Станет солнца луч огнём, Станет лунный свет трясиною болотной — Не сбежать, не убежать, Демон, трепещи — пойман ты в капкан!
Голос его волнами расходился по округе, и громкое эхо вторило ему, из-за чего это звучало особенно внушительно. Эльф ходил вокруг демона, рисуя пальцами в воздухе руны, и те тут же повисали в пустоте и опускались на землю, образуя причудливые узоры, которые причиняли сильную боль дракону. Тот пытался вырваться, достать до заклинателя, и пару раз у него это получилось, но Алатли не сдавался, пока печать не замкнулась и демон не оказался пойман в ловушку. Дракон вспыхнул, воссиял, его шкура насквозь просвечивалась, и стало видно Ядро демона. Если дотянуться до него, если схватить и уничтожить, то демон больше никогда не вернётся… — Только сунься, ничтожество, — в ярости пророкотал дракон, дыхнув на заклинателя чёрным пламенем. Алатли отскочил. — Мы не сможем их победить, — мысленно сказал ему Наван. — Но сможем их изгнать, — ответил ему Алатли. — Конечно, моя печать долго не продержится. Рано или поздно он её сломает. Но к тому времени он будет настолько изранен, что ему придётся восстанавливаться в Эхо-Мире. Я не друид и не шаман, никогда такими вещами не занимался, но всё же кое-что я знаю. — Нужно снова их запечатать, — твёрдо сказал Наван. — Я помню храм, где держали первого. Но вот второго… Второй уже настигал их. Он дышал на них пламенем, мстя за своего пойманного брата. Алатли вскрикнул, дотронувшись до обожжённой ноги. Чёрные струпья покрывали кожу, обнажая обугленную плоть. А Навану вспомнилась сцена охоты Киавеи на дракона. То, как она кружилась вместе с ним в танце. То, как она перехватила его пламя. — Эй, Шоколадка, сейчас не время предаваться воспоминаниям, — возмутился Алатли. И замолчал на полуслове. Ухмыльнулся. Закрыл глаза. Сосредоточился. Закружил вокруг дракона, не обращая внимания на на пламя вокруг, ни на щелкающие челюсти чудовища. Конечно, всё было бы гораздо проще, если кто-нибудь бы стоял рядом и бил в бубен. Итара, например. Когда она была рядом, всё было гораздо, гораздо проще. И покидать тело было совсем не страшно — а раньше он так боялся, что застрянет на полпути назад. Он вспомнил эти тёплые летние деньки, ритмичные удары Итары, и ему показалось, что эти удары звучат наяву. «Там-там-там-там.» Шаги вторили этому ритму. И дракон поддался, закружил вместе с магом — или сделал вид, что поддался? Время от времени они делали выпады в сторону друг друга, но это было не больше, чем частью танца. Не потянешь ведь, глупый эльф, — прошелестел дракон. Тот не отвечал, продолжая кружить. И тогда демон, рассмеявшись, дыхнул на противника, и того накрыло волной пламени. Наван испуганно вскрикнул, подумав, что это конец. Но Алатли даже не повёл бровью. Он остановился, не противясь пламени и не избегая его. Он принимал его всем своим нутром, раскрывал ему свою душу. И пламя в ответ открылось ему. Огонь. Безумная, бездумная стихия. Ни мыслей, ни сознания. Только разрушение и нескончаемая жажда. В этом оно было похоже на демона. Разрушить, поглотить, испепелить. Оно не делает различий между человеком и эльфом, смертным и бессмертным, живым и неживым. Всё для него — лишь будущий пепел. И будь его воля, он бы сжёг все на свете, все звёзды и все моря. — Так сожги же, — прошептал Алатли. — Он тебе не хозяин. Brhilevin! — приказал он только и ждавшей этого стихии освободиться. — Ты освободил чёрное пламя? Ты сумасш… — казалось, в бесплотном голосе дракона чувствовалось удивление, однако договорить он не успел, поскольку его собственное пламя обратилось против него. — Хоть в чём-то он прав, — рассмеялся Наван. — Ты сумасшедший. — Только сейчас это понял? — усмехнулся Алатли. — Надо убираться отсюда, пока это пламя всё тут не сожгло. Он побежал через руины, взглядом ища храм, в котором был вход в подземелье. — Подожди, тут Мешамбу и Хьорр! — воспротивился Наван. — Нужно их вынести отсюда! — Некогда их искать, — отрезал Алатли. Но Наван чувствовал отчаяние эльфа от собственного бессилия. Пламя за их спиной разгоралось всё ярче. Оно уже почти сожгло второго дракона, и