, невольно заныв: впервые пожалел, что остался дома. Юноша рассуждает всего секунду и начинает собираться. Теплая толстовка, джинсы, излюбленные ботинки, рюкзак — подростковый стиль, но так любим. Образ завершила куртка синих тонов с мягким пушистым мехом на капюшоне. Горелый завязывает шарф, покрутившись у зеркала. — Ну точно звезда, — тихо хихикнул он, засунув руки в карманы. Покинув квартиру, юноша поспешил на улицу. Первые снежинки закружили «в танце», опускаясь на город и погружая в непривычный начальный зимний мороз и холод. Горелый от неожиданности даже замер, глупо и по-детски улыбнувшись, будто впервые видел данное природное явление. Встретить долгожданный снег за пару дней до декабря было поистине чудесно. Он не спеша идет между домами, наблюдая за падающими снежинками, которые через пару часов укроют каждый свободный уголок легкой пеленой из снега, а за ночь и вовсе вырастут сугробы. Дороги станут опасными для ходьбы, то тут, то там будет настоящий гололед, посыпанный коричневым песком, хрустящим под ногами. На каждой площадке будет как минимум три снеговика и более десяти снежных ангелов, а ледяные горки наполнятся смехом детей. Таким беззаботным и чистым, напоминающий об ушедшем детстве и о том, как не ценишь то, что имеешь. Горелый грустно шмыгнул носом, вспоминая и свою юность. Он всегда безумно радовался каждой пришедшей зиме. И особенно, если она была по волшебному снежной и теплой. Столь беззаботное детство ушло, оставляя за собой лишь холод прошлого. От мыслей веселое настроение Горелого сошло на «нет», погружая в пучину мрака. Как же он хотел все отдать, лишь бы вновь стать ребенком, который ходит на учебу, выполняет домашнее задание и не знает никаких забот. Ни работы, ни отношений, абсолютно ничего. Только школьное веселье, контрольные и прогулки с друзьями. Снежинки касались волос и, не торопясь, таили. Отдельные пряди и вовсе были в этих прекрасных снежных явлениях, а мороз приятно кусал за щеки. Заметный румянец появился на коже. Горелый пару раз шмыгнул розоватым носом, готовый распушится, словно кот, лишь бы скрыться от холода. Он запрыгивает в подъехавший автобус, садясь на свободное место. Внутри было также морозно, как и снаружи. Но легкое тепло от батареи приятно грело ноги, отчего он прижался как можно плотнее. За окном суетились люди, начиная уже постепенно готовиться к Новому Году. Поистине, волшебное время окутало город. И в этот месяц обязательно должна случиться сказка. Она обязана произойти, чтобы завершить очередной год. Лицо Горелого озарила теплая улыбка, достаточно ему было услышать легкий отголосок новогодней мелодии. Праздничное настроение вильнуло хвостом, начиная кружить вокруг, будто говоря: «Поймай меня, я здесь!». Юноша довольно поднялся с места, выходя из транспорта. «Я так хочу зимнего чуда. Самого настоящего, — мысленно проговорил Горелый, поднимая голову к небу. — Я хочу, чтобы хоть что-то сегодня произошло удивительное и интересное.» Каждый чего-то желает, но для достижения любой цели нужно прикладывать усилия. Ничто и никогда не достанется за «просто так». Если чего-то хочется — нужно действовать, начиная мелкими шажками идти к мечте, даже если это обычная покупка киндер сюрприза или желаемой ручки с единорогом. Каждая мечта осуществиться только благодаря приложенным усилиям. На это могут уйти дни, месяцы, даже годы. С каждым поднятием по лестнице ввысь приходит и новый опыт. С каждым вложенным трудом приходит и обратная отдача. На каждом начальном пути есть подводные камни и препятствия, главное: с гордостью их пройти. Падать, получать травмы, вытирать слезы горечи и начинать еще раз. Не бояться возвращаться к старту и вновь прокладывать столь тяжелый путь. Не жалеть прощаться с неудачным опытом, отрывать от сердца и двигаться вперед. За каждым новым рисунком или книгой, лежит тернистый путь, который не способен увидеть никто, кроме автора. Тот самый путь, который был достигнут