По разные стороны

      Настал день, когда Джеймс со странным чувством отметил: прошел ровно месяц с момента его прибытия в Тулум. Он откинул одеяло и с тоской втянул морской воздух в легкие. Судя по положению солнца уже около полудня. Впрочем, он не сильно спешил. Наверняка Берт уже с ребятами.       Джеймс быстро оделся и спустился со своей хижины. В убежище уже давно кипела жизнь. Мимо него сновали люди, где-то вдали оттачивали свои навыки уже бывалые бойцы. Кидд побрел по знакомой тропинке и погрузился в свои размышления. Подумать только: целый месяц здесь и за целый месяц ни одной весточки от Эдварда! Он не появлялся ни в одном из городов, где ассасинские шпионы могли бы его заметить.       День шел за днем, конец месяца становился все ближе, но Эдвард все не появлялся, и Джеймс впадал в уныние. Что ж, видимо, его планам не суждено было сбыться, но по истечении месяца он покинет Тулум и отправится на поиски Джона. Так размышлял Джеймс. Однако временами он прохаживался к побережью в надежде заметить, где-то на горизонте двухмачтовый бриг. Но бриг не появлялся.       Кидд все чаще впадал в раздумья. Месяц тянулся слишком долго, а ожидание нагоняло на него чувства путника, погрязшего в густом болоте. Из-за этого на тренировках вместо него часто стал появляться Берт, пока он пытался отоспаться в свободное от мрачных размышлений время.       Хуже всего ему становилось под тяжелым взглядом А-Табайя, который неизменно вопрошал: "Где же твой друг?". Поэтому Джеймс старался по возможности избегать наставника. Кажется, он стал сосредоточием мрачности и тягости, ибо даже Берт стал более серьезным. Хотя бы его ученики сохраняли свое прежнее присутствие духа или по крайней мере умело делали вид.       Однако его тоска была связана не столько с Эдвардом, сколько с желанием наконец отправится в плавание. Джеймс вновь хотел ощутить деревянный штурвал в руках и этот свежий морской воздух, часть которого вот уже месяц дразнила, манила его к себе.       Наконец он вышел на полянку, но там к его сожалению оказалось пусто. Но Джеймса это не удивило; он знал еще одно место, где может найти их. Последние две недели они стали практиковаться в лазании, и вычурные руины старых храмов на площади оказались очень кстати в этом нелегком задании.       Его догадка оказалась верной и вскоре, он нашел всех прямо на главной площади. — Не цепляйся за новый кирпич пока нога не станет крепко! — кричал Берт.       Джеймс уже разглядел три маленьких человеческих силуэта на фоне огромной серой стены. Выше всех и намного проворней, карабкалась Майя; чуть ниже нее был Нойе. Парень постоянно озирался вниз и постоянно притоптывал ногой новую ложбинку, стараясь убедится, что камень под ногой не выскользнет в один момент. Самой последней, но не гораздо ниже других, карабкалась Агнес. Из всех троих она двигалась наиболее неуклюже и неуверенно. Джеймсу казалось будто он аж отсюда видит, как у нее трясутся руки.       По деревьям она лазила не хуже других, но, когда дело доходило до старого и высокого храма, она неизбежно отступала перед ним с бледным от ужаса лицом. Пару раз она едва не сорвалась, но все обошлось. — О, выспался, дружище? — обратился к нему Берт, когда Джеймс подошел достаточно близко. — А мы тут решили немного позаниматься. Надеюсь ты не против? — Ни в коем случае, — улыбнулся Кидд и скрестил руки на груди. Взгляд его вновь устремился на три фигуры. — Как идет практика?       Берт покачал головой: — Неплохо. Прогресс медленный, но есть, — Берт кивнул в сторону Майи. — Девчонка вообще, как дикая кошка: везде пролезет, за все схватится. Ловкая и хваткая, — он причмокнул губами, с удовольствием наблюдая, как Майя ухватилась за выступающий камень и подпрыгнула, хватаясь за следующий.       Но Джеймсу и не нужны были лишние похвальбы в сторону Майи. За время их тренировок он и сам убедился в ее талантах. Девчонка действительно была полна талантов, которые раскрывались как бутоны цветов в теплый апрельский день. Впрочем, остальные были ненамного хуже нее.       Джеймс внимательно всматривался в каждого из своих учеников и в какой-то момент все его мысли сосредоточились только на них. Наконец-то, его внимание нашло более достойною цель, чем пустые унылые размышления. Скоро Майя достигнет вершины, за ней не отстает и Нойе. Вершина. Через пару месяцев им придется спрыгнуть оттуда, и этот прыжок будет ознаменованием их перехода на следующую ступень.       