Поймать ветер
10 ноября 2019 г. в 22:18
Дни здесь были короткими, а янтарные рассветы и багряные закаты — длинными, полными вечерней прохлады и какой-то странной тоски. Ночь была истинным лицом этих земель, ведь магия любит темноту.
Это уже был не Наван. Это был Чиатава, Пловец Времени, юный, пылкий и мудрый, считающий звёзды и видящий сны об иных мирах и эпохах. Воспоминания, вытесненные путешествием через Реку Времени, потихоньку возвращались, наполняли его, словно вино пустые меха. Когда-нибудь, через много-много лун, он в последний раз взойдёт по лестнице, ведущей в небо, и займёт место Путеводной Звезды. Тогда он станет новой Путеводной Звездой и лишится своего имени, перестав принадлежать одному себе, и будет жить под звёздами, не сходя вниз. А потом его место займёт его сын, а потом — сын его сына. Но это произойдёт нескоро. Пока он — свободный, стремительный и неудержимый.
Отец очень гордился им. Он вспоминал, как сам когда-то стоял у подножия пирамиды и смотрел вверх, на недосягаемую фигуру предыдущего вожака. Вспоминал, как его супруга в трансе поведала ему пророчество. Что Пловец Времени, которого ждали тысячу лет, придёт в облике его сына. И принесёт им всем великие знания.
Наван бежал через саванну, держа Киавею за руку. А она смеялась, опрокинув назад голову. Взметнулась чёрная, сверкающая волна волос, заплясали искры в раскосых глазах. Киавея и сама не понимала, что в глазах Навана она сияла ярче, чем Огнерождённая, вышедшая из костра, ярче, чем Река Времени и все звёзды, вместе взятые. А он этого не говорил. Потому что не нужно было.
Он был счастлив просто бежать с ней босиком по прохладной траве, окунать ноги в прозрачные воды океана и кричать, смеяться и плясать вокруг костра. Он не был влюблён в неё в общепринятом смысле этого слова, не видел в ней супругу и мать своих будущих детей. Просто он хотел охотиться с ней вместе и слушать её истории. Только и всего.
— Я бы хотела быть, как Сказительница, — сказала она, отпуская руку Навана и забегая вперёд. — Я бы хотела знать истории, что происходили и когда-нибудь произойдут. И те истории, что близко от нас, и те, что далеко. Но я ничего не знаю, только охотиться, бегать и говорить всякие глупости.
— Мне нравится слушать твои глупости, — ответил Наван.
На это Киавея только рассмеялась. Она остановилась, раскинув руки в сторону и подставив тело порыву прохладному ветру, приносящему пыль и запах выжженной травы. Наван подошёл к ней и встал рядом, глянув на скалистую местность, раскинувшуюся впереди и белый песчаный пляж вдали. Сегодня был особый день. Сегодня была Охота.
— За вами невозможно угнаться! — прокричала Урамава вдали.
Она остановилась, тяжело дыша, и два парня встали по бокам от неё. Это были давно получившие свои имена воины племени и товарищи детства Киавеи и Навана. Первого звали Саганавхи, Повелитель Птиц, и в его волосах были собраны перья самых разных видом птиц, и если посмотреть на него боковым зрением, то можно увидеть два крыла за его спиной. Второй был Кетраку, Хранитель Воды, и горе тем его врагам, которые нападут на него возле моря, ибо оно их унесёт в свои глубины, защищая своего хранителя.
— Попробуй угнаться за ветром и поймать его! — рассмеялась Киавея.
Киавея была Охотником. А это значит, что она могла встать на след многодневной давности и выйти на его хозяина. Это значит, что она сражалась со многими зверями и монстрами. Сегодня была добыча особенная. Сегодня был дракон.
Драконы живут поодиночке, редко помогая друг другу. Даже мать не всегда придёт на помощь своим детёнышам. Ведь дракон должен быть сильным и храбрым.
Такими они и были. Поэтому трудно было их победить. Поэтому охотились в основном на молодых. Молодые были слабыми, но всё же представляли серьёзную опасность. Поодиночке на них не шли. И дело было не только в их силе и пламени, а в том, что они часто летали между измерениями, и в нижних измерениях с ними совладать было трудно.