самостоятельно. Ведь желание достичь поставленной цели было превыше лени и надежды, что все само свалится на голову. Талант — это не волшебство. Талант не дается с рождения. Талант — это количество часов, труда и слез, вложенных в мастерство. Горелый выходит из транса, пару раз моргнув. Впадать в раздумья посреди улицы стало чем-то новым. Он смущенно поднимает плечи, поспешив скрыться с остановки, где уже вовсю косились люди. Ничего они не понимают. Горелый проследовал уже знакомой дорогой, выходя к высокому зданию — офис. Волнение закололо под ребрами, а живот скрутило от волнения. Юноша издает тяжелый выдох, неуверенно поднимаясь по лестнице, будто собирался на важный в жизни экзамен. Он не мог понять, почему душа привела именно сюда. Горелый переступил порог офиса, а тело сразил мандраж. Было столь же волнительно, будто он явился сюда спустя длительный промежуток времени. — Всего день не было, а ощущение, что вечность, — полушепотом проговорил юноша, обнаруживая пустые коридоры. — Конец рабочего дня подкрался незаметно, — и следом сердце забилось пуще прежнего, а дыхание сбилось от волнения. Горелый не смог сдержать злосчастную фразу, которая слетела с языка: — Интересно, он еще здесь? Желание увидеть Звездоцапа забило ключом под ребрами, заставляя смутиться от тяжести выдоха. Юноша давно не испытывал к кому-то привязанность и относительно начинал скучать, достаточно было не видеть мужчину хотя бы секунду своей жизни, оставаться наедине с собой, осознавать, что часть времени и особенно вечера он проводит с семьей. Не с ним. От мыслей становилось противно, но теперь Горелый больше внушал себе это. На деле он уже давно смирился с происходящим и желал большего, чем просто неопределённые отношения. — Горелый? — голос Частокола заставил подпрыгнуть, нервно выдохнув. — Ого, а Звездоцап сказал тебе не здоровиться. — Частокол — дьявол! — выругался Горелый, прикладывая ладонь к куртке в области сердца. — Я чуть не помер, придурок. — Но не помер же, — ухмыльнулся парень, подбегая к нему. — Рабочий день уже закончился. Ты что здесь делаешь? — А ты почему здесь? — проигнорировал Горелый. — Малость запустил проект, поэтому пришлось задержаться. Хе-хе, — смущенно проговорил Частокол, почесав затылок. — Если бы ушел со всеми — Звездоцап бы убил на месте. — Он еще здесь? — с плохо скрытой надеждой спросил юноша, одернувшись. — У тебя к нему дело? — подозрительно прищурился парень. — Звездоцап чаще обычного остается до самой ночи на работе. Не знаю: избегает он так свою семью или, напротив, старается для нее, поэтому работает сверхурочно. — Это уже тебя не касается, — Горелый мягко оттолкнул друга, делая шаг назад. — Так он у себя? — Лучше не показывайся ему на глаза, Горелый. Иначе заподозрит, что ты солгал ему по поводу самочувствия. В глазах юноши отразилось открытое замешательство. Частокол же в ответ усмехнулся: — Думаешь, ты один подобным грешишь? — Риск всегда оправдан. — Я твою тушу хоронить потом не буду. Позовешь Ячменя. При упоминании «брата», Горелого невольно перекосило. В глазах отразились печальные искры, и он опустил взгляд. После отъезда Ячменя, их общение относительно ухудшилось. Юноша не мог понять столь резкую смену прекрасной дружеской атмосферы на ощущение навязчивости и ненужности. Они и до этого умудрялись ругаться, но теперь все стало только хуже. Горелый и Ячмень словно перестали понимать друг друга, или не желали этого делать. Все чаще юноша получал в ответ игнор, рассказывать о Звездоцапе больше было некому. Хранить внутри комок чувств и переживаний становилось невыносимо, но и доверить это Ячменю он больше не мог. Между ними стала расти незначительная пропасть. Сложно было понять: кто стал ее причиной. — У вас все хорошо? — осторожно уточняет Частокол. — Относительно. — отмахнулся Горелый. — Знаешь, тяжело поддерживать общение на расстоянии, но мы стараемся. — Точно? — Да. Не беспокойся. У нас все, как всегда. Ложь — главный союзник и