Нойе наконец забрался на вершину; Майя потянула его за руку и хлопнула по плечу. Оставалась одна Агнес. За целый месяц Джеймс привык к ней, и она стала полноценной частью его маленькой группы. Впрочем, иногда, по ночам, в потоке тревожных мыслей об Эдварде, появлялась и она. Он так и не забыл странных обстоятельств их второго знакомства и вовсе не собирался этого делать. Наконец, вершины достигла и она. Несмотря на высоту, Джеймс все еще мог видеть как трясется все ее тело. Храм вызывал у нее панический приступ страха и только он один.       Вместе с Бертом они стояли и наблюдали за ходом обучения троих молодых людей. Но вдруг краем глаза Джеймс заметил странную суету в основном городке. Наконец раздался звук напоминающий пение какой-то птицы, но Джеймс с Бертом знали, что это условленный сигнал. Вместо звонкого и неуклюжего колокола здесь предпочитали тайные и едва заметные для чужаков сигналы. — Что это там: друзья или враги к нам пожаловали? — задумчиво пробормотал Берт всматриваясь в поляну, где и была вся суета. — Посмотрим, — отозвался Кидд. — Эй, слезайте, — крикнул он троице, которая уже тоже услышала странный сигнал.       Вскоре они спустились, и Джеймс пошел вперед, охваченный волнением и любопытством. Не тамплиеры ли это пожаловали в их убежище с помощью карт, которые так любезно им продал Кенуэй? Джеймс не знал, что и думать. Он настороженно коснулся эфеса сабли и осторожно вышел на маленький песчаный берег.       Майя, Агнес и Нойе, следовали за ним как цыплята, заинтриговано высовывая свои головы из-за его плеч. — Что там? Ничего не могу разглядеть, — Нойе упорно вглядывался вдаль, прищурив глаза и прикрывая их от яркого солнца.       Кидд заметил на горизонте какую-то точку. Маленькая, она, тем не менее, быстро приближалась и становилась все больше и больше. Он достал подзорную трубу и от изумления приоткрыл рот. Вскоре на его губах заиграла радостная улыбка, и он продолжал вглядываться в трубу, словно, не веря своему собственному глазу. — Это бриг, — сказал он, складывая трубу.       Берт резко повернулся к нему. Лицо его словно ожило. — Кенуэй? Ха, удачливый вы, мастер Кидд. В последний момент, но эта птица все же прилетела к вам! И через сколько он будет здесь? — Пару часов.       Ни Майя, ни Агнес, ни Нойе не спрашивали кто такой Кенуэй: они знали. В лагере часто о нем говорили. Иногда они улавливали обрезки разговоров Джеймса и Берта, и хотя суть была им не известна, они догадывались, что этот человек важен. И также они твердо знали, что мастера Кидда лучше о нем не спрашивать.       Через пару часов корабль пристал неподалеку от берега; они видели, как матросы спустили несколько шлюпок на воду и теперь неустанно приближались к берегу. Когда первая шлюпка врезалась в песок, с нее выпрыгнул знакомый силуэт невысокого, но крепкого беловолосого мужчины.       Он самодовольно усмехнулся, раскинув руки в приветствии: — Кидд, друг, — крикнул он. — Я смотрю у тебя тут небольшая коммуна, — мужчина оглядел взглядом присутствующих на берегу, отвечая широкой улыбкой на их удивленные и неприветливые лица.       Джеймс по-дружески хлопнул его по плечу, однако, выражение его лица омрачилось. Шлюпки приставали к берегу одна за одной, и вскоре половина команды собралась у Эдварда за спиной. — Надеюсь, для моих людей найдется уютное местечко? — Конечно. Берт, организуй досуг нашим гостям.       Берт согласно кивнул: — Хорошо. Эй, ребята, — обратился он вдруг к ученикам Джеймса, — пойдем.       Они нехотя, но последовали за ним. Джеймс и Эдвард шли в конце, замыкая эту "процессию". Джеймс вдруг с ужасом осознал, что прибытие Эдварда не только не рассеяло тревог, но и добавило новых. Теперь у него нет выбора, и все либо разрешится мирно, либо — кроваво. С каждым шагом волнение его росло и как назло Эдвард молчал.       Однако, когда они достигли лагеря, он не смог скрыть удивления. — Странное место для встречи ты выбрал, — протянул он, разглядывая домики на деревьях. — Какое было, — сухо отозвался Джеймс.       По краям от дороги асассины выстроились в две тонкие линии, и Джеймсу стало немного дурно. Они шли под тяжелыми и осуждающими, как ему казалось, взглядами, и теперь, Джеймс действительно ощущал себя так, словно предстал на суд перед каждым в Ордене. Но худшее предстояло впереди. — Смотрю меня тут не жалуют, — как всегда с усмешкой заметил Эдвард, оглядывая теперь уже окружавших его людей. Джеймса удивляло то, с какой стойкостью он отвечает на нескрываемое к нему презрение. — Кто это такие? Не припомню такой одежды у монахов францисканцев? Ты только глянь какие коротенькие юбчонки у этих девушек.       