тому пришлось сбежать в нижний уровень и уже там зализывать раны. И зализывать ему придётся долго. — Алатли! — продолжал окликать друга Наван. — Да что ещё?! — раздражённо отозвался тот. — Сказал же, что не успеем их спасти! — Вообще-то ты только что пробежал нужный храм, — сухо сказал Наван. Алатли обернулся. Пламя настигало их. Казалось, вот-вот и оно поглотит друзей. — Мог бы и раньше сказать! — возмутился Алатли. — Мог бы сам заметить, — парировал Наван. — Да тут всё одинаковое! А у меня топографический кретинизм! — То, что ты кретин, я давно понял, ещё с первой встречи, — хмыкнул Наван. — Хорошо, что ты научился признавать свои слабые стороны. — Вы два кретина, — послышался голос впереди. Из-за одинокой полуразрушенной колонны вышла женщина, судя по внешнему виду, абориген. Она говорила с ярко выраженным гортанным акцентом, её сморщенная тёмная кожа напоминала спелый финик и контрастировала с жёлтыми жёсткими волосами, похожими на мочалку. На ней была одежды из золотой драконьей чешуи, сиявшей в свете восходящего солнца. — Есть короткий путь. Путь наш. Но покажу чужакам. Слабым и глупым помогать есть хорошо. Она грубо схватила Алатли за руку и потащила его в сторону непроходимой чащобы. Несмотря на то, что с виду незнакомка казалась древней старухой, бегала она быстро, и эльф едва поспевал за ней. — Второй почти сломал клеть, — тараторила на ходу женщина. — Побить его. Запереть. Вернуть туда, откуда сбежал. Теперь хорошо. Теперь не сбежит. Тяжко запирать. Устала бабушка. Кретинов ещё спасать. Огонь останавливать. Незнакомка впихнула «кретинов» под корни огромного дерева, что-то по сказав на своём языке, обращаясь к кому-то ещё. — Житель леса, — сказала она Алатли. — Друг деревьев. Папа Баобаб поможет. Поговори с Папой Баобабом. Вернёшься к кретинам-друзьям. Должны уплыть за море. Не возвращаться. Не мешкать. Не дожидаясь ответа, она отвернулась и побежала навстречу пламени, исчезнув в его языках. Алатли пополз вперёд, под корнями, чувствуя знакомую шероховатость коры, её запах, её твёрдость, прикосновение прохладного мха и грибов, тёплую землю и шелест листвы. Дерево было очень старым, оно проросло из семени ещё во времена Перволюдей, и корни его уходили вглубь и опутывали едва ли не весь континент. » — О Папа Баобаб, с тобой говорит сын леса, — мысленно обратился он к дереву. — О Папа Баобаб, ты стар и мудр, ты древний, как земля под моими ногами, и я, как друг деревьев, уважаю тебя и прошу о помощи. Помоги нам, отведи к нашим друзьям. Мы вошли в этот лес с миром, с миром и уйдём.» И дерево показало ему, где находятся его друзья, над каким из его корней они разбили лагерь. Путники выказали уважение лесу, не причиняли ему вред и Папа Баобаб это оценил. — Они совсем недалеко! — обрадованно сказал Алатли. Путь назад занял не так много времени, но большую его часть Алатли полз, чувствуя, как постепенно слабеет. В битве с демонами он воспользовался довольно сильными заклинаниями, и это сильно истощило его, да ещё и раны Навана, которые он разделял, давали о себе знать. Наван понимал это и во всём винил себя. Если бы не его любопытство, всё было бы иначе. — Да. Всё было бы иначе, — прошептал Алатли, улыбаясь. — Не было бы этих приключений. Если бы не твоё любопытство, Шоколадка, я бы продолжал изнывать от скуки в Чаролесье! Вконец измотавшийся, он выполз из корневой норы, распластавшись среди каких-то тропических цветов, выхаркивая кровь, чувствуя, что у него не осталось сил даже пошевелиться. Перед глазами у него всё плыло, сознание покидало тело, пытаясь убежать от невыносимой боли, и последнее, что он почувствовал, было прикосновение мягких пальцев Итары.Вместе сквозь время
23 февраля 2020 г. в 14:02
Он был бесконечной круговертью холодного звёздного света и туманов далёких миров. Он не испытывал ни ненависти, ни жажды, просто так уж получалось, что он разрушал всё, к чему прикасался, сметал любые препятствия на своём пути — даже если эти препятствия не были таковыми. Ведь путник, бредущий сквозь лес, не задумывается о ветках, на которые на ступает, о зарослях, которые он прорубает ножом.
