Зов народа

      Закат окрасил океан багрянцем. Где-то далеко на горизонте показались тёмные очертания далёких земель. Это и был знаменитый Дикий Континент — таинственные, неизведанные земли, испокон веков привлекающие искателей сокровищ и приключений. Мечта обитания неведомых зверей и племён, древних цивилизаций и опасных чудовищ. Вот уже много веков исследуют этот континент, и столько же — а может и больше — будут его исследовать. Много секретов таят эти земли, много тайн погребены под песками и скрыты в непроходимых джунглях.       Матросы радостно кричали, указывая на горизонт. Один из них стоял за рулём, покуривая трубку. Алатли же стоял у кормы и смотрел назад, на бесконечную гладь океана. Облака на небе были окрашены во все оттенки фиолетового и красного и напоминали сказочный замок. Попутный ветер дул в лицо, ласковый и тёплый. Эльф чувствовал себя почти счастливым, если не считать морскую болезнь, которую так и не удалось перебить никакими травами. Он закрыл глаза, оперся о края борта и напевал.

Плыви, мореход, сквозь зелёные воды, Подняв паруса несмотря на невзгоды. Там, вдалеке, где лежит клочками туман, Увидишь ты силуэт неведомых стран. Там звёзды — ночные светила и море песни поёт, И ветер прошепчет сплетения нот, И каждый житель чист и наивен, словно дитя. Ищи, мореход, сквозь дни и ночи эти края.

      Высокая тень накрыла эльфа. И ему не надо было ни открывать глаза, ни оборачиваться, чтобы знать, кому она принадлежала.       — Странная ты, — сказал он.       — Почему? — спросила Итара.       — Не пошла. Не стала Бессмертной Птицей.       — А ты бы пошёл?       — Да.       Молчание. Итара не чувствовала обиду. Ей не привыкать к причудливой эльфийской морали. Любить — значит отпустить.       — Любить — значит отпустить, — повторила она вслух. — Чем же тогда отличается любовь от всего остального?       — Вот именно, что ничем. Любовь, ненависть, дружба, безразличие — лишь отдельные грани одного целого. Порой они переплетаются в странном узоре.       Алатли открыл глаза, глядя на красные блики на воде. Солнце уже почти заходило. Становилось прохладней. Теплолюбивые матросы уже накинули на себя рубахи.       — Красивая песня, — сказала вдруг Итара.       — Песня про Облачные Земли, находящиеся на горизонте, — хмыкнул Алатли, рассеянно наблюдая за плещущейся серебристой рыбёшкой, — находящиеся между местом, где восходит солнце и местом, где оно заходит, и существующее только между днём и ночью.       — Глупость какая-то. Это же, получается, оно везде.       — Глупая сказка, — кивнул эльф. — Наставница всё время её напевала.       — Скучаешь по ней?       — Я? — удивился эльф.       Он вспомнил, как наставница в качестве первой тренировки послала его на нижние уровни. Прямо к стае голодных спиритических волков. Без страховки. А потом его, чудом спасшегося, отбранила за то, что он «слишком долго копался». А потом пошла хлестать эльфийскую брагу.       — Ни капельки, — нервно рассмеялся эльф. — Пошли, посмотрим, что там делает Наван?       Наван с раздражением жевал пушицу. Из дома он взял много запаса лечебных трав, но почти все из них он потратил на зелья от морской болезни для Алатли и лечение раны капитана.       — Да живой я, живёхонек! — не унимался капитан, снова пытаясь приподняться в постели. — И не такое видали.       Наван выплюнул кашицу на повязку, поморщившись от горечи.       — А я говорю лежать, — он выставил вперёд руку, не давая мужчине подняться. — Что значит «и не такое видали»? Тебя каждый день кидают головой об дверь так, что она трескается? Дверь, в смысле, а не голова.       Парень продемонстрировал капитану окровавленные повязки. Капитан весь позеленел, насколько это было возможно для человека его цвета кожи. Наван рассеянно смотрел, как голова капитана в очередной раз исчезла в ведре.       — Говорю же, мозготряска, — сказал он, перевязывая страдальцу голову. — Повезло, что вообще выжил.       — Капитан не может жить без своего корабля, — упрямо сказал капитан.       — Капитан не может командовать в таком состоянии, — нахмурился Наван. — У тебя вообще имя есть?       — Капитан — и никакое другое, — осклабился мужчина, продемонстрировав белые зубы, контрастирующие с абсолютно чёрной кожей.       — Что, и при рождении так нарекли?       — Нарекли не так. Но то имя давно позабыто. Теперь я Капитан.       Наван покачал головой и вышел из каюты. К нему спешили Алатли и Итара.       — Скоро приплывём, — сказал Алатли, указав на горизонт.       Пораженный Наван побежал вперёд. Земля было уже совсем близко, и можно было разглядеть возвышающиеся горы и скалистый берег.       — Земля! — вдохновенно закричала Итара, указав вперёд.       Все, как по команде, на неё обернулись.       — Всегда мечтала так сделать, — сконфуженно сказала Итара.       Наконец корабль прибыл. Матросы кинули якорь. Экспедиция заняла места в шлюпке и поплыла к берегу.       Это был большой песчаный пляж. Песок был светлым, почти белым, а вода была настолько прозрачной, что можно было разглядеть дно с галькой и яркими камнями. Кое-где лежали перламутровые раковины, и в некоторых наверняка были жемчужины. Скады на берегу были покрыты ярко-красными кораллами. Но дну неторопливо прогуливались крабы. А впереди, за тонкой полосой пляжа был густой, практически непроходимый лес с причудливыми деревьями почти до самых небес. Их листья свешивались почти над землёй, отбрасывая на берег пляшущие тени. Но вскоре и они исчезли, потому что наступили сумерки.       Только сейчас Наван заметил, что созвездия тут были другими. Чужое небо, чужие звёзды. Даже воздух был каким-то другим. Он был свежим, настолько чистым, что, казалось, он отсутствовал вовсе. И… древним?       Лодку привязали к берегу, вбив в песок кол. Итара, сняв обувь, со смехом погрузила ноги в мягкий песок. И вскрикнула: он был тёплым, почти горячим.       — Слишком влажный воздух, — поморщился Мешамбу. — Мне неприятно.       — Ну что? — спросил его Наван. — Разобьём здесь лагерь? А то ночь скоро.       — Нет, — загадочно улыбнулся пустынный эльф. — Мы пойдём туда, — он указал на лес.       В сумерках он казался каким-то зловещим. За плотным нагромождением столбов и ветвей не было видно ничего, кроме кромешной тьмы. Откуда-то доносилось громкое жужжание.       — Надо опять намазаться бальзамом, — скомандовал Мешамбу.       Этот бальзам служил защитой от враждебных насекомых Дикого Континента, зачастую переносящих болезни. С тех пор, как они вышли в море, вся экспедиция два раза в день наносила его на кожу. Этим же она занялась и сейчас.       — Старайтесь не порезаться, — инструктировал ребят Мешамбу. — В джунглях очень влажный воздух. Закутайтесь получше. Во-первых, ночи здесь холодные. Во-вторых, так вы защититесь от веток. Ни на шаг не отходите от группы! Здесь легко потеряться. И будьте потише. Жители джунглей не очень любят, когда их беспокоят.       — Значит, вот они какие — джунгли, — Алатли с интересом посмотрел вперёд. — Я слышал о них у наставницы. Она говорила, порой деревья в них растут настолько плотно, что образуют стену.       — Она права, — кивнул Мешамбу. — Ваш западный лес — королевские сады по сравнению с джунглями. Тигры и питоны в них — далеко не самое страшное.       Закончив с приготовлениями, команда отправилась покорять джунгли. Поначалу Наван думал, что Мешамбу вооружится ножиком и начнёт срубать ветви, чтобы проложить путь. Но вместо этого краснокожий эльф остановился перед лесом и почтительно поклонился, что-то сказав на незнакомом языке. Тот же самый жест повторила вся экспедиция. Глядя на них, Наван, Итара и Алатли решили последовать их примеру и поклонились тоже. И ветви с громким шелестом расступились, образуя узкий проход.       — Правильно делает, — шепнул Алатли. — Деревья тоже чувствуют боль. И могут отомстить, — он указал на глаза.       Наван понял, что он имеет ввиду, и содрогнулся.       Как только команда вошла в джунгли, тьма обступила их со всех сторон. Ничто не нарушало тишину, кроме шума прибоя и треска сухих веток, на которые наступали ноги. Время от времени то издали, то совсем рядом слышались шорохи, а порой и негромкое рычание. Вдали кричала какая-то птица. То тут, то там жужжали насекомые, порой проносясь мимо лиц путников. Воздух здесь действительно был очень влажный, как в теплице, кожа размякла и покрылась паром, а дышать было сложно. Особенно тяжело приходилось пустынным жителям, привыкшим к сухому воздуху и колючим ветрам.       Алатли этот лес не нравился. Он чувствовал его недобрую атмосферу. Лес обступал со всех сторон и давил. Здесь всё было незнакомым и враждебным. Неожиданно эльф понял, что скучает по родному западному лесу с его ароматами хвои и таёжных ягод, с причудливыми существами, прятавшимися в корнях и грибах, с его мягким мхом и толстыми многовекомыми ветвями. И, конечно же, туманными, прохладными болотами. Тут же было невыносимо жарко и не было вездесущих соседей, прячущихся в ветвях и молча наблюдающих за путниками. Зато были другие. Незнакомые. Недобрые.       — Пришли, — оповестил всех Мешамбу.       Впереди них сквозь расступившиеся ветви открывался вид на небольшую поляну. Странные люди сидели на ветвях деревьев, корнях, и шалашах, сплетённых из веток, бегали по колено в воде, разделывали добычу и вытачивали оружие из палок. Эти люди были смуглыми, но светловолосыми, с широкими лицами с грубыми чертами, и из одежды у них были только юбки из листьев. Появление незнакомцев, кажется, нисколько не удивило их.       — Они себя называют Аохун — «народ». — объяснил Мешамбу. — Они каждый раз предоставляют нам кров и пищу. Вот, даже гостевой шалаш построили.       Он указал на большой шалаш, устроенный в корнях.       К гостям вышла высокая женщина в возрасте. Её кудрявые жёлтые волосы тронула седина. На широкий, похожим на обезьяний, нос была нанесена красная краска. Две такие же красные полосы были нанесены на лоб и подбородок. Опираясь на длинной копьё, она кивнула в приветствии. В руках у неё было жаркое, нанизанное на вертел.       Мясо оказалось вкусным, хотя и жестковатым. Тепло от костра поначалу мешало, поскольку в джунглях и без того было жарко, но потом дневная жара спала. Спальники из соломы кололись и были жёсткими, но путники привыкли к таким издержкам. Всё, что они хотели — это отдохнуть от изнурительного похода и битвы с кракеном и хорошенько выспаться.       Наван смотрел на небо, пытаясь отыскать хоть какое-то знакомое созвездие. Но здесь всё было чужим. Он ожидал, что ему станет легче, когда он ступит на земли своих предков, но до сих пор не почувствовал никакого единения. Ни-че-го. Его путь ещё не был закончен. Он только начинался.       Наван погрузился во тьму, и сны здесь были особенно яркими.       Он скакал по прериям вместе с антилопами, свободный и неудержимый. Он же был и южным ветром и казался себе бесконечным. Вокруг были его соплеменники, выглядящие, как он, чувствующие тоже самое, что и он. И все они пели единую песню. Песню земли и неба, песню ветра и песков. И вой койотов им вторил.       Рядом с ним, под его боком, бежала девушка изящная, словно лань, и стремительная, словно гепард. Дикий огонь горел в её чёрных глазах. Дикарка, похожая на зверя, неистовая и первозданно прекрасная. Они с Наваном посмотрели друг на друга, взялись за руки, и закружились в танце. Босые ноги заплясали по прохладной выжженной траве, а длинные нестриженые волосы развевались на ветру. И Наван раз за разом, словно околдованный, повторял её имя. Киавея. Быстрая лань.