Кидд ответил ему суровым взглядом: — Заткнись, Эдвард. Если хочешь знать: да, тебя не жалуют здесь и на то есть веские причины, но у тебя есть шанс остаться в живых, поэтому умоляю — прикуси язык. — Ого-о, да ты разъярён. Скажи, — продолжил он шепотом и, в этом шепоте слышалась нотка раздражения, — ты что, попал в плен к местным дикарям? Если так, то я могу тебе помочь, но если же нет, тогда как ты мне все это объяснишь? — Скоро ты сам все узнаешь, — прошипел Кидд.       Команду Эдварда и учеников Джеймс расположили в центре лагеря. Агнес обернулась, бросив на них встревоженный взгляд, а Джеймс с Эдвардом последовали дальше. Наконец, Джеймс заметил на центральной площади А-Табайя. "Ну, время пришло, — отчаянно пронеслось у него в голове. — Все или ничего".       А-Табай стоял гордо выпрямившись, руки заведены за спину, плечи расправлены. В окружении двух своих помощников, которые неизменно стояли каждый побоку от него, он напоминал величественную статую времен античности. Внезапно, Эдвард чуть обогнал Кидда и со всей присущей ему фамильярностью обратился к наставнику: — Сплошь хмурые лица вокруг. Видимо развлечений тут немного, раз все столь угрюмы.       А-Табай бросил на Джеймса суровый взгляд и затем вновь перевел его на Кенуэйя. — Я много слышал о вашей бестактности и грубости, но я полагал, что, придя сюда вы проявите хотя бы капельку пристойности! — Холодно заключил наставник.       Эдвард лишь насмешливо повел бровями и хохотнул: — Что ж, жизнь полна разочарований.       Не выдержав, А-Табай ринулся к Эдварду, и бог весть чем бы это закончилось, если бы Джеймс не встал у него на пути. Вместо физической расправы, А-Табай ограничился лишь гневной отповедью: — Вы убивали наших братьев и сестер в Гаване! Довершили предательство Дункана Уолпола. Содействовали тамплиерам, а затем предали и их! Как я должен судить человека по таким поступкам? Ради чего можно пойти на такое? — глубокий и басистый голос громом раздавался по округе.       Джеймс ощущал напряжение в каждом мускуле своего тела, но внешне сохранял стоическое спокойствие. Он внимательно наблюдал за лицом Эдварда и заметил в нем небольшую перемену. Тот казалось был немного унижен. "Не смей сказать глупость, не смей сказать глупость, — вторил себе Джеймс, молящим взглядом уставившись на Эдварда. — Боже, только не вздумай". — Только ради денег, — насмешливо проговорил Эдвард.       Джеймс разочарованно вздохнул. А-Табай был в ярости, но к его удивлению наставник лишь перевел глаза на своего подопечного, выражая тому все свое разочарование и гнев. "И это твой друг?", — читалось в них. — Мудрец, вы уверены, что сможете узнать его? — обратился он вновь к Эдварду. — Может быть. — Я должен быть уверен, — А-Табай перевел взгляд на Джеймса, а затем обратился к Эдварду, подойдя к нему в плотную: — Вы жизнью обязаны Джеймсу: я настаивал на вашей смерти, — он резко развернулся и удалился вместе со своими спутниками.       Кенуэй перевел непонимающий взгляд на Джеймса. — Пойдем, я объясню все по дороге.       Они шли по тропе, ведущей к одному из старых заброшенных пещерных храмов. Там и решится судьба Кенуэйя. Первые минуты они шли молча. Эдвард с враждебным блеском в глазах оглядывал окружающие их виды. — Так ты выходит мой ангел-хранитель, — с нескрываемым раздражением начал он. — Премного благодарен, вот уж не понимаю только, как тебя угораздило оказаться в подчинении у этого шута?! — голубые глаза наполнились холодом.       Кидд, однако оставался спокоен. Или ему просто стало все равно. — Ты сам в это ввязался, — холодно ответил он. — С твоей вечной жаждой легкой наживы вкупе с безответственностью. И да, большое спасибо за твою благодарность. Рад, что в твоем теле остались проблески совести, иначе я был бы рад понаблюдать за твоей тушкой, болтающейся на веревке, — Джеймс ехидно заулыбался, но улыбка эта была жуткой.       Любой другой бы уже затрясся, но Эдвард знал своего друга лучше "любого другого", а потому лишь гордо хмыкнул. — Тоже мне Дева Мария! Светоч благочестия и смиренности. Подумать только: ни единого порока в этом человеке, — продолжал язвить Эдвард. — О, умоляю, снизойди же до такого простого презренного смертного, как я!       