враг одновременно. Частокол одарил друга сомнительным взглядом, но не стал лезть в душу. Горелый же облегченно выдохнул: меньше всего он желал обсуждать не сильно хорошие отношения с Ячменем. — Так ты это, все-таки пойдешь к Звездоцапу? — Да. Это важно. — Земля тебе пуховиком, — траурно проговорил Частокол, получая мгновенную затрещину от юноши. — Ау-ч, цыганские фокусы. — Увидимся, Частокол. Они махнули друг другу на прощание. Горелый проводил друга взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за дверью. Облегчение не приходило, даже с уходом Частокола. Юноша неспешно проследовал к лифту, все еще не понимая, почему его тянет так увидеться с Звездоцапом. «В офисе только мы одни. Это… так волнительно». Как только двери лифта закрылись, он осознал, что обратного пути уже нет. Холодный, одинокий коридор этажа встречает Горелого, заставляя даже поежиться. Он делает шаг из лифта, начиная постепенно жалеть о собственной затее. «Может еще не поздно отступить?». Трусливые мысли закрались в самые недры памяти, но юноша твердо решил идти до конца. Шаг за шагом приближали к заветной двери. «Что же я там увижу? Звездоцап работает? Делает отчет? А может спит из-за усталости? Или… он не желает видеть меня? Я вчера так резко попрощался». Стало душно. Горелый не спеша развязывает шарф, который повис на шее, и расстегивает куртку. Капюшон остается все также застегнут, чтобы в случае чего можно было зарыться носом в мех и спрятаться. Сердце волнительно забилось в груди быстрыми стуками, отчего даже стали слышны удары в висках. Дыхание участилось, а чувство сомнения с новой силой кричало где-то над ухом. Стало тяжело дышать. Горелый никогда не испытывал столь высокую температуру тела, от чего становилось крайне жарко. Казалось, что он находился в самой горячей точке земли в непробиваемом пуховике и валенках. «В случае чего просто уволюсь», — решительно кивнул юноша, очень медленно обхватив пальцами дверную ручку. Нервный выдох, и он стал неспешно опускать ее вниз. Дверь с предательским скрипом отворилась, и Горелый встречается с удивленным взглядом Звездоцапа, плечи которого в миг расслабились. Он раздраженно бросает ручку на стол, поставив локти, и положил подбородок на пальцы, сложенные в замочек. — Ты идиот? — рыкнул недовольно мужчина. — Я чуть душу дьяволу не продал, ведь знаю, что остаюсь всегда один. — Я сам чуть душу не продал, — нелепо залепетал Горелый. Звездоцап обреченно выдохнул: — Так и будешь стоять в дверях? Юноша в ответ смущенно потупил взгляд, но переступил порог кабинета. Дверь плавно закрылась, оставляя после себя тишину. Звездоцап и Горелый переглянулись между собой, находясь на внушительном расстоянии. — Ты не обижаешься? — уточняет мужчина, откинувшись на спинку стула. — Обижаюсь? — переспросил удивленно юноша, не спеша подходя ближе. — Вчера ты с такой злостью хлопнул дверью машины, что я даже испугался, — усмехнулся Звездоцап, не сводя пристального взгляда. — А какая походка у тебя была… мм… Львица в деле. Столько грации, однако. Горелый уловил в этих янтарных глазах соблазнительные нотки — воспоминания доставляли мужчине удовольствие. Сам же он не смог скрыть яркий румянец смущения, который выступил на щеках. Юноша не спеша снимает шарф с шеи, бросая на стул. «Так значит… он не злиться?». — Если я тебя вчера умудрился обидеть, то прости, — небрежно бросил Звездоцап, проведя большим пальцем по нижней губе, и с вызовом глянул на мальчика. — Но с какой целью ты приехал? Разве тебе нездоровилось? Жест Звездоцапа сорвал с уст Горелого нервный вдох. — Я могу уехать. — ответ получился резким. — Я думал, ты злишься после вчерашнего. — Я думал, это ты злишься. Между ними повисло секундное молчание, а затем кабинет наполнился тихим смехом с обеих сторон. Горелый отстегнул капюшон, не спеша снимая куртку, и бросил на стул. Стало легче дышать, но не сильно. Звездоцап подобрал ручку со стола, возвращаясь обратно к бумагам. Юноша одарил