Зов народа

      — Что-то мне не по себе, — выдохнул Мешамбу, разглядывая стены, на которых начали появляться рисунки и надписи.       Сначала это были редкие столбцы иероглифов, но потом они стали появляться всё чаще и чаще. Причудливым узором они накладывались друг на друга, будто пытаясь перекричать, и в потёмках эльфу казалось, что они двигались и ползли по стенам, словно рои насекомых.       — Как будто кто-то следит за нами, — продолжил Мешамбу. — Алатли, ты что-нибудь чувствуешь?       Ответа не последовало. Мешамбу оглянулся, но позади него стояли только Наван с Хьорром.       — Эй, Алатли? — ещё раз позвал Мешамбу.       — Парень, сейчас не время для шуток, — подхватил гном.       Группа принялась искать пропавшего мага и звать его по имени, но всё было безрезультатно. Хьорр остановился, закрыл глаза и провёл рукой по шершавому камню.       — Камни говорят, что его нет в этом мире, — объявил он. — Что бы то ни значило.       — Эхо-мир, — пробормотал Наван. — Может, там?       — Может, — согласился гном, доставая кристалл.       Кристалл был крупным и сиял перламутром, искрясь и освещая своды подземного хода. Вдруг он начал шипеть и мигать. Гном нахмурил широкое бледное лицо.       — Магическое поле здесь нестабильно, — сказал он тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Оно здесь везде нестабильно, но тут особенно. Лунный камень сходит с ума.       — Что за лунный камень? — заинтересовался Наван.       — Нашёл время для расспросов, — проворчал Мешамбу.       — Камень, реагирующий на магию, — объяснил гном. — Чем ярче он светится, тем сильнее магическое поле. Но сейчас он очень странно себя ведёт.       — Компас тоже не работает, — почему-то виновато улыбнулся Мешамбу, демонстрируя ребятам прибор, стрелка которого беспорядочно бегала вокруг оси. — Простите меня. Снаружи ничего такого не чувствовалось.       — Не вини себя, — мягко сказал Наван. — Иногда нужно рискнуть, чтобы что-то получить. Но, я думаю, лучше вернуться назад и попросить Рашпу помочь. Вдруг случилось что…       — Согласен, — одновременно сказали Мешамбу и Хьорр.       — Вставайте рядом и держитесь за меня, — сказал Мешамбу, собираясь достать телепортационную реликвию.       Ответом ему был оглушительный грохот. Землю качнуло так, что ребята не удержались на ногах. Всё вокруг дрожало так, что невозможно было не упасть, и с разных сторон раздавались звуки падения камней. Даже не камней, а огромных валунов.       — Поглоти меня пески! — выругался Мешамбу, отскакивая от упавшего камня.       Надписи на стенах и впрямь зашевелились. Словно тысячи змей, они поползли, на ходу изменяясь и мерцая, и с их стороны доносилось странное, едва слышное шипение.       — Назад! — крикнул Наван, отскакивая от огромного валуна, едва не придавившего ему ногу.       Он оказался отделён от группы. На зов ребята не отвечали, и их голоса не были слышны в этом грохоте. Надписи на стенах складывались в какие-то причудливые силуэты, и эти силуэты вдруг поползли к Навану по стенам и полу. Тот испуганно вскрикнул и, сорвавшись с места, побежал, не думая о направлении. Им двигала паника, первобытный ужас, разумное объяснение которому он найти не мог. Просто чувствовал своим нутром, что нужно бежать, как можно дальше. Он это знал так же ясно, как знал, что огонь жжётся, а если зайти слишком далеко в озеро, то можно утонуть.       Он бежал, и что-то следовало по пятам, шумно и зловонно дыша. Он чувствовал тепло дыхания на своей стене, чувствовал слюну, попадающую на его кожу и оставляющую ожоги. Всё, что оставалось — бежать. Бежать, обгоняя собственную тень, обгоняя самого себя. Наперегонки со смертью. В ушах у него звенело, словно от постороннего шума, но никакого шума не было, лишь едва различимое на периферии слуха шипение. Слова сами собой возникли в его напряжённом, хаотичном разуме.       Раз, два, три, четыре, пять. Я иду играть. Тебя я запятнаю, кости все переломаю, душу украду и к себе заберу. Беги, дружок, беги скорей! Иначе никогда не кончиться игре.       Это было что-то невообразимо, даже непристойно тёмное, нарушающее порядок вещей. Здесь, глубоко под землёй, где от поверхности отделяла не одна сотня миль, таилась тьма космической бездны, существующая ещё с тех времён, когда и света-то не было, не то что какой-то там жизни. Наван бежал так быстро, как мог, но разве этого было достаточно? Разве мог он спастись от чего-то настолько древнего?       