В своих злобных излияниях он не заметил торчащего корня на пути и непременно упал, если бы Джеймс вовремя не схватил его за плечо. — Я сам, — отмахнулся Эдвард, ударив Кидда по плечу. — Хватит. Мы пришли, — сказал Джеймс.       Перед ними раскинулась небольшая полянка, спрятанная у подножья скалы. А в скале, скрываясь среди густых зарослей папоротника, виднелась старая каменная дверь, давно поросшая мхом. Джеймс подошел к ней, прорубил кинжалом несколько лиан с небольшой колонны рядом, словно назойливую паутину, и отыскал в ней выступающий кирпич. Легким нажатием руки, за дверью послышался скрежет. Створки открыты.       Внутри было жутко влажно и темно, однако на входе торчал зажжённый факел. Джеймс взял его, освещая им дальнейший путь. Он обернулся к Эдварду. — Веди, о великий пророк, — Эдвард возвел ладони к верху и театрально поклонился.       Джеймс закатил глаза: — Идиот.       Они не знали сколько они шли по темным коридорам и даже не могли сосчитать примерное количество времени. Для Джеймса все проносилось перед глазами за доли секунды, для Эдварда все тянулось дьявольски долго. Наконец они дошли до той точки, где им пришлось проявить всю ловкость тел и при этом не уронить единственный источник света.       Видимо, раньше тут было два этажа, однако пол второго, по которому они шли, обвалился, и им пришлось лезть под стенкой, хватаясь за выступающие камни.       Храм пребывал в полной разрухе, однако, к счастью все еще сохранил пол, по которому, хоть и не без опаски, но можно было ступать. Джеймс с интересом разглядывал руины. Когда-то это было не менее прекрасное и величественное место чем главный храм. Его воображение дорисовало недостающие детали, разруха сменилась новизной, но все это были лишь жалкие фантазии, которые, как казалось Джеймсу, и в половину не повторяют утраченное величие храма. — Ты так и не рассказал мне какого черта мы должны лазить среди этих развалин и что это был за... — Эдвард запнулся, пытаясь подобрать верное слово. — Шут? — нахально протянул Джеймс, прекрасно зная, какое слово недоговорил его друг. — Предположим. Это какая-то секта? — Нет, Орден. Асассинов — наемных убийц, — сухо отозвался Джеймс. — Ну, расскажи поподробнее. Я знаю конечно, что особым красноречием ты никогда не отличался, но в этот раз уж будь любезен, напрягись. Что тебя так привлекло, помимо девушек в открытой одежде?       Джеймс слышал, что Эдвард остановился. Он обернулся, встретившись с раздраженным взглядом голубых глаз. — Люди с которыми ты временно сотрудничал в Гаване — тамплиеры — наши враги. Они содействуют монархиям и меньшим вельможам, порабощая людей и вгоняя их в еще большую бедность. Мы же им противостоим, так понятно?       Эдвард хмыкнул: — Ага, вечная борьба добра со злом, предельно ясно. Великая война, что длиться тысячелетиями и будет длиться столько же. И две древние, я полагаю, организации как воплощение сего дуализма, — продолжал паясничать Кенуэй. — Однако, я не припомню, чтобы ты когда-то слишком страдал от несправедливости в мире. Так скажи мне: на кой черт это нужно тебе? Чужая борьба? — Может потому что я не такой законченный эгоист как ты? — Джеймс раздраженно толкнул его в плечо. — Пойдем, не хочу торчать тут до темна. — Темноты боишься? — съязвил Эдвард и смиренно последовал за своим другом.       Наконец они вышли в огромный зал. Потолок в нем частично обвалился, и яркие лучи света пробивались сквозь дыры в нем. К залу вели ступеньки, старые, наполовину скрошившиеся, наполовину стертые, поэтому приходилось идти осторожно дабы не поскользнуться.       В конце зала находилось огромное лицо, правда не слишком похожее на человеческое. Но Кидд знал, что это не все. Для того чтобы узреть Мудреца, нужно сбросить все его маски. — Видишь лебедку, — сказал Джеймс. — Ага, — протянул Эдвард. — Ладно, за дело.       Привести орудие в действие оказалось гораздо сложнее чем они ожидали. Однако, вскоре маски загадочного человека были сброшены одна за одной. Черты лица все больше напоминали лицо реального человека и, вскоре, им предстал он — Мудрец. Разные зрачки были выложены голубыми и зелеными камнями. Джеймс отер пот со лба и подобрал свой камзол валявшийся на полу. — Это он?       Эдвард глядел на лицо, не смея оторвать глаз. — Да.       Наставник уже ждал их, когда они вышли из храма. А-Табай окинул их суровым взглядом. — Ну, как все прошло? — Это он, — ответил Эдвард.       