Но Киавея не боялась. Наставники доверяли ей, хвалили её, выделяя среди прочих учеников. Девушка закрыла глаза, вновь почувствовав жар следом, тянувшихся к пляжу. Она повернулась к Кетраку, ухмыльнувшись. Сегодня ему везло. Саганавхи достал варган и затрубил в его, Кетраку затряс трещотками, а Урамава издала боевой клич. Киавея вновь закрыла глаза, и вместе охотники побежали по следу.
— Я его вижу, я его вижу! — закричал Наван.
В тени деревьев, спрятавшись между зарослями бамбука, виднелась колыхающаяся тень. Но Киавея, пребывая в охотничьем трансе, не слышала криков Навана и бежала прямо в раскрытую пасть дракона, прямо по пути преображаясь. Из кожи проросла шерсть, ногти стали когтями, а зубы — острыми клыками. И вот, перед охотниками стоял золотой лев, яростно рычащий на дракона, будто сотканный из солнечного света и лавы в недрах вулкана. Голодный дракон, тяжело дыша, вышел из кустов, почуяв добычу. Противники принялись кружить друг вокруг друга, иногда делая резкие выпады.
Наван хотел было броситься на помощь девушке, но Урамава остановила его.
— Это её битва, — сказала она. — Мы тут только на случай, если что-то пойдёт не так.
Саганавхи и Кетраку продолжали играть музыку, а Урамава протяжно пела, и казалось, что от этого пения вибрировала земля. Дракон и Киавея двигались в ритм этой боевой песне, будто танцуя. Наконец, дракон начал извергать пламя, но Киавея каждый раз уклонялась, продолжая следовать ритму песни. Мужчины заиграли ещё быстрее, и всё стремительнее и проворнее становилась Киавея в облике льва, уходя от атак дракона и нанося ему удары когтями и вгрызаясь в его толстую коричневую шкуру зубами. Вскоре они превратились в единый ураган из пламени, мельтешащих лап, хвостов и зубов, и вскоре Наван вообще перестал понимать, что здесь происходило.
День подходил к концу, тени удлинялись. Они обступали противников, опутывали тело Киавеи, а дракон всё набирал силу, и вскоре отбросил её в воду. Киавея вновь превратилась в человека. Прозрачная вода окрасилась в красный.
— Она теряет концентрацию! — с ужасом воскликнула Урамава.
Киавея быстро поднялась, держась за раненый бок. Потом вновь упала в воду, потому что на неё понеслась струя пламени. Однако на этот раз в воде было не спрятаться, ибо то было синее пламя, способное сжечь любую материю. И Киавея вспыхнула, закричав. Однако кричала она скорее от ярости, чем от боли. И снова Урамава не дала Навану вмешаться. Так что всё, что он мог делать — это с ужасом наблюдать за битвой.
Киавея замерла, закрыв глаза и расслабившись. Она глубоко вдохнула и задержала дыхание, выставив руки вперёд, будто что-то держит. Дракон медленно надвигался на неё, раздувая ноздри. Хоть он и был молодым, почти детёнышем, раскрыв пасть, он мог проглотить девушку целиком.
— Что она делает? — шокировано прошептал Наван. — Её же сейчас схватят!
Но Киавея ничего не делала просто так. Она ритмично дышала, стараясь сосредоточиться на жаре пламени и ритме боевой песни.
Огонь — это жизнь. Огонь — это неудержимая сила, никому не подчиняющаяся и никем не контролируемая. Даже драконом. С пламенем можно договориться, но приручить — никогда. Вот Киавея и договаривалась с ним. Воровала пламя - главное оружие дракона - прямо из-под его носа.
Вдох — и она впускала сущность пламени прямо в своё сердце, и его жар проникал до самых её костей. Выдох — и она становилась единой с ним, с его бесконечной жаждой и желанием всё разрушить. Сама становилась пламенем.
Голубые огоньки отражались в сверкающей глади океана. Киавея вобрала в себя всё пламя, которое выдохнул на неё дракон, и потом разом выпустила в него. Яркую вспышку было видно ещё много миль. И слышно рёв дракона, сгорающего в собственном пламени. Он щёлкал челюстями, пытаясь укусить уворачивающуюся Киавею, а та продолжала его атаковать. А когда закончилось пламя, она быстро подбежала к дракону и ударила его раскрытой ладонью прямо в сердце. Издав последний крик, дракон упал к её ногам и замер. Навсегда.
Киавея, пошатываясь, упала рядом с ним. Она схватилась за разорванный бок. Кровь текла между её пальцев, наполняла её лёгкое, вытекала из раскрытого рта. Товарищи побежали к ней.