Он остановился, тяжело дыша, и повернулся, глядя на тьму, надвигающуюся на него. А тьма глядело на него, и ей явно нравилось то, что она видела. Наван вспомнил, что Алатли когда-то говорил ему, что главный столп, на котором держится магия — это эмоции. И если герой-воин не сможет убить дракона, вооружившись одним лишь мечом и щитом, то маг, жонглирующий пограничными состояниями, запросто одолеет дракона, сотканного из тонких материй и мыслей.       И опять что-то случилось, что-то неуловимо изменилось внутри Навана. Словно какие-то каналы, доселе запечатанные, открылись внутри него, и слова сами вырвались из него. Слова на языке Древних, языке, изменяющем само мироздание. Это не был язык, на котором говорил его народ. Но он знал его, и уже тогда это был язык Древних. Откуда он появился, и кем были эти Древние, не знали даже драконы.       — Айсиахр оосхагея! — вскричал он, раздвинув руки, и это значило «да будет свет».       И свет явился. Это был чистейший свет, ярче всех звёзд на небе. Свет, от которого вытекают глаза и выгорает трава. И нечто, что гналось за Наваном, попятилось обратно, в те недры, откуда выползло. Конечно, этим его было не убить, даже не ослабить. Но испугать — запросто. Оно боялось света и ненавидело его, считая чем-то неестественным и безобразным, если вообще могло считать.       Наван оглянулся вокруг. Эти места он не знал. Это был настоящий лабиринт, ходы которого то переплетались между собой, то заводили в тупик. Вдруг стены задрожали, и ход позади обвалился. Назад пути не было. Скрепя сердце, Наван двинулся вперёд, и сияние вокруг него разгоняло тьму и отпугивало тварей, обитающих в глубинах здешнего Подземья.       Он весь покрылся испариной, кожа стала противно-липкой. Парень снял рубашку, но это не помогло. Он мог лишь надеяться, что ему не придётся идти слишком долго.       Лабиринт казался бесконечным. Всё было одинаковым: камни, корни, земля. Ни надписей, ни каких-либо отличительных знаков, ничего. Он пытался помечать дорогу, но пометки сами собой исчезали через какое-то время. Сейчас ему бы не помешала помощь гнома, выросшего в Подземье. Или эльфов с их шестым чувством. Ибо выбраться отсюда иначе нельзя было, думалось ему.       Прошло много времени. Желудок сводило от голода, ноги еле слушались, а дышать было невозможно из-за спёртого душного воздуха. Наван потряс бутылью с водой. Хватало на неделю, если сильно экономить. Еды было поменьше. Он сел на землю, спрятав лицо в ладонях и весь дрожа. Ему хотелось выть, и он бы заплакал, если бы мог. Где же были его друзья? Где был Алатли, этот несносный эльф, увлекающийся слишком опасными играми с магией? Зачем они вообще сюда пошли?       Уставший и измученный, да ещё и оказавшийся в полной темноте, потому что у него не осталось сил поддерживать заклинание света, Наван сам не заметил, как задремал, повиснув в состоянии между сном и явью, и мир вокруг стал зыбким, словно пески пустыни.       Он снова бежал по саванне, и всё вокруг было в янтарном свету, и выгоревшая трава, и скалы вдали, и песок, и горизонт, окрашенный закатом. И Киавея, самая желанная гостья его снов, казалось сотканной из пламени и песчаных бурь, и в её чёрных глазах плясали весёлые искры.       — Догони меня! — смеясь, кричала она, убегая от Навана.       Быстрая, словно гепард, легче ветра и ярче молнии. За ней было не угнаться, её было не поймать, ибо она ускользала, словно песок.       — Я не могу! — отвечал ей Наван. — Ты слишком быстрая!       Он уже понимал это наречие и сам свободно говорил на нём, но это было лишь во сне.       — Пусть твоё сердце ведёт тебя! — крикнула она издали, превратившись в тёмную фигуру на фоне заходящего солнца и янтарно-оранжевых облаков.       Наван проснулся, шепча слова, боясь их забыть, как забывал он многие свои сны. Этот сон забывать было нельзя. Когда ты видишь сны в таких местах, любую мелочь необходимо запомнить.       Он вскочил, обрадованный, и во всё горло прокричал слова. И ему стало легче, а лабиринт перестал казаться таким уж непроходимым.