А-Табай измученно вздохнул, опустив взор вниз. — Значит объявился новый Мудрец, и борьба возобновится вновь, — проговорил он. Эдвард беспечно цокнул языком, вновь привлекая внимание наставника на себя. — Вы талантливы и гораздо умнее, чем пытаетесь казаться, однако, ваша грубость и невежество перечеркивают все хорошее, что в вас есть, — А-Табай смерил Эдварда суровым взглядом. — Вы можете пробыть здесь какое-то время. Столько сколько потребуется вам и вашей команде на то, чтобы собраться в плаванье, но ни днем более.       Он медленно приблизился к Эдварду, не спуская с него презрительного взгляда, и остановился только, когда подошел вплотную: — Вас здесь не жалуют, капитан Кенуэй.       Завершив свою гневную отповедь, наставник резко развернулся и оставил их одних. Эдвард хмуро смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду, а затем перевел взгляд на Джеймса. — Мне нужно немного припасов, и мы тут же покинем сие замечательно место, — проговорил он.       Эдвард был уязвлен, несмотря на то, что через пару мгновений маска беззаботности и безразличия вновь была на его лице. Но Джеймс прекрасно знал своего друга, возможно даже больше чем Эдвард знал себя сам. Когда они спустились в общий лагерь, Джеймс поймал на себе далекие взгляды его учеников и Берта. Но они были не единственные: множество пар глаз впилось в них, задавая один и тот же немой вопрос.       Эдвард, издали заприметил свою команду и тут же направился к ней. — Парни, готовимся к отплытию.       Джеймс распорядился, чтобы Эдварда обеспечили провизией до ближайшей деревушки. Больше он брать не хотел. Такая неожиданная гордость и холодность обескуражили Джеймса, но он не пытался поговорить с Эдвардом. Распрощались друзья холодно, без слов.       Хотя главная забота упала с плеч Джеймса, он находился в смятении и раздраженности. Он не хотел, чтобы так вышло, хотя это был наилучший исход из всех возможных. И даже среди всей этой суматохи, Джеймс обрел одно стойкое утешение: он спас жизнь своему другу. Из всех возможных опасностей, грозящих Эдварду, асассины теперь не были основной. И вдруг новая мысль осенила его: месяц прошел, Эдвард прибыл в Убежище. Он может быть свободен.       Джеймс размышлял обо всем этом, сидя на бревне и глядя, как силуэт убывающего корабля становится все меньше и меньше. Вскоре и он сам покинет это место, впервые с большой радостью, ведь в этот раз пребывание тут даровало ему больше тревог чем утешений. Вдруг, кто-то стал позади него. Джеймс обернулся. — Что ж, видимо, если твой друг остался жив, все прошло более ли менее хорошо? — Берт неловко перекатился с пятки на носок, скрестив руки на груди. — Видимо да, — глухо отозвался Кидд. — Угу.       Джеймс слабо усмехнулся: он знал, как любопытство распирает Берта изнутри, однако, он держался нарочито сдержанно. Берт медленно подошел к нему и стал рядом, не спуская глаз с горизонта. Было уже давно за полдень и, хотя до заката было еще далеко, в лучах уже виднелся этот предвечерний золотистый блеск, которой вскоре смешается с розовым.       Берт искоса глянул на своего друга: — Мне сказать ребятам, что тренировка закончена?       Джеймс повернулся к нему: он совсем позабыл о своих учениках. Он уедет, а они останутся тут одни. Конечно им найдут нового мастера, а ему нечего и беспокоится о них. В конце концов он и сам был лишь заменой. Однако, к своему удивлению он вынужден был признать, что немало привязался к своим подопечным за этот месяц. — Нет, — вдруг ответил он, оживленно поднимаясь со своего места. — Есть еще пара вещей, которые им предстоит узнать.       Майя была последней. Она ловко спрыгнула с ветки дерева на землю, приземлившись почти с кошачьей грацией. — Молодец, — похвалил Джеймс, со всей присущей ему строгостью учителя. Он старался никого не выделять из своих учеников.       В отличии от Берта. Тот восторженно хлопнул руками: — Браво, вот это прыжок! Несомненно, прыгни вы, милая барышня, на кого-то со скрытым клинком — все, смерть! Мгновенная и бесшумная, — Берт встал рядом с Джеймсом и упер руки в бедра. — Так и надо в нашем деле.       Майя скромно кивнула, однако, не смогла скрыть легкую улыбку от таких восторженных похвал: — Все на благо Ордена, — ответила девушка, расправляя робу асассина. — Право, вы все хороши, — решил вмешаться Джеймс. — Я вами чрезвычайно доволен.       