его печальным взглядом, начиная расхаживать по кабинету. В каждом шкафу со стеклянными дверцами стояли стопками папки. Их было достаточное количество, чтобы ввести Горелого в ужас. Он нервно стал трогать рукава кофты, чаще обычного бросая взгляд в сторону мужчины, который был поглощён работой. «Неужели это важнее меня?». Горелый жаждал внимания. Желал, чтобы Звездоцап все бросил и посвятил время ему, даже если это и будет пять минут. Хотел, чтобы работа находилась на втором плане, когда они остаются наедине. Чтобы мужчина посвящал свое время лишь ему, вознося, как важный и нужный объект. Но Звездоцап, казалось, не разделял его мнение. Тишина убивала. Одиночество съедало. Он был так напуган в первые дни близости, которую сложно было назвать дружеской. Так переживал, что Звездоцап прознает слабости. Но теперь поздно что-то скрывать. Горелый с болью на сердце смотрит в сторону мужчины, который поднялся из-за стола, собирая бумаги. Звездоцап был удивительным, прекрасным и соблазнительным мужчиной. Каждый мускул, каждая частица тела, каждый изгиб так и манил, приглашал переступить запретную черту, стать ближе. Нежные, приятные прикосновения оставляли ожог воспоминания, шепот готов был свести с ума, довести до безумства. Горелый не желал признавать в себе запретную похоть, которая сражала наповал, достаточно им было перейти на более близкий уровень. Он до конца отрицал, ведь боялся собственных чувств и желаний. Стеснялся, скромничал. «Я бы хотел быть достаточно храбрым, чтобы любить тебя…» — столь обжигающие мысли стали ледяной водой. Мощной пощечиной по лицу. Опасным выстрелом в сердце. С губ сорвался шумный выдох, в глазах отразилась паника. Мужчина обошел стол, выключая настольную лампу, и в кабинете воцарился полумрак. Он отошел в глубь кабинета, открывая шкафчики. Горелый прытко прошмыгнул к столу, пытаясь отогнать от себя опасные мысли, которые плотно засели в голове. Тихие шаги раздались со спины, и юноша по-глупому провел подушечками пальцев по столу, проявляя поддельный интерес к содержимому. Присутствие Звездоцапа он ощутил еле чувственно спиной, резко обернувшись. Мужчина оказался в опасной близости, упираясь ладонями в стол, отчего Горелый от неожиданности прижал руки к груди. Звездоцап упирается коленом в стол, не позволяя юноше свести ноги. В воздухе веяло опасностью. Горелый скромно поднимает взгляд, встречаясь с взглядом янтарных глаз. Губы слегка разомкнулись, выпуская тяжелый, обжигающий выдох. Мужчина в ответ тихо усмехнулся, опускаясь к шее. Горелый прикусил нижнюю губу, готовый издать неприличный стон, достаточно Звездоцапу было коснуться кончиком носа столь чувствительной и нежной кожи. Размеренное дыхание стало обжигающим, приятным и таким легким. Пальцы неспешно скользнули к талии, опускаясь чуть ниже ягодиц. Резкий рывок — и Горелый сидит на столе. Звездоцап утыкается носом в плечо юноши, шумно выдохнув: — Что ты со мной делаешь? — Ты разве лучше? — полушепотом спрашивает Горелый, сгорая внутри от желания. Оно сдавливало всю грудную клетку, разгоралось тяжелым огнем где-то посередине. — Горелый, ты совращаешь меня. — Даже не пытался… Могут ли желания исполняться с такой скоростью? Горелый никогда бы не подумал. — Думаешь, я не замечал твоих взглядов? — тихо усмехнулся мужчина, неспешно проведя кончиком носа по шее юноши, который отклонил голову в сторону. — Ты еще слишком не опытен, чтобы скрывать чувства. Горелый издал шумный выдох. Такая близость больше не смущала. Хотелось наоборот — напиться ею сполна, утонуть в омуте запретной похоти, остаться на этой стороне ночи, которая длилась бы вечно. Чтобы солнце никогда не взошло, а луна ярким отблеском светила только для них двоих. Звездоцап крепко сжимает талию Горелого, зарычав от желания. Юноша в ответ невольно выгибается в спине, образовывая красивый и соблазнительный изгиб тела. — Я хочу прикоснуться к тебе, — горячо шепнул Звездоцап в самое ухо. — Не спрашивай. — смущенно