Зов народа

      Снова образы. Снова воспоминания, которые ему не принадлежали, но он чувствовал, что это ЕГО дом, настоящий дом.       Лазурные волны, настолько прозрачные, что можно было увидеть дно и сверкающий белый песок. Залитая солнцем лагуна, скалы, обросшие кораллами, и холмы, поросшие диковинными цветами. Силуэты неведомых зверей, скачущих по просторам, где нет деревьев и гор, только изумрудные долины и холмы. И люди, что подобны этим зверям, дикие и свободные, вновь и вновь танцующие свои странные пляски вокруг костров до небес.       Но главное — город среди белых песков и зелёных равнин, белоснежный и сверкающий, растянувшийся до горизонта, с колоннами, увитыми плющом, с фонтанами и водопадами, журчащими реками и ручьями. И широкие пирамиды с лестницами, высокими, чуть ли не до облаков, а на их вершине — человек в маске из черепа животного, поющего песни на странном, ни на что не похожем языке.       Наван проснулся, чувствуя, как сон ускользает от него, как песок из ладоней. Уже вечерело, за окном небо было багряным. Наван лежал на кушетке, заботливо укрытый чьим-то одеялом. Какое-то время он лежал неподвижно, глядя на закат и думая о тех образах, которые он в очередной раз увидел во сне, а потом вспомнил жестокую реальность.       Он вскочил. Кровать была пуста, на улице слышались звуки возни. Наван выбежал из дома и увидел похоронную процессию.       — Проснулся? — спросила знахарка, идущая впереди гроба. — Мы не хотели тебя будить, прости.       — Надо было разбудить, — буркнул Наван и занял место родственника рядом с гробом.       Он не плакал и не показывал боль. Он шёл гордо, с прямой спиной и высоко поднятой головой. Потому что гордился своим отцом. Потому что Айкар заслуживал достойные проводы.       Они вышли на опушку леса. Знахарка совершала погребальные службы, плакальщицы рыдали и рвали на себе волосы, все молчали. Потом каждый в деревне вышел вперед и вспомнил всё хорошее, что знал об Айкаре. Каждый положил подношение на могилу. Наван время от времени ловил сочувственные взгляды, устремлённые на него, и от этого чувствовал себя ещё хуже.       Потом гроб опустили в яму и засыпали землёй, а рядом посадили дерево, как знак того, что рождение и смерть идут рука об руку. Все стояли и молчали в знак скорби, даже дольше, чем обычно стояли на похоронах, а потом разошлись молча же разошлись поминать умершего, а Наван ещё долго сидел на коленях возле свежей могилы и вспоминал время, проведённое с отцом. Быть может, он найдёт людей, что породили его на свет, но отец останется для него настоящим родителем. Так он думал.       — Хороший был мужик, — услышал он сзади. — Тяжко тебе.       Итара присела рядом с Наваном и положила цветок паслена на могилу. Какое-то время они сидели рядом и молчали. Навану вдруг подумалось, что сейчас дождь был бы кстати. Но дождя не было. Только серые тучи и туман.       — Ты действительно не хочешь выходить замуж? — тихо спросил Наван.       — А что ж ещё делать? — буркнула Итара. — Мужик вроде неплох, ты был прав. Куда угодно, лишь бы подальше от папаши и его коровника.       — Ты действительно этого хочешь? Ещё вчера же рвалась к своему эльфу.       — Ну уйду, а дальше как? — пожала плечами Итара. — Буду жить в лесу или стану босячкой. А тут кров и семья.       — Каждая дорога ведёт к перепутью. И ты сейчас на перепутье. Стать дикаркой, но счастливой в любви — пусть и в любви с эльфом, или жить в тепле с нелюбимым. Откуда ты знаешь, что второе лучше? Может, стерпится, может, слюбится, а может, и нет. Закрой сейчас глаза и подумай, чего хочешь ТЫ.       Итар промолчала. Она теребила в руках цветок василька и смотрела вперёд, в сторону леса. Туда, где среди ветвей прыгал Алатли, шутки ради запутывающий путешественников. И по её взгляду было понятно всё.       — Тогда беги к нему, — ласково сказал Наван. — Беги туда, куда ведёт твоё сердце.       — Как ты? — спросила Итара. — Как ты, к народу, которого в глаза не видывал? Искать дом, который тебе во сне приснился?       — Да, — кивнул Наван, улыбнувшись.       — Ты безумец, Наван.       Наван рассмеялся. Итара вслед за ним. Сквозь облака выглянула луна.       — Я ни на что не рассчитываю, — вдруг сказала она, встав и потянувшись. — Что я, не знаю, что ли, что такое эльф? Конечно, он любит по-другому. Да и что я? Я всего лишь деревенская дурочка, дочь молочника. Тёмная, грамоту не знаю, слова его многие мне незнакомы.       Наван посмотрел на Итару. Она была прямой противоположностью ему: мышиного цвета волосы, пушистые и непослушные, светлая кожа, низкий рост и тонкие черты лица. Девушка, каких тысячи в этих краях. И всё же что-то Алатли в ней нашёл. А может, просто играет. Как знать?       