Он оглядел взглядом всех: Майя стояла, гордо выпрямившись, бросая на Берта столь же непростительно горящие взгляды, сколь и гордые. Она как никто прониклась идеями Ордена и, пожалуй, лучше многих понимала их, принимая во всех противоречиях и достоинствах; Нойе, будто жердь проглотил, и все же в нем случилась разительная перемена, по сравнению с тем, что было раньше.       Он немного вытянулся, стал шире в плечах и потому, роба не висела на нем бесформенной тряпкой. Он смотрел своему мастеру прямо в глаза, но в этом взгляде читалось лишь почтение и уважение. И Агнес. Она чувствовала себя неуверенно в робе. Постоянно путалась и спотыкалась о ее полы, хотя они едва достигали ее лодыжек. И теперь, когда нужно было стоять спокойно, она то и дело чесалась и поправляла рясу, словно та жгла ее кожу. Только на миг она подняла на него глаза, едва выдерживая и этот короткий взгляд. — Вы можете отдохнуть, ребята.       Они покорно кивнули и поспешили разойтись.       Вечер Джеймс провел в своей хижине. День оказался слишком напряженным, чтобы у него получилось провалится в безмятежный сон, и он решил предаться мелкому пьянству. Ему удалось раздобыть бутылочку рома из запасов на корабле. Он сидел на матрасе, устало опершись спиной о стенку и глядя в маленькое квадратное окошко, за которым просвечивалось вечернее небо.       Солнце еще не село полностью и, на все в Убежище упала алая тень. Но она быстро ускользала. Джеймс снова ощущал неясную тревогу, но понять ее, уловить ее суть он не мог или просто не хотел, гоня ее подальше на задворки мыслей. Вскоре пустая бутылка звонко упала на пол рядом и Джеймс почувствовал слабое облегчение. Но все равно, что-то гнало его прочь из маленькой хижины, и он решил положится на это странное чувство.       Он уныло брел по знакомой тропинке, пиная мелкий камешек впереди себя. Джеймс не знал куда бы ему пойти, но ноги, кажется, сами несли его в нужном направлении. И вдруг, они же и остановились. Снова он стоял перед главным храмом, под покровом тихой летней ночи. И когда его глаза медленно опустились от самой высокой башенки храма к его подножью. Неожиданно все стало ясно для него. — Я смотрю тебе тут нравится? — заметил Джеймс, медленно подходя к ней ближе.       Агнес обернулась, но отнюдь не испуганно и поглядела на него спокойно и безмятежно. — Не сказала бы так, но из всех мест на этом острове, здесь я чувствую себя спокойнее всего. Хотя надо признать мне и тут страшно, — она вновь перевела взгляд на темную фигуру храма.       Джеймс сел подле нее на каменный блок. Он часто видел ее на этом месте. Агнес любила сидеть на краю бассейна и босыми ногами мутить воду в нем. Но не в этот раз. Впервые за месяц она вновь надела свою контрабандистскую одежду, только шляпы не хватало. — И что тебя пугает? — поинтересовался Джеймс.       Она указала взглядом на руины: — Это. Точнее его темнота. Вот вроде смотришь на него: снаружи весь увешан факелами, все видно, но внутри... — Агнес нахмурилась. — Там одна темнота. И от света снаружи все внутри кажется еще темнее. Иногда мне кажется, что вот-вот и на меня выпрыгнет оттуда какое-то чудище, хотя я знаю, что все это выдумки, но я не могу отделаться от этого чувства. Я чувствую себя неспокойно, — отрешенно добавила она. — Всегда боялась темноты.       Кидд задумался и искоса глянул на нее. Агнес неловко отодвинулась, почесала затылок и, не отрываясь глядела на храм, хотя знала, что он на нее смотрит. Что-то в ее фразе заставило его насторожится, но вместе с тем странная дрожь пробежала по его телу. Он не мог отделаться от чувства, что ее беспокойство имело более глубокие корни, чем простой страх темноты. Или может боялся он сам?       Джеймс перевел взгляд на храм, и при всем его зловещем духе он не зарождал в нем того беспокойства. Теперь он не пугал его. Он хотел было расспросить ее побольше, но она опередила его, задав более банальный вопрос: — Я слышала вы скоро уплываете? — Верно, — Джеймс достал трубку, ощущая острую необходимость закурить. От него не укрылся недовольный взгляд Агнес, однако она не решилась что-то сказать. — Через четыре дня все будет готово, — продолжил он, засыпая табак в чашу. Вы останетесь одни, но ненадолго. — Вам найдут замену? — Надеюсь, что да.       Она ничего не ответила, только неопределенно хмыкнула и пустым взглядом уставилась в неопределенную даль. Джеймс выдохнул терпкий дым из легких. — И куда же вы направитесь? — Агнес искоса глянула на него, и Джеймс заметил в этом взгляде толику странной обеспокоенности. — Искать вашего настоящего учителя, — горько ответил Джеймс.       