И всё же сейчас он испытывал нечто, похожее на злость. На ярость зверя, которого долгое время держали в клетке, и его ликование, когда тому удалось сломать эту клетку и вырваться на волю. Ему было невдомёк, что те, кто его заточили, давно мертвы.
— Брат, — тихо сказал Алатли.
Точнее, это сказал некто, воспользовавшийся его телесной оболочкой. Призрачный дракон. Наван с ужасом понял, что ему знаком этот голос. Дракон, заточённый в храме. Вот почему он оставался там, хотя и мог бы убежать. Он ждал.
Брат, — тихо прошелестел голос, похожий на внезапный порыв песчаного ветра.
Глаза эльфа светились серебром, его тело сияло, будто он вобрал в себя лунный свет. Он вдруг напомнил Навану Сошедшего-С-Неба из легенд его племени — посланника звёзд, положившего конец Первобытной ночи и прогнавшего демонов на нижние уровни.
Два дракона устремились навстречу друг другу. Паззл был собран. Разлучённые братья воссоединились спустя тысячу лет. Наван готов был поклясться, что где-то там, в запечатанной пирамиде, глаза драконьих изваяний на зверях зажглись белым призрачным светом.
Внезапно он почувствовал пульсацию жизни. Она исходила из двух источников, но была так слаба, что он едва различил её среди пульсации магического поля этих руин. Он устремился к источнику и с ужасом обнаружил Мешамбу и Хьорра, лежащих без чувств у подножья пирамиды. Пыльные плиты вокруг были залиты кровью, льющихся из носа, рта, ушей и даже глаз. Тела были непонятно скрючены, будто учёные бились в конвульсии. Наван приложил все свои нынешние силы, которые он приобрёл, путешествуя по лабиринтам измерений, но у него получилось лишь остановить кровь и погрузить друзей в сон. Их жизненные силы были очень слабы, так что несчастные находились на волоске от смерти и помочь им мог только хороший целитель. К сожалению, даже сейчас Наван не располагал такими способностями…
Пылая яростью, Наван обернулся. И вовремя, потому что Алатли, одержимый духом, нёсся на него, от злости исказив лицо.
Раз — и перед Пловцом Времени уже был не его друг, а огромный дракон с налитыми кровью глазами и жадно щёлкающий челюстями.
Два — и вновь это был Алатли, окружённый призрачным сиянием, и ногти его стали когтями, а клыки заострились.
Чисто инстинктивно Наван отпрянул в сторону, и место, где он только что стоял, загорелось чёрным пламенем. Казалось, оно было столь черно, что поглощало свет вокруг. Это был самый опасный вид колдовского пламени, потому что оно сжигало не только тело, но и душу.
— С самого начала это спланировал? — спросил Наван, уворачиваясь от атак дракона. — Спиритический дракон внезапно предложил союз молодому и не слишком выдающемуся магу… Да уж, Алатли хорош. Мог бы и заподозрить что-нибудь.
С другой стороны к нему уже подступал второй, невидимый и неосязаемый. И этот был гораздо опаснее, потому что мог дотянуться до его души. И находился одновременно как на материальном, так и на нижнем уровне.
Драконьи челюсти щёлкнули буквально в дюйме от Навана. Юноша отскочил назад. Взгляд его упал на бесчувственные тела его друзей. Он вспомнил, как они надеялись найти эти руины. Как горели их глаза, когда они рассказывали о давно исчезнувшей цивилизации. Как они все вместе сидели вокруг костра, одни среди прохладной тропической ночи и любовались, как языки пламени летели навстречу звёздам. Как Алатли бросил всё — племя, родной лес, прекрасное Чаролесье и Долину Тысячелетнего Дождя и вслед за другом устремился навстречу неведомым землям и чужим секретам.
Убегаешь, Пловец Времени? Боишься, Пловец Времени? Чувствуешь дыхание Неизбежности на своей спине?
Драконы кружили вокруг него, и их призрачные бока сияли в свете полной луны. Они поймали его в ловушку, и он понимал, что помощь не прибудет ниоткуда. Эти руины давно мертвы. И даже эхо далёких дней стихло, его унесли ветры времени.
Ты всё потерял, Пловец Времени. Свой народ, свой дом, своих друзей. Ты даже потерял свою человечность и обречён веки вечные скитаться по нематериальным мирам — удел, чуждый твоему человеческому разуму.