Итара помахала Навану рукой и скрылась среди кустов. Побежала навстречу своей любви, и сейчас ей было неважно, что будет потом. Не важно, что Алатли даже не понимает, что такое любовь. Сейчас она счастлива.       Наван зашёл домой, оглядел пустые комнаты, ещё хранящие в себе запах Айкара. С улицы доносились звуки поминального ужина. Кровать отца была застелена, словно тот всего лишь ушёл. Ушёл на последнюю охоту, с которой не возвращаются. Он долго лежал в кровати отца, вдыхая запах трав и кореньев и вспоминая детство.       Так прошло три дня. Всё было как в тумане. Жители деревни косились на него с сочувствием и были очень осторожны с ним, боясь ещё больше расстроить. А Наван смотрел на них, смотрел на родные улицы и всё больше понимал, что больше тут его ничего не держит.       На четвёртый день после смерти отца, ближе к вечеру он решился. Собрал немногочисленные пожитки, написал прощальную записку и покинул дом. В последний раз он оглядел деревню, в которой вырос, её каменные тропинки и тенистые сады, уютные дома и крыши, поросшие травой, и яркие цветы на клумбах. А потом повернулся и зашагал в сторону леса, чтобы выйти за торговую дорогу, ведущую в ближайший город.       Вдали кто-то затрубил в рог. Во тьме кустарников, среди листвы прятались светлячки, из травы доносилось стрекотание сверчков. Впервые за долгое время рассеялись тучи, и Наван увидел летнее небо, усеянное мириадами звёзд. Это было волшебно, юноше так и представлялось, как среди всего этого торжества света стоят влюблённые из разных народов, эльф и человек. Секунда — и они скрываются во тьме леса, увлечённые тайной, ведомой им лишь одним.       Наван чувствовал ветер, дующий ему в грудь и приносящий запах мокрой листвы и цветов, запах летней ночи, и ему совсем не хотелось спать. Напротив — он чувствовал себя свободным и всемогущим.       Но наваждение рассеялось с первыми звуками знакомого говора с характерным эльфийским акцентом.       — Шоколадка, мой старый друг!       Послышались быстрые шаги и шорох травы. Прямо перед Наваном спрыгнул Алатли, держа на руках Итару. Он лучезарно улыбнулся, сверкнув остро заточенными клыками.       — «Шоколадка»? — проворчал Наван. — И с каких пор мы стали друзьями?       — Ну-ну, чего надулся, как морской ёж? Куда это мы путь держим посреди ночи?       — В город, — процедил Наван. — Я хочу узнать побольше об этом амулете. И о моём народе.       — И у кого ты собрался узнавать? — продолжал допытываться у него эльф.       — У учёных. Слушай, если не собираешься помогать — уходи.       — Вообще-то я собирался, — Алатли наконец поставил донельзя счастливую Итару на землю. — Наша старейшина всё-всё знает обо всяких древних народах. И неплохо относится к людям! Особенно если их приготовить под хорошим соусом…       — И что ты в нём нашла? — покосился на Итару Наван. — А почему я должен быть уверен в том, что меня в твоей деревне не убьют? — спросил он у эльфа.       — Потому что ты слишком интересный, — эльф хлопнул Навана по плечу. — Давай, не ломайся. Всё равно ночью путешествовать — не лучшая идея.       — Да-да, не ломайся, дружище, — поддакнула Итара. — Уж я сколько раз была в их деревне — и ничего, жива.       Наван пожал плечами. Почему бы, собственно, и нет, подумал он. Раз уж Итара там была… Да и к тому же, ему всегда было интересно посмотреть, что из себя представляет Чаролесье и правдивы ли слухи о его красоте.       Тем более, что снова пошёл дождь. Это был не ливень, тёплый и приятный. Это был холодный, противный, моросящий дождь, да ещё и косой. Наван укрылся плащом, укрыл и Итару, а эльфу как будто было всё нипочем, несмотря на то, что он был практически без одежды. Они уходили всё глубже и глубже в лес, который стал настолько густым, что кроны деревьев не пропускали дождь. Было тепло и темно, лишь мох и еловые иголки мягко пружинили под ногами, а в кустах то и дело шуршала живность.       — Если бы не ты, мы бы добрались до Чаролесья по деревьям, — пожаловался Алатли. — А так пешком приходится идти.       — Правильно, не стоит забывать, что у тебя есть ещё и ноги, — проворчал Наван.       Шли они достаточно долго, пока не пересекли границу, отделяющую королевство людей от таинственного Чаролесья, владения эльфов и фей. Наван не смог сдержать восторженного вздоха, поняв, что слухи не преувеличивают красоту Чаролесья.       Всё вокруг сияло, но не из-за сверчков, а из-за таинственных огоньков, висящих в воздухе, похожих на маленькие звёздочки, упавшие с неба. Зелень переливалась в этом свете, казалась почти золотой. А высоко в ветвях были спрятаны домики, в которых горел свет, и с них свисали цветущие лианы. То тут, то там сновали эльфы, прыгали по ветвям, качались на лианах и возились вокруг огромного алтаря на земле. Все они, как и Алатли, были полураздетые, в одних лишь набедренных повязках, даже девушки. Наван густо покраснел, отвернувшись.       — Не понимаю я куцеухих, — проворчал Алатли, проследив на его взглядом. — Это ведь просто тело.       — Ммм… Давай уже пойдём к твоей старейшине, — сдавленно сказал Наван.       Юноша присмотрелся к алтарю внимательней и увидел, что он залит кровью и на нём разбросаны чьи-то останки. Наван постарался не думать об их происхождении. Вместо этого он недоверчиво смотрел, как Алатли взял Итару на руки, а потом ловко поднялся по лиане.       — Давай, поднажми, шоколадка, дом старейшины выше всех! — крикнул оттуда эльф.       Наван вздохнул и принялся подниматься. Лиана всё время шаталась, впивалась в пальцы, была скользкой и казалось, что она вот-вот оборвётся. Наконец, с третьей попытки, отбив в падении зад, Наван наконец вскарабкался. Таким же мучительным был и весь остальной путь наверх. Колючие и скользкие ветви то и дело обламывались, кора, сдираемая Алатли и Итарой, всё время сыпалась несчастному на голову. Ему хотелось бы побыть на месте Итары, чтобы его подняли на руках, но приходилось довольствоваться тем, что есть.       До порога хижины старейшины он стоял грязный, исцарапанный и измученный. Отсюда открывался хороший обзор на деревню, а сквозь листву на кронах деревьев было видно небо и звёзды в прорехах облаков. Алатли подошёл к двери, над которой висел фонарь, и постучался. Её открыла, к удивлению Навана, довольно молодая эльфийка. Передние пряди её чёрных с красноватым отливом волос были заплетены в косы и скреплены бусинками. Если бы не сбритые брови, куча татуировок, проколов и шрамирования, а так же жуткие чёрные глаза и чьи-то кости, торчащие из грязных спутанных волос, её можно было бы назвать красивой. Наван старался смотреть её в глаза, чувствуя, что покраснел настолько, что у него вот-вот пойдёт дым из ушей. Ну почему эти эльфы игнорируют такую вещь, как одежда?!       Эльфийка принялась бранить Алатли на своём наречии, а тот неожиданно притих, изредка отвечая ей. Потом она смягчилась и всё-таки пустила ребят в дом.       Внутри было светло, с потолка свисали гирлянды из фонарей. Повсюду валялись склянки, талисманы и обереги, на столе были начерчены руны.       — Какая красивая вещь, — сказала Итара, завороженно вертя в руках фигурку кошки, вырезанную из кости.       — Ах, это? Детишки сделали поделку из человеческой кости, — небрежно махнул рукой Алатли.       Итара выронила фигурку, выпучив глаза. Наван покачал головой, отмечая про себя, что порой любовь творит с людьми безумные вещи.       Эльфийка налила в чашки какую-то красноватую жидкость и протянула их гостям.       — Ну буду я это пить, — хмуро сказал Наван, будучи всё ещё под впечатлением от фигурки.       — Это просто ягодный сок, — рассмеялась Итара, дав Навану понюхать напиток.       И правда. Пахло лесными ягодами и пряностями. На вкус было так же. Пока Наван пил, эльфийка вертела в руках кулон. Потом сильно удивилась и принялась что-то оживлённо рассказывать Алатли.       — Говорит, что знала тебя, — пробормотал эльф, недоверчиво вскинув бровь. — Что она помнит этот кулон. Когда-то она обнаружила младенца в лесу с таким кулоном и отнесла его в ближайшую деревню.       — Значит, спасла меня… — прошептал Наван, покачав головой.       — Думаешь, что могла бы убить? — неожиданно нахмурился Алатли. — Слушай, мы не варвары. Мы просто охотники, защищающие землю. Там, в самой чащобе, есть племена, которые вообще бы не стали с тобой разговаривать. Наше племя к людям относится хорошо. До тех пор, пока вы не забредаете на нашу территорию.       — Всё-всё, успокойся… — примирительно выставил вперёд руки Наван. — Я не хотел вас обидеть. Прости. А больше она ничего про меня не знает?       Эльфийка покачала головой и что-то сказала.       — Нет, никто не знает, откуда ты взялся, — перевёл Алатли.       Эльфийка закрыла глаза, сжав в руках кулон, и посидела так с минуту, как Алатли недавно. Она тихо мычала, покачиваясь на месте будто в трансе. Не открывая глаза, она заговорила.       — Тех, кто дал тебе этот кулон, нет в живых, — принялся переводить Алатли. — Твоё племя далеко, далека и людская память о нём. Ищи его не в этих землях. Ищи его за морем.       Эльфийка замолчала и открыла глаза, вернув Навану кулон. Она добавила, что люди из этого племени могут прятаться среди человеческих племён, оторванные от своего рода, забывшие о своей крови. Но найти их будет трудно. Как и сведения об этом племени.       Значит, путь Навана лежал в Керьон, точнее, в Библиотеку Народов. Там содержались сведения обо всех человеческих племенах, даже о забытых. Поблагодарив эльфов, не медля и не останавливаясь на ночлег, он отправился в путь, полный сил и новых надежд.