На несколько мгновений между ними воцарилось тяжелое молчание. Вдруг, с высоты храма сорвалась птица и, громко хлопая крыльями, упорхнула в лесную чащу. Последние лучи алого солнца медленно ускользали по самым верхушкам деревьев, и облака в небе теряли свой багряный отсвет, медленно угасая.       Птицы возвращались в свои гнезда; обезьяны сонно улеглись на ветках, обхватив их своими лапками; люди устало сновали по лагерю готовясь ко сну. В Убежище вдруг стало невероятно тихо и, только стрекот пробуждающихся сверчков и отдаленный шум прибоя мешали полностью погрузится в эту тишину.       Они не говорили. Джеймс не знал, что говорить, да и следует ли, и потому только спокойно курил трубку, временами поглядывая на свою ученицу. Пару раз ее губы содрогались, и из них вырывался оборванный вздох, но она так ничего и не сказала. Однако по нахмуренным бровям и озадаченному взгляду, Джеймс понял, что что-то было у нее на уме.       "Ну же, давай девочка, — думал он, — скажи раз уж так хочется. Интересно только, что". Кидд непроизвольно нахмурился, как это обычно бывало, когда он о чем-то думал.       Агнес склонилась над краем бассейна и подперла подбородок руками, задумчиво глядя на свое отражение в воде. Выражение глубочайшей мечтательности и отрешенности вновь отразилось на ее лице, а зеленые глаза словно заволокло туманом. В этот миг она показалась ему гораздо старше чем есть на самом деле. — Я хотела у вас спросить, — наконец сказала она, не отрывая взгляда от своего отражения.       Увидев молчаливое согласие в его глазах, она продолжила: — Зачем приезжал этот человек? Мистер Кенуэй, кажется?       Джеймс задумчиво втянул терпкий дым и так же неспешно выпустил его из легких. "Так вот оно что... Умеешь ты задавать неудобные вопросы, ничего не скажешь", — недовольно подумал он. — Зачем тебе это?       Агнес подняла свой взгляд на него. — Все о нем трещали последнюю неделю, — пояснила она, невинно хлопая ресницами, — а сегодня так вообще. Его называли предателем. Он был в нашем Ордене? — Нет, но по глупости своей доставил нам не мало хлопот, — хоть он и пытался звучать беспристрастно, но воспоминание об Эдварде вновь пробудило в нем все его раздражение, и он инстинктивно отвел взгляд на воду.       Вода отражала первые звезды на небе и часть ее лица, обращенного к нему. Табачный дым на миг затуманил его глаза и ему показалось, словно рядом с нею в этом отражении он увидел черную тень. Он вздрогнул и быстро переместил свой взгляд на нее. Однако холодок все же пробежал по его спине.       Джеймс надеялся, что, заметив его смятение, девчонка уймется и перестанет задавать столь неудобные вопросы, но она, к его сожалению, решила пойти еще дальше. — Я слышала он поймал какого-то Мудреца для тамплиеров... — Джеймс поймал на себе осторожный любопытствующий взгляд и устало вздохнул. — Агнес, — сказал он строго, — я понимаю, что тебе очень хочется узнать о некоторых вещах, но поверь сейчас для них не время. И это не потому что я тебе не доверяю или что-то вроде этого... Но пойми: ты все же еще не принадлежишь к Ордену полностью и не можешь считаться его полноправным членом. Так же, как и твои товарищи, — добавил он строго, предвосхитив ее вопрос.       Агнес вдруг пересела, сняла ботинки и по обычаю опустила ноги в воду. — Но если вы мне не "не доверяете", почему же тогда не рассказать, пусть даже я и не член Ордена? — Они встретились глазами, и Агнес разочарованно улыбнулась: — Я может быть и наивна, и необразованная, но в таких-то вещах я разбираюсь. Право, не обманывайте, ведь мы оба знаем, что вы мне не доверяете, — сказала она, удрученно опустив голову и, тем не менее, с видом напускной беззаботности, начала болтать ногами в темной воде.       Джеймс почувствовал себя неловко и хотел было сгладить момент чем-то, но Агнес только безразлично отмахнулась: — Бросьте, мастер, я вас не виню. У вас-то есть полное право мне не доверять, чего уж там, — со вздохом сказала она. — В конце-то концов, разве не я вас подвела тогда?       Джеймс облокотился о колени, бессмысленно глядя на свою курительную трубку. Агнес продолжала болтыхать ногами, но на ее лице то и дело отражалась какая-то горькая усмешка. "Как она не пытается это скрыть, а все-таки расстроена", — подумалось ему, и он вновь закурил.       