отвечает он, пытаясь скрыть собственную неловкость и румянец на щеках. Звездоцап чувствовал скованность, которая исходила от Горелого. Он еще не готов был полностью открыться, сбросить маску неловкости. Юноша все еще метался между демонами в своей душе. Мужчина аккуратно спускает Горелого на пол, неспешно скользнув ладонями по спине. Их взгляды пересекаются. Горелый опускает свой на полуоткрытые губы мужчины, крепче сжимая пальцы, и прижимая к себе руки. Звездоцап убирает руки со спины юноши и мягко обхватывает лицо, наклонившись. Губы соприкасаются в нежном, чувственном и желанном, столь долгожданном поцелуе. Эти мгновения близости отпечатываются в памяти приятным воспоминанием, болезненным ожогом запретности. Их губы рассоединяются и в туже секунду соединяются вновь. Чувствуется неопытность Горелого, смущение и паника. Напряжение всего тела и одновременно желание. Их языки неловко сплетаются между собой, и Горелый неосознанно делает крохотный шаг вперед. Стало дурно от нахлынувших чувств. Было душно от нехватки воздуха. Горелый и Звездоцап никак не могли насладиться друг другом, не желая отстраняться. Тяжелые мимолетные выдохи слетали с губ, пока они забывались в собственном поцелуе полумрака. Пальцы Звездоцапа плавно скользнули ниже, подхватывая край толстовки. Дрожь пронзила все тело, как только подушечки коснулись оголенного живота. Горелый от неожиданности даже прервал поцелуй. — Извини, — виновато проговорил мужчина. — Все хорошо, — постарался заверить его юноша, не желая вот так все прекращать из-за собственной неуверенности. Но страх неприятным чувством поселился в душе. — Ты не обязан, Горелый. Горелый досадливо выдохнул, посмотрев на Звездоцапа. Во взгляде читалось открытое беспокойство, и он тихо выдохнул: — Чего ты желаешь? Вопрос оказался с подвохом. «Тебя…» — хотелось прошептать Горелому, но скромность связала тяжелыми прутьями, не давая вымолвить и звука. — «Пожалуйста, Звездоцап… Не превращайся в бесхребетного мужчину из-за моего характера». Звездоцап резким рывком развернул юношу спиной, прижимая к себе. Горелого сразило смущение. — Звездоцап, я… ам… — он не смог произнести это вслух, закрывая лицо ладонями от неловкости. «Я чувствую…». — Тебя смущает мое желание? — тихо проговорил Звездоцап. Ответом была тишина. Горелый впервые был благодарен, что стоит спиной и не может видеть мужчину. Так он ощущал себя менее неловко. Звездоцап опустил руки относительно ниже, расстёгивая пуговицу на джинсах. Юноша от неожиданности высказал знак протеста, не подпуская зайти дальше. «Почему мне так неловко… Господи, почему я просто не могу быть нормальным?». Тихое рычание раздалось над ухом, и мужчина перехватил его за запястья, упираясь ладонями в стол. Горелый от подобной власти даже ошалел, выдохнув. «Мне… нравится?» — от осознания подобного голова пошла кругом. Он посмотрел на собственные ладони, которые упирались в стол, не веря во все это. От Звездоцапа исходила власть и желание подчинять себе тех, кто ниже. Жажда командовать и играть по своим правилам. Горелый ради интереса рискнул незаметно сдвинуть руку, но мужчина перехватил его на полпути, накрыв своей ладонью. Их пальцы сжимаются в крепкий «замочек». — Не пожалей об этом, Горелый, — тихо прошептал Звездоцап. — Я уже не отступлю. Сможешь ли ты работать после этого здесь? До боли знакомая фраза вызвала мандраж. Юноша и подумать не мог, что когда-нибудь прошлое так открыто о себе заявит в столь интимный момент. Звездоцап переносит руки на бедра Горелого, неспешно, словно растягивая момент, обнажает нижнюю часть тела. Юноша от неловкости поперхнулся воздухом, прикрывая губы ладонью. «Боже… что я делаю?». Похоть часто толкает на необдуманные поступки, а сгорающее желание и вовсе добивает. Слишком быстро все происходило, и одновременно тянулось. Относительно много противоречий произошло за последние месяцы, которые преследует по сей день. Горелый неспешно согнул руку в локте, положив