— Молодец, молодец, — сказала Урамава, вытирая кровь с её лица.
— Ты теперь достойна носить имя Воина-Дракона, — сказал Саганавхи, и впервые по его всегда мрачному лицу скользнула тень улыбки.
— Я хочу остаться Киавеей, Быстрой Ланью, — прохрипела, попытавшись улыбнуться. — Ей я была, ею и буду. Всегда.
Наван обнял Киавею, прижав к себе. Он нежно гладил её взмокшее от пота и крови лицо, пока Кетраку лечил её рану целебной водой.
— Ты такой глупый, Пловец Времени, — сказала Киавея, закашлявшись. — Меня ведь быстро вылечит. Кетраку скоро станет целителем племени. Он многое может…
— Молчи, — сказал Наван.
Он вытирал кровь с тела слабеющей Киавеи, не выпуская её из рук и глядя в её полузакрытые глаза. Киавея доказала свою силу, что сможет стать Старшим Охотником, но какой ценой? Теперь она всегда будет сражаться, и порой противники будут намного сильнее её. Он видел Старших Охотников, видел другого Воина-Дракона, на которого равнялась Киавея. Это была девушка её возраста, и в сражении она потеряла руку и глаз. Наставник Старших Охотников не покидал своей юрты, потому что у него не было ни рук, ни ног, а на коже не осталось ни одного живого места из-за ожогов. За него всё делали ученики. И наставник говорил, что не бывает Охотника без увечья, и чем сильнее увечье, тем сильнее сам Охотник.
— Такого ты хочешь? — прошептал он. — Хочешь продолжать рисковать жизнью? Эта рана — не последняя. И не самая серьёзная. Такого ли ты хочешь, Киавея?
Киавея усмехнулась, дерзко взглянув на Навана. На её рану уже наложили водяную подушку и перевязали, а с кожи смыли кровь. Урамава сидела в сторонке и стирала окровавленное платье Киавеи в воде. Кроме раны, на теле охотницы было много ожогов, которыми сейчас занимался Кетраку.
— Огонь — это жизнь, — сказала Киавея, и её голос уже не был слабым. — И я не против сгореть в своём пламени. Как Неудержимый Харани, летящий к солнцу и сгорающий в его лучах. Помнишь эту сказку?
Теперь Наван помнил. Как они сидели вокруг костра, и Сказительница нараспев рассказывала о том, как маленькая колибри, которую звали Неудержимый Харани, мечтала взлететь выше всех птиц и драконов. Взлететь навстречу солнцу. И он летел, несмотря на жар, несмотря на то, что пламя охватило его. Летел, пока не превратился в пепел.
— Выходи за меня, — прошептал Наван. — Брось ты это. Стань моей женой, стань Сказительницей, ты же ведь хотела этого?
Киавея рассмеялась, но в её смехе не чувствовалось злобы или насмешки.
— Не смейся! — крикнул Наван. — Забудь ты о Старших Охотниках и просто будь со мной. Давай будем и дальше бегать и танцевать, и рассказывать друг другу истории у костра.
— Я ведь как ветер, сегодня тут, а завтра там, — улыбнулась Киавея.
Она встала, несмотря на протесты Навана и Кетраку. Девушка подбежала к морю и погрузила ноги в воду, которая была настолько прозрачной, что казалось, будто её и не было вовсе.
— Разве можно поймать ветер? — спросила она. — Можно лишь попробовать угнаться за ним.
— А я угонюсь? — улыбнулся Наван.
— Всегда же так делал, — рассмеялась Киавея.
Наван дотронулся до её лица кончиками пальцев. Странная, взбалмошная девчушка, сегодня желающая одно, а завтра другое. Вечно сначала делающая, а потом думающая, и не думающая ни о преградах, ни о последствиях. Кто её остановит и кто удержит?
Оба они закрыли глаза, и их дыхания смешались. Так они и стояли, касаясь кончиками носа на фоне заходящего солнца, омываемые прохладными водами, и ветер взлохматил их волосы. А потом их лица встретились, и это было похоже на взрыв пламени. Что-то словно вспыхнуло и разлетелось на тысячи маленьких бабочек.
Верно, её нельзя было поймать, можно было лишь бежать рядом с ней. В этом Киавея ему напомнила Итару.
Итара. Алатли. Экспедиция. Наван вдруг почувствовал укол печали.
Он скучал по своим друзьям. Очень сильно.