Прохладный и свежий поток ветра всколыхнул деревья, и их листья слабо зашелестели посреди тихой летней ночи. Смеркалось очень быстро и, вскоре, небо из темно-голубого, стало черным. — За тот случай мы с тобой давно в расчёте, — проговорил он, выпуская облачко дыма из легких. — В конце концов, я ведь тоже не остался в дураках. Брось это, Агнес, не думай, что ты здесь чужая. Рано или поздно придет твое время, и ты узнаешь все и даже больше, но пока ты новичок и не прошла посвящение, никто не может посвятить тебя во все тайны.       Она со вздохом вытащила ноги из воды и обхватила их руками, прижав к груди. Подул ветерок и на мокрой коже появились сотни мелких пупырышек. — И когда пройдет это посвящение? Вернее, когда меня сочтут достойной?       Джеймс пожал плечами: — Не знаю. Это всегда по-разному: у кого-то несколько месяцев, у кого-то несколько лет. Зависит от того насколько ценной будет твоя помощь братству...       Агнес нахмурилась и, задумавшись, отвела взгляд в сторону храма. — Что ж, — вздохнула она, — значит впереди долгие годы службы.       Она потянулась вверх, вытянув ноги, и лениво оперлась спиной о каменный блок, устало свесив голову на бок. — Я думал ты будешь разочарована, — заметил Джеймс. — Так и есть, — Агнес пожала плечами и лениво поскребла засохшую грязь на штанине, — но ничего другого мне все равно не остается. Как говорила моя матушка: "Ничего доброго даром не бывает". Но вы обо мне не переживайте, — сказала она, издав тяжелый вздох. — Может оно и к лучшему: я всю жизнь метаюсь из стороны в сторону. Нигде подолгу не задерживалась, но мне такое не по нраву. Я-то и не хотела такой бродяжьей жизни, да только кто меня спрашивал. Так что, оно действительно к лучшему. Пусть это немного не та стабильность, о которой я мечтала, но хоть какая-то. К тому же... — она дотянулась до камешка забавной формы и принялась вертеть его в руках, пристально разглядывая. — Я не одна и борюсь за правое дело. Я надеюсь, — Агнес пристально глянула на него, и лукавая ухмылка заиграла на ее губах. — Верно, — согласился Джеймс.       Агнес поглядела на него еще с полсекунды, и этот плутоватый блеск в ее глазах заставил Джеймса насторожится. Девчонка вдруг поднялась и протянула камешек ему. — Возьмите его, — сказала она. — Моя благодарность и мой вам подарок, — поспешно добавила она, видя сомнения в его взгляде.       Джеймс неуверенно принял такой странный подарок. — Щедро, — заметил он. — Вы его берете? Точно? — Да-а...       Агнес выпрямилась, точно жердь проглотила, и весело перекатилась с пяточки на носок. — Тогда можно еще кое, о чем вас попросить? Говорю сразу: вы не можете мне отказать. Вы приняли мой маленький дар, а там, где я росла, это священный залог дружбы и взаимопомощи, — ее улыбка становилась все шире и шире от сознания собственной маленькой хитрости.       Джеймс хоть и напрягся, однако чем-то этот невинный маленький жест впечатлил его, и он согласился хотя бы выслушать ее. — В следующий раз, когда вы сюда вернетесь, пообещайте мне, что возьмете меня с собой, если конечно сочтете меня достаточно прилежной ученицей.       Джеймс едва не опешил, хотя, пожалуй, такие выходки уже не удивляли его так сильно. Он ожидал чего-то эдакого с той самой минуты как увидел этот хитрый блеск зеленых глаз. Старая детская игра, в которую чаще всего играли дети из неблагополучных и бедных семей, чьим единственным занятием было блуждание по опасным улицам и дорогам Англии. Воры и преступники давали друг другу залог честности и верности кровью и золотом, а дети переняли эту традицию и переделали на свой лад. Ты даешь другу мелкую безделушку и получаешь от него мелкую услугу и дружбу.       Он рассматривал странный подарок в своих руках. "Это ведь только глупая детская забава. Неужели ты станешь следовать этой чепухе?". Он поднял взгляд на Агнес, которая глядела на него веселыми и улыбающимися глазами, ожидая от него такой же честности, которая бывает только у ребенка. И он не смог ей отказать. — Хорошо. Но ты должна стараться.       Она весело подпрыгнула, придерживая свою шляпу рукой: — Без проблем! До встречи, мастер.       Агнес ушла, и Джеймс остался один. Он вертел камешек в руках: сине-зеленый и гладкий, словно отполированный. "Чепуха", — подумал он и хотел выбросить камешек в воду, однако рука его дрогнула. Джеймс поглядел на него еще раз, затем на темную зеркально гладкую воду и, не задумываясь, спрятал камешек в потайной карман своего камзола.