В их голосе не было ни глумления, ни злорадство, только сухая констатация факта. Сияние их чешуи гипнотизировало. Всё вокруг мерцало, исходило рябью. Словно воды Реки Времени. Наван почувствовал небывалое спокойствие. Хотелось заснуть и раствориться в этом сиянии.
Словно Сошедший-С-Неба, который прогнал Первобытную ночь, но взамен на это оказался заточённым на небе, превратившись в созвездие, освещающее путь морякам и путешественникам. И веки вечные томиться ему в холодной синеве без какой-либо возможности шевельнуться! Нет возврата, нет надежды.
«Нет возврата, нет надежды», — мысленно повторял Наван, пока ликующие драконы подбирались к нему всё ближе, продолжая свой танец, и их челюсти жадно раскрылись, предвкушая, когда душа Пловца Времени перейдёт им.
Сошедший-С-Неба сиял где-то далеко на небесном куполе, окружённый другими созвездиями и, казалось, смотрел Навана, и взгляд его был, в отличии от небесной обители, тёплым и ласковым. Наван вспомнил последнюю ночь, проведённую среди племени, и невидимый танец созвездий, и смеющуюся Пастушку, окружённую небесным стадом, и Венценосца, на кудрях которого лежали цветы из Звёздного Сада, светлой полосой перекинувшегося через ночное небо. Как прекрасны были эти цветы, сотканные из звёздного света! Как прекрасен смех Пастушки, напоминающий звон серебряных колокольчиков!
«Как прекрасны астральные ветры, — говорил ему в ответ Сошедший-С-Неба. — И как сияет Река Времени. Ярче всех звёзд, ярче всех лун и солнц. Многое бы отдали эльфийские поэты Изумрудных Гор и короли, из чьих фонтанов течёт золото и серебро, чтобы хоть раз увидеть её.».
«Весь мир в твоих руках, — весело спросила Пастушка, — а ты от него просто отмахиваешься?»
«Ты бесконечен. Ты непрерывен. Ты непостижим, — промолвил Венценосец, и голос его был мягок и бархатист, словно южная ночь. — Взгляни на себя: да ты сияешь ярче Реки Времени! Эти драконы рядом с тобой что бумажные фонари, свет их жалок и холоден.»
«Будь храбрым», — послышался ласковый голос, не громогласный и не нежный, произнёсший всего два слова, но тем не менее подействовавший на Навана сильнее остальных. Потому что это был голос Айкара. Его настоящего отца.
«Отец? — мысленно закричал Наван. — Отец, ты здесь?»
Но слова его остались без ответа.
«Будь храбрым, Пловец Времени», — хором сказали голоса созвездий.
И вновь звёзды стали звёздами, а ветер — просто ветром. Но в ушах Навана всё ещё звучали бесплотные, далёкие голоса звёздного народа. Будь храбрым, Пловец Времени. Будь храбрым. Будь храбрым. Будь храбрым.
Верно. Он больше не человек, и это надо принять. Не Наван из Зелёного Города, сын Айкара, несмышлёный деревенский парнишка, найдёныш, чужак, ищущий свои корни. Не Чиатава из Племени Земли, сын Путеводной Звезды, чье появление ждали тысячу лет. Он Пловец Времени, светлый, неудержимый и свободный. И все пути ему открыты, и само время не имеет над ним власти. Невидимыми крыльями одарила его Река Времени, и теперь он может летать между измерениями и эпохами.
Он вскинул руку и оттолкнул бесплотного дракона, тянувшего к нему сверкающие когти. Прикосновение сияющих пальцев Пловца Времени оставило ожоги на шкуре дракона, и тот взвыл от боли и ярости. Танец прекратился. Драконы наступали на него, выдыхали чёрное пламя, стараясь добраться до назойливого юноши, ловко скачущего между материальным и нижним уровнем.
Наван понимал, что атаковать первого дракона он не сможет, потому что все повреждения получит Алатли — а то, что царапина для демона, смертельная рана для смертного. Значит, нужно разорвать их связь. Он отключил все чувства, сосредоточившись лишь на двоих — эльфе и его спиритическом звере. Чисто инстинктивно он уворачивался от атак, продолжая смотреть.
И он увидел тонкую нить, опутывающую Алатли и его контрактора, похожую на паутину, но тем не менее она была крепче обсидиановых цепей. Будь Наван человеком, разорвать бы он её не смог, пусть и был силён, словно бык. Потому что тут нужна была вовсе не сила — скорее, она только помешает.