на стол, тем самым практически принимая полу горизонтальную позу для большего удобства. Пальцы Звездоцапа скользнули к внутренней стороне бедра, несильно сжимая ногу. Прикосновения обжигали. — Ты меня хочешь… — констатировал мужчина, коснувшись подушечками пальцев основания члена. Горелый повторно поперхнулся воздухом от нахлынувшего чувства возбуждения, тяжело выдохнув в ладонь. Подобное было для него впервые в жизни, и эти открытые чувства смущали не меньше, чем все происходящее. Но хотелось большего. Душой Горелый жаждал продолжения, хоть и стеснялся, что его касается взрослый и более опытный мужчина там, где ни касался ранее никто, кроме него самого. — Не дыши так томно, иначе я не сдержусь, — тихо проворчал Звездоцап, а юноша в ответ хныкнул от тянущего чувства в области живота. Он чувствовал прикосновения пальцев внизу: такие дразнящие, чувственные, мягкие; как ладонь обхватила возбужденную плоть, неспешно начиная наращивать темп. Горелый горячо выдохнул, сдавливаемый чувством смущения, и крепче прижал ладонь к собственным губам. Было тяжело сдерживать рвущиеся наружу томные, протяжные и горячие вдохи. — Мхм… — губы невольно разомкнулись, срывая столь интимный звук, из-за которого голова шла кругом. Звездоцап в ответ глухо рыкнул, упираясь свободной рукой в стол. Горелый даже через ткань брюк чувствовал упирающееся в ягодицы желание мужчины, которое он максимально сдерживал. Быстрые, ритмичные движения заставили юношу окончательно лечь на стол, положив голову на руки. Приятное, но столь болезненное чувство охватило все тело. Горелому все было мало, и он пристыдил себя за столь открытое похотливое желание. Звездоцап сделал резкое движение ладонью, несильно сжав край плоти. Горелый в ответ выгнулся в спине, скромно, но тяжело выдохнув, разомкнув губы. Горячее дыхание обожгло горло. Пальцы скребнули по столу, тянущее чувство плотнее засело внизу живота. Мужчина сжал пальцы свободной руки: столь сдержанное, но похотливое поведение вводило в безумство желаний. Этот мальчик был комом приличия и открытой девственности, от которой хотелось избавить. Дыхание Горелого перешло на хрип. В столь тёплой толстовке стало и вовсе душно, а от испытываемых чувств хотелось впасть без остатка в омут этой страсти. Дразнящие, но быстрые движения пальцев руки и ладони сорвали первый, еле слышимый стон, отчего юноша смутился ещё больше. Звездоцапа подобное и вовсе одурманило. Этот юноша даже стонать стеснялся, но как же чувственно это делал. — О боже… — тихо хныкнул Горелый, готовый разрыдаться от эмоций и чувств, которые не способны были уместиться в столь хрупком теле. Мужчина мягко скользнул пальцами второй руки к его животу, прижав к себе. Горелый активнее зашевелился под Звездоцапом, прижимаясь ягодицами к паху. Мужчина обречённо зарычал, делая резкое движение ладонью, и несильно надавил пальцем на край плоти. Юноша выгнулся, приподнимая тазобедренную часть повыше, и уткнулся в собственные руки. Горячий, обжигающий выдох слетел с губ, с отголоском скромного стона. Столь болезненное, но приятное чувство разразилось миллионами искр, вызывая приятную дрожь по всему телу. Табун мурашек даже заставил невольно содрогнуться. Звездоцап нехотя отстраняется от юного, смущённого тела, и обходит стол. Горелый скромно приподнимается на локтях, как рядом щёлкнула настольная лампа. Он жмурится от резкого света, пока мужчина шуршит в ящиках стола. К рукам подвигается небольшая стопка салфеток. — Справишься? — с лёгкой смешинкой спрашивает Звездоцап. — Не беспомощный, — тихо прошелестел Горелый, поднимаясь в вертикальное положение, и повернулся спиной. Было неловко предстать перед мужчиной в таком состоянии. «Буквально минуту назад он вытворил подобное, а меня все ещё заботит, что я обнажен перед ним, — промелькнула мысль в голове. — Боже, как неловко все-таки». В ладони он сминает использованные салфетки, быстро натягивая обратно джинсы. Звездоцап ходил относительно недалеко, иногда улыбаясь юноше, если их взгляды пересекались. Горелый присел на стул, издав протяжный стон. — Что это сейчас было? — Мои ноги… Что ты со мной сделал? — ошеломленно произносит Горелый, ощущая резкую слабость по всему телу, которая подобно току сразила наповал. — О боже, как я теперь дойду до дома? — Значит, я был относительно неплох, — с плохо скрываемой гордостью ответил Звездоцап, присев на край стола. — Мужчина с опытом. Ещё бы ты был плох в этом деле, — фыркнул в ответ юноша. — Сегодня ты не дал мне особо поработать, поэтому поехали домой, — с этими словами он взял лежащую куртку со стула, тем самым приглашая Горелого одеться. Слабость в ногах заставила их подкоситься, но Горелый выстоял, позволяя мужчине поухаживать за собой. Звездоцап подхватил шарф, набросив на его шею, и поманил к выходу из кабинета. Всё, что здесь сегодня произошло, навсегда останется высеченным ярким воспоминанием в памяти. Юноша плелся чуть позади, не чувствуя собственное тело, а ноги и вовсе не желали идти. Он никогда бы не подумал, что одно и тоже занятие руками может так отличаться. По крайней мере, делая это самостоятельно, Горелый никогда не ощущал подобный дискомфорт наравне с комфортом. Этакая золотая середина. — Ох… Я сейчас повалюсь на этой лестнице, — ахнул от неожиданности Горелый, делая шаг: колени отозвались слабостью. Звездоцап в ответ всю дорогу лишь смеялся с беспомощности юноши, пока они не дошли до машины. Мужчина открывает дверь, позволяя Горелому сесть, и обходит машину, садясь на водительское сиденье. Горелый поежился от холода, пока Звездоцап выезжал со стоянки, попутно включая обогрев сиденья. — Как ты? — спрашивает он, как только машина выезжает на дорогу. — Это… необычно. Звездоцап бросает на Горелого мимолетные взгляды: в глазах плясали довольные, забавные искорки, глупая, но такая счастливая улыбка не сходила с лица, а сам он не знал, куда себя засунуть от переполняемых эмоций и чувств. — Какой же ты все-таки палевный, — тихо усмехнулся он, включая поворотники. — В смысле? — недоумевал Горелый. — Ты весь светишься от счастья, — пояснил Звездоцап. — У тебя на лице так и написано: «Я полностью удовлетворён произошедшим». Горелый не нашелся, что ответить, и поэтому глянул на мужчину. Довольная ухмылка не сходила с лица, словно он и правда был горд собой. Относительно, так оно и было. Сегодня Звездоцап узнал ещё один секрет, который даже Горелый не знал, живя постоянно в отрицании. — Тебе правда все понравилось? — нарушает тишину не громкий голос Звездоцапа. — Конечно… — скромно отвечает Горелый, укутавшись в мех от капюшона. Лёгкий румянец выступил на щеках. — Я и желать не мог подобное. Оставшуюся дорогу они ехали в полной тишине. Горелый продолжал смущаться произошедшему и довольно улыбаться, а Звездоцап не мог сохранять серьёзное выражение лица, глядя на этого удивительного мальчика. Как одно событие способно повлиять на человека. Зимняя ночь окутала спящий город, погружая в приятную тишину. Звездоцап и Горелый молча сидели в машине, которая припарковалась возле дома. Никто не спешил расходиться. «И все же… Мне не хватает времени, проведённого с ним». — Ладно, я тогда пойду, — неуверенно начал Горелый, отстегивая ремень. — Только давай без походок львицы, — усмехнулся Звездоцап. Горелый в ответ стукнул его в плечо ладонью. — Даже не поцелуешь на прощание? — спросил мужчина, когда юноша открыл дверь машины. — Мы не любовники, чтобы я одарил тебя такой честью, — бросил Горелый, а голос дрогнул от волнения. Он постарался прытко выскочить из машины, но Звездоцап был ловче и успел несильно шлепнуть юношу по ягодице. — Эй! — воскликнул Горелый, наклонившись. — Спокойной ночи, мой мальчик, — мягко улыбнулся мужчина. Юноша лишь фыркнул, закрывая дверь машины. Ночью ударили морозы и он поежился от холода, поспешив быстрее попасть домой. Звездоцап же до последнего провожал взглядом, пока Горелый окончательно не скрылся во мраке подъезда.