Пловец Времени подскочил к дракону и лёгким, изящным движением рассёк несколько нитей, и дракон-контрактор зарычал он боли. Но нити были не только легки, как паутина, но и также опутывали двоих. Юноша действовал быстро, настолько быстро, что невозможно было ни разглядеть его движения, ни предсказать их траекторию. Драконы пытались достать его, но промахивались. Впрочем, один раз им удалось его ранить, и это отозвалось в нём такой вспышкой боли, что он едва не потерял концентрацию. Нематериальные создания уязвимы для прямых атак друг друга, поэтому долго так он не протянет, подумалось Навану.
Последняя нить натянулась в напряжении, словно струна мандолины. Ребром ладони он перерубил и её. Связь была разорвана, дракон метался и рычал, обезумев от боли и ярости, а Алатли отлетел в сторону, обессиленный и израненный, и ударился об стену какого-то храма, подняв облако пыли. Наван сошёлся в схватке с другим драконом, едва отбиваясь от него. Опыта в битвах у него было мало, да и заклинаний он совсем не знал, так что, несмотря на приобретённую силу, ему приходилось тяжко.
Эльф закашлялся, отхаркнув сгусток крови. Дрожа всем телом, он поднялся, опираясь о стену. Он видел, что победа была явно не на стороне Навана. По правде говоря, шансов
даже выжить у него было немного. Ещё несколько ран — и ему придётся в срочном порядке убегать восстанавливаться в Эхо-Мир.
— Заключи со мной контракт, — закричал Алатли. — Один ты не выдержишь! Ты итак изранен!
— Но если я заключу, то все мои раны перейдут тебе, — откликнулся Наван. — Ты не вынесешь этой боли!
— Вынесу. Не сомневайся.
Алатли выпрямился и упрямо посмотрел на друга. И внезапно в этой щуплой невысокой фигурке Наван почувствовал силу и твёрдость настоящего воина. А в чёрных глазах его горела решимость. Наван усмехнулся. А ведь когда-то этот эльф его убить пытался!
— Я не стану обрекать тебя на это! — упрямо сказал он.
Наван ударил по врагу. Его прикосновение вновь обожгло шкуру дракона-призрака. Не убирая руку, Наван продолжал жечь его чешую, стараясь добраться до его проклятого сердца. Он был слишком сосредоточен на атаке и не заметил, как второй дракон, уже оклемавшийся, устремился к нему, готовясь ударить в спину.
— Сзади! — предупредил Алатли, но было поздно.
Огромные челюсти сомкнулись на туловище Навана. Он почувствовал, как его понимают в воздух, а зубы проникают глубже в тело.
— Я, Алатли из Рода Куницы, смертный из материального мира, клянусь связать своё тело и душу с Пловцом Времени. И да станут двое одним, забьются сердца в унисон и скрепятся ладони в клятве, — в отчаянии крикнул Алатли. — Saelmenia os dreon, — добавил он на Языке Древних, что значило «материя и дух».
До Навана эти слова донеслись сквозь пелену духа. Он понимал, что шансов у него нет. И если он не остановит этих драконов… то кто знает, что будет. А это значит, что принять клятву Алатли ему придётся. Пусть это и означало, что эльф потеряет свою душу.
— Я, Пловец Времени, клянусь связать свою душу с Алатли из Рода Куницы и являться на его зов, и не время, не пространство не станут мне преградой, — процедил он, чувствуя, как дракон подбирается к его душе. — Saelmenia os dreon.
Сколько боли было в этой клятве! И причиной этому был вовсе не дракон.
Два сердцебиения стали одним.
Два дыхания стали одним.
Два крика стали одним.
Двое стали одним.
Два разума, два мыслепотока смешались, образуя водоворот, мешанину воспоминаний и образов, и это было прекрасно. Это была высшая форма близости. Наван и представить себе не мог, насколько это приятно. Ему хотелось смеяться от радости, и боль больше не была помехой.
— Dain couran fael misaha, — произнёс Алатли — нет, это произнесли они хором, и значило это «да вспыхнет искра и возгорится пламя».
И дракон вспыхнул белым пламенем самой жизни, которое пожирало драконью плоть. От боли и неожиданности дракон выпустил Навана и заметался. Тем временем Пловец Времени обернулся и оттолкнул второго дракона, ударив по нему всё тем же белым пламенем.
Тем временем Алатли подбежал к Навану, и они слились воедино. Наван теперь обрёл материальную оболочку, а Алатли мог в полной мере распоряжаться его силами. Нараспев эльфийский